Отсутствие Анны
Яна Летт
Universum. Магический реализм Яны Летт
Жизнь Марины разделилась на до и после, когда исчезла дочь. Анна просто не вернулась домой.
Пытаясь понять и принять случившееся, Марина решает разобраться в себе и отправляется к истокам своего материнства. Странствия в лабиринтах памяти ведут ее к разгадке странной истории взрослого и подростка, равно одиноких, потерянных, стремящихся к любви.
Но Марина и представить не могла, как далеко заведут ее эти поиски.
Новая книга писательницы Яны Летт, которая уже завоевала сердца читателей своим предыдущим циклом «Мир из прорех». Атмосферный магрелизм затянет вас в зазеркалье сна и не отпустит. Это роман о поиске близкого человека через поиск себя.
Хорошо ли наши родители знают нас? А хорошо ли знают себя? Книга о семье, о матери и дочери, о каждом из нас.
Роман по достоинству оценен писательницей Ширин Шафиевой.
Яна Летт
Отсутствие Анны
Маме, которая сумела дать мне то, чего не было у Анны
* * *
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
© Летт Я., 2021
© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2021
Тогда
Глава I
«Время переплавляет любого в крик.
Время – всего лишь отсчет назад на пути к неизбежному. Все говорят так громко, чтобы заглушить саму мысль об этом.
Я же творю тишину бесстрашия».
(Надпись на форзаце учебника по алгебре)
Марина сидела перед клеткой с галдящими мужчинами и пыталась собраться с мыслями.
Она явилась в полицию ближе к вечеру. Пришла бы и раньше, но почему-то у нее засела в мозгу не своя, фильмовая мысль о том, что в полицию можно идти, только когда пропавшего нет хотя бы три дня. Меньше трех дней отсутствия – пустяк, ради которого не следует отвлекать серьезных людей от работы.
Поэтому последние два часа Марина просидела у входной двери, перенеся стул из кухни, и снова и снова звонила, натыкаясь на «абонент вне зоны действия сети». Свои попытки она прервала только дважды. Один раз – когда ее осенила спасительная и фальшивая мысль о том, что Аня задержалась у подруги. Марина набрала единственный известный ей номер. Трубку сняла мать Аниной одноклассницы, которая говорила сочувственно, с хорошо выверенной толикой вежливого волнения, но было в ее голосе и что-то еще. Только положив трубку, Марина поняла что. Недоумение.
Девочка, матери которой она позвонила, явно никогда не была так близка с Аней, как ее дочь утверждала, отмахиваясь этим номером от Марининых расспросов.
Маргарита Михайловна, Анина учительница, к счастью, не только сразу взяла трубку, но и посоветовала Марине обращаться в полицию немедленно, не теряя больше ни минуты. Так она и сделала – только долго выбирала в коридоре между кроссовками и туфлями на каблуке, пока не затряслись руки. Руки выплясывали задорную тарантеллу, как будто решив вести теперь отдельную, веселую жизнь, не имеющую ничего общего с полным скорби и страха телом, а Марина смотрела на черные туфли с тонким каблуком так, как будто видела их впервые.
Позднее Марина не раз пыталась вспомнить, что именно чувствовала между моментом, когда осознала, что Аня не просто опаздывает, и мигом, когда перешагнула порог полиции. Она не воображала немыслимых ужасов, которые могли случиться с дочерью, не пыталась успокоить себя сладкими сказками о вечеринках непослушания, пронизанных запахами дешевых коктейлей в банках и розовой жевательной резинки. Собственно говоря, единственной эмоцией, которую она могла вспомнить, было отупение – если его вообще можно считать эмоцией.
По привычке она шла ближе к краю тротуара – стояла осень, сухие листья сгребали к бордюрам, а Марина любила чувствовать, как они шуршат и похрустывают, приволакивать ноги, как в осенней морской воде… Но сегодня листья молчали.
В приемной совсем юная девочка в кителе, не сходившемся на огромном беременном животе, посмотрела на нее округлившимися глазами, когда она спросила, где здесь можно заявить о пропаже ребенка. Возможно, дело было в том, как она запнулась на слове «ребенок». Внутренне она уже несколько лет не могла заставить себя определять Аню именно так, хотя технически, конечно, ее дочь была ребенком – ребенком на пороге шестнадцатилетия.
Оказалось, чтобы подать заявление, нужен следователь, а следователя нет на месте, поэтому придется подождать. Девочка в кителе отвела ее куда-то и предложила воды или чая. Марина ответила что-то и тут же забыла что.
Коридор, в который ее привели, был выкрашен светло-желтой краской, неровно, с потеками. Часть его оказалась огорожена решеткой, за которой шумно и возбужденно переговаривались бомжи – Марина на миг оторопела.
В тот день она впервые была в полиции и не ожидала, что задержанные на улицах бродяги будут заперты неподалеку от места ожидания для матерей, пришедших подать заявление о пропаже ребенка, пусть даже и такого взрослого, как Аня. Люди за решеткой какое-то время с любопытством разглядывали ее и даже что-то говорили, но вскоре оставили в покое.
Чтобы отвлечься от лишних мыслей и тяжелого запаха, Марина попыталась представить себе, что делала бы на ее месте Идеальная Мамочка. Наверное, уже закатила бы истерику и кричала на несчастную беременную в кителе, требуя, чтобы все силы полицейского участка были брошены на поиски ее детки.
Марина представила, как, спустя всего несколько часов, будет говорить по телефону с кем-то из подруг и рассказывать о пережитом. «Я там чуть с ума не сошла…»
Пожалуй, с учетом ситуации можно будет не просто намекнуть на собственную стойкость, а говорить о ней открыто. Да, именно так. Ситуация достаточно чрезвычайна, чтобы позволить себе слабость похвастаться силой духа. Марина нальет себе полный бокал красного вина, закурит сигарету в доме (этого она почти никогда себе не позволяла) и будет говорить долго и обстоятельно, каждым новым разговором выдавливая боль и страх, накопившиеся за день, без остатка. Сигаретный дым будет плавать по комнате. За окном будет заниматься рассвет. Аня будет спать у себя в комнате. Целая и невредимая. Дома.
Фантазия была такой яркой, что, когда ее окликнули, Марина не сразу сообразила, где находится. Думала, пришел следователь, но нет – просто девочка в кителе принесла чашку чая на блюдечке. Чашка была не казенная, ярко-розовая, с веселой овечкой, говорящей «Бе-е-е» белому сколу на краю. В чае плавали, медленно, как в танце, темные чаинки. На блюдечке лежал, сиротливо прижимаясь к чашке, каменный с виду пряник.
– Если хотите, я еще пряников принесу, – торопливо сказала девчонка, косясь на клетку с мужчинами. – Или, хотите, можете со мной посидеть в кабинете. Только там… Не совсем чисто.
Мысль о том, что же должно твориться в кабинете, если там менее чисто, чем в коридоре с бомжами, вяло ударила хвостом в мутной жиже мыслей и не вызвала ни малейшей ряби на поверхности. Обычно Марина непременно улыбнулась бы собственной шутке или ввернула что-то остроумное вслух. Она любила нравиться незнакомцам… Но, кажется, девочка и так была к ней более чем расположена. Марина мгновенно представила, что такие вот сочувственные взгляды и робкие, тихие шепотки будут сопровождать ее теперь бесконечно долго, может быть, всю жизнь, и резко встала. Звякнула ложка о край блюдца.
– Не подскажете, где здесь туалет?
Девчонка торопливо объяснила.
В туалете Марина долго умывалась холодной водой – тушь потекла, лицо раскраснелось. Долго и бессмысленно она разглядывала себя в зеркале: бледное лицо в потеках косметики, высокий лоб без единой морщины, волосы цвета масла – так говорила парикмахерша, к которой она ходила краситься, хотя ни оливковое, ни сливочное в холодильнике ничуть не походили на этот сияющий сусальной позолотой цвет.
Несколько минут она медлила у зеркала, думая, стоит ли подправлять макияж. Простейший выбор вдруг стал неразрешимой задачей. Происходящее с ней не имело логического объяснения. В супермаркете, хотя Марина ничего и никогда не крала, она часто стремилась быстрее пройти мимо охранников, опуская глаза, будто взгляд мог ее выдать. Так же и теперь ей вдруг показалось, что излишне аккуратный макияж может заставить представителей закона заподозрить ее в черствости – быть может, в причастности?.. Ногти, покрытые бордовым лаком, с противным скрипом впились в край раковины.
Идеальная Мамочка не об этом думала бы теперь, когда драгоценная дочка находится неизвестно где. Она бы бежала через полгорода в разных тапках и одном носке и теперь, срываясь на крик, требовала бы, чтобы ее приняли немедленно, сейчас же…
Глаза болели, и она машинально извлекла ярко-синие линзы, высвобождая настоящий цвет глаз, – как будто маску сняла. Глаза, очень темные, карие, при определенном освещении почти вишневые, были единственным, что внешне связывало их с Аней.
В дверь постучали, а затем в щели появилось лицо девчонки, с которого не сходило выражение испуганной почтительности. При взгляде на Маринино лицо в потеках дорогой туши девчонка машинально прижала ладонь к животу. «Радуется, что не на моем месте, – подумала Марина. – И, может быть, молится – если у нее есть бог, – чтобы никогда на нем не оказаться».
– Следователь пришел, – робко сообщила девчонка. – Он вас ждет у себя в кабинете.
Марина кивнула:
– Спасибо. Я приду через минуту. – Она потянулась за салфеткой, смочила ее водой. Перед тем как закрыть дверь, девчонка быстро стрельнула в нее взглядом – на этот раз почти благоговейным. Как минимум она не увидела в том, чтобы поправлять макияж перед встречей со следователем, ничего зазорного – возможно, наоборот, восхитилась Марининой стойкостью. «Здравствуйте, моя дочь сегодня не вернулась домой после школы…» Покрытый белой казенной плиткой пол вдруг сделал красивый кульбит, метнулся в лицо, как камень из пращи, и Марина с трудом устояла на ногах.
Она должна вспомнить все, что может оказаться важным. Должна сохранять спокойствие. И сделать все, чтобы Аню нашли. Первый раз за день Марина вдруг с ледяным спокойствием подумала, что не перенесет, если Аня не найдется, не перенесет, если именно такой станет ее история… Если это и станет ее историей.
Кабинет следователя плавал в облаке сигаретного дыма, и, увидев ее, очень толстый и лысый человек с лиловеющим родимым пятном на жирной шее виновато помахал рукой, безуспешно пытаясь его разогнать.
– Пожалуйста, курите, – прошептала она. – Мне не помешает.
Следователь благодарно кивнул и повел перед собой рукой, показывая на очень жесткий с виду стул:
– Садитесь.
Размещаясь на стуле, не обманувшем ожиданий, она вдруг с изумлением увидела в глазах этого толстого усталого человека искреннее, не казенное сочувствие.
– Имя, фамилия, отчество?
– Анна Максимовна Межова.
Она наткнулась на строгое «Анна» (дочь всегда требовала называть себя только так, и никак иначе), как на забор с острыми кольями.
– Хорошо. Меня зовут Анатолий Иванович. Анна Максимовна, пожалуйста, рассказывайте, что случилось. Спокойно и по порядку.
Марина растерянно покачала головой:
– Извините. Анна – моя дочь. Меня зовут Марина… Марина Антоновна.
Следователь терпеливо кивнул:
– Очень хорошо. Итак, ваша дочь, Анна Максимовна Межова… У вас есть документы? Паспорта, свидетельство о рождении?
Она торопливо кивнула, почувствовав неуместный прилив радости, как после удачного ответа на экзамене, – как будто то, что она прихватила с собой мятый файл с документами перед выходом из дома, гарантировало, что теперь все точно будет хорошо.
– Да. Вот… Анин паспорт. Она не носит его с собой. Свидетельство о рождении… О, мой паспорт, вот… Все здесь. Нужно еще что-то?
– Нет, этого пока вполне достаточно. А теперь, Марина… Антоновна? Пожалуйста, успокойтесь и подробно расскажите, что случилось.
Не сбиваясь, мысленно отмечая, что голос не дрожит, Марина рассказала о том, как к трем начала беспокоиться, как не могла дозвониться до дочери и как потом догадалась позвонить ее классной руководительнице. Звонок Аниной «подруге» она упоминать не стала. Следователь одобрительно кивнул:
– Она все правильно сказала. В случае с несовершеннолетними мы не ждем три дня, Марина Антоновна. У вас дома сейчас кто-то есть?
– Что?.. Нет. Мы с Аней живем вдвоем.
Следователь устало потер переносицу.
– Понятно. Тогда, пожалуйста, попробуйте позвонить на мобильный Ани еще раз, с моего телефона, а потом давайте позвоним к вам домой. Может, вы разминулись и она вернулась в квартиру, пока вас не было? У нее ведь есть ключи?
Марина послушно, как маленькая девочка, играющая в телефон, набрала знакомые цифры. Под взглядом Анатолия Ивановича это было не так страшно, как дома, и на мгновение она поверила, что Аня вот-вот ответит.
– Не отвечает, – сказала Марина, и ее голос впервые дрогнул.
Следователь откашлялся, подвинул к себе ручку.
– Марина Антоновна, сейчас мы поедем к вам домой, но сначала я попрошу вас сосредоточиться и ответить на все мои вопросы как можно подробнее. Ничего не упускайте, каждая мелочь может быть важна. Хорошо? Готовы?
Марина кивнула. Следователь взял с ней верный тон – он предлагал сложную задачу, а решать задачи Марина любила. Выучить пятьдесят билетов в ночь перед экзаменом и сдать на «отлично». В одиночку исправить проект, который профессионально запорола целая редакция. Спокойно и подробно отвечать на вопросы толстого незнакомца, когда твоя дочь пропала. Сложный вопрос – немедленный и точный ответ. Проще простого.
– Хорошо. Вам известен IMEI-код телефона вашей дочери?
Привычная схема дала сбой, и Марина вздрогнула.
– Не уверена… Что это?
Толстяк вздохнул, поерзал.
