– Зачем это ещё?! – возмутился рыжий парень – тот самый, который так удачно опоздал в злосчастный третий вагон. Звали его, как успел узнать, Антоном.
Седовласый старичок поднял равнодушный взгляд и вздохнул.
– Ну а как иначе, молодой человек? Вот напутаете вы с этими своими энергиями, и как потом клочья мяса опознавать без отпечатков пальцев?
Сказано это было столь равнодушным тоном, что я поверил в объяснение сразу и безоговорочно.
Как-то резко расхотелось управлять «этими своими энергиями», но удержался, не поддался панике. Оттёр пальцы от туши, перешёл в следующий кабинет и оказался на приёме у стоматолога. Тётка средних лет с удивительно мощными руками велела сесть в кресло, откинуть голову и открыть рот. Я напрягся, но приём ограничился осмотром зубов с помощью зеркальца да диктовкой какой-то абракадабры медсестре.
– Свободен!
Второй раз просить не пришлось, и я спешно покинул кабинет, а в коридоре столкнулся с Ингой и Лией. Девушкам выдали столь же бесформенные штаны и рубахи, только им ещё пришлось подворачивать рукава и штаны. Улыбнулся бы, да было не до того.
Медкомиссия! Я вдруг сообразил, что мы проходим медицинское обследование, и снял очки, растеряно протёр стёкла полой рубахи.
Могут ли отсеять соискателя уже на этом этапе – вот в чём вопрос.
Могут или нет?
Подавив невольную дрожь, я прошёл ещё пару специалистов и пристроился в конец небольшой очереди в последний кабинет с терапевтом. Следом подошли Лев и Аркадий, а вот девушки скучковались в другом конце коридора – их принимал свой специалист.
– Жарко! – сказал Аркаша и принялся обмахиваться учётной книжкой.
Лев потел ничуть не меньше товарища, но беспокоился совсем по другому поводу.
– Интересно, инициация сегодня будет? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Тридцатое июня – последний оптимальный день…
Поинтересоваться, с чего это он взял, я не успел, поскольку подошёл мой черёд идти на приём. В просторном светлом кабинете за столом сидел профессорской внешности дядечка-врач, ассистировала ему симпатичная медсестра лет двадцати на вид со светлыми волосами, подстриженными коротко, точь-в-точь как у Инги.
Обратил на это внимание, когда передавал учётную книжку врачу, а ещё подметил, что в кабинете отсутствует таблица для проверки зрения. Это как-то немного успокоило.
– Разувайтесь, – попросила медсестра, а стоило мне выполнить распоряжение и прижаться спиной к стене рядом с планкой для измерения роста, объявила: – Сто восемьдесят пять сантиметров.
После пришла очередь измерения веса. Медсестра уравновесила устройство, сдвинув гирьку по рейке с делениями, и поджала губы.
– Пятьдесят семь восемьсот, – оповестила она врача и сочла нужным добавить: – Недобор массы тела.
– Не страшно! – благодушно улыбнулся дядечка, делая в моей учётной книжке новую запись. – Были бы кости, мясо нарастёт!
Спорить с врачом медсестра не стала и попросила:
– Раздевайтесь.
Я стянул через голову рубаху, положил её на свободный стул, затем избавился от штанов, и тогда последовало уточнение:
– Полностью, пожалуйста.
Справиться с замешательством и завязками удалось далеко не сразу, но всё же стянул чёрные ситцевые трусы и кинул их на стул к остальной одежде, оставшись в чём мать родила.
Девушка с абсолютно невозмутимым видом опустилась передо мной на колени и принялась нажимать пальцами на пах, затем отработанным движением оттянула с головки крайнюю плоть, сразу вернула ту на место и выпрямилась.
– Без особенностей, – оповестила она доктора, и тот шлёпнул в мою учётную книжку соответствующий штамп.
– Внутренние патологии?
Затейливый жест медсестры обернулся лёгким жжением в области темени, и лишь крайнее удивление позволило сохранить невозмутимость, когда начавшая опускаться волна тепла миновала пупок и ушла ниже.
– Без патологий!
И вновь к желтоватой бумаге приложился очередной штамп.
– Особые приметы?
Медсестра смерила меня оценивающим взглядом и начала перечислять:
– Нависающие надбровные дуги, глаза серые с оттенком зелёного, короткие мочки ушей, над левым соском чёрное родимое пятно диаметром пять миллиметров.
Девушка опустила глаза, и я ощутил, как к щекам приливает кровь, но ничего вроде давешнего «без особенностей» не прозвучало, был отмечен вертикальный шрам над правым коленом в три сантиметра длиной, а затем меня попросили повернуться спиной. Там отметили ещё пару родимых пятен и лишь после этого прозвучало долгожданное:
– Надевайте трусы, проходите к столу.
А стоило только выполнить распоряжение, как медсестра что-то негромко прошептала. Я вздрогнул и развернулся к ней:
– Что, простите?
– Число расслышал? – уточнил доктор.
Я собрался с мыслями и сказал:
– Шестнадцать.
Тут же девушка сказала ещё даже тише прежнего:
– Сорок восемь.
Но на этот раз я был к чему-то подобному готов и повторил число без всякого труда. Доктор шлёпнул в учётную книжку новый штампик, велел закрыть глаза и коснуться указательными пальцами кончика носа. Затем пришлось последить за движением молоточка, после этим же молоточком меня постучали по коленям и разрешили вставать и одеваться.
– А книжка? – спросил я, прежде чем покинуть кабинет.
– Останется у нас, – объявил дядечка. – Свободен!
Я вышел в коридор, меня сменил Аркаша, а Лев удивлённо спросил:
– Ты чего такой красный?
– Сам увидишь, – сдавленно выдал я и поспешил на выход.
К Эпицентру выдвинулись уже во второй половине дня после не слишком плотного, но достаточно сытного обеда. Солнце припекало, и пришлось надеть шапочку, да ещё и затянуть на бантик завязки, чтобы ту не сорвало с головы потоком встречного воздуха.
Вскоре попался пропускной пункт с отметкой «двадцать пятый километр», сразу после него потянулись полосы распаханной земли, будто государственную границу обустроили. Приложив ладонь ко лбу козырьком, я присмотрелся, но конца контрольно-следовой полосы не разглядел. Да и кончалась ли она вовсе или замыкалась вокруг Эпицентра кольцом? Это было бы логично.
Дрейфовавшие в небесной выси дирижабли остались позади, а потом я ощутил, как понемногу начинает прогревать изнутри непонятной природы тепло. Странное воздействие ощутили и остальные; то на одной машине, то на другой кто-нибудь перегибался через борт и принимался исторгать из себя полупереваренный обед. Мне – нормально.
Мал-помалу сделалось заметно витавшее впереди марево, воздух там словно светился, и смотреть на него стало неприятно, сразу начинало печь глаза. А в остальном – степь как степь: слева ровная как стол, справа холмистая, но и там, и там с пожелтевшей словно после долгой засухи травой.
Понемногу заломило кости и закрутило суставы, пересохла глотка, словно и не пил всего четверть часа назад. Ветер сделался неприятно-сухим, он будто наждаком царапал кожу и заставлял прятать в ладонях лицо. Один из наших спутников грохнулся в обморок, и Лия принялась обмахивать его, но без толку. А столбы на обочинах всё мелькали и мелькали.
Двадцать… Семнадцать… Четырнадцать…
Когда впереди замаячили несколько приземистых строений, автоколонна съехала с дороги на укатанное колёсами поле к уже стоявшим там трёхосным машинам с вытянутыми кузовами, высокими сетчатыми вставками над бортами, открытыми кабинами и непривычно объёмными бензобаками, коих у каждого автомобиля оказалось по два.
Всех, кому стало плохо в дороге, а набралось таких человек десять и ещё двое попросились с ними, сразу по прибытию на место погрузили в один из грузовиков и отправили обратно, даже не став пытаться привести в чувство и оказать первую помощь на месте.
– Отсеялись, – сказал Лев, бледный, потный и весь какой-то несчастный.
У меня и самого состояние напоминало ломку при сильнейшем гриппе, но сдаваться я не собирался. Возможно, очень скоро придёт сожаление о своей упёртости, такое случалось со мной не раз и не два, но сейчас даже мысли не возникло отказаться от инициации. Три изначальных причины – это и без того немало, а я помимо всего прочего до сих пор находился под сильнейшим впечатлением от действий оператора сверхэнергии на вокзале Зимска и во что бы то ни стало намеревался сравняться с ним, а то и превзойти.
И плевать на головную боль. Сейчас всё решится. Прямо сейчас!
Увы, это самое «прямо сейчас» никак не наступало и не наступало. Мужчина средних лет с двумя угольниками на шевроне хоть и распределил нас по машинам, но отдать команду на отправление ему не позволил караульный у шлагбаума.
– Сейчас не их время, господин старший лейтенант! – объявил он.
– Да ещё немного и они спекутся!
– У меня приказ!
Старший лейтенант на своём настаивать не стал и пожал плечами.
– Может, оно и к лучшему, – едва слышно проворчал он и отошёл.
Пришлось ждать. От нечего делать я повертел головой по сторонам, разглядел сразу несколько затянутых маскировочной сеткой зенитных точек, топливозаправщик и броневик рядом с ним, а немного дальше – причальную мачту дирижаблей. За шлагбаумом, точнее – сразу после столба с цифрой один, дорога раздваивалась: одно ответвление шло прямиком к Эпицентру, другое резко забирало вправо и начинало огибать источник сверхэнергии по широкой дуге.
А кругом – жёлтая степь и марево раскалённого воздуха над ней. И ещё – ярко-голубое небо. Чистое-чистое, глубокое-глубокое, без единого облачка. Неожиданно понял, что подобного оттенка не видел ни разу в жизни. Даже закружилась голова…
Лёва отбежал в сторону и согнулся в приступе рвоты, мы с Аркашей подхватили его под руки и помогли выпрямиться. Мне и самому стало как-то очень нехорошо, знобило и пересохла глотка, но накатившая после взгляда в небо слабость понемногу отступала, на ногах я стоял уверенно и твёрдо.
Бросил взгляд на девушек – те укрылись от палящих лучей в тени борта и, судя по всему, чувствовали себя неплохо.
– Внимание! – повысил голос старший лейтенант. – Стройся!
Пришлось изображать подобие неровной шеренги; на занятиях по военной подготовке нам влепили бы большой и жирный кол, но сейчас никто делать замечаний не стал. Стоим – уже хорошо.
– Отказ от претензий в случае гибели у всех родные подписали? Риск не слишком высок, но смотрите – ещё есть время передумать! – заявил вдруг старший лейтенант, выждал немного и махнул рукой на восток. – Это Западный луч, прямая дорога на Эпицентр! После прохождения инициации сможете продвигаться по нему непосредственно до своего витка. А сейчас вас повезут по спирали, это займёт куда больше времени, зато интенсивность излучения станет нарастать постепенно. По прямой от стартовой позиции до центра спирали тринадцать километров, а каждый из двенадцати витков приблизит к Эпицентру лишь на километр.
– А что придётся делать? – послышался девичий голос. – Нам ничего не объяснили!
– Ничего делать не придётся! Просто постарайтесь расслабиться! – ответил старший лейтенант, бросил взгляд на наручные часы и продолжил. – На западном направлении излучение самое слабое, на восточном – наоборот. Дорога проложена таким образом, что за южную дугу достигается пик интенсивности витка, а на северной оно остаётся неизменным. Традиционно окружность разделена на квадранты и румбы, последних тридцать два.
– Румб – это направление на морском компасе! – выкрикнул кто-то из строя.
– У моряков – направление. У нас – сектор в одиннадцать с четвертью градусов от этого румба и до следующего. Отсчёт начинается с запада и идёт против часовой стрелки. В первом румбе каждого витка интенсивность излучения наименьшая, к концу шестнадцатого она достигает своего предела.
У меня от столь сумбурных объяснений голова кругом пошла. А вот чуток оклемавшийся Лёва лишь покивал, словно эта лекция подтвердила какие-то его догадки.
– Наши способности будут как-то зависеть от того, в какой именно момент мы войдём в резонанс? – спросил вдруг Антон – тот самый рыжий счастливчик.
Старший лейтенант поколебался немного, но на показавшийся ему неудобным вопрос всё же ответил.
– Будут! И от витка, и от румба. В первую очередь – от витка.
– А какой виток самый перспективный? – продолжила расспросы чернявая девица.
– Неважно! – отмахнулся лейтенант. – Вы в любом случае не сможете контролировать процесс инициации. Мой вам совет – просто расслабьтесь!
Совет был неплох, и я бы с превеликим удовольствием ему последовал, да только нервы едва ли не звенели от напряжения. Ещё и это тягостное ожидание непонятно чего…
– Дирижабль! – встрепенулся вдруг Аркадий.
Я обернулся и обнаружил, что к причальной мачте и в самом деле приближается небольшой аэростат, а его то ли сопровождают, то ли конвоируют два истребителя. Надпись на борту гласила: «Общество изучения сверхэнергии». Ниже было написано что-то куда мельче, разобрать слова не удалось. А вот Аркаша хоть и сощурился, но всё же прочитал:
– «Под патронажем великого князя Михаила»… – Он скривился и сплюнул под ноги. – Контра!
Я бы тоже сплюнул, да пересохло в глотке. Контра и есть.
Великий князь Михаил на протяжении двух последних десятилетий возглавлял засевших в сенате монархистов. И пусть мой папа всерьёз полагал, будто лишь нежелание этого старорежимного реликта содействовать возвращению из зарубежного изгнания своего венценосного кузена уберегло и уберегает республику от попыток реставрации монархии путём вооружённого мятежа, мне казалось правильным поставить к стенке всех реваншистов разом.
Один из транспортников укатил на взлётное поле, принял там полдюжины человек и вернулся к пропускному пункту. Проверка документов много времени не заняла, почти сразу шлагбаум дрогнул и ушёл вверх, автомобиль резко тронулся с места, быстро набрал скорость и, заложив крутой вираж, вывернул на окружную дорогу.
– По машинам! – скомандовал старший лейтенант. – Пошли! Пошли! Быстрее! Занимайте места по правому борту!
Мы подсадили Ингу и Лию, забрались следом сами и потеснились на лавке, давая возможность усесться рядом уже знакомому рыжему парню и его чернявой спутнице. Противоположную лавку заняли мужчины и женщины в возрасте от двадцати до тридцати лет в столь же невыразительно-больничных одеяниях.
Нас семеро, их семеро. Очень интересно.
Я огляделся и обнаружил, что в других машинах соотношение выдерживается столь же строго. Один соискатель, один… А кто?
Инструктор? Санитар? Реаниматор? Непонятно.
Но зато стало ясно, почему инициацию проводят столь ограниченными партиями – иначе и машин не напасёшься, и персонала никакого не хватит.
– Ну, чтоб не пятьсот вёрст! – произнёс старший в медицинской бригаде и спросил: – Все облегчились? Я серьёзно – остановок не будет, придётся по-морскому с борта!
– А долго ехать?
– Кому как. Самое большее двенадцать часов. Вода и сухой паёк у нас припасены, а вот удобствами машина не оборудована, примите к сведенью. И никаких шуток – остановки в пути не предусмотрены.
