2
– Знаешь анекдот?
Настя опустошила одноразовый стаканчик, поставила на штабель ящиков из-под бананов.
Тыльная сторона магазина выходила на гаражи.
Здесь можно было пить без опасения попасть в полицию.
– Нет, – ответил я и тоже слегка приложился. – А какой?
Водка была неплохой: ударяла в голову сильно, но приятно.
– «Папа Карло, что мне делать! Мальвина дает всем, даже Пьеро, а мне – нет. Говорит, хуй у меня занозистый!»
«Буратино, сынок, иди сюда, я его тебе пошкурю!»
«Папа Карло, а хер-то с этой Мальвиной! Пошкурь еще…»
Мастерски разыграв диалог на два голоса, Настя засмеялась.
– Это ты к чему? – спросил я.
– Да вот к этому…
Я неожиданно почувствовал руку под пуховиком и жесткое прикосновение к тому месту, которое считалось запретным для всех, кроме избранных.
–…Настёнка на занозы не жаловалась…
– Ей виднее, – уклончиво ответил я.
Голова плыла все сильнее.
Слишком толстых женщин я не любил, но от Насти исходила мощная эротическая волна, которой не было сил сопротивляться.
Вдруг подумалось, что жена являла собой щит. Она ушла – и мне открылась новая жизнь.
– Насчет Насти, кстати, – я потряс головой, пытаясь дальше не пьянеть. – Ты так и не ответила. Когда она выйдет? завтра? послезавтра?
– Соскучился?
Я не ответил.
Теперь все бывшее между мной и худенькой лисичкой казалось очень далеким.
Остался лишь нынешний момент – снег, утоптанный и усыпанный окурками, и другая Настя, от которой шла лавина.
– Я ушла от темы. Потому что если бы ответила, ты бы сразу свалил. А мне хотелось с тобой выпить и попиздеть.
– Ясно. Но что с Настей? Когда она наконец выйдет?
– Никогда.
Настя, не покачнувшись, подняла со снега бутылку, налила себе, выпила залпом.
Я машинально протянул ей патрон чипсов, который держал в руке.
– Она… – Настя захрустела, кашлянула. – Уволилась нахуй.
– Почему?
– Потому. У нее жилье в Затоне.
– В Затоне? – я потряс головой. – И оттуда ездила сюда?!
– О чем я и говорю! – она махнула рукой. – Квартира в Затоне, оттуда ездить сюда к восьми утра – не горький сахар. Она целый год жила где-то неподалеку, у какого-то еблана.
– Настя была замужем?
Я спросил невольно, меня это не касалось.
– Врать не буду. Кольцо носила, чтобы местные пьяндыги не приставали. Но замужем или нет – без понятий. Знаю, что жила тут, потому и работала. Но как-то в итоге не срослось.
Замужняя женщина, работающая в магазине, и полгода бывшая любовницей полузнакомого мужчины, не входила в мои прежние понятия.
Но, видимо, я недостаточно знал жизнь.
– В общем, ушла от него и вернулась к себе в Затон.
– Когда? – машинально спросил я.
– Да почти сразу, как ты исчез. Поняла, что ловить тут больше нечего.
– Я не исчез! – возразил я. – Я нашел новую работу и поехал стажироваться!
– А она знала? она вообще что о тебе знала? Не знала даже твоего имени.
Настя перевела дух, быстро налила нам обоим.
– Я тоже, кстати, не знаю.
– И не знай! – я покривился. – Свое имя не люблю.
– Так хули его носишь? Поменяй. Сейчас можно поменять все: и имя, и фамилию, и пол, были бы бабки.
– Знаешь, я о таком варианте не думал.
– Так подумай, ебака! – она подняла стакан. – За нас, за спецназ!
– За нас, – ответил я и проглотил свою порцию водки.
– Слушай, а вообще, ты женатый или как?
– А женатый ходил бы полгода к Насте?
– Ты что, октябренок из колхоза «Знамя Ильича»? Семья и трах – разные вещи.
– Думаешь?
– Знаю. Так женатый, или нет?
– Был женат. Сейчас свободен, как осколок Луны.
Я налил себе и тут же выпил.
Теперь не просто поплыла голова.
Куда-то в далекую даль ушли ноги, где-то посередине осталось неощутимое тело.
Никогда в жизни я не напивался так быстро.
– Покурить хочу, – заявила Настя, поправив грудь, которая за эти десять минут увеличилась раз в пять. – Зажигалку, блядь, не взяла.
– А ты что… куришь?
Мой язык уже завязывался морским узлом «голова турка».
Я из последних сил пытался говорить внятно.
– А кто не курит?
– Ну…
Снег качнулся под ногами, я успел ухватиться за обшитую серым сайдингом стену.
–…Я, например.
– Ты не показатель, ты интеллигент.
– Откуда знаешь?
– Похож.
– Спасибо.
Слова падали, как пинговые пакеты при настройке сети.
Но они держали меня в вертикальном состоянии.
– Ладно, нахуй эту зажигалку. Потом покурю. Ты обещал меня поцеловать.
– А надо?
– А ты как думаешь?
Настя вроде бы тоже качнулась.
Но с ее массой она была куда устойчивей, чем я, после ухода жены весящий 69 килограммов при росте 184 сантиметра.
– Никак. Ты меня напоила.
– Вижу, вижу уж. Мороз стоит, через полчаса протрезвеешь.
Каким-то материнским движением она поправила мне завернувшийся воротник.
– Я что хочу сказать…
– Что? – автоматически спросил я.
– Я не блядь…
–…Не блядь, кто бы говорил…
–…Но и в монастырь билет покупать не собираюсь…
–…В монастырь билет, да…
– Потому что смотрю я утром в зеркало и думаю: вот ёбнет мне лет шестьдесят, и буду я точно также смотреть и думать – балда, почему я так жила!
–…Почему я так жила…
Однозначно, я превратился в пьяного попугая из рассказа, названия которого не помнил.
–…А жизнь – как учили в школе – дается один раз…
Поднятый Настин палец качался перед моими глазами, как метроном.
И я уже не мог понять: утро сейчас, день, или вечер.
–…И надо прожить ее так, чтобы потом не стало мучительно больно из-за того, что я кому-то не дала, когда меня кто-то хотел!
–…Кто-то хотел…
– Вот у Ленки проблемы…
