Владислав Конюшевский "Боевой 1918 год"

grade 4,5 - Рейтинг книги по мнению 520+ читателей Рунета

Опять попаданец. Опять в прошлое. Только все уважающие себя герои попадают в точки бифуркации истории. Этот же попал в то время, когда уже все решено и ничего нельзя изменить. Территория бывшей Российской империи. 1918 год. И что делать, если ему не нравятся ни белые, ни красные, ни даже, прости господи, зеленые. Анархисты, монархисты и прочие «исты» тоже не прельщают. Нацистов (которые еще толком и не вылупились) он вообще не переваривает. Как же быть в этом случае? Кто его знает… Содержит нецезурную брань.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Издательство АСТ

person Автор :

workspaces ISBN :978-5-17-138359-6

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 14.06.2023

* * *

Сны мне обычно снятся разнообразные и разнонаправленные. Некоторые даже интересные. Но то, что я видел сейчас, не лезло ни в какие рамки. Сначала снилось, будто я, совершенно голый, завис в переливающемся облаке. При этом голос, сильно похожий на женский, что-то умиротворяюще бубнил на певучем непонятном языке. Потом, прямо на облаке, стали появляться графики и диаграммы. А голос из умиротворенного становился все тревожнее и тревожнее. Я старательно силился понять, что же мне говорят, только вот ничего не получалось. Да и сам несколько взволновался, когда в облаке появилась фигура человека с моим лицом, которая по мере возрастания тревожного бубнежа стала закрашиваться черным и красным цветом. В конце концов, не выдержав, завопил:

– Ну не понимаю я тебя! Ты по-русски молви, чего хочешь-то?

Голос на секунду замолк, а потом мне в голову стали вливаться образы и ощущения. Сначала тоже было непонятно, но потом потихоньку разобрался, что же до меня пытаются донести. В общем, если коротко резюмировать, то, судя по всему, я попал под удар генного оружия Зелахирдов. Оное оружие меня практически убило, так как по контрольным (генным же) меткам мне не более пятидесяти лет, а вот по общей изношенности организма никак не менее полутора тысяч. А все потому, что совершенно перестали работать внутренние регенеративные установки. Плюс ко всему практически полностью заглушена глубинная память. Напрочь выбиты экстрасенсорные возможности. Ну и до кучи – полный букет всех потерь, сопровождающий пострадавших от рук (или что у них там?) зловредных Зелахирдов.

Но! – в этом месте я оживился – всё исправимо. Единственно, у Сатихаарли (это самоназвание голоса) сейчас нет таких средств и препаратов, которые меня излечат моментально. Но уже синтезированы и постепенно вводятся иоктодроидами все необходимые вещества и программы, которые доведут меня до оптимума за какие-то жалкие несколько циклов. На мой осторожный вопрос «Несколько это сколько?» был дан ответ, что что-то начнет действовать почти сразу. Что-то будет постепенно разворачиваться в течение трех-пяти лет. Но, как бы там ни было, она гарантирует, что через двадцать-тридцать циклов я буду как новенький и ничем не буду отличаться от остальных нормальных предтеч. Мне польстило сравнение с неведомыми, но могучими существами, только сильно смутил временной разброс. Несколько лет и тридцать лет это две большие разницы. Можно сказать, даже огромные. Хотя, если они живут по паре-тройке тысячелетий, то тридцатник для них – это ничто. Как для нас – неделей больше, неделей меньше, особой роли не играет.

До чего же интересный сон! Логичный такой. Цветной. Звуковой. И даже с запахами. Правда, запахи какие-то странные. Как будто паленым несет… Только я это осознал, меня вдруг пронзило чувство сильной опасности. Да и голос будто даже взвизгнул, а радужное облако, вспыхнув ослепительным бело-сиреневым цветом, поглотило все остальное, отрубив и звук, и цвет, и запах. В общем – кино кончилось.

Интересное было. С приятным послевкусием, которое не испортил даже финал. Правда, осталось сожаление, что некоторые полосы загрузки исправлений не дотянули до ста процентов, остановившись – какие на шестидесяти, какие на восьмидесяти. А некоторые и на девяносто. Хотя и стопроцентных хватало. Но вот недотянувших было все равно жалко…

Небольшое отступление – 2

Нефть – это не бензин. Она и горит долго, и гасится плохо. А если горят несколько десятков тонн, то тут уж совсем не до шуток. Вышло так, что схрон последнего предтечи не был рассчитан на бомбардировку. Это ведь не основное убежище, которое даже удар из космоса выдержит, а так – просто один из многих тайников на черный день. Вот и разошлись немного плиты, прикрывающие искин и оборудование. Искин-то ладно. Его защитный корпус не каждая плазма возьмет. А вот аккумулирующие емкости и биопроводка… Емкости были полны, но дефектны. Проводка вообще дышала на ладан. Поэтому, когда туда постепенно стала просачиваться горящая нефть, пошла реакция.

Решение Сатихаарли приняла практически мгновенно. При одномоментном высвобождении энергии из накопителей биообъекты, которые сейчас лежат у нее в гелитегах, будут уничтожены. Это без вариантов. Поэтому был сконфигурирован портал, должный перенести больных за сотню километров отсюда. Но искин был уже несколько поврежден. Да и весь комплекс тоже был не ахти. Плюс от нарастающего жара стали плыть цепи. Вот и вышло, что вместо пространственного прокола был получен темпорально-пространственный. Конечно, будь накопители исправны, ничего бы не получилось. Но так совпало, что они пошли вразнос, и энергии взрыва с лихвой хватило и на пространственный, и на временной перенос. Со стороны это смотрелось, как будто сиреневый купол стремительно накрыл сначала красную, потом фиолетовую, а потом зеленую гелитегу. Люди из них исчезли, а в следующую секунду та самая, оставшаяся «лихва» сдула разбомбленную колонну с земли и смяла все, что было под землей…

Глава 2

Пробуждение было каким-то хреновым. И очень странным, особенно учитывая, что засыпал я одетым, в каменной ванне и под землей, а проснулся голым – в холодной луже и под открытым небом. Чуть позже, при ближайшем рассмотрении, лужа оказалась небольшим озерцом. Да и местность вокруг, даже с натяжкой, не походила на Ближний Восток. Хотя что значит «чуть позже»? Когда я плюхнулся в воду (глубина где-то по колено), то, путаясь во внезапно ослабевших ногах, вскочил и стал ошарашенно оглядываться. Озеро. Кусты. Деревья. Звуки проходили как сквозь вату, но с каждой секундой уши откладывало, слышимость становилась лучше, и до меня дошло, что вот это «тр-тр-тр» и «пух-пух» очень быстро превращаются в «ду-ду-ду» и «бах-бах». То есть где-то совсем недалеко заливается длинными очередями пулемет и ему вторят одиночные хлесткие выстрелы. При этом звук работы пулемета потрясающе напоминал работу «максима». Приходилось как-то иметь с ним дело в… А, не важно. Скажем так – в одной небольшой стране.

Все это осозналось за какие-то пару секунд, а потом я увидел, как из-за возвышенности, перед спуском к озеру, выскочили несколько человек. Довольно замысловато одетых. Кто в форме, сильно напоминающей старую, еще Российской империи, кто вообще по гражданке. Но «гражданка» тоже с претензией – там и косоворотки присутствовали, и какие-то головные уборы, при взгляде на которые почему что вспоминалось слово «картуз».

Выскочившие бежали к озеру и, не сбавляя скорости, влетели в воду. Все это происходило метрах в пятидесяти справа, и я разинув рот наблюдал, как бегуны, высоко задирая ноги и поднимая фонтаны брызг, стремятся уйти подальше от берега. Но они не успели, так как из-за холмика появились всадники и начали активно отстреливать бегущих. Стреляли из винтовок, быстро передергивая затворы после каждого выстрела. Закончилось все буквально после второго залпа, так как пеших было пятеро, а всадников восемь. И стреляли они довольно метко. А после того, как противники ушли под воду, внимание конников переключилось на меня. Ну а чего бы ему не переключиться? Больше никого рядом не видно, а тут я торчу как перст, по колено в воде. Да еще и в чем мать родила. Но думаю, именно из-за общей обнаженности меня и не шлепнули сразу. Заинтриговал их столь необычный натюрморт. Всадники направились ко мне, а я со все большим удивлением начал понимать, что лицезрею самых обыкновенных казаков. Все было в комплекте – кони, лампасы, шашки, чубы, фуражки.

Подъехав ближе, один из них, с погонами младшего сержанта (или как там у них это называется?), хрипло произнес:

– Эй, старый! А ну, ходь сюды!

Ну да. Старый это я. Голова-то у меня бритая, зато бородка и усы седые. Да и внешнее состояние… В общем, как сказала Сатихаарли – общий износ организма на полторы тысячи лет… И тут вдруг я застыл. Блин! А что если тот сон и не сон вовсе? Ведь я сюда каким-то образом из пустыни попал? Казаки опять-таки… Но мысли ворочались необычайно тяжело, да и не до раздумий было, потому что сержант повысил голос:

– Ты там оглох?

Пришлось идти. Быстро не получилось, потому что тело ощущалось как не свое. Как будто я себя всего от макушки до пяток отлежал. Подошел почти вплотную, разглядывая всадников и ощущая тяжелый дух лошадиного пота. А их главный спросил:

– Кто таков? Чегой-то тут делаешь?

И вот тут случилась засада. Я, в общем, был готов хоть что-то ответить, но вместо членораздельной речи смог только промычать:

– Эуаун. Ы-ы-ы.

– Чо?

Сержант был удивлен, и я попытался исправить положение:

– У! У! Ы-ы-п! Ва-ва-ух!

М-да… Исправить ничего не получилось. При этом даже на испуг пробило – что же такого в башке испортилось, что я говорить разучился? Но и испуг был какой-то вялый. Ё-мое! Вот полное впечатление складывается, что меня всего наркотой или обезболивающими накачали. Так может, и все окружающее это глюки? Не… какие глюки бывают, я знаю. И происходящее на эти глюки не походит совсем. Тем временем выяснилось, что мое мычание может даже на пользу пойти, так как один из казаков предположил:

– Можа то юродивый? Али контуженый.

Влез второй:

– Не должон. С пушек-то сегодня не били. В сабли комиссаров взяли.

Подключился третий:

– А вот второго дня батарейные их хорошо приложили.

Первый презрительно сплюнул:

– Агась… Это ж аж под Ресвой было. И он оттеля как есть, голяком притопал.

В конце концов, немного поспорив, чубатые решили, что юродивый я или контуженый, пусть более подкованные в этом люди разбираются, после чего погнали меня куда-то за холм. Идти было колко. Я на каждом шаге подпрыгивал, шипел и пытался причитать. Но вместо причитаний из меня вылетали лишь какие-то неудобоваримые звуки. Зато зоркий младший урядник (это я подслушал, как к сержанту другие обращались) заметил:

– Ха! Гля, как скачет. Похоже, ентот фрукт завсегда в обувке ходил. Нема у него привычки к земле. Так шо вряд ли юродивый… ну да нехай. Контрразведка и не таких разъясняла…

Вот ведь зараза, и не объяснишь ничего! Да я уже особо и не пытался. Доставят к контрикам, а там видно будет. Не получится языком сказать, так напишу. Блин! А вдруг я и писать разучился? Под эти невеселые мысли меня доставили до телеги, на которой восседал престарелый казак. А на самой телеге была навалена какая-то старая обувь, представленная сапогами да ботинками. Свисали брезентовые ленты, похожие на обмотки и, судя по всему, таковыми и являющиеся. А также шинели, гимнастерки, шаровары и пиджаки. Невзирая на обстановку, я даже восхитился хозяйственности станичников. Это ведь они трупы сегодняшние ободрали до исподнего. Вон, водитель телеги поинтересовался судьбой убежавших и, узнав, что те утопли и их не стали вытаскивать, только огорченно махнул рукой.

Потом урядник, показывая на меня, что-то прошептал старому. Тот остро оглядел пленника, а потом определил место на телеге. При этом, покопавшись в глубине тряпья, кинул мне какой-то старый мешок:

– Накось. Мудя прикрой. К людям поедем. Там бабы с ребятишками, а тут ты весь такой красивый… И гляди мне – начнешь шутковать, кишки выпущу.

С этими словами казак извлек из голенища грязноватого сапога небольшой, но хищно выглядевший нож, ловко крутанул его между пальцами и спрятал обратно.

– Ы-ы! Оуым. Иыык.

Это я пояснил, что шутить совсем не собираюсь, но мне нужна некоторая помощь с его стороны. Тот не понял. Я стал показывать жестами. В конце концов до станичника дошло, и, забрав у меня мешок, он своим угрожающим ножиком ловко прорезал в гнилой мешковине три отверстия. Для головы и для рук. Во! Совсем другое дело! Я тут уже подмерзать потихоньку начал. Хотя вот что удивительно. Снега не видно, но явно либо ранняя весна, либо поздняя осень. Деревья и кусты без листьев. И температура совсем чуть-чуть в плюс. Я голый. Но при этом особого дискомфорта не испытывал. Да тут любой бы уже околел, а мне хоть бы хны! Или это уже привет от Сатихаарли начал действовать?

В общем, напялив на себя мешок (который, словно школьное платьице первоклассницы, целомудренно прикрыл коленки), я стал походить на сильно потасканного Рэмбо из первой части. Не хватало только штанов и повязки на голове. С другой стороны, хрен бы с ней с этой повязкой. Пригревшись среди шмоток и продираясь сквозь тяжело ворочающиеся мысли, стал обдумывать, что вообще произошло и почему меня это так мало волнует? Жил себе не тужил до 2018 года. И вдруг, после сна, оказался черт знает где и непонятно в каком времени. Ну, по времени можно определиться. Казаки, комиссары, контрразведка. В вилке от семнадцатого до двадцать второго года. Вопрос «где?» тоже понятен – территория Российской империи. Судя по погоде, нахожусь где-то на юге. Ставрополь. Ростов. Новороссия. Малороссия. В общем, где-то в этом районе, плюс-минус лапоть по карте. Остается вопрос – «как?». Как это все могло приключиться? Сколько ни ломал голову, у меня только одна гипотеза осталась – сон.

То есть сон был вовсе не сном. И ванна та не ванна, а какой-то сложный прибор, оставшийся от пришельцев или какой-то забытой древней цивилизации. Хотя сдается мне, пришельцы и древние цивилизации, могущие создавать подобные механизмы, – это одно и то же. Я в этом уверен, так как для этого есть все основания. Что за основания? Находки разные и очень интересные. Правда, не мною найденные, а коллегами из других фирм.

У конторы, в которой я имел честь трудиться, был несколько иной профиль. Мы в основном презренный металл искали или то, что может стоить действительно хороших денег. Уточняю – не затертые одиночные монетки и не сплющенные позеленевшие самовары, а именно полноценные клады. По всему миру. С серьезной работой в архивах и с не менее серьезной подготовкой. Вот на этом я свой первый зеленый лям сделал. Почти без всяких нарушений закона и с выплатой всех положенных налогов. Последние шесть лет сие и было моим главным увлечением. А до этого…

Ну, много чего разного было. А что вы хотели от детдомовца с русским именем Артем, странным отчеством Владленович и интригующей фамилией Чур. Так как я был подкидышем, то имя досталось от нянечки (спасибо тебе, вменяемая, добрая женщина), отчество от завхоза (спился и умер до того, как я начал что-то соображать), а фамилия от заведующей (которая на тот момент как на грех фанатела от всего древнеславянского). Воспитанником я был проблемным и в первый раз сделал ноги из учреждения в десять лет. Ненадолго. Потом бегал чаще и дольше. Самая большая эпопея – это полгода жизни в забайкальском поселке (зато там научился хорошо ездить на лошади, да и настрелялся вволю) и три летних месяца с выездным цирком-шапито. В цирке, правда, прижился совсем неофициально, но зато знаний почерпнул – мама не горюй!

После детдома – токарем на завод (у нас УПК было по этой специальности). Доработал до третьего разряда, после чего был скоропостижно призван в непобедимую и легендарную. А там – учебка в Марах – и здравствуй, ДРА. Итог – длинный шрам от пули на руке, дырка от осколка на ноге, Красная Звезда и ЗБЗ. Ну, а на сладкое – погоны старшего сержанта. После дембеля героический воин-интернационалист на завод не вернулся, а двинул в институт, на машфак. Уж очень мне оружие нравилось и остро захотелось приложить руку к его созданию. Школьных знаний у меня было ноль, но зато были льготы, поэтому в институт приняли. Я даже до третьего курса продержался, пока окончательно не понял, что хоть как-то, переводом, попасть к конструкторам-оружейникам мне не светит. В итоге приключился большой загул и как итог – отчисление. А чуть позже первая чеченская подоспела…

В военкомате договорился довольно быстро, и поехал свежеиспеченный «контрабас» на свою вторую войну. Там поначалу совсем не понравилось, но потом наткнулся на очень интересных ребят из спецуры – и все стало «в елочку». Итог – нововведенный орден Мужества и поверхностное знание чеченского языка. Дырок дополнительных не приобрел, зато обзавелся очень, очень и очень полезными знакомствами. Именно благодаря этим знакомствам обогатился мозгами, приобрел правильный взгляд на жизнь и восстановился в институте. Закончил его. Так как была военная кафедра – получил звание. Ну а если учесть, что армейские связи вовсе не терялись, а друзья и командиры к этому времени превратились в весьма солидных людей, то жизнь стала насыщенной и интересной. Мотался по всему миру, блюдя интересы не только свои, но и государства. Об этом обычно вслух не говорят, поэтому и я конкретику опущу.

Но потом дало о себе знать осложнение после малярии, подцепленной в достаточно экзотической африканской стране, силы стали уходить, прыть снижаться, и шесть лет назад мне предложили работу в одной очень интересной организации. Вернее, таких организаций было несколько. И представляли они собой, скорее, эдакие клубы по интересам. Но чисто для своих. Тех, кто, по разным причинам, уже не мог с полной отдачей приносить пользу стране на прежнем месте. Но и к кабинетной работе тоже был не приспособлен. Так сказать, для престарелых и не очень престарелых живчиков с сильно развитой авантюрной жилкой. Вот я из всего разнообразия и выбрал контору, занимающуюся поисками разнообразных кладов. Ну не прикалывало меня гоняться за летающими тарелками, следить за экологией в Гренландии или заниматься спасением синих китов. Финансирование поначалу шло от добровольно-принудительных спонсоров (наподобие того, как впоследствии финансировали сочинскую олимпиаду), но потом, ко всеобщему удивлению, конкретно наша организация стала приносить прибыль.

Высокие государственные мужи были этим фактом очень удивлены (ведь мы создавались вовсе не деньги делать, а служить прикрытием для спецслужб), но на прибыли не претендовали – для них это копейки. А я с тех пор там и обитаю. Специализируюсь на бывших английских, французских и испанских колониях. И в Сирию, действительно, приехал по делам конторы. И на духов мы нарвались совершенно случайно. Во всяком случае, хочется так думать, потому что если они ждали конкретно меня, то все очень плохо и где-то наверху, в Дирекции КР, сидит «крот».

Да ладно. Это дело уже прошлое, а вот настоящее… Так – если действительно предположить, что Сатихаарли не плод моего больного воображения, а суровая реальность, то получается очень интересно. Особенно со сроками жизни, глубинной памятью и прочими ништяками. Только что же именно та говорящая штука напутала, из-за чего я разговаривать разучился и тело как чужое ощущаю? Может быть, это потому, что не все в меня загрузилось? Я ведь видел на облачном экране – некоторые полоски не дошли до конца. Хотя вряд ли. Ну не должно быть хуже, чем было! По-любому не должно!

С другой стороны, там чем-то паленым стало вонять. А зная, что наверху разлилось черт-те сколько горящей нефти, могущей повредить тонкую старинную машинерию, то можно прикинуть, что именно из-за этого все по звезде пошло. Охохонюшки… вот такого совсем бы не хотелось. Неужели теперь до конца дней так и буду мычать и ыкать? Очень хочется надеяться, что очухаюсь…

Про сам факт переноса во времени я даже не задумывался. Это относилось к разряду вопросов: «почему в той ванне не было пыли?», то есть в принципе нерешаемых. Поэтому зачем голову ломать? Также не особо задавался вопросом относительно моего невольного напарника. Куда он делся? Да кто его знает? Или в ванне остался. Или в палеозой перенесся. Факт то, что его здесь нет. А на нет и суда нет. Сейчас лучше бы обдумать свое поведение в контрразведке. И что именно я контрикам писать (если сумею) буду.

Но особо обдумать линию поведения не получилось, так как незаметно для себя уснул. А когда проснулся, выяснилось, что мы приехали. Ну, не то чтобы прямо совсем приехали, а въехали в небольшой городок, или крупную станицу.

– Ык. Ух ух буэ?

Это я попытался поинтересоваться названием данного населенного пункта. Возница меня понял несколько превратно и, сурово качнув кнутом, ответил:

– Раньше надо было думать. А нонче терпи. До тюрьмы недалече осталось. Там и опростаешься.

Ну нет слов. Осталось только развести руками. Казаки же тем временем умчались куда-то вперед, лишь самый молодой продолжал сопровождать телегу. А мне осталось крутить головой, впитывая в себя российские реалии столетней давности. Ну, в принципе, реалии как реалии. Асфальта нет. Брусчатки тоже нет. Дорога – обычная грунтовка с ямками и ямами. Те ямы, которые поглубже, засыпаны щебнем. Неглубокие не засыпаны ничем. Вдоль дороги стоят дома. Деревянные, одноэтажные. При этом разной длины. На два окна. На три окна. На пять окон. Заборы в наличии. Где-то из почерневших досок. Где-то из вполне нормальных.

По обочине бегают редкие куры, активно разыскивая чего бы пожрать. Хотя не только по обочине. Вон и на дороге те же куры, выклевывают вкусняшки из лошадиных кучек. Собак хватает. Без привязи, но тихо себя ведут. Никого не обгавкивают, а лежат или лениво трусят по своим делам. Кстати, наличие свободно гуляющих кур говорит о том, что голода здесь еще нет. В противном случае их хрен бы кто со двора выпустил. Значит, временные рамки можно несколько сузить, в вилке от семнадцатого до девятнадцатого года. Ну, я так думаю…

Ближе к центру стали встречаться и каменные строения. Некоторые даже двухэтажные. Заборы, что характерно, стали гораздо ниже, а местами вообще превратились в декоративный штакетник. Интересно, у нас обычно наоборот – чем богаче владелец дома, тем забор выше. Но здесь, видно, богатеи еще не пуганые. Еще обратил внимание на то, что по сторонам дороги появились деревянные тротуары.

Людей тоже хватало. И на окраине, и в центре. Одетых бедно и побогаче. Много было народу в военной форме. Транспорт (исключительно гужевой) присутствовал. Гадил этот транспорт весьма активно, но я увидел, как облаченный в серый фартук мужик (наверное, дворник) довольно шустро собирал следы жизнедеятельности в большой совок. Интересно, а на въезде не наблюдал, чтобы так шуршали, и лошадиные лепехи спокойно себе лежали посередине дороги.

А мы тем временем, миновав небольшую церковь (возница, глядя на нее, размашисто перекрестился), свернули куда-то влево и вскоре остановились перед здоровенными воротами. Забор тоже внушал. Эх! Чувствуется казенный дух. За оградой – двухэтажное, в обшарпанной побелке здание. На окнах решетки. Во дворе (судя по солидному гавканью) сидит барбос. И не один. Помимо барбосов, есть и люди. Слышны голоса и связующий слова незамысловатый мат.

Возница через окошко в воротах быстренько договорился о пропуске внутрь. После чего, оставив меня под охраной своего казака, подкрепленного подошедшим местным солдатом, старый удалился внутрь здания. Правда, перед этим, кивнув в сторону деревянной будки, стоящей в дальнем углу большого двора, велел молодому:

– Этого мычальника до сортира проводи. А то он ерзал сильно.

Я, в общем-то, уже был не против посетить подобное заведение, поэтому двинул без возражений. Сортир оказался самым обыкновенным. Ничем не отличающийся от своих собратьев из будущего. Единственно, там не было ни газет, ни туалетной бумаги. Вместо этого стояла корзина с соломой. Блин! Представив себе процесс подтирания ломкой и колючей соломой, я передернулся. Тут, наверное, особо прокачанный скил нужен, чтобы подобное перенести. А старый анекдот, где говорилось – «могу предложить только наждачку», – заиграл новыми красками. Возрадовавшись, что мне только по-маленькому, быстренько сделал свои дела и был возвращен к телеге. Тем временем местный боец, которому наскучило стоять просто так, поинтересовался у казака:

– А чегой-то он у вас в одном мешке? Даже споднего нету.

Станичник, уже успевший скрутить самокрутку, затянулся, сплюнул и важно ответил:

– Дык и мешок наш. А ентого мы вообще в чем мать родила нашли. Вот и дали чой-нить срам прикрыть.

Солдат не унимался:

– А чо мешок-то? У вас в телеге вона сколько барахла…

Казак ощетинился:

– Ты на чужой каравай рот не разевай!

Но перепалка развития не получила, так как вернулся возница вместе с крепеньким младшим сержантом (то есть у парняги на погонах было по две лычки). Который и отконвоировал меня в здание. Там тоже особо не рассусоливали, и уже через пять минут я стоял в кабинете, разглядывая самого настоящего золотопогонного офицера. Как говорится, белую кость, голубую кровь. Это было даже несколько странно, так как все встречавшиеся до этого вояки ходили либо в казачьей форме, либо в мундирах с полевыми погонами.

Правда, канонический образ, воспетый в романсах, книгах и фильмах, слегка отличался от увиденного. Разве что погоны, с четырьмя звездочками, действительно были золотые. Аксельбанты отсутствовали. Бравости и подтянутости также не наблюдалось. Верхняя пуговица мундира расстегнута. Стоячий воротник слегка засален. Да и сам капитан ощутимо пованивал потом. Это я учуял, когда он, подойдя вплотную и покачиваясь с пятки на носок, стал брезгливо разглядывать меня в упор. Видно, придя к какому-то заключению, глубокомысленно протянув: «Мда…» – кивнул на установленную возле стола табуретку, скомандовав:

– Сесть.

Я сел. Офицер тоже уселся за стол, приготовил лист бумаги, начав допрос:

– Кто таков? Фамилия? Имя? Откуда родом? Чем занимаешься?

Дело сразу застопорилось, потому что на этот и последующий вопросы я лишь ыкал, мекал и бекал. Капитан пробовал разные подходы. Даже выскакивая из-за стола, стимулировал мощными затрещинами. Точнее, когда я потянулся к карандашу, желая написать о себе, офицер, не поняв моего порыва, мощным ударом в глаз уронил подследственного на пол. Стоящий сзади сержант добавил пинка и рывком усадил обратно. Вот тогда-то я получил дополнительно от его благородия еще и по башке.

После чего золотопогонник внезапно успокоился и, усевшись на свое место, достал из кармана металлическую коробочку с витиеватым рисунком. Судя по цвету – серебряную. Открыл ее. Поставил перед собой. Из коробочки извлек крохотную ложечку. Я со все более возрастающим изумлением смотрел на совершаемые телодвижения. А когда контрразведчик насыпал себе на ноготь большого пальца порцию белого порошка, через секунду привычно нюхнув, я охренел напрочь! Мля! Это же уму непостижимо! Вот тебе и голубая кровь! Прямо на рабочем месте шморкать кокаин! Пипец, нет слов!

Приняв релаксант, благородие откинулся на стуле, закрыв глаза. А когда открыл их и вперил в меня превратившиеся в точки зрачки, я почуял, что дело пахнет керосином. И оказался прав, так как офицер со все большей экспрессией начал говорить:

– Ты… мать-перемать… думаешь, я не понимаю, почему ты здесь комедию ломаешь? Из комиссаров небось? Сукин сын! Нехристь поганая! Крест покажи! Нет у тебя креста! И на церковь ты не крестился, морда жидовская! Сознавайся – комиссар? Жид? ЖИД? Говори, падла!

От капитана уже летели слюни, и я, несколько запаниковав, вскочил, задирая подол своего одеяния, желая продемонстрировать воочию, что кем-кем, а жидом уж точно не являюсь. Но опять был понят не так. Контрразведчик буквально взвыл:

– А-а! Тварь! Хрен мне тут свой демонстрируешь! Ну я тебе…

После чего быстро открыл ящик стола и, надевая на руку кастет (кастет?..), буквально прыгнул ко мне.

Ну что сказать. Пришел в себя я уже в камере, лежа на широкой лавке. Глаза почти не открывались и тупо болело все тело. Там ведь не один носитель золотых погон меня обрабатывал. Сержант тоже принял весьма деятельное участие…

В этот момент (видно заметив, что я начал поворачивать голову) сбоку раздался голос:

– Что, болезный? Пришел в себя? На вот – попей.

И мне в губы ткнулся холодный край металлической кружки. Попил, после чего сильно потянуло в сон. Я и не сопротивлялся.

Когда проснулся, чувствовал себя несравненно лучше. И глаза открылись, и тулово не болело. Сел на лавке. Огляделся. За окном была ночь, лишь лунный свет, льющийся из зарешеченного окна, позволял понять, что со зрением у меня все в порядке. А вокруг спали люди. Количество народу определить было невозможно – все пряталось во тьме. Но немало, так как храп стоял солидный. Еще присутствовал тяжелый дух немытых тел, вкупе с грязными носками. Хотя в данном случае, наверное, все-таки портянками.

Так, прислушиваясь и принюхиваясь, осторожно встал. Хм. Не больно. Наклонился влево-вправо. Поприседал. Не больно! Блин! Скажу больше! Я себя настолько хорошо очень давно не чувствовал! И тело уже не как чужое, а вполне нормально ощущается. Весь в надеждах решил протестировать речь:

– Овеа… оверка… П-п. Пр-р-ровека…

Ура! Почти получилось! Заработало! Продолжим:

– Ас, аз, раз. Раз, ва. Раз, два, три!

В этот момент меня прервали. С соседней лавки приподнялась еле различимая в темноте фигура и знакомым голосом прошептала:

– О! Ты уже стоять можешь? А мы думали, что дня три пластом пролежишь. Уж очень сильно тебя побили.

Ха, походу, это тот человек, что меня водой поил. Душевный. Сострадательный. Поэтому ответил со всем вежеством:

– Огу. Олько оворю ы-ы есе похо.

Собеседник глухо выругался:

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом