Она посмотрела в окно поверх его плеча. К оконным стеклам прилипали мелкие снежинки.
– Взгляни на этот снег! – сказала она. – Сыплет так, словно и не собирается прекращаться. Роберт, а тебе не приходило в голову, что было бы просто убийственно, если бы мы оказались заперты здесь на долгие дни, и нам нечего было бы друг другу сказать, кроме «Как поживаешь»?
Роберт не смотрел на снег. Вместо этого он очень пристально смотрел на Камиллу. Внезапно он усмехнулся, но было ли его веселье подлинным, трудно было сказать.
– Совершенно чудовищно, – ответил он.
Появление Бриггса с чайным сервизом положило конец этой беседе – если ее можно было так назвать. Сразу вслед за ним вошел сэр Джулиус, потирая руки и излучая добродушие.
– Чай! – воскликнул он с видом человека, столкнувшегося с неожиданным угощением. – Великолепно! То, что нужно в такой холодный день!
– Надеюсь, на сегодня ты покончил с угнетением богатых, Джулиус, – сказал лорд Уор- бек. – Полагаю, мне не нужно тебя никому представлять.
– Представлять меня! – воскликнул сэр Джулиус с преувеличенным удивлением. – Полагаю, что нет. Камилла, дорогая, ты еще красивее, чем всегда!
– Благодарю вас! Знаете, я уже начала бояться, что никто этого не заметит.
– Моя дорогая юная леди, я не поверю, что кто-либо может быть настолько слеп. Если бы я был немного моложе, я бы… Ах, миссис Карстерс! Какое удовольствие видеть вас! Мы весьма кстати встретились. Я как раз читал один государственный документ, мастерски составленный неким джентльменом в Вашингтоне – весьма мастерски, даю вам слово. Ваш муж там отлично выполняет свою работу. Он нас всех просто поразил.
– Меня он не удивил, сэр Джулиус, – несколько резко прервала его миссис Карстерс. – Я давно знаю, что у него лучшая голова в парламенте по части финансов; я бы даже сказала, что и в стране… даже если…
– Даже если – что? – хорошее расположение духа сэра Джулиуса ничуть не изменилось. – Даже если, скажем, некий человек занимает должность канцлера казначейства, а мистер Карстерс нет? Ничего, его время еще придет. Будет и на его улице праздник, ведь все мы смертны. Скажите ему, что не стоит проявлять нетерпение. Это золотое правило политики.
Что-то очень похожее на усмешку донеслось от оконного проема, и сэр Джулиус быстро повернулся в ту сторону.
– А, Роберт, – сказал он заметно более холодным тоном, – я не заметил тебя там, у окна. Как ты поживаешь?
– Здравствуйте, – ответил Роберт так же холодно.
– Я так понимаю, ты только что приехал?
– Да. У меня вчера была важная встреча в Лондоне.
– Понятно. Лига Свободы и Справедливости, полагаю?
– А что, если и так? Разве вас это как-то касается?
– Я считаю, что это касается любого думающего мужчины и женщины в этой стране, кого волнует демократия.
– А я считаю, что то, что вы с таким удовольствием называете демократией…
– Камилла, ты, кажется, не знакома с доктором Боттвинком. – Спокойный голос лорда Уорбека прервал эту перебранку. – Очень любезно с его стороны проводить время здесь, копаясь в наших фамильных документах. Доктор Боттвинк, позвольте вас познакомить: леди Камилла Прендергаст, миссис Карстерс, мой сын Роберт. С сэром Джулиусом вы уже знакомы. Теперь, как мне кажется, наша небольшая компания в сборе. Вряд ли кто-то еще заглянет к нам в такой день. Задерните шторы, Бриггс. Камилла, ты не разольешь чай?
Напряжение спало. Занявшись монументальным серебряным чайником для кипятка, который Бриггс счел уместным по такому поводу, Камилла поймала себя на том, что в голове у нее крутится полузабытый стишок:
Напились чайку и, не помня досад,
Все счастливы стали опять [7 - Строки из стихотворения «Метла, совок, кочерга и каминные щипцы» английского поэта Эдварда Лира (1812–1888), основоположника «поэзии бессмыслицы» (nonsense poetry). Отрывок приведен в переводе Г. Кружкова.].
По крайней мере на какое-то время воцарился мир. Вид сахарницы побудил миссис Карстерс вовлечь сэра Джулиуса в обсуждение технических деталей пошлин на сахар, привозимый из колоний. Роберт был поглощен беседой с отцом на какую-то столь же безобидную тему. Камилла заметила, что доктор Боттвинк смиренно стоит рядом с ней.
– Может быть, я поднесу лорду Уорбеку его чашку? – предложил он. – Кажется, все остальные заняты.
Она протянула ему чашку. Он неловко принял ее и чуть не уронил.
– Я должен извиниться за свою неуклюжесть, – серьезно сказал он, – но по правде говоря, мои пальцы слегка онемели.
Он благополучно донес чашку до лорда Уорбека и вернулся. Камилла заметила, что Роберт демонстративно и почти презрительно его игнорирует. Она нарочно задалась целью быть любезной с этим покинутым маленьким человеком.
– Вы работали в фамильном архиве с незатопленным камином? – спросила она. – Вы, должно быть, погибаете от холода!
– Нелегко погибнуть от одного только холода, если есть еда, – нравоучительным тоном ответил доктор Боттвинк. – По крайней мере, так подсказывает мой опыт. Но там действительно холодно. Ученые говорят, что существует состояние, известное как абсолютный холод, и я склонен думать, что фамильный архив недалеко ушел от этого состояния.
– Вы очень хорошо говорите по-английски, – рассеянно сказала Камилла. Она смотрела мимо него на Роберта. Со своенравным удовольствием она заметила, что тот бросает сердитые взгляды в ее сторону, словно ее дружелюбие по отношению к этому иностранцу его раздражало. «Ну хотя бы так он мной интересуется», подумала она. Она не могла устоять перед побуждением рассердить его еще больше. Прервав его беседу с отцом, она сказала:
– Дядя Том, доктор Боттвинк рассказывает мне об абсолютном холоде. Вы знаете, что это такое?
– Нет, Камилла, но уверен, что это нечто крайне неприятное.
– Кажется, это очень похоже на комнату, где хранятся фамильные документы.
– Я прошу прощения, – любезно сказал лорд Уорбек, поворачиваясь к историку. – Боюсь, в нынешние времена мне трудно обеспечить гостей тем комфортом, каким бы мне хотелось.
– Что вы, лорд Уорбек, уверяю вас, это пустяки. Мне не следовало этого говорить, даже в шутку. Много раз за свою жизнь я испытывал гораздо более сильный холод, так что повторюсь: это пустяки.
Доктор Боттвинк порозовел от смущения.
Роберт впервые обратился к нему напрямую:
– Без сомнения, в вашей родной стране гораздо холоднее, – медленно произнес он. – А могу я спросить, какая страна является вашей родиной?
Перед лицом этой преднамеренной грубости доктор Боттвинк снова стал совершенно спокоен.
– Трудно сказать точно, – ответил он. – По национальности я австриец, чех и немец – именно в таком порядке. Но я также немного русский, и случилось так, что родился я в Венгрии. Так что в моем происхождении довольно много ингредиентов.
– Включая еврейские, я полагаю?
– Разумеется, – ответил доктор Боттвинк с вежливой улыбкой.
– Доктор Боттвинк, не сочтите за беспокойство передать мне вон те маленькие пирожные, – вмешался лорд Уорбек. – Благодарю вас. Вы не представляете, как я стал завидовать людям, которые могут принимать пищу сидя. Есть лежа – это самое неопрятное из известных мне занятий.
Камилла поправила подушки за его спиной.
– Бедный дядя Том! – сказала она. – Это значит, вы не сможете поужинать с нами сегодня?
– Да, Камилла, именно так. Полагаю, я усну задолго до того, как вы встретите Рождество. Роберт будет хозяином вместо меня. Надеюсь, ты не против.
Камилла посмотрела на Роберта. Он слегка покраснел и избегал ее взгляда.
– Надеюсь, Роберт не против, – сказала она мягко. – Миссис Карстерс, могу я предложить вам еще чашку чая?
– Спасибо, дорогая, только не слишком крепкий. Как я уже говорила, сэр Джулиус, мой муж совершенно убежден, что производители сахара в колониях…
– Лорд Уорбек, – робко сказал доктор Боттвинк, – возможно, с учетом всех обстоятельств, было бы предпочтительнее, если бы я отказался от вашего любезного приглашения поужинать с вашей семьей сегодня вечером? Мне кажется, что может быть…
– Глупости, мой дорогой, – добродушно ответил его светлость, – я настаиваю, чтобы вы его приняли. Вы должны считать себя таким же гостем в этом доме, как и все остальные.
– Но…
– Ну конечно, вы должны поужинать с нами, – вставила Камилла. – Если вы откажетесь, мне не с кем будет беседовать. Еще чаю, Роберт? – невинно добавила она.
– Нет, спасибо, – многозначительно ответил Роберт и встал. – Если сегодня вечером я должен председательствовать на этом праздничном ужине, то мне лучше пойти и поговорить с Бриггсом о напитках.
Он демонстративно вышел из комнаты.
После его ухода возникла неловкая пауза. Миссис Карстерс, у которой временно иссякли описания проблем с колониальным сахаром, потрясенно и с выражением неодобрения смотрела ему вслед. Лицо лорда Уорбека покраснело от гнева, доктор Боттвинк был очень бледен. Рука Камиллы задрожала, и она поставила чашку со стуком, который громко прозвучал во внезапно воцарившейся тишине. Только сэр Джулиус, поглощенный пережевыванием кекса с изюмом, казалось, не заметил, что произошло нечто из ряда вон выходящее.
Первым заговорил лорд Уорбек. Он тяжело дышал и с трудом выговаривал слова.
– Я… прошу прощения, – сумел выговорить он. – Мой единственный сын… гость в моем доме… Мне стыдно…
– Не терзайтесь, милорд, молю вас, – быстро сказал доктор Боттвинк, чей английский стал более формальным чем когда-либо из-за напряженности ситуации. – Я прекрасно осознаю свое положение. Этого небольшого прискорбного инцидента следовало ожидать. Он лишь укрепил меня во мнении, что мне не следует присутствовать за сегодняшним ужином. Я ведь именно так и сказал вчера вашему славному Бриггсу. Не подумайте, что я не ценю вашего гостеприимства, но там, где дело касается политических вопросов…
– Никакой политики в этом доме, – слабым голосом сказал лорд Уорбек.
– Пойдемте-ка со мной, – твердо сказала Камилла, – я хочу с вами поговорить. – Она взяла озадаченного Боттвинка под руку и отвела его в дальний конец комнаты. – Послушайте, я отлично знаю, какие чувства вы испытываете, но вы просто обязаны помочь нам довести до конца этот вечер. Он в любом случае будет довольно неприятным, но без вас и с Робертом в его нынешнем расположении духа все будет еще хуже.
– Хуже, леди Камилла? Я не понимаю. Как он может оказаться еще хуже, ведь это я – виновная сторона в его глазах.
– О, не воображайте, что только вы один! Вы послужили для него лишь поводом продемонстрировать дурные манеры. Он ненавидит сэра Джулиуса так же сильно – я бы даже сказала, сильнее, потому что он считает его человеком, который предал свой клан. И миссис Карстерс он терпеть не может – по той же причине.
– А вас, миледи? Вас он тоже ненавидит? И если так, то за что?
– А вот это, – медленно ответила Камилла, – я и приехала выяснить.
– Я вас понял.
– Благодарю. Я знала, что вы поймете. Вы кажетесь… понимающим человеком.
Доктор Боттвинк с минуту помолчал. Затем, взглянув в сторону дивана, он сказал:
– Это ведь огорчило бы лорда Уорбека, если бы я отказался?
– Его бы это очень расстроило. Этот прием был целиком его идеей, и вряд ли он устроит еще что-то подобное.
Доктор Боттвинк вздохнул.
– Я многим обязан лорду Уорбеку, – сказал он. – Я присоединюсь к вам сегодня вечером, леди Камилла.
– Спасибо. Я очень вам за это благодарна.
– И все-таки, – печально продолжил он, – боюсь, что в лучшем случае я буду чувствовать себя несколько не в своей тарелке. Помимо того, что я вызываю неудовольствие мистера Роберта, между мной и остальными гостями так мало общего.
– Я уверена, что вы можете поладить с кем угодно.
Доктор Боттвинк покачал головой.
– Это не так, – возразил он. – Я – человек довольно специфической квалификации. Я с нетерпением ждал встречи с вашим канцлером казначейства, поскольку существуют некоторые аспекты теории и истории конституции, которые имеют отношение к его посту и по поводу которых, как я думал, он сможет меня просветить. Но когда я поднял эту тему за завтраком, я обнаружил, что он весьма неотзывчив – я бы даже сказал, несведущ.
Камилла рассмеялась.
– Это было очень наивно с вашей стороны, доктор Боттвинк, – сказала она. – Вы и в самом деле ожидали, что член кабинета министров непременно будет разбираться в конституционной истории? Он слишком занят управлением своим министерством, чтобы беспокоиться о таких вещах.
– Боюсь, мои познания об Англии все еще несовершенны, – спокойно сказал историк. – На континенте раньше часто можно было встретить профессоров истории на министерских постах.
– Что ж, не думайте, что вы станете душой компании, настойчиво расспрашивая Джулиуса о британской конституции, – твердо сказала Камилла. – Он вообще ненавидит разговоры о службе. Разве вы не заметили, как утомила его миссис Карстерс болтовней о пошлинах на сахар? Нет, если вы хотите его разговорить, попробуйте затеять разговор о гольфе или рыбалке. Это единственные темы, которые его по-настоящему увлекают.
– Гольф и рыбалка, – серьезно повторил доктор Боттвинк. – Благодарю вас, леди Камилла. Я запомню. Возможно, с вашей помощью я даже наконец пойму английскую общественную жизнь!
V. Роберт в затруднительном положении
Роберт закрыл за собой дверь в библиотеку и со вздохом облегчения шагнул в коридор. Чтобы дойти до людской, ему нужно было повернуть налево, но вместо этого он после минутного колебания повернул в противоположную сторону. Он прошел всего несколько шагов и в удивлении остановился. У стены в углу коридора стоял человек, по всей видимости всерьез увлеченный созерцанием портрета шестого лорда Уорбека верхом на коне и в компании мид-маркширских фоксхаундов [8 - Английская лисья гончая.]. Незнакомец был одет в опрятный серый твидовый костюм и выглядел весьма крупным, но при этом умудрялся казаться незаметным. Похоже, он чувствовал себя совершенно свободно, и при приближении Роберта посторонился, чтобы пропустить его, с видом человека, который ждет, что его присутствие будет восприниматься как нечто само собой разумеющееся.
Роберт был не в настроении принимать что-либо или кого-либо как нечто само собой разумеющееся. Он почувствовал, что Рождество в Уорбеке превращается для него в череду неприятных сюрпризов. Присутствие еще одного нежданного гостя оказалось последней каплей.
– А вы, черт подери, кто еще такой? – свирепо спросил он.
– Мое имя Роджерс, сэр, – любезно ответил крупный мужчина. Его голос звучал странно обезличенно, словно исходил из чрезвычайно благовоспитанного автомата.
– И чего вы здесь шляетесь?
– Ну, сэр, шляюсь я по работе, если можно так выразиться. Вот моя карточка, сэр.
В его руке неожиданно материализовалась маленькая квадратная карточка, и Роберт прочел:
ПОЛИЦИЯ ЛОНДОНА. ОСОБЫЙ ОТДЕЛ.
Джеймс Артур Роджерс, сержант полиции Лондона. Сим удостоверяется его право и полномочия исполнять обязанности, соответствующие занимаемой им должности.
– Понятно, – он протянул карточку владельцу, держа ее кончиками пальцев, словно само ее прикосновение было ему неприятно. – Так вы один из этих, да? А мы с вами раньше не встречались?
– Да, сэр. В последний раз – в воскресенье, двадцатого сентября, между восемью и десятью часами вечера.
