– Я бы все съел.
– Надо было тебе позволить.
– Ну и сидите теперь голодные, – заявил Бо.
Не обращая внимания на предательское урчание в животе, я выудила бутылку вина, которую припрятала в сумке Рида. Самой собраться в дорогу у меня возможности не было – Моргана ведь похитила меня прямо со ступеней собора Сан-Сесиль. К счастью, вчера я по чистой случайности забрела далековато от лагеря и позаимствовала на дороге у коробейницы парочку полезностей. Без вина, конечно же, никак. Равно как и без новой одежды. Коко и Рид поделились со мной своей, чтобы не пришлось и дальше носить окровавленное церемониальное платье, но на мне всё висело мешком – я и без того была худа, а после времени, проведенного в Шато, и вовсе стала походить на скелет. Пока что мне удавалось скрывать свои трофеи в сумке Рида и под плащом, одолженным у мадам Лабелль, но рано или поздно карты пришлось бы открыть.
Что ж, самое время.
Рид помрачнел, увидев вино. Его улыбка растаяла.
– Что это?
– Подарок, конечно. Ты разве не знаешь, какой сегодня день? – Твердо вознамерившись спасти этот вечер, я сунула бутылку в руки ничего не подозревавшему Анселю. Он стиснул горлышко, снова краснея. У меня потеплело на сердце. – Bon anniversaire, mon petit chou![1 - С днем рождения, милый мой малыш! (фр.)]
– У меня только в следующем месяце день рождения, – смущенно пробормотал Ансель, но все равно прижал бутылку к груди. Блик от пламени костра блеснул на его лице, а с ним – и робкая радость. – Мне раньше никто никогда… – Он кашлянул и сглотнул. – Мне раньше никто никогда не дарил подарков.
Счастье у меня в груди слегка дрогнуло.
В детстве мои дни рождения отмечали как священные праздники. Ведьмы со всего королевства съезжались в Шато ле Блан восславить меня, и вместе мы до упаду танцевали под луной. Колдовство окутывало храм терпким ароматом, а мать осыпала меня роскошными подарками: в один год то была тиара с бриллиантами и жемчугами, в другой – букет из неувядающих орхидей-призраков. Однажды она развела воды Лё-Меланколик, чтобы я могла пройтись по морскому дну, а русалки-мелузины, приникнув к стенам воды, наблюдали за нами. Они развевали блестящими волосами и сверкали серебристыми плавниками, а лица их были прекрасны и зловещи.
Уже тогда я знала, что сестры на самом деле праздновали скорее мою грядущую смерть, нежели жизнь, но позднее – в минуты слабости – я сомневалась, что и моя мать всегда видела все так же.
– Мы с тобой рождены под несчастливой звездой, – тихо сказала она в мой пятый день рождения, поцеловав меня в лоб.
Я очень смутно помнила то время – лишь тени в моей спальне, холодный ночной воздух на коже, эвкалиптовое масло в волосах, – но, кажется, по ее щеке скатилась слеза.
Вспоминая об этом, я понимала, что Моргана вовсе не праздновала мои дни рождения.
Она оплакивала их.
– Полагаю, в таких случаях полагается говорить спасибо. – Коко подошла к нам и оглядела бутылку, перебросив черные кудри через плечо.
Ансель покраснел еще гуще. Коко с усмешкой провела пальцем по изгибу стекла, а затем обняла Анселя, прижавшись к нему всеми собственными своими изгибами.
– Какого года сбор?
Бо закатил глаза при виде столь очевидно картинного жеста и наклонился собрать луковицы. Коко краем глаза наблюдала за ним. Эти двое за несколько дней ни разу не поговорили по-человечески. Поначалу было забавно наблюдать, как Коко снова и снова жалит принца своими колкостями, но с недавних пор она и Анселя втянула в эту войну.
Скоро мне придется поговорить с ней об этом. Я посмотрела на Анселя, который до сих пор улыбался до ушей, глядя на вино.
Завтра. Поговорю с ней завтра.
Накрыв ладонь Анселя своей, Коко подняла бутылку, чтобы осмотреть осыпавшуюся этикетку. Огонь костра освещал мириады шрамов на ее темной коже.
– Boisa?nе, – прочитала она медленно, с трудом разбирая буквы. Затем полой плаща стерла с этикетки пятно. – Это значит «бузина». – Коко посмотрела на меня. – Если так называется место, то я о нем не слышала. Но с виду вино очень старое, наверняка оно стоило целое состояние.
– На самом деле оно обошлось мне куда дешевле, чем ты думаешь.
Снова усмехаясь, прочитав подозрение на лице Рида, я подмигнула Коко и выхватила бутылку. Этикетку украшало изображение высокого летнего дуба и стоящего с ним огромного человека с рогами, копытами и в терновом венце. Глаза у него светились желтым, а зрачки походили на кошачьи.
– Страшный какой, – заметил Ансель, наклонившись над моим плечом и взглянув на этикетку повнимательней.
– Это Водвос. – Меня вдруг накрыло волной ностальгии. – Дикий Человек, обитатель леса, повелитель всех растений и зверей. В детстве Моргана рассказывала мне истории о нем.
От одного звучания имени моей матери все вмиг переменилось. Бо резко перестал хмуриться, Ансель – краснеть, Коко – усмехаться. Рид огляделся вокруг, потянувшись за балисардой. Даже пламя костра задрожало, будто сама Моргана дохнула морозным ветром, желая его загасить.
Улыбка застыла на моем лице.
С самого Модранита от Морганы не было вестей. Дни шли, но мы так и не встретили ни единой ведьмы. Справедливости ради, мы вообще мало что видели за все это время, кроме клетки из корней, в которой нам приходилось скрываться. Впрочем, на самом деле против Ямы я особо ничего не имела. Более того, несмотря на недостаток личного пространства и самодержавное правление мадам Лабелль, я почти обрадовалась, когда Ля-Вуазен не дала нам ответа. Мы получили отсрочку. Да и потом, здесь нам всего хватало. Колдовство мадам Лабелль грело нас и скрывало от чужих глаз, отводя беду, а Коко нашла неподалеку горный ручей. Течение не позволяло воде замерзать, и я верила, что в конце концов Анселю удастся поймать там рыбу.
Казалось, мы жили в своем собственном мирке вне времени и пространства. Моргана и ее Белые дамы, Жан-Люк и его шассеры, даже король Огюст – все они просто перестали существовать. Никто не мог тронуть нас здесь. Все было… на удивление мирно.
Совсем как в затишье перед бурей.
Мадам Лабелль высказала мой тайный страх.
– Вы же понимаете, что вечно скрываться мы не сможем, – проговорила она устало и уже далеко не в первый раз, а затем подошла к нам и забрала вино.
Мы с Коко хмуро переглянулись. Честное слово, если я услышу еще хоть одно зловещее предостережение, то самолично утоплю мадам Лабелль в этой бутылке.
– Мать все равно тебя найдет. Сами мы не сумеем утаить тебя от нее. Однако если получится найти союзников, привлечь еще кого-нибудь к нашей цели, возможно…
– Молчание кровавых ведьм – это уже ответ, и очень красноречивый. – Я выхватила бутылку обратно и попыталась выдернуть пробку. – Они не станут помогать нам, рискуя вызвать гнев Морганы. И поди еще пойми, в чем вообще нам нужно помогать и что у нас за цель такая.
– Вздор. Даже если Жозефина не пожелает помочь, есть и другие могущественные игроки, которых мы могли бы…
– Мне нужно еще время, – громко перебила я, едва ее слушая, и указала на свое горло. Колдовство Рида залатало мою рану и спасло мне жизнь, но толстый рубец остался на месте и до сих пор чертовски болел. Но задержаться здесь мне хотелось не поэтому. – Вы и сами не до конца исцелились, Элен. Планы будем строить завтра.
– Завтра. – Она сощурилась, услышав мое пустое обещание. Я уже несколько дней это твердила. На сей раз, однако, мои слова прозвучали иначе. Правдивее. Даже я сама услышала это. Терпение мадам Лабелль было на исходе. Будто подтверждая мои слова, она сказала: – Завтра мы все обсудим, независимо от того, ответит Ля-Вуазен на наш зов или нет. Все согласны?
Я воткнула нож в бутылку и резко его провернула. Все поморщились. Снова улыбаясь, я едва заметно кивнула.
– Кто желает выпить? – я щелкнула Рида пробкой по носу, а он раздраженно отмахнулся. – Ансель?
Тот широко распахнул глаза.
– Я не…
– Помилуй, у него еще молоко на губах не обсохло, какое уж там вино. – Бо выхватил бутылку у Анселя из-под носа и хлебнул от души. – Чтобы Анселю было привычней, тут не обойтись без соски. Или без соска, раз уж мы нынче в такой близости с природой.
Я закашлялась от смеха.
– Перестань, Бо…
– Да, пожалуй, ты права, откуда ему знать, с какой стороны к женской груди подступиться.
– Ты когда-нибудь прежде выпивал, Ансель? – спросила Коко с любопытством.
Потемнев лицом, Ансель выхватил вино у Бо и впился в горлышко. Но фыркать и плеваться не стал, а только разинул рот пошире и чуть ли не полбутылки выпил залпом. Наконец он утер губы тыльной стороной ладони и сунул бутылку Коко. Щеки у него все еще розовели.
– Хорошо пошло.
Я даже не знала, что смешнее – изумленные лица Коко и Бо или самодовольная физиономия Анселя. Я радостно хлопнула в ладоши.
– Умница, Ансель! Ты, конечно, говорил, что любишь вино, но я и не подозревала, что ты можешь хлестать его как воду.
Он пожал плечами и отвел взгляд.
– Я много лет прожил в Сан-Сесиле. Хочешь не хочешь, а полюбишь в конце концов. – Ансель снова посмотрел на бутылку в руках Коко. – Но это вино куда вкусней, чем то, что было у нас в храме. Где ты его достала?
– Да, – поддакнул Рид, которого все происходящее, похоже, не слишком забавляло. – Где ты его достала? Коко и Ансель его не покупали.
Обоим хватило совести принять покаянный вид.
– Ах. – Я захлопала ресницами, а Бо между тем предложил вино мадам Лабелль, которая резко качнула головой. Поджав губы, она ждала моего ответа. – Ни о чем меня не спрашивай, mon amour, и мне не придется тебе лгать.
На лице Рида заиграли желваки – он едва сдерживал гнев. Я сжалась, ожидая очередного допроса. Синего мундира Рид больше не носил, но от старых привычек так просто не мог отказаться. Закон есть закон, и неважно, по какую сторону закона стоял он сам. Бедняжка.
– Прошу, скажи, что ты его не крала, – проговорил он. – Скажи, что просто нашла его в какой-нибудь яме.
– Ладно. Я его не крала. Я просто нашла его в какой-нибудь яме.
Рид скрестил руки на груди и смерил меня суровым взглядом.
– Лу.
– Что? – невинно спросила я.
Явно желая помочь, Коко предложила бутылку мне, и я медленно отхлебнула вина, с беззастенчивым восхищением любуясь мускулами Рида, его квадратным подбородком, пухлыми губами и медными волосами. Затем погладила его по щеке.
– Ты ведь не просил правды.
Он поймал мою руку и прижал к своему лицу, не отпуская.
– А теперь прошу.
Я посмотрела на него, чувствуя, как где-то у меня внутри зреет порыв солгать. Но нет. Нельзя. Я нахмурилась и помолчала немного, размышляя над тем, откуда во мне взялось это безотчетное желание. Рид принял мое молчание за отказ и придвинулся ближе, надеясь выманить ответ.
– Ты его украла, Лу? Правду, пожалуйста.
– Слишком уж снисходительный у тебя вышел тон. Еще разок попробуем?
Раздраженно вздохнув, Рид поцеловал мои пальцы.
– Ты совершенно невозможный человек.
– Отнюдь. Маловероятный – пожалуй, но уж точно не невозможный.
Я приподнялась на цыпочки и поцеловала Рида в губы. Покачав головой и невольно фыркнув, он наклонился ниже, обнял меня и ответил на поцелуй. Меня захлестнуло восхитительной жаркой волной, и я с недюжинным трудом сдержалась, чтобы не повалить Рида на землю и не надругаться над ним сию же минуту.
– Господи, – с отвращением пробормотал Бо. – Он как будто лицо ее ест.
Но мадам Лабелль не слушала. В ее глазах, таких знакомо-синих, сверкнул гнев.
– Отвечай на вопрос, Луиза.
Я окаменела, услышав ее резкий тон. Рид, к моему удивлению, тоже. Он медленно обернулся и посмотрел на нее.
– Ты покидала лагерь?
Исключительно ради Рида ответила я вежливо.
– Я ничего не крала. По крайней мере… – Я пожала плечами, выдавливая беззаботную улыбку. – Я не крала вино. Я его купила у коробейницы на дороге за пару крон, которые взяла у Рида.
– Ты обокрала моего сына?
Рид успокаивающе вскинул руку.
– Спокойно. Она вовсе не крала у…
– Он мой муж. – У меня уже челюсть заболела от всех этих натужных улыбок, и я подняла левую руку, подчеркивая свои слова. Перламутровое кольцо, которое когда-то принадлежало мадам Лабелль, сверкнуло на моем безымянном пальце. – Все, что мое, – его, все, что его, – мое. Разве это не входило в наши клятвы?
– Входило. – Рид быстро кивнул и ободряюще посмотрел на меня, а затем сурово – на мадам Лабелль. – Луиза может брать все, что мне принадлежит.
– Разумеется, сынок. – Она поджала губы, тоже изобразив улыбку. – Однако не могу не подметить: по закону вы до сих пор не женаты. Луиза назвалась ложным именем, именно оно значится в свидетельстве о браке, следовательно, никакой силы свидетельство не имеет. Если ты тем не менее предпочитаешь всем делиться с Луизой, то, безусловно, имеешь на это полное право, но помни: делать это ты никоим образом не обязан. Особенно если она настойчиво продолжает подвергать тебя и всех нас опасности своим необдуманным, опрометчивым поведением.
Наконец моя улыбка увяла.
– Я скрыла лицо под капюшоном. Та женщина меня не узнала.
– А если все-таки узнала? А если шассеры или Белые дамы сегодня же ночью наведаются к нам? Что будет тогда?
Я не ответила, и мадам Лабелль вздохнула и тихо продолжила:
– Я понимаю твое нежелание признавать это, Луиза, но если закрыть глаза, от чудовищ ты скрыться не сможешь. Только ослепнешь сама. – И напоследок она сказала еще тише и мягче: – Ты скрывалась достаточно долго, чтобы понимать это.
Вдруг ощутив себя не в силах ни на кого смотреть, я отпустила Рида – и тут же почувствовала, как мне не хватает его тепла. Он шагнул ближе, словно желая снова меня обнять, но я только глотнула еще вина.
– Ладно, – сказала я наконец, заставив себя встретить твердый взгляд мадам Лабелль. – Из лагеря мне уходить не стоило, но я ведь не могла попросить Анселя купить себе подарок самому. Дни рождения – это святое. А все планы можно отложить на завтра.
– Я серьезно, – настойчиво повторил Ансель. – Мой день рождения только в следующем месяце. В этом вовсе не было нужды.
– Нет, была. Может, в следующем месяце нас…
Я осеклась, прикусив свой глупый язык, но было поздно. Я не произнесла слов вслух, но они все равно эхом прокатились по лагерю. «Может, в следующем месяце нас здесь уже не будет». Сунув бутылку обратно Анселю, я заговорила снова:
– Позволь нам отметить твой день рождения, Ансель. Не каждый день человеку исполняется семнадцать лет.
