«Как какой план? – удивлённо произнесла заведующая – обыкновенный план – как до деревни до той добраться». Здесь она осеклась и покраснела.
«Простите. Я хотела сказать, как добраться до того места, где КОГДА-ТО ДЕРЕВНЯ БЫЛА».
Неожиданно я вспылил, видно нервное напряжение последних дней давало о себе знать. Довольно грубо я произнёс:
«Выражайтесь яснее. Вы, видимо, хотели сказать, что объясните нам, как добраться до кладбища».
Она ещё больше покраснела и уже совсем тихо произнесла:
«Пусть будет до кладбища. Но ведь вы же хотите туда попасть. Особенно он» – она кивнула на Игоря.
«Вот ещё!? С чего вы взяли, что хочу?» – Игорь тоже покраснел. После его слов заведующая, как мы почувствовали, немного растерялась.
«А как же иначе?» – она стояла, нервно прижимая руки к груди – ведь вы же, мальчик, в неё влюблены».
Да… вот это да…вот это здорово, наконец, она назвала вещи своими именами. Она сказала то, что Игорь всё ещё пытался неумело скрывать. Но откуда она узнала про девушку, про нашу таинственную встречу?
У меня в голове моментально пронеслись все возможные варианты объяснения. Мы ни ей, ни её матери ничего про нашу встречу с девушкой не говорили. Значит, они (или кто-то из них) просто умеют читать мысли. Тогда получается, что и Раиса Семёновна и её так называемая мамаша, ни какие-то «полоумные», а просто-напросто ясновидящие, экстрасенсы. Тогда всё становится на свои места. Хотя, можно допустить и другое. Если они всё про нас знают, значит… вполне вероятно, что они как-то связаны… с этой девушкой, а, может быть, она их какая-нибудь там знакомая или родственница дальняя. Ну, а то, что Игорь влюблён, это у него на лице написано, для любого нормального человека, это как на ладони («на ладони» – это выражение, подумал я, уже из области хиромантии»).
Игорь продолжал растерянно стоять на одном месте. Я прошептал ему:
«Иди один, и всё там запомни или запиши».
Видя, что Игорь колеблется и недоумённо смотрит на меня, я продолжал настаивать: «Иди за ней, глупый ты человек, не бойся».
«Не пойду я один, пойдём вместе» – заупрямился мой товарищ и умоляюще посмотрел на меня.
Видя его упрямство, я просто подтолкнул его в сторону заведующей и добавил:
«Тебе, дорогой, это позарез надо, а не мне».
Игорь сначала осторожно, а затем всё ускоряя шаги, направился за Раисой Семёновной в её кабинет. Честно говоря, я всё же немного испугался за друга и с некоторым волнением взглянул на большие настенные часы. Они шли, вроде, нормально, непрерывно отстукивая секунды нашей быстротечной жизни. А неподалёку от них висел, как обычно, портрет вождя. Я внимательно огляделся, но никаких роз поблизости не увидел.
Примерно через пятнадцать минут появился довольный Игорь. Он подбежал ко мне и радостно зашептал, но от его «шёпота», который прямо зажужжал в зале, многие посетители, как и в прошлый раз, отвлеклись от своей работы, укоризненно взглянули в нашу сторону, покачав головами.
Игорь таинственно прошептал в мои раскрытые уши:
«Она всё… всё подробно мне рассказала и показала по карте, как туда добраться. Я всё запомнил и себе отметил. А затем довольно долго думала и…отдала мне карту. «Возьми, мальчик (почему, мальчик, у меня же имя есть?), это копия той карты, которую моя матушка когда-то составила. Но всё равно, я тебя очень прошу, постарайтесь её не потерять. Я даже своей матушке не скажу, что вам карту передала, так что вы меня не подведите. Только идите туда обязательно вдвоём. А то мало ли что, места там гиблые, болотистые, да и добираться туда довольно далеко. Оденьтесь, пожалуйста, потеплее. И выезжайте утром, чтобы всё успеть».
Игорь, прямо, сиял. От его неуверенности не осталось и следа.
«Ну вот, и поезжай» – буркнул я, сделав вид, что меня это абсолютно не касается. Натолкнувшись на моё откровенное равнодушие, Игорь опять растерялся. Он от меня такого поворота явно не ожидал.
«Как, поезжай? Один что ли? А ты…разве не поедешь со мной?»
Здесь я снова не выдержал, вскочил, и со злостью дёрнул Игоря за воротник куртки:
«Ты с ума не сходи, понял. Ты…ты ей нужен, необходим…и она тебе. А я…здесь третий лишний и совершенно ТАМ не должен находиться – здесь я приостановился немного, собираясь с мыслями – Но помочь я тебе могу, если боишься. Вместе доедем до конечного пункта, но только на кладбище я не пойду. Ты один пойдёшь, понял?»
Игорь побледнел и, проглотив обиду, собравшись с духом, решительно произнёс:
«Хорошо. Не надо…меня никуда сопровождать и…провожать. Я один поеду…завтра же…с утра. На занятия не пойду. Поеду…прощай». Игорь решительно выскочил из читального зала.
Я не стал преследовать его, ясно осознав, что поступил нечестно со своим товарищем, оставив его наедине с неизвестностью. А ведь он так надеялся на мою поддержку. К тому же я намекнул на его трусость. А это было совсем нехорошо. Было понятно, что я сам чувствовал бы себя неуверенно, оказавшись один в подобной ситуации. Но мне было абсолютно ясно, что теперь уже ничего не вернёшь. И от этого на душе стало довольно скверно.
Только к вечеру, когда я вернулся домой, до меня дошла вся нелепость ситуации. Эта нелепость состояла в том, что мы говорили о старинном, давно заброшенном кладбище, как об обычной, РЕАЛЬНОЙ, ЖИЛОЙ ДЕРЕВНЕ. С нами произошло необъяснимое умопомешательство. Мы словно в очередной раз превратились в каких- то зомби. Я попытался мысленно прикинуть, что будет делать Игорь один на заброшенном, старинном кладбище, около болота? Кого он там может найти? С кем встретиться? С мертвецами? А, может, с фантомами? В этот момент я до конца осознал свою реальную вину перед другом и окончательно решил, что должен, просто обязан ехать вместе с ним. Вдвоём нам, пожалуй, легче будет раскрыть эту тайну.
Но у Игоря не было домашнего телефона, а жил он в совершенно другом, отдалённом районе. Я начал быстро соображать. Итак, он отправиться туда завтра рано утром. На чём? На рейсовом автобусе? На электричке? В котором часу? Об этом, естественно, я не имел ни малейшего понятия, так же как и том, где находилась когда- то эта деревня. Оставался единственный вариант – ехать к нему сейчас же «на ночь, глядя». Необходимо было всё ему деликатно объяснить, может быть, даже, извиниться и договориться о завтрашней совместной поездке.
Я начал быстро одеваться. К счастью, дома в тот момент, я был один, родители были на работе. Часы показывали двенадцать минут восьмого. Ещё не поздно. Я нагнулся и стал зашнуровывать ботинки. Неожиданно, яркая вспышка, похожая на ту, в читальном зале, ослепила меня. На несколько мгновений меня окутала кромешная тьма. Вроде бы во тьме промелькнула какая-то фигура, по крайней мере, я успел уловить её контуры. Постепенно пелена перед глазами стала понемногу спадать. Все предметы уже довольно чётко вырисовывались передо мной, и я собрался продолжить зашнуровывать ботинки. Я нагнулся, но в этот момент ещё более ослепительная вспышка озарила окружающее меня пространство. Эта вспышка, пожалуй, больше походила на ту далёкую, в степи, перед вторым появлением девушки. Голова закружилась, колени подогнулись, как будто кто-то резко ударил по ним. В первое мгновение я ничего не мог понять, но резкий звук, может быть грома, а, может, это просто лопнула электрическая лампочка, ввёл меня в состояние панического ужаса. У меня зажужжало в ушах. Электрический свет погас.
Первая мысль, поразившая меня где- то в подсознании, была:
«Что же это? Неужели всё повторяется? Но ведь сейчас я не в степи, и не со злой старухой, а в своей квартире. Поэтому, не может такого происходить». Но затем, я снова почувствовал, как и тогда в поле, а потом в библиотеке, что время остановилось. Я подбежал к оконному стеклу, стремясь увидеть в нём реальный мир, но не смог разглядеть в полумраке, что происходило на улице. Когда снова что- то вспыхнуло (молния?), я не увидел за стеклом своего двора, но то, что я увидел, поразило меня до такой глубины, до какой вряд ли может дойти человеческий рассудок. Я увидел небольшой пригорок, а вокруг него и на нём, торчащие в разные стороны кресты. Мне показалось, что моросит мелкий дождик. «Кладбище» – мелькнуло в подсознании…но, откуда оно здесь?»
Подумалось, что где- то я уже видел это кладбище и как будто недавно, но я никак не мог сосредоточиться и вспомнить. В этот момент один из крестов словно приблизился ко мне. Это был как будто старинный чугунный крест. На нём я успел разглядеть полу стёршуюся надпись, кажется, на старославянском языке, но что конкретно было написано, я прочитать не успел. Новый удар (грома?) оглушил меня. Я уселся в кресло и закрыл лицо руками. Мне казалось, что я задремал.
Очнулся я оттого, что кто- то тихонько прикоснулся к моему плечу. Открыв глаза, я увидел свою маму. Она улыбнулась мне и произнесла:
«Совсем заучился. Ложись в постель, дорогой сыночек, и спи до утра. Не мучайся. Ботинки даже не снял. Вот напасть».
Действительно, на моих ногах были надеты грязные осенние ботинки. Мама озабоченно продолжала:
«Прихожу я с работы. Смотрю, мой сыночек, бедный, уставший, дремлет в кресле. Вот, думаю, бедняжка, как замотался. Разве ж так можно усердно заниматься? Пожалей себя».
«Мама, который час?» – произнёс я словно во сне, и сам испугался своего писклявого и в тоже время хриплого голоса.
«Ты, что хрипишь? Горло простудил? Этого ещё не хватало» – всполошилась мать.
«Сколько времени, мама?» – повторил я свой вопрос умоляющим голосом.
«Время…да восьмой уже. А если точно, то – она взглянула на настенные часы – почти семь пятнадцать».
Вот это да!? Выходит, я не ошибся, время всё- таки остановилось. Здесь я почувствовал, что для логической связки опять чего- то не хватает. В мучительном напряжении я пытался поймать какую- то мысль, но она упорно ускользала от меня. И, вдруг, меня «осенило». Ну, конечно, как же я мог такое забыть!?
Приподнявшись с кресла, я с каким- то холодеющим ужасом спросил у мамы:
«Мама, ты не сильно промокла во время грозы и ливня?» (Насчёт ливня, это я специально добавил, посчитав, какая же может быть гроза без ливня).
Мама недоумённо взглянула на меня, а потом подошла и испуганно пощупала мой лоб:
«Мой милый мальчик, что с тобой? Какая гроза? Какой ливень? Не было этого. Весь день погода сухая простояла. Почти бабье лето. Видно приснилось тебе это всё, а, может, померещилось. От усталости и переутомления. Моему сыночку необходимо хорошенько отдохнуть». Мама ласково погладило меня по голове.
В этот момент стыд прокрался в мою душу. Меня жалеют, успокаивают, а я сознательно подвёл своего товарища. Но этот стыд одновременно сопровождался, каким- то паническим ужасом, вызванным ожиданием чего- то необъяснимого.
«Не хочу!!! – закричал я мысленно – Не надо…не надо…понимаете, не надо…оставьте меня в покое,..зачем ВЫ преследуете меня? Что я ВАМ сделал? Отвяжитесь,..отвяжитесь…» К кому я обращал свои мысленные вопли, я не знал и не понимал, но интуитивно чувствовал, что всё, происходящее со мной и с Игорем является единой цепочкой огромного магического круга, выбраться из которого довольно непросто. Если бы я был верующим человеком, я бы, конечно, начал молиться. Но не такое было моё воспитание, религия у нас находилась под негласным запретом. Естественно, что ни одной молитвы я толком не знал. Так, что-то слышал в фильмах про старую жизнь, да на уроках по специальным дисциплинам, что-то там такое говорили. Но это были всего лишь бессистемные отрывки. Поэтому никакой защиты от загадочных необъяснимых явлений в своём арсенале я не имел. Тем не менее, я сосредоточился и довольно взволнованно вслух произнёс:
«Мама, я должен срочно ехать к Игорю и спасать его». Заключительные два слова я произнёс машинально, а зря.
«То есть, как спасать – вздрогнула и побледнела мама – от кого?»
Теперь я вынужден был оправдываться:
«Мама, я пошутил. Не спасать, конечно, но всё равно я срочно должен быть, я просто обязан быть у него».
«Зачем?» – не унималась мама.
«Мне очень, очень надо» – задыхаясь, снова простонал я.
«Но ты же завтра утром встретишься с ним на занятиях? – её логика была железной – или, что же, он заболел?»
«Заболел» – опять машинально соврал я, пытаясь выскользнуть из этого заколдованного круга. В этот момент я почувствовал, как краска стыда заливает моё лицо, но ничего не мог с собой поделать.
«Эх – вздохнула мама – не умеешь ты врать. Скорее ты болеешь, а не он. Вот завтра ему всё и передашь, а сейчас я тебя не отпущу…в таком состоянии. Ты явно перевозбуждён. Да и поздно уже. Он очень далеко живёт. Туда больше часа добираться. Сейчас ты должен отдохнуть».
Она, моя родная мама, стояла, загородив дверь в коридор. Что же я мог поделать в такой ситуации? Где- то в глубине души уже накапливались слёзы – слёзы отчаяния. Я в очередной, может быть в сотый, может, в тысячный раз, ощущал себя словно во сне, когда необходимо срочно бежать, а ноги как будто ватные, почти не двигаются. Но я всё-таки попытался переступить «черту» и со словами: «Мама, я должен, я обязан» – решительно направился вперёд. Я бы ушёл, я бы обязательно ушёл, мама бы смирилась. Но именно в этот момент повернулся ключ во входной двери, она распахнулась, и вошёл уставший, деловитый, мой строгий отец. Я понял, что всё пропало и завтра Игорь отправиться на встречу с неизвестностью один, без меня.
Обессиленный, я вновь опустился в кресло и тяжело вздохнул. Где-то вдали кто-то запел лирическую песню. Но эта песня раздавалась не с улицы и не от соседей. Как будто эхо песни отдавалось в моём собственном сердце. О чём была она? Я долго не мог понять. Но песня продолжала звучать. Затем звук стремительно приблизился, и каждый такт стал звучать в беспокойной душе с громадной силой. Наконец песня прекратилась, и зазвучали стихи. Но стихи эти были тоже, как лирическая музыка. Мне представилось огромное поле, сплошь усыпанное цветами. Сиреневые цветы переливаются в солнечных лучах, а вдали чуть-чуть виднеется белое воздушное платье.
Но серый коварный туман покрыл всё вокруг и почти загородил девушку. Я кинулся к девушке, но туман стал обволакивать меня со всех сторон. Я буквально тонул в тумане. Мои ноги, несмотря на отчаянные усилия, не могли сдвинуться с места. Здесь я окончательно понял, что девушка для меня недоступна. А в это время строки всё лились и лились. Я вслушивался в них, как в музыку.
Сиреневый цветок, и женщина в тумане
Они похожи, и они близки
Цветок уже сорвал, и пахнет он дурманом,
А с женщиной, с той женщиной, пока мы далеки.
Она – мечта за далью горизонта,
Но не цветок она, стоящий на окне
Нет, не наивная и не беспечная девчонка
Она есть женщина, погрязшая в грехе.
Её разгадывать и сложно и опасно,
И в душу к ней войти, как будто в океан,
Он весь пропитан холодом и беспокойной лаской,
А по утрам висит над ним густой туман.
Цветок сорвёшь и в вазочку поставишь,
А женщину в кувшин не затолкнёшь,
Её стоять в корзинке не заставишь,
Её в обёртку ты не завернёшь,
Её приходится обхаживать годами
Её причуды – звёзды в темноте
Как будто, ты купаешься в обмане,
Как будто, ты не веришь сам себе,
Ты женским образом окручен, околдован,
Ночами бьёшься ты, стремишься в небосвод,
Но крепкими цепями ты окован,
Которые лишь дьявол раскуёт…
Глава 5
Всё, о чём расскажу сейчас, я узнал, исключительно от Игоря. Мы встретились с ним через день после нашей размолвки и, как будто, забыли о ней. В тот день Игорь, уже два дня отсутствующий на занятиях, пришёл ко мне домой ранним вечером. Волнуясь и постоянно сбиваясь, Игорь принялся рассказывать мне о своей поездке. Хотя рассказывал он слишком возбуждённо, а я его постоянно перебивал, всё же я постараюсь передать его рассказ в более полном объёме и именно в таком виде, в каком я его воспринимал.
«Ты, знаешь, Жека, не так- то легко было ТУДА добраться. Автобусы рейсовые доходят только до поворота (я не помню, какой поворот он назвал). Оттуда ещё километров шесть топать до леса, да по лесу километра два, да по полю за лесом километра четыре, так что представляешь, какое расстояние, да никаких попуток, да по просёлочной, извиняюсь, кривой, даже не дороге, а поросшей кругом колючим кустарником, скользкой тропинке. Да болото вязкое вокруг, да ещё, понимаешь, когда я шёл, дождик мелкий накрапывать начал, а затем, всё сильнее и сильнее».
«Неужели – подумал я – Игорь умудрился преодолеть такое расстояние и не заблудиться. Это просто невероятно. Видно, действительно, любовь творит чудеса».
«Ладно – поторопил я его – опускай эти подробности, как ты там шёл и прочее, давай прямо к делу – добрался ли ты до самого кладбища и что ты там увидел?»
Игорь замахал руками и захрипел:
«Подожди, Жека, не перебивай. Иначе я могу упустить что- то, кажется, важное».
Здесь Игорь замолчал, собираясь с мыслями. Какая- то напряжённая сосредоточенность обозначилась в его немного раскосых (странно, почему я раньше этого не замечал), зеленоватых глазах. Несмотря на охватившее меня нетерпение, я больше не перебивал его, понимая, что он, видимо, пережив очередные сильные ощущения, старается в максимально доступной форме объяснить события, но, видимо, для этого у него просто не хватает слов. Он стоял и, разинув рот, теребил пуговицу на своём стареньком пиджачке. Пиджачок ему был явно мал. (Хотя, вполне вероятно, это Игорь просто вытянулся за последнюю неделю). Почему-то сейчас, он мне напомнил воробушка, который только что вылез из лужи и отряхивает свои перья от воды. Затем во мне проснулась жалость к этому непутёвому человечку. Возможно, он пытается что-то понять, что-то осмыслить, но его словарный запас не позволяет ему чётко сформулировать свои переживания. Видимо, ему необходимо, для начала, понять самого себя.
Игорь продолжал упорно молчать. Создавалось впечатление, что он просто потерял «дар речи».
Грустные мысли заполнили мой рассудок. «Что же ты замолчал, товарищ мой дорогой? Знаю, что тебе сложно, знаю, что тебе тяжко. А мне, чёрт возьми, разве легко?» Ещё раз, взглянув на Игоря, я совершенно отчётливо заметил ужас, мелькнувший в его взгляде. Этот ужас появился в последний момент и, как мне показалось, пришёл откуда- то издалека, словно из другого мира.
Примерно через минуту Игорь спросил меня:
«Ты помнишь, Жека, после первого появления девушки, мы взглянули в степь, что мы ТАМ УВИДЕЛИ? Помнишь?»
Я чуть- чуть прикрыл глаза и сразу всё не только вспомнил, но и представил. Мне стало жутко.
