Я, даже, попытался выдавить из себя какую-то улыбку, хотя вряд ли она у меня получилась. Игорь замахал руками, почти как тогда у костра и, сжавшись в комок, нервно выпалил:
«Тебе бы всё шутить да насмехаться, а я не знаю, куда себя деть».
Вот это да! Опять, как и тогда в далёкой степи, в те безумные мгновения расставания с девушкой, на глазах Игоря проступили слёзы. Неужели, это действительно всё так серьёзно для него!? До этого у меня ещё оставалась смутная надежда на то, что мы просто притворяемся, что на самом деле это всего лишь игра. Но чем больше мы в неё включались, тем более загадочнее она становилось. Мы словно попали то ли в лабиринт, то ли в заколдованный круг а, может, в таинственный квадрат из которого невозможно было выбраться. Первоначально мне казалось, что я в любой момент могу выбросить всё это из головы, необходимо всего лишь небольшое душевное усилие. Теперь, видя слёзы на глазах Игоря, я всей своей грешной душой, всем своим колотящимся сердцем, то есть целиком и полностью ощутил, что всё это зашло слишком далеко и, что в сущности выхода назад для нас с Игорем просто нет. Как говорится, «все мосты сожжены». И взгляд-то у Игоря вовсе не туповатый, а просто растерянный, подавленный. Я не отталкивать и не смеяться над ним должен, а как-то помочь, поддержать, подбодрить.
«Знаешь – предложил я – давай расставим всё на свои места, а затем уже покумекаем».
«Давай» – согласился мой товарищ.
«Итак – начал я – что мы имеем на сегодняшний день?»
Я взял чистый лист бумаги и стал записывать.
1. Таинственная девушка из степи, которая дважды выходила к нашему ночному костру в июле месяце и которая сообщила название какой- то таинственной деревни, откуда она, якобы, родом;
2. Видели девушку и разговаривали с ней только четверо из нас. Остальные одиннадцать в это время куда – то пропадали;
3. Перед появлением девушки, как будто сверкала молния (или что-то на неё похожее), гремел гром? Иногда проскальзывали какие-то видения;
4. Во время появления девушки недалеко от нашего лагеря появлялся каменный идол;
5. Оба раза девушка приходила «ниоткуда» и уходила (или улетала) в «никуда», так что проследить за ней было практически невозможно;
6. Время, когда она была с нами похоже останавливалось, природа словно замирала, и мы все ощущали себя в каком- то другом измерении;
7. Девушка (стоп…о девушке хватит, к ней мы ещё вернёмся, пора переходить к другой части).
Эта другая часть – продолжал я – связана уже с читальным залом. Итак:
7. Заведующая читальным залом – Раиса Семёновна – оказалась или прикинулась тоже какой- то «полоумной».
Здесь я понял, что опять поспешил и могу обидеть товарища таким неподходящим по отношению к девушке сравнением. Потому что фразу «тоже, какой-то «полоумной» можно было истолковать таким образом, что я как бы сравниваю Раису Семёновну с девушкой из степи. Но Игорь, казалось, не обратил на эту мою фразу никакого внимания и, поэтому, я спокойно продолжил.
8. Раиса Семёновна, ничего не зная о девушке, неожиданно заинтересовалась нами, а, услышав название деревни, чуть в обморок не свалилась;
9. Выяснилось, что у Раисы Семёновны также очень странная и даже жутко ужасная старушка – мать. Она нам доказывала, что деревня эта была – но только давно и уже почти сто лет её не существует, а на месте деревни осталось только старинное кладбище около болота;
10. Эта старушка, которой около 75 лет, из старообрядческой семьи, а сама деревня когда- то была основана старообрядцами;
11. Старушка явно ведьма. Тьфу ты…» – я остановился и перевёл дух – в душе опять творилось что- то необъяснимое. Да что со мной, в самом деле? Ведьма… откуда у нас ведьмы? Комсомольцы, в конце концов, мы или нет?
Здесь я уже в какой-то там раз почувствовал, что нахожусь в заколдованном или в замкнутом кругу или в лабиринте, выхода из которого просто нет. Мне сложно было в этом признаться, потому что я сам не до конца это понимал (вернее, совсем ничего не понимал). В тоже время, я прекрасно и даже довольно чётко осознавал, что перед встречей с девушкой, во время встречи, а также после встречи, вокруг меня и во мне самом стали происходить довольно странные вещи. Они подкреплялись необычными ощущениями, происходившими в моём подсознании, или в моей душе. Об этом я уже подробно говорил. Но дело в том, что все эти необычные ощущения, оказывается, никуда не исчезали, они продолжали жить во мне, они продолжали терзать меня. Говорят, что время лечит, что какое бы кошмарное испытание не выпало на долю человека, по истечении определённого периода чувство кошмара притупляется и постепенно либо совсем исчезает, либо остаётся лишь маленьким, отдалённым облачком на голубом небосводе, которое лишь изредка напоминает о себе. Парадокс моей (и, видимо, Игоря) ситуации состоял в том, что у нас происходило как раз наоборот. Со временем чувство страха, неопределённости, подавленности не только не исчезало, а многократно увеличивалось, усиливалось, заполняло всё наше существование и преследовало нас всюду – во сне и наяву. Это чем-то напоминало жуткую, давящую, надоедающую боль, от которой никуда не уйти, не спрятаться, не скрыться.
С одной стороны, всё было как прежде – те же дома, улицы, магазины… но, с другой стороны, всё это было словно в стороне. Я пил, ел, ходил как- то машинально, потому что «так надо», словно соблюдая какой- то обязательный ритуал. Мне даже учиться в университете стало неинтересно. Все основные мысли были сосредоточены на чём- то другом, пока для меня непонятном и недоступном. Это было связано не только с теми людьми (или призраками), с которыми судьба столкнула меня. Я чувствовал, что девушка, Раиса Семёновна, старушка – её, якобы мать, это звенья одной цепи. Кроме того, всё, что происходило с нами – это только повод к тому, чтобы задуматься о чём- то более глубоком, о чём- то сокровенном, о каком- то скрытом от нас смысле нашего бренного существования. Впервые это чувство посетило меня у ночного костра перед первым появлением таинственной незнакомки. Затем оно видоизменилось, закружилось, окончательно «взбороздило» мою грешную душу и стало давить на неё мощными, нервными толчками. И душа моя встрепенулась, охваченная какой-то ноющей, изнурительной, всепоглощающей болью, от которой нет, и не может быть никакого лекарства.
Я пока смутно, но в то же время довольно явственно осознавал, что в нашу с Игорем жизнь вторглось «нечто», что выше обыденности, выше наших жалких интересов, наших, как правило, пустых переживаний. Наверно, на склоне лет, у любого нормального человека происходит что- то подобное. Но то на склоне лет, а мы с Игорем, вроде, ещё не старики.
Я стоял перед Игорем, а он стоял передо мной, но мы словно не видели друг друга. Между нами проявилось, скорее, психологическое, энергетическое притяжение, которое я ощутил довольно чётко. И вот здесь я начал быстро говорить, словно мысли душили меня. Я боялся потерять ту логическую цепочку, которая вдруг явно обозначилась в моём подсознании. Я сам испугался своего собственного голоса. А…может быть, это был и в самом деле НЕ МОЙ ГОЛОС.
«Слушай, Игорь, ты помнишь, в читальном зале часы громадные висят на стене?» – НЕ МОЙ ГОЛОС задал этот вопрос. Мурашки поскакали по моему телу.
В тот роковой момент я уже не сомневался, что кто-то другой, сидящий внутри меня, или сзади меня, задал этот вопрос. Я, даже, резко оглянулся, видимо, пытаясь застукать на месте преступления кого-то или чего-то, почему-то говорившее за меня. Игорь смутился и также бестолково с беспокойным удивлением перевёл взгляд в ту же сторону.
Именно в этот момент, следя за взглядом Игоря, я окончательно убедился, что ЗА НАМИ НАБЛЮДАЮТ. Благодаря какому-то внутреннему толчку, я почувствовал, что в моей квартире кто-то или ЧТО-ТО скрывается. Затем я почувствовал, что логическая цепочка моих каких-то рассуждений, каких-то мыслей куда-то исчезла или испарилась. Словно, действительно кто-то невидимый перехватил и завладел ими. Не оставалось сомнений, что я уже не принадлежал самому себе. Но если именно у меня НЕ ОСТАВАЛОСЬ СОМНЕНИЙ, значит, ИМЕННО Я ЕЩЁ МОГУ О ЧЁМ-ТО РАССУЖДАТЬ. Выходит, мои мысли как бы раздвоились. Большая их часть принадлежала кому-то другому (или другим). И лишь меньшая их часть принадлежала мне. А, может быть, и САМ Я РАЗДВОИЛСЯ? Жуткий, странный нелепый вопрос в очередной раз пронзил мой слабенький рассудок: «А БЫЛ ЛИ МАЛЬЧИК?»
Какой-то плотный туман словно опустился на все мои чуть-чуть проступающие догадки, и они начали быстро куда-то ускользать. Я закрыл глаза и попытался хоть чуть- чуть сосредоточиться, но у меня ничего не получалось. Откуда-то издалека я неожиданно услышал (или почувствовал) голос Игоря, хотя, уже абсолютно забыл на какой мой вопрос он отвечает:
«Конечно, помню» – Игорь вытаращил на меня удивлённые глаза.
«Что он помнит?» – в первое мгновение, слыша голос Игоря опять откуда-то сверху (или снизу?), я не мог сообразить, о чём, собственно идёт речь. И вот здесь меня словно кто-то резко ущипнул за руку, моё сознание прояснилось, и я (а, может не Я САМ, а только мой голос?) уже почти уверенно продолжал:
«А не помнишь ли, дорогой, который был час на огромных настенных часах в библиотеке, когда мы со старухой заходили в служебку? Перед этим, ты ещё какие- то розы, тьфу, рулоны свёрнутые перетаскивал. В них карты, вроде, какие-то завёрнуты были».
Я знал, что у Игоря необычная механическая память, и при желании он может вспомнить всё, что угодно.
«Подожди» – Игорь задумался, сосредоточился, как-то весь подтянулся, напрягся, наморщил лоб – «сейчас постараюсь вспомнить».
Он даже глаза закрыл, не переставая повторять: «Сейчас…сейчас. Так… я шёл со свёрнутыми рулонами, ты беседовал со старухой. Часы напротив тебя висели, а у меня на руках наручные часы тоже были. Я на них невольно взглянул…и ещё подумал, что они вперёд минуты на три ушли по сравнению с настенными часами. Да…настенные часы в зале в тот момент показывали где- то 26-27 минут седьмого, а мои часики почти половину седьмого. Ну, вот видишь, вспомнил, только зачем тебе это?» – Игорь, одновременно с гордостью за свою уникальную память и в то же время с глубоким недоумением и непониманием посмотрел на меня.
Видя его довольную и как всегда глуповатую физиономию, я продолжил: «Так, хорошо. А теперь прикинь, сколько времени мы с тобой со старухой просидели?»
Игорь снова наморщил лоб и, напрягшись, потёр затылок, хотя, в этот раз, это делать было необязательно.
«Не знаю. Минут 15-20, наверно».
«Допустим – я уставился на друга и зачем- то указал на наши кухонные настенные часы – хотя, мне кажется, что несколько дольше. Ну ладно, пусть даже 20 минут. Значит, сколько времени должны были показывать настенные часы, когда мы выходили, вернее, выбегали, из служебной комнаты?»
Здесь уже Игорь совсем бестолково сдвинул брови и, нахмурившись, что-то начал тихонько бормотать себе под нос.
«Где- то без пятнадцати или без десяти семь, наверно» – наконец недоумённо пробормотал он, явно не соображая, зачем я у него всё это выпытываю. Но я упорно продолжал давить на него.
«Правильно. А сколько было на них?»
Жалобный стон сорвался с губ Игоря: «Почём я знаю? Мне до часов разве тогда было. Да и тебе, я полагаю, тоже. Мы же выскочили, как ошпаренные, ничего, абсолютно ничего, не соображая».
«Хорошо…не до часов. Но тогда ответь, сколько времени мы с тобой одевались, выходили на улицу, стояли под моросящим дождичком, медленно приходили в себя, затем шли по аллее до кафешки?»
«Думаю, минут пятнадцать, не меньше». Мой друг упорно стремился понять, к чему я клоню, но это ему явно не удавалось.
«Значит, во сколько мы должны были подойти к той кафешке?»
Игорь снова беспокойно напрягся, зачем-то оглянулся назад, и, казалось, с трудом, буквально выдавил из себя: «В семь часов…примерно».
«Лучше скажи – минимум в семь. А кафешка до какого часа работает?»
Игорь не мог это не знать, потому что мы ходили туда довольно часто. Тихо-тихо он промямлил: «До семи…вроде».
Кажется, теперь Игорь начал понемногу понимать, к чему я клоню, поэтому я уже абсолютно уверенно продолжал.
«Не, кажется, а точно до семи, и ты это прекрасно знаешь. И тебе, наверно, известно, что за 10 минут до закрытия туда уже никого, как правило, не пускают. А мы с тобой спокойно туда зашли и ещё пирожки купили. А, вспомни, как много народу в кафешке толкалось».
«Точно,– Игорь многозначительно взглянул на меня – ты, Жека, гений. Значит, до семи часов было ещё довольно далеко» – Игорь в очередной раз вытаращил на меня свои зеленоватые глаза.
Мне порядком надоели все его гримасы, но, что поделаешь, такого товарища мне послала судьба.
«А вот теперь…» – я сделал многозначительную паузу и насторожился.
Обалдевший Игорь, в очередной раз, молча и напряжённо, уставился то ли на меня, то ли на какую-то точку чуть выше меня. Интересно, что он там мог увидеть? Хотя, видимо, это просто у него такой способ сосредоточиться и отключиться от обыденных вещей. Он явно ожидал от меня какой-то «бомбы», поэтому приготовился ко всему.
«А вот теперь… слушай дальше – продолжал я, наблюдая за насторожившимся товарищем – ты же помнишь, гроза начиналась с дождём, когда мы со старухой сидели?»
«Конечно, начиналась, да ещё какая! Молния…ливень бил в окна…я, точно слышал, а от удара грома я чуть не оглох» – Игорь кивал, как механический болванчик.
Я придвинулся вплотную к Игорю и многозначительно продолжал: «Ты прав, всё было: и молния, и гром, и ливень. А теперь, вспомни, дружочек, когда мы вышли на улицу, где-нибудь лужи были или только чуть мокренькая землица от небольшого чуть моросящего дождичка?»
«Луж вроде совсем мало было. По крайней мере, я больших луж не припомню». Игорь вдавил голову в плечи. Затем он опять бестолково и настороженно, как-то исподлобья взглянул на меня.
«Ты, что меня, Жека, пугаешь. Может, хватит?» На Игоря в тот момент было действительно жутко смотреть. Если бы рядом проходил милиционер или врач – психиатр, то, пожалуй, они либо мне посоветовали, либо сами препроводили его куда следует. У меня появилось ощущение, что Игорь мечтает скорее убежать от меня, спрятаться, исчезнуть. Мне даже доставляло определённое удовольствие издеваться над ним.
«Нет, дорогуша, не хватит – я уже явно вошёл во вкус и, пристально уставившись на Игоря, пробормотал – А теперь, самое жуткое на загладку».
«Не надо, Жека, прошу тебя, не надо…» – мой товарищ уже явно не знал, куда от меня деваться. Он, поистине, с диким ужасом уставился опять-таки не на меня, а чуть выше своими округлившимися, или, даже, как мне померещилось, какими-то осоловевшими, глазами. Во взгляде его, пожалуй, проглядывало нечто большее, чем простой испуг. Какая-то потусторонняя, хмельная улыбка бродила по его лицу.
Меня буквально ущипнула коварная мысль: «А не выпил ли он с горя?» Хотя я прекрасно знал, что Игорь не пил абсолютно. Тем не менее, выражение его лица было ужасным. Губы вздрагивали и кривились, то ли в усмешке, то ли в недоумении. Глаза от напряжения лезли на лоб, голубоватая пелена легла на них, на лбу же проявились ужаснейшие морщины, какие бывают либо у бомжей, либо у древних стариков или старух. Мне упорно продолжало казаться, что за моей спиной Игорь что-то видит, или что-то чувствует, но высказаться не может.
И здесь я полностью осознал, что почти такой же взгляд я уже видел у Игоря. Но когда и где вспомнить не мог. Силясь вспомнить, я напрягся, и от душевного и физического напряжения уши мои заложило. Здесь я чётко расслышал шум ветра и жалобные звуки какого-то музыкального инструмента, хотя, не мог разобрать какого. И в этот момент мне опять представилась далёкая степь. Правильнее сказать, даже не представилась. Я просто увидел её воочию. А вдалеке, почти на линии горизонта я разглядел светлую тень-полоску, которая стремительно приближалась.
И в эту же секунду я «вспомнил» этот взгляд. Только мне почему-то представилось, что этот взгляд принадлежит вовсе не Игорю. Шум ветра в ушах усилился. Да, теперь я, действительно, с полнейшей очевидностью вспомнил, что подобный взгляд я уже наблюдал в степи перед вторым появлением девушки. Тогда я считал, что это смотрит, сидящий рядом Игорь. А вот теперь сомнения вбежали в мою душу и в моё сердце.
«А ИГОРЬ ЛИ ЭТО?» ужасные догадки и нелепые предположения вообразились мне.
«А, если, НАСТОЯЩИЙ ИГОРЬ УШЁЛ ТОГДА ЗА ДЕВУШКОЙ И НЕ ВЕРНУЛСЯ?» Тогда, кто же сидит передо мной? Да нет, этот ВЗГЛЯД я уловил ещё до того, как Игорь пошёл за девушкой. Но самым непостижимым и нелепым была абсолютная уверенность в том, что тогда, как и сейчас, я наблюдал и наблюдаю вовсе НЕ ВЗГЛЯД ИГОРЯ. Откуда взялась эта уверенность, я не мог понять, но прокравшись в мою душу, она со страшной силой защекотала по нервам.
Здесь мне сразу же вспомнилась улыбка чиширского кота из книги «Алиса в стране чудес». Чиширский кот исчез, а улыбка его осталась. Но причём здесь чиширский кот? Если передо мной не взгляд Игоря, то чей же тогда? Получалась полнейшая нелепость. Если продолжить дальше подобные рассуждения, то допустимо задать вопрос: «А в своей ли квартире я, вообще, нахожусь?» Состояние прострации окутало меня со всех сторон. Галлюцинация потрясла, обескуражила, «выбила из колеи». Но кое- что от реального мира, видимо, осталось. Например, я видел перед собой краешек реального окна, за которым должна была находиться реальная улица. Я зацепился за этот краешек, пытаясь выбраться на поверхность. Эта попытка напомнила мне другого литературного героя – барона Мюнхгаузена, который вытаскивал себя за волосы из болота.
Благодаря величайшему внутреннему напряжению, собрав, даже не в кулак, а в какой-то пучок остатки воли, я так резко поднялся со своего места, что ощутил, как вздрогнул, а затем немного закашлялся Игорь, или тот, кто сидел рядом со мной. Словно исполняя некую трагическую роль, я медленно и плавно подошёл к окну, которое должно было выходить на улицу. Я боялся взглянуть на улицу сразу…а вдруг…там я увижу… ЧТО-ТО ДРУГОЕ. Я приостановился, зажмурился, резко взглянул и…увидел пьяного соседа, который качаясь, вразвалку подваливал к нашему подъезду. Я от счастья готов был выскочить и расцеловать этого алкаша. Он вернул меня в реальный, наш грешный мир.
Затем я взглянул на своего непутёвого друга. Вернее на то место, где он должен был сидеть. Место было пусто. Там не было никого. Выходит, Игорь исчез. А, может, он и не приходил? А, может, мне всё это снится? Но здесь, в полумраке я разглядел реальный холодильник, реальную газовую плиту, реальный кухонный столик. Да, какой сон? Как вообще я до такого додумался? Нет, необходимо забыться, отключиться от подлых и жутких мыслишек, сосредоточиться и вернуться на «круги своя». Я закрыл глаза, медленно сосчитал до двадцати. Когда я открыл их, передо мной, на том же самом месте, где ему и полагалось быть, сидел обычный Игорь. Взгляд у него теперь был тоже обычный, ясный и чёткий. Пелена спала. Ещё через минуту я попытался «взять себя в руки» и продолжал.
«Помнишь, свет отключился?» – я прислонился к Игорю и, как и тогда в библиотеке, перешёл на шёпот. К горлу подступил комок, и я начал задыхаться.
«Ну?» – глаза Игоря продолжали округляться, хотя, казалось, что дальше уже было некуда. Но, всё-таки это теперь были нормальные глаза.
«Старуха что ли выключила?» – теперь я даже не шептал, а шипел.
«Да нет – зрачки Игоря задрожали – старуха его выключить не могла, она у стола сидела».
«Ну вот, видишь. Получается, как бы неожиданно пробки выбило. А если это так, что бывает во время грозы, тогда свет мог отключиться и в читальном зале».
«Ну, разумеется – мой друг кивнул – а, может, он там отключался?» Игорь тоже перешёл на шёпот – а вполне мог и не отключаться».
Наверно, наш разговор со стороны представлял довольно странную картину. Можно было подумать, что мы либо напились, либо репетируем какую- то жуткую сцену из спектакля ужасов. Я подошёл к выключателю и, зачем- то включил свет, хотя на кухне было ещё довольно светло. Затем я быстро подскочил к Игорю и, постучав по столу кулаком, выпалил почти на одном дыхании:
«А, когда мы выскочили в читальный зал, нас свет электрический ослепил, помнишь, я даже зажмурился».
«Это потому, что его в тот момент как раз включили – возразил Игорь – поэтому так резко и показалось. Я тоже зажмурился».
«Да нет же. Это потому, мой дорогой, что свет и не отключался».
Здесь я сделал паузу, собрался с духом и очень медленно, с какими-то придыханиями, простонал:
«Свет НИГДЕ, понимаешь, НИГДЕ не отключался, и никакой грозы, никакой молнии, никакого ливня на самом деле не было. И время, ты пойми, время тогда, как и в степи, во время пребывания девушки, снова остановилось».
Игорь несколько минут молчал, опять уставился в какую- то точку на кухонной стене, потом пристально взглянул на горящую электрическую лампочку, затем потёр затылок, зажмурился и только минуты через четыре как- то вяло пробормотал:
« Да, пожалуй, ты прав… хотя во всё это невозможно поверить».
Когда я услышал его лепет, мне, в очередной раз стало не по себе. Что такое я здесь наговорил? И откуда я до такого додумался? Я сам не мог поверить в то, о чём только что сообщил Игорю. За меня говорил мой внутренний голос. Нет-нет, вовсе не мой внутренний голос, а КТО – ТО ДРУГОЙ, ПОСТОРОННИЙ, сидящий внутри меня. Но я был даже рад, что «наехал» на Игоря. Подступающая обида пронзительной болью, в очередной раз, забарабанила в моём сердце. Мне захотелось в чём-то уличить своего друга, подколоть его самолюбие. Со дна моей души мутной пеной поднималась злость, я готов был выплеснуть её в сторону Игоря, а, затем хохотать над его бедой, и издеваться, издеваться над его мучениями. Я стремился доказать своему товарищу, что Я ВЛАДЕЮ ПОЛОЖЕНИЕМ, А НЕ ОН, что Я ПОБЕДИТЕЛЬ, поэтому девушка ДОЛЖНА ПРИНАДЛЕЖАТЬ…
СТОП…хватит дикости. Бес, вселившийся в меня, должен быть изгнан. Я резко встал, проделал несколько гимнастических упражнений, затем присел рядом с другом, придвинулся к нему и, потрепав его по плечу, добродушно и загадочно произнёс:
« А сейчас, сосредоточься, я хочу СДЕЛАТЬ ВЫВОД. Только приготовься и соберись с духом».
«Нет, Жека, не надо. Я ещё не готов» – почти взмолился мой друг.
«Хорошо, не буду. Но всё-таки задаю тебе вопрос. Ты запомнил на карте, где находилась деревня?»
«Нет, не запомнил. Старуха как- то быстро ткнула куда- то» – вяло пробормотал мой товарищ.
«Я тоже, дружище, не заметил, куда она ткнула. Поэтому, вот что я предлагаю. Завтра, сразу после занятий, идём в читальный зал, к Раисе Семёновне, и допытываемся о деревне. Я уверен, она заодно со своей мамашей, у них одна там шайка – лейка. Поэтому, всё она прекрасно знает. Ты со мной согласен?»
«Согласен» – опять тихо пробубнил мой друг, схватив обеими руками свою измученную головушку…
Итак, на следующий день, мы снова отправились в читальный зал. Взяв какие- то книги, мы уселись за столы.
«Мальчики, здравствуйте» – её голос за нашей спиной раздался, как и в первый раз, слишком неожиданно. Несмотря на то, что мы, собственно, и пришли встретиться с ней – с Раисой Семёновной, сильное беспокойство овладело нами. Слишком свежи ещё были воспоминания о недавней встрече с её матерью.
«Здравствуйте» – промямлили мы. Голоса наши дрожали, взгляды были устремлены не на заведующую, а куда- то в сторону. Мы, явно, стремились не смотреть ей в глаза. Игорь, даже, выронил на пол номерок из гардероба, который, почему- то, оказался у него в руке. Номерок так звонко ударился об пол, что зазвенели стёкла. Я зачем- то схватил, резко прижав к себе лежащую на столе книгу, а, затем начал размахивать ею. В общем, повели мы себя, как самые отъявленные трусишки.
Все эти наши глуповатые действия были сразу же замечены Раисой Семёновной. Она пристально посмотрела на нас и с едва заметной усмешкой спросила:
«Вас, ребята, моя матушка не напугала?»
Опять же не предвидя, что она спросит так откровенно, мы молчали в полной растерянности, тупо уставившись на неё. Да и само слово «матушка», мне показалось слишком странным, уже давно вышедшим из употребления. Действительно, создавалось впечатление, что женщины эти – Раиса Семёновна и её мамаша пришли к нам из какого- то давно ушедшего от нас мира.
«Ребята, пойдёмте ко мне, в мою служебную комнату. Я прошу извинения за свою матушку. У неё бывают…всякие странности. Пойдёмте, не бойтесь, ГРОЗЫ не будет – она как- то ехидно заулыбалась – Я вам подробно объясню и прямо план начерчу».
«Какой ещё план?» – вскрикнули мы оба одновременно, только у меня получился какой- то хрип, а у Игоря, что- то похожее на стон.
