Эти мысли тоже придали мне уверенности. Вдруг подумалось, что я в полной безопасности, василиск защитит, отведет любую беду…
Тем временем, клубок тел распался и оттуда вывалился один из верберов. Как-то неловко, неестественно саданул лапами по воздуху, словно пытался вспороть его окровавленными когтями, и распластался на бурой траве. Из рваной раны на виске оборотня, неподалеку от маленького медвежьего уха, брызнула кровь. Пострадавший натужным рывком приподнялся на четвереньки и часто задышал, бешено вращая глазами. Попытался встать, но зашатался и снова грохнулся навзничь.
– Сотрясение, – ткнула я в него пальцем. – Срочная помощь не нужна. Не человек все же, вербер. Сам очухается. По окончании боя срочно сделать МРТ. И поместить восстанавливающего кровообращение моллюска на голову. Если совсем плохо, уложить на левый бок. – Я приостановилась, вспоминая. – Так… людей и маргонов – на правый, оборотней – на левый. У них желудок иначе расположен. Если не тошнит, голову выше, лекарственную настойку и покой на сутки или двое. Если рвет – уложить на бок, чтобы не захлебнулся.
– А моллюска – на случай микрокровоизлияния в мозг? Чтобы уж наверняка пробило? А то вдруг выкарабкается, зараза! – ухмыльнулся Рик.
Я пожала плечами и кивнула, отдавая должное его уму и врачебному опыту.
– Ладно-ладно. – Василиск погладил меня по спине снова, даже почти без снисхождения, скорее с какой-то утешительной лаской. – Ты почти права. Но у оборотней слишком быстрая регенерация. На МРТ микротравмы уже будут не видны. Но слабое место в сосудах останется. Что-то вроде усталости металла. Поэтому лучше все же закрыть пациентам глаза и положить на веки ррагона. С его целебными щупальцами и успокоительной слизью на коже. Он поможет правильно восстановиться сосудам, снизит внутричерепное давление, боль, успокоит нервную систему.
Как и большинство уроженцев перекрестья, моллюск ррагон имел две ипостаси. В твердой он походил на лилового паука, покрытого той самой лечебной слизью. Проникая под кожу, она успокаивала нервы, снимала боль. В жидкой ипостаси ррагон превращался в улитку: щупальца исчезали, оставалось лишь тельце, глаза и мягкий панцирь.
– Глянь-ка туда! – Ткнул пальцем Рик в другой конец арены. Там трое верберов в человеческом обличье остервенело пинали четверых в живот и в грудь.
Те сжались в позе зародыша, плевались кровью, а одного кровью даже рвало.
Я уже было дернулась, собираясь рвануть к нему на помощь. А вдруг кровотечение из дыхательных путей? Даже оборотень умрет до конца боя! Но не-ет… Вербер приподнялся на локте, и алая струя хлынула уже не изо рта – из разбитого, немного даже расплющенного носа.
– Поврежден шнобель, – облегченно выдохнула я. – После драки МРТ. Надо убедиться, что цела кость или хотя бы не сместилась. Посмотреть, насколько повреждены хрящи. Если за время боя успеют зарасти криво – сломать, вправить и влить энергию жизни.
– Ну да, а пока пусть истекает кровью. В конце концов, у верберов ее целых семь литров. Не то что жалкие пять у людей. Пусть поделится с миром, – хохотнул Рик.
– Тогда свертывающую мазь. Потом МРТ. Если образуются патологические рубцы, придется удалять.
– А чтобы не образовались? – Рик изогнул бровь, синие глаза его улыбались.
– Можно дать замедлители регенерации. Но только после анализа крови на Р-частицы*, – опередила я василиска. Он явно горел желанием напомнить, что теперь я забыла о самом страшном биче двусущих.
Совершенно нерастяжимые жесткие шрамы при обращении причиняли оборотням ужасную боль, а порой даже трескались, образуя незаживающие язвы.
– Ладно-ладно, – криво усмехнулся Рик. – Вот тот?
В углу арены катался вербер, схватившись за руку и за ногу. Из рваных ран белесыми пиками торчали куски костей.
– Открытый перелом со смещением. Если преодолеет боль и вправит, заживет само. Обычно верберы так и делают. Но после драки стоит перестраховаться. Рентген, антибиотики, покой. Иммунитет у верберов железобетонный. Но есть бактерии, с которыми не справляются даже они. Плюс потеря крови и потеря энергии на превращения.
– Кровью дадим истечь? Или этого пощадим?
– Пощадим. Анализ крови и свертывающая настойка, если потребуется.
– Нам повезло, что пациенты не люди, – хохотнул Рик. – Иначе больницу пришлось бы переименовать в агентство киллеров. Думаю, работы бы у нас не убавилось. Зато эффективность возросла бы в сотни раз.
__________________________
*Частицы крови, отвечающие за ускоренную регенерацию. Если их слишком много, образуются нерастяжимые рубцы.
***
Игра «Сколько Самира убьет пациентов» всегда веселила Рика. Он язвил не переставая, по поводу и без, но и обучал очень многому, делился бесценным опытом.
Пока я убивала больше верберов, чем спасала, бои закончились, а на горизонте забрезжил рассвет. Алые лепестки лениво потянулись ввысь, раскрашивая белесые облачка красно-розовыми кляксами.
На ближайших к перекрестью планетах время непостижимым образом подстраивалось под само перекрестье. Из его ночи мы почти всегда попадали в ночь соседних миров, из утра – в утро. Я никак не могла разгадать этот парадокс. Но факт оставался фактом. Продолжительность суток на планетах была почти одинаковой, но вращались-то они вокруг своих звезд каждая по-своему. В моей голове убежденного материалиста не укладывалось, как эти громадные космические системы чувствовали друг друга, умудрялись подладиться.
Над ареной витал запах крови – соленый и очень густой.
Эмоции верберов хлынули со всех сторон – боль, азарт, восторг победы, горечь поражения смешивались в жуткий коктейль, заставляя дрожать и ежиться. Казалось, плотину моего спокойствия прорвало, и все, что она сдерживала, бурным потоком обрушилось на голову.
Рик привычным жестом погладил по спине. Вначале я вздрогнула от неожиданности, но потом резко стало легче. Эмоции ушли как вода в песок.
Появилась деловитость, собранность.
Я окинула изучающим взглядом простор для деятельности.
Легко раненные торопливо ретировались с места поражения. На обильно политой кровью буро-зеленой арене остались лишь пострадавшие гораздо более серьезно. Не меньше сорока оборотней, по моим скромным подсчетам. По счастью, далеко не все они стали нашей заботой. У верберов была своя больница и свои врачи. Они уже ловко орудовали на площадке для боев, осматривая и сортируя пациентов. Всех, кому могли помочь сами, «латали» на месте и уносили прочь. Оставляли лишь тех, кто, по их мнению, нуждался в более серьезном обследовании, лечении. Или в нашей энергии жизни, способной исправить то, что не в силах исцелить местная медицина.
Оборотни обладали почти такой же живучестью, как бессмертные из книг моего родного мира. По крайней мере, из тех, которые я еще помнила.
Самые страшные, казалось бы, травмы на них почти всегда заживали бесследно. Наша задача по большей части заключалась в том, чтобы этому ничто не помешало. Плохая свертываемость крови, криво вправленные кости, инфекции, все те же патологические рубцы. В остальном, организмы верберов делали все сами.
Я не понимала – кто победил, пока Маллес не появился на площадке, среди окровавленных тел.
Рядом с ним размашистой вальяжной походкой вышагивал черноволосый вербер. Его длинная курчавая грива все еще стояла дыбом и огромной шапкой обрамляла квадратное лицо.
Победитель выглядел далеко не самым крупным из претендентов, но очень гармонично сложенным. Впечатление портили только переразвитые мышцы спины, из-за которых оборотень немного сутулился.
На носу будущего вожака уже зарубцевались несколько ран от когтей, под глазом почти прирос назад отодранный клок мяса. Но в остальном, если не считать нескольких ссадин на руках, обнаженный вербер выглядел целым и невредимым.
На долю секунды над площадкой воцарилась уважительная тишина.
Беснующаяся толпа смолкла, замерла – прониклась торжественностью момента. Врачи-оборотни прервались, вскочили, вытянулись по струнке, приветствуя нового альфу, и вернулись к пациентам.
Только птицы нарушали звенящую тишину мелодичными утренними трелями, да легкий ветерок шуршал листвой.
Даже раненые перестали стонать.
– Это ваш новый вожак – Раттибор! – Рык Маллеса разнесся по площади.
Верберы загудели, зарычали, потрясая в воздухе огромными кулаками.
Сейчас они напоминали мне племя древних людей после удачной охоты на мамонта.
– Вот теперь пошли, – Рик ловко проскользнул между канатами и потянул меня следом. Я перелезла тоже. Василиск снял с плеча одну из аптечных сумок. Он нес их обе, как обычно. Протянул сумку мне – и вдруг метнулся на другой конец арены. Один из верберов не утерпел, не дождался помощи, привстал, собираясь добраться до ближайшего врача-сородича. Вдруг резко побледнел, упал как подкошенный, и из живота его фонтаном хлынула кровь. Должно быть, порвалась крупная артерия. Рик склонился над пациентом, первым делом вливая ему энергию жизни.
Я собиралась рвануть к другому, с проломленным черепом и безумно вытаращенными глазами. Но в этот момент Маллес странно выпрямился, пошатнулся и завалился на спину. Глаза его закатились, закрылись, и главный вербер перекрестья отключился. Ни с того ни с сего. Просто так.
– Рик! – вырвалось у меня.
Василиск обернулся, спал с лица.
Крикнул одного из врачей-оборотней, передал ему пациента и подскочил к Маллесу.
За вожака среди вожаков переживали все. Только что толпа возле арены вопила от восторга, азартно обсуждала схватку. И вот уже отовсюду загремели встревоженные возгласы, оборотни плотнее сгрудились вокруг площадки. Некоторые даже собирались залезть на арену, но их остановили быстрые медбратья-сородичи.
Даже мой парень с проломленным черепом привстал и пополз в сторону вожака среди вожаков, оставляя за собой кровавые дорожки.
Раттибор присел рядом с Маллесом на одно колено и придерживал его голову. Изо рта вожака вожаков струилась белая пена.
– Ну, чего телишься?! На бок его! – рявкнул Рик.
Раттибор быстро перевернул Маллеса. Василиск опустился на корточки, пощупал пульс вожака среди вожаков, вытащил стетоскоп. Задрал футболку Маллеса и некоторое время сосредоточенно слушал.
Неудовлетворенно покачал головой, отложил стетоскоп и скомандовал нам с Раттибором.
– Отойдите шагов на пять!
Мы послушно подчинились. Не знаю, понимал ли новый вожак, что Рик собирается исследовать больного рентгеновским зрением. Но я догадалась сразу. Значит, дело еще хуже, чем предполагала. Либо легкие совсем не прослушиваются, либо сердце серьезно повреждено, а может и все вместе. Иначе Рик не стал бы так рисковать, облучая пациента. Рентгеновское зрение – штука замечательная, можно видеть всех насквозь, никаких приборов не требуется. Вот только дозу точно не рассчитаешь никак. И можно причинить больше вреда, чем кажется.
Из глаз Рика выстрелила вспышка – как всегда перед рентгеновским излучением. Я зажмурилась. В этот раз ярче прежнего. Наверное, перенервничал. Рик жестом подозвал меня поближе.
– Очень странное поражение внутренних органов. Не похоже ни на инфекцию, ни на травму. Но его словно что-то пожирает изнутри. Нюхом чую – это что-то не заразно. Но как-то оно туда попало.
– Будешь исцелять? – предположила я.
– Нет. Не выйдет, – покачал головой Рик, все сильнее хмурясь. – Дам энергию ему – дам и тому, что его убивает. Прокачаю селективно – только сердце и легкие, чтобы заработали на полную катушку, и повезем на обследование. Иди, почини парню голову. – Он кивнул на все того же вербера с раскроенным черепом. Я вздохнула и направилась к нему. Но была задержана горячей стальной пятерней Раттибора. От одного ее касания жар прошелся по руке.
– Вы спасете его? – пробасил верзила, совсем по-детски сложив брови домиком.
– Постараемся, – честно ответила я.
Раттибор еще какое-то время изучал мое лицо пронзительными черными глазами, словно пытался прочесть мысли, но затем кивнул и отпустил.
Глава 3
Как обычно дежурство выжало меня как лимон. И как обычно поняла я это лишь, когда все закончилось. Были наложены последние швы, проведен последний анализ, вправлен последний вывих.
На смене, на вызовах у меня словно вырастали крылья, открывалось второе дыхание. И усталость наваливалась на плечи непосильным грузом только когда напряженная работа подходила к концу, а больные оказывались вне опасности. Или, что по счастью случалось крайне редко, я уже ничем не могла им помочь.
Солнце встало, высветило березки на опушке леса, позолотило далекие макушки сосен, заиграло на капельках росы в траве, превратив их россыпь бриллиантов.
В воздухе запахло прокаленной хвоей, листвой и медовым нектаром.
Завели утренние трели птицы – их многоголосье походило на нестройный, но все равно удивительно приятный для слуха хор.
Из-за полного безветрия облака застыли в небе кусками ваты.
Рик помог мне сесть в машину: ноги заплетались, руки повисли плетьми, все тело ныло. Малейшее движение – и мышцы отзывались сильной болью.
Медовую отдушку в кабине сменила сливовая, такая упоительно-вкусная после вони на боях.
Мало того, что мы работали в полевых условиях, временами приходилось ворочать верберов, помогать им передвинуться. А весят эти оборотни как три человека. Не меньше.
Слава богу, хоть встревоженный Раттибор, который кружил возле меня стервятником не меньше часа, потом все же отправился по делам племени. Обнаженный вербер – оборотни вечно забывали одеться, если переключались на нечто важное, который все время что-то спрашивает, теребит – то еще испытание для нервов.
Медсестры и медбратья «перекрестной больницы» энергией жизни не управляли. Все, кому она была подвластна, срочно натаскивались, обучались и становились врачами. На бойни, вроде сегодняшней, к «тяжелым», к пострадавшим в горах выезжали только они, то есть мы.
Не дай бог неудачно пошевелишь пациента, а у него обнаружится перелом, или того хуже – серьезные внутренние повреждения. Обломки кости повредят сосуд, откроется внутреннее кровотечение, оторвется орган. Исправить такое за секунды способна только наша особенная энергетика.
По счастью, сегодня из тяжелых с нами летел только Маллес. Рик напитал его своей энергетикой, и вербер немного очухался, а теперь вот уснул и негромко похрапывал.
Уснула и я. Просто отключилась. А когда очнулась, то лежала на плече у Рика, а он застыл, словно окаменел. Тонкий, но очень теплый плащ василиска накрывал меня, как одеяло.
– Пора заказывать сюда кровать, – усмехнулся спутник, заметив, что я пошевелилась. – Может, заодно кроме сна еще чему хорошему научишься. Все-таки женщина… Красивая, и фигурка что надо. – Василиск нарочито прошелся по мне взглядом оборотня в брачный период. Интересно, у этих змеюк случаются такие периоды на самом деле?
Я выбралась из-под плаща Рика, и сладко потянулась.
Машина сбросила высоту и села возле двухэтажного общежития, выстроенного из громадных светлых булыжников. Оно анакондой тянулось вдоль улицы и сворачивало за угол, огибая парк.
Высотки на перекрестье не строили. Спустя несколько лет они начинали раскачиваться, словно былинки на ветру, и разрушались до третьего этажа. Что за силы воздействовали на здания, местные ученые так и не выяснили. Но строители перестраховывались, ограничиваясь двумя этажами.
– Иди, передохни. И лучше не ходи на занятия. Я напишу справку, – очень мягко, почти ласково произнес Рик. И помог мне выбраться наружу.
– Я отвезу Маллеса в больницу. Обследуем его, попытаемся понять, что случилось. Тогда и решим, что делать дальше, – сообщил в спину василиск. – И подумай над моим предложением. Мои предложения еще никто и никогда не отвергал.
Я хотела пошутить на этот счет, спросить, сколько же раз тогда он женился по пьяни, но дверца уже захлопнулась, и машина взмыла в утреннее небо.
Сиреневый туман перекрестья рассеялся, обнажив темно-серую брусчатку дороги. Спрятался в щели, в закоулки, под землю и затаился до следующей ночи.
Солнце начинало припекать, и в плаще стало жарковато. Я поспешила к подъезду общежития. Напротив благоухал цветами белый бутик с ярко-алой вывеской «Букеты». Чуть поодаль только-только открывалась такая же белая булочная. Ветер обдал меня упоительным запахом свежей сдобы, булочек с джемом и творогом. Желудок недовольно заурчал и сжался в тугой комок.
Ну не-ат! Наедаться сейчас – не слишком удачная затея. Надо хоть немного поспать, иначе паду, как загнанная лошадь. И Рик с чувством, с толком, с расстановкой напомнит – насколько он всегда прав и что пора завязывать с моим бешеным графиком.
Я заставила себя отвлечься, вошла в общежитие и кивком поприветствовала Олдиса – белокурого охранника-вербера.
Он кивнул в ответ, сверкнул в полутьме подъезда глазами и снова замер соляным столбом.
Как обычно после смены, розоватые светильники на потолке и стенах показались мне слишком яркими, веселыми, а коридор – до ужаса длинным.
Цель моего путешествия – дверь с табличкой «Самира Рарвес» –располагалась ближе к его концу, а ноги уже еле передвигались. Самира Рарвес… Не сразу свыклась я с этим чудным именем, но звучало красиво. Так назвал меня Рик в нашу первую встречу на перекрестье.
Очутившись здесь, я забыла свое настоящее имя, как и многое другое из прошлой жизни. В последнее время она упорно напоминала о себе, всплывала в голове урывками, отдельными кадрами, почти не связанными друг с другом. Но темных пятен по-прежнему оставалось слишком много.
