Я смотрю на него. Догадывается ли он, кто я такая? Кем я была? Какой властью обладала? Я поднимаю руку. Его пальцы тянутся к кинжалу. Я призываю свою магию – ничего. И только когда я опускаю руку, охотник расслабляется, но кинжал остается в его руке. Он – знак его недоверия, и я понимаю, что мне нужно рассказать больше, чтобы показать ему, кто я такая и почему стала той, кем была.
– Мы были невинными детьми, рожденными со знаками фей. Черные волосы, белоснежная кожа, губы алые, как кровь. Люди боялись нас. Они боялись потомков фей. Нас называли подменышами. Многие из нас были убиты. Кое-кому удалось сбежать, некоторые были брошены.
Я замолкаю. Мысленно устремляюсь в такое далекое время, что даже деревья не вспомнят своих историй. Я помню маленькую девочку в красном плаще. Она так долго пряталась – так долго скрывалась от посторонних глаз.
– Я едва помню лицо своей матери. Они забрали ее в день первого снега. Я шла по их следам. Она умерла еще до того, как солнце достигло горизонта. Умерла, потому что прятала ребенка феи. Своего собственного ребенка. – Следы на снегу вели в деревню. К погребальному костру. – Сначала я почувствовала запах дыма, потом – услышала потрескивание огня. Беги, сердце мое! Беги так далеко, как только можешь!
И пока небо окрашивалось в кроваво-красный цвет, моя мать горела.
– Не проходит и дня, чтобы я не слышала ее криков. – И криков остальных. Я поджимаю губы. – Тринадцать сестер. Тринадцать тех, кто избежал людской охоты.
– Дети-феи, – слышу я его бормотание. Охотник на ведьм. Я смотрю на него. Против меня он ничто. Отведенный ему срок мал и незначителен.
– Мы – избранные. Мы способны пользоваться магией, владеть силой. Вот почему нас боялись тогда и боятся до сих пор.
– И правильно, – говорит он.
– Власть – это бремя. Она меняет нас. – Я осторожно провожу пальцем по линиям темной метки. – Мы были детьми. Напуганными, одинокими детьми. Судьба спасла нас, она свела нас и сблизила. Мы осознали, кем являемся, осознали свои возможности. Вместе мы были… сильными и неуязвимыми.
– Сколько лет?.. – Охотник обрывает себя. Он настороже. Он не верит всему, что я ему говорю, и это хорошо. Он не знает, что в тот же день я убила всех людей в той деревне. Не знает, но, возможно, подозревает.
Пепел. Все, что осталось – это маленькая девочка в красной накидке в деревне из одного пепла.
– Мне было четыре года, – отвечаю я на его незаданный вопрос. – Я ничего не знала о детях фей или магии. Я просто хотела быть с мамой.
Его пальцы нежно сжимают мои. Жалость – ее так легко вызвать. Этакая отдушина.
– Как долго я спала?
– Почему ты была в башне? – игнорирует он мой вопрос, возвращаясь к своему первоначальному.
– Потому что они устроили мне ловушку.
– Под «ними» ты имеешь в виду своих сестер?
Я киваю.
– И теперь ты жаждешь мести.
Я начинаю улыбаться, холодно и расчетливо.
– Да, – говорю я и вдруг понимаю, что за запах меня смущает. Аромат, затмевающий все остальные, пронизывающий и всеобъемлющий. Это страх, страх моих сестер. Моя улыбка становится шире. – Они знают, что я иду.
– Ты хочешь их убить?
– Каждую из них.
Он поднимает руку и нежно касается моей щеки. А потом говорит, и его слова – словно пощечина:
– Я был не прав. Ты ничем не отличаешься от них. Ты такая же скверная и развратная.
Мне вдруг становится трудно глотать. Его слова больно задевают меня. Я не хочу быть лучше, нет, не хочу. Я не хочу быть хорошей. Я хочу ему нравиться.
– Я так человечна, – растерянно говорю я. – Эти чувства… они не дают мне ясно мыслить.
– Человечна, – повторяет он, качая головой. – А ведьмы ничего не чувствуют?
– Феи, – поправляю я его. – Мы прекрасно умеем чувствовать, вот только слишком рано узнаем, что чувства мешают магии.
– Чем меньше ведьма чувствует…
– …тем сильнее ее магия, – заканчиваю я фразу, которую фея-мать прежде проповедовала как мантру.
Она ходит взад-вперед перед детьми, которые выстроились в ряд. Фея-мать беспрестанно говорит о силе и ненависти. Она останавливается перед самой младшей и почти нежно приподнимает ее подбородок.
– Любовь – худшее из чувств. Она делает вас слабыми, уязвимыми, не дает вам ясно мыслить. А кто такая слабая, уязвимая фея?
– Мертвая фея, – едва слышно отвечает крошка. Она не может смотреть в глаза феи-матери, никто не может. Кроме одной.
– Верно, – фея-мать отворачивается, идет дальше и останавливается перед вызывающим взглядом. – Думаешь, для тебя в этом мире есть любовь?
Девочка молчит. Сердца других начинают трепетать от страха. Они боятся наказания.
Фея-мать поднимает брови.
– Люди… – начинает девочка.
– Люди – бессердечные твари! – перебивает фея-мать. – Они не знают пощады, и поэтому мы не щадим никого. Мы не делаем различий между невиновными и виноватыми, потому что, кто бы сегодня ни был одним, завтра станет другим. – Фея-мать направляет взгляд в окно башни, из которого видна вся Пандора. Сегодня она, кажется, решает простить непослушание сопротивляющихся. – Мир снаружи – не что иное, как игровое поле, а мы – персонажи. Правила просты: их нет. – Она снова поворачивается к детям: – Сила и ненависть. Мы не щадим никого.
– Ледяная ведьма…
– Раньше ее звали иначе, – шепчу я.
– Она самая могущественная из всех еще живых ведьм, – размышляет он, глядя на меня. – Должно быть, ты была настоящим монстром, если была настолько могущественна, что даже она боится тебя.
Он ненавидит меня? Тогда почему держит меня за руку? Мои пальцы крепче цепляются за него.
Не отпускай меня!
– Все, чем я была когда-то, потеряно. Магия будто забыла меня. Она больше не подчиняется моему зову… – Это был блеск? В его глазах? – Из-за этого я чувствую странные вещи.
– Любовь? – насмешливо говорит он.
– Ты мне нравишься, – честно отвечаю я. Он безрадостно смеется. Блеск исчезает так же быстро, как и появился, и я не знаю, не показалось ли мне это.
– Ты ничего не знаешь о любви.
– Это единственное… единственное, чего я так и не узнала. Ни одна из нас. Независимо от того, сколько власти дает магия, в одном она нам отказывает. В возможности любить и быть любимыми. – Прежде чем он успевает что-то ответить, я поспешно продолжаю: – Все, что я знаю о любви, это слабые воспоминания четырехлетней девочки, которая смотрит, как умирает ее мать.
И вместе с ней погибло мое сердце. Вместе с ней умер ребенок, осталась только фея.
– Научи меня любить! – прошу я.
Он вырывает у меня руку, словно обжегшись.
– Я не знаю, в какую игру ты играешь, но одно я тебе скажу точно: ни ты, ни одна из твоих хладнокровных сестер никогда не сможете почувствовать что-либо ни к какому другому существу, кроме себя!
Он отстраняется от меня – и на мгновение я опасаюсь, что холод вернется, – но ничего не происходит. Охотник на ведьм вырастает передо мной, как гора, которую нужно преодолеть. Его сверкающие глаза черны, как ночь.
– Любовь, – говорит юноша, и голос его подобен рычанию волка. – Ты хочешь научиться любить? Или ты хочешь, чтобы любили тебя? Это разные вещи, а ты эту разницу, воистину, не сможешь понять. Ни за что! Потому что у тебя нет сердца.
– Есть, – тихо отвечаю я, чувствуя укол в груди. Это новая боль. Сладкая и горькая одновременно.
– Значит, оно холодное, как лед. Как у твоего принца. Вы прекрасная пара!
Я качаю головой.
– Моя настоящая любовь, – говорю я, и мне трудно не заплакать. – Это моя собственная магия. Это было так просто. Так идеально. – Я смахиваю с глаз одинокие слезы.
– Почему ты была в башне? – снова спрашивает он, и ответ так близок.
– Потому что они меня обманули, – уклоняюсь я.
– Как они могли тебя обмануть? – Он давит на меня так, словно уличил во лжи.
– Ты спрашиваешь, почему я не мертва? – Я глубоко вздыхаю, чувствуя, как во мне пробуждается сопротивление. – Причина проста: я была слишком сильна, чтобы меня убить. Думаешь, Ледяная ведьма бессмертна? Она – шутка, детский лепет, ничто по сравнению с той, кем была я! – Я знаю, что никогда не смогу сказать, что на самом деле произошло в этой башне много лет назад. Я никогда не смогу признать, что в моем идеально жестоком мире было только одно слабое место: любовь. И прежде чем я понимаю, что происходит, слова вырываются наружу: – Я хотела быть любимой.
Я закрываю рот руками и, когда мои глаза расширяются от ужаса, вижу: в его глазах вспыхивает понимание. Кусочки головоломки складываются в картинку.
– Заклинание Спящей Красавицы, – говорит он, и три этих слова описывают всю мою трагическую судьбу.
– Они обманули меня, – задыхаясь, шепчу я. – Они заперли мое тело в той башне, скрыли от людей, околдовали множеством заклинаний. Ни у кого не было ни единого шанса добраться до меня. Никто не мог меня освободить.
– До вчерашнего дня, – спокойно говорит он.
– До вчерашнего дня, – всхлипываю я. – И теперь – он мертв. – Мои слезы – это потерянные надежды. – Он был тем самым, моим единственным. Моим единственным шансом.
– Он был чванливым индюком, не способным выжить, – холодно говорит охотник на ведьм. – Без моего руководства он никогда бы не одолел живую изгородь, никогда бы не достиг башни. Он неудачник, которого отец заставил отправиться в путешествие, чтобы тот стал мужчиной.
– Чего ты хочешь от меня? – задыхаясь, выкрикиваю я. – Ты спасаешь меня, прикасаешься ко мне так, будто любишь меня, но ты ненавидишь меня. Чего ты от меня хочешь?
Ответ приходит быстро:
– Я хочу убить твоих сестер, и ты мне в этом поможешь.
Я смеюсь и рыдаю одновременно. Естественно.
– А что будет, когда мы убьем их всех? – спрашиваю я. – Станешь охотиться за мной?
На этот раз он думает дольше, его ресницы слегка дрожат.
– Да, – наконец говорит он. – Ты – ведьма. Такая же, как они.
Я киваю. Любовь я потеряла – остается возмездие.
– Тогда давай поохотимся.
Наследие
Герои. Каждая хорошая история нуждается в героях. Не идеальных героях, нет, им разрешено совершать ошибки, им разрешено сбиваться с пути. Но в конце концов они принимают правильные решения. Они хороши. Они такие, какими хотим быть мы.
Я не героиня.
Я – антигероиня. Как бы я ни старалась, я никогда не стану Добром. Я не могу победить ни в сказке, ни в реальной жизни. Я обречена следовать путем, который мне уготован. Он доставит меня к месту назначения. Все написано. Я – Зло.
Я вижу это в глазах семерых мужчин. Они пытаются проявить ко мне благосклонность, но не могут не удивляться моему исцелению, тому, как я избежала верной смерти.
А я, даже если бы захотела, не смогла бы дать им ответа. Я сама ничего не понимаю.
Незаметно наблюдая за охотником, расслабленно сидящим между своими друзьями, я замечаю, что он тоже следит за мной. Он мне не доверяет, и мне интересно, какую роль играет он. Он – герой? Или такой же, как я?
– Клянусь бородой великанов, настоящая русалка, говоришь? – восклицает второй, поднимая бокал с кроваво-красным вином. – Да ты счастливчик, друг мой. Русалка! Это же надо!
– Она исполнила твое желание? – спрашивает Питер, повар, склоняясь над столом, который, кажется, чуть не прогибается под тяжестью сытных яств: жареные гуси в золотистом соусе, дымящиеся миски, полные фруктов и овощей, восхитительно пахнущие травами и растопленным жиром куриные ножки, сочное жаркое. – Чего ты пожелал?
Охотник на ведьм усмехается.
– Если он расскажет, то желание не сбудется! – ворчит Корд, причмокивая губами. Его руки сочатся жиром. Щеки пылают. – Но, как по мне, ему стоило пожелать, чтобы все треклятые ведьмы отправились к чертовой матери!
– Ну или хотя бы на Луну, – соглашается другой, и я тут же давлюсь своим вином. Мой сосед хлопает меня по спине. На глаза наворачиваются слезы. Они ненавидят нас, фей, – так же, как ненавидят и все остальные. Я поспешно натягиваю рукава одолженной мне рубашки на запястье.
– Почти угадали, – сухо отвечает охотник на ведьм, изучая меня темными глазами. Понимает ли он, как мне неуютно?
– Как она выглядела? – спрашивает мужчина, услужливо похлопывающий меня по спине. – Была ли она так красива, как сказывают?
– Красивее, – отвечает охотник на ведьм, и мужчины одобрительно присвистывают.
– Красивее, чем наша гостья? – спрашивает самый молодой из мужчин, сияя мне улыбкой. Неловкое молчание. Я чувствую, как кровь приливает к моему лицу, и торопливо опускаю голову. Без некоторых человеческих качеств я вполне могла бы обойтись.
– Нет, – слышу я тихий ответ охотника на ведьм. – Далеко не так… – он медлит.
– Сногсшибательно? – помогает юноша, и я подмигиваю ему. Он желает мне добра. Он мил со мной.
– Да, – мягко говорит охотник на ведьм, – сногсшибательно.
