– Кардиналу по роду его деятельности известно многое, но лучше не вдаваться в некоторые подробности. Особенно насчет нас.
– Это ж откуда кардиналу такое знать?
– Неужели, по-вашему, церкви ничего не известно о той стороне? Иерархи церкви знают о нежити и нечисти, тем более что многие прихожане ищут защиту от сил зла именно в храме.
– Так инквизиция обо всем знает?! – недоверчиво ахнул Бреннон. – Тогда почему ж не делает ни хрена?!
– Понятия не имею, – вздохнул Лонгсдейл. – Церковь для меня – загадочная организация.
Они ступили под своды дворца и направились к конторке клерка. Едва взглянув на джентльмена с собакой, молодой человек жестом велел следовать за ним и стал подниматься по лестнице.
– Без доклада, значит, шастаете к идейному врагу, а?
– Почему к врагу?
– А что еще вы собой представляете с их точки зрения? Наверняка какую-то сатанинскую тварь с сатанинским псом, которая вершит всякие сатанинские дела. Пфыр! Да наш епископ даже ко мне относится так же!
– Синьор Саварелли – человек более просвещенный, – с улыбкой ответил Лонгсдейл. Клерк впустил их в просторный кабинет, и Натан завистливо вздохнул: кардинал скромно расположился на площади чуть меньшей, чем целый этаж в департаменте.
– А, синьор Лонгсдейл, – донеслось издали: его преосвященство сидел перед столом в кресле, похожем на трон, и пристально наблюдал за приближением посетителей. – Синьор Уркиола упоминал вас… в числе прочих.
Когда они наконец добрались до стола, кардинал поднялся навстречу. На вид Бреннон дал ему лет пятьдесят пять – пятьдесят семь. Саварелли был высок, крепко сложен, очень смугл. Под сутаной угадывались мощные плечи и солидный живот. Сам кардинал напомнил Натану сову – круглая голова, круглые зеленоватые глаза навыкате, круглая шапочка среди курчавых черных волос и большой крючковатый нос.
Саварелли протянул руку с кольцом, Бреннон сделал вид, что намека не понял, и крепко ее пожал. Кардинал чуть слышно хмыкнул и грузно опустился в кресло, не предложив руки консультанту, зато пристально оглядев его пса.
– А где ваше животное? – спросил он комиссара.
– Я не консультант.
Куститые брови его преосвященства полезли на лоб:
– Нет? А что же вы тогда тут делаете? Кто вы такой?
– Это комиссар риадской полиции, Натан Бреннон, – мягко сказал Лонгсдейл. – Мы работаем вместе в Риаде, и комиссар великодушно согласился оказать мне некоторую помощь в этом деле.
Кардинал пробуравил Бреннона подозрительным взглядом и с явной неохотой указал им на кресла. Натан сел; Лонгсдейл остался стоять. Пес невозмутимо свернулся в клубок между ними и со скучающим видом закрыл глаза.
– Разве вы, консультанты, не работаете в одиночку?
– Не всегда. К тому же мистер Бреннон исключительно профессионален во всем, что касается дознания среди людей.
Комиссар смущенно кашлянул. К тому же он впервые узнал, что, оказывается, намерен оказать Лонгсдейлу какую-то помощь.
– Зачем он вам нужен? Синьор Уркиола справлялся и сам, а вам нужно целых два помощника?
– Синьор Уркиола бесследно исчез, – хмыкнул Бреннон, решив, что раз уж он должен помогать, то пора приступить к делу. – Что подсказывает нам, насколько успешно он справился с этой проблемой без помощников.
Они встретились взглядами; против ожидания, взгляд кардинала был совсем не таким тупым, как у епископа Уитби и прочих церковников. Саварелли смотрел на комиссара раздраженно, но при этом – оценивающе и даже выжидательно, словно действительно ждал какой-то помощи. Пес, учуяв конфликт, с любопытством приоткрыл глаза.
– Мы установили, – проговорил консультант, – что девочки превратились в нежить не сами по себе, а из-за заклятия. Увы, его отпечаток слишком слаб и размыт текучей водой.
– Заклятия? – резко спросил Саварелли. – Значит, это дело рук человеческих?
– Да. Нежить уже стала охотиться. В воскресенье они напали на четырех детей, одного мне удалось отбить. Трех обращенных девочек мы упокоили, но нам неизвестно, не обратятся ли новые жертвы.
– Однако главная сложность заключается не в этом, – снова вмешался Бреннон, – а в том, что мы с такими действиями уже сталкивались, как и с похищением консультанта. – И он коротко рассказал Саварелли о Ройзмане, его нежити и уничтоженном логове чародея. Комиссар постарался опустить подробности и говорить попроще, чтобы даже до этого святоши с первого раза дошло, в чем суть проблемы.
– Однако, – задумчиво изрек его преосвященство, когда Натан закончил. К удивлению комиссара, в глазах церковника все-таки светился разум, а следующая фраза и вовсе поразила Бреннона до глубины души: – Ни один из моих предшественников, работавших с синьором Уркиолой, не сталкивался ни с чем подобным. Мы даже и предположить не могли, что консультанты, гм… уязвимы.
– Ваших предшественников?! – воскликнул Бреннон. Кардинал издал короткий смешок:
– А вы полагали, что церковь пребывает в блаженном неведении? Святой престол запрещает нам использовать богомерзкую магию, но наблюдать нам разрешено. Конечно, в тысяча шестьсот девяносто первом глава инквизиции в Фаренце был изрядно шокирован и очень красочно описал встречу с синьором Уркиолой. Но с тех пор прошло больше ста семидесяти лет, и я впервые слышу о том, что кто-то способен охотиться на консультанта и тем более поймать его.
Комиссар сглотнул. Он как-то даже не задумывался о таких масштабах. По сравнению с ними его работа с Лонгсдейлом – это просто песчинка в песочных часах.
– Вот почему, – сказал консультант, – мне нужна помощь. Девочки обратились в мараббекк, сейчас их осталось шесть, но если они продолжат охотиться в разных частях города – а они продолжат…
– Не может же мистер Лонгсдейл разорваться, – перебил комиссар. – В прошлый раз все тоже началось с набегов нежити. Если за этим стоит человек вроде Ройзмана, его нужно обезвредить как можно скорее. У вас есть связи в полиции?
Саварелли сокрушенно покачал головой:
– С этим у нас трудно. Наша полиция, мягко выражаясь, не блещет энтузиазмом, и потому у нас нет полной криминальной сводки, а значит, нет и точного числа жертв. Может, этот человек орудует тут уже несколько месяцев, охотясь на бездомных.
– Тоже верно, – кисло заметил комиссар. Проклятие! Неужели местные настолько бесполезны? А он-то надеялся… – В любом случае, нам нужно осмотреть место преступления – то есть комнаты девочек в приюте – и допросить персонал, а также воспитанниц. Заодно и обыскать все здание, осмотреть прилегающую территорию, допросить местных жителей, бездомных, нищих…
– А вы, я смотрю, привыкли лихо браться за дело, – заметил кардинал с каким-то странным веселым одобрением. – Это у вас в Риаде так принято?
– В полиции – да, – сухо сказал комиссар. – Но как мне намекнул мистер Лонгсдейл, без вашей санкции в приют не попасть. Собственно, за ней мы и пришли.
Консультант смущенно закашлялся. Пес фыркнул.
– Ну что ж, – заключил его преосвященство, поднимаясь из-за стола, как кит из морских волн, – раз вы так настаиваете, то, пожалуй, я не только позволю вам нарушить покой приюта, но даже сам буду при этом присутствовать.
Снаружи приют оказался похож на тюрьму. Разве что решеток на окнах не хватало. Консультант, Бреннон и кардинал со своим сопровождением подплывали к узкой полоске мостовой на двух лодках – в одной под плотным навесом с комфортом расположился Саварелли, в другой мокли под редким дождиком консультант, пес и комиссар.
– Глухое местечко, – тихо заметил Натан. – Проводить ритуалы можно хоть еженедельно – за такими стенами никто ничего не услышит и не увидит.
– Полагаете, что наш злоумышленник – из числа работников приюта?
– Или может входить сюда, не вызывая никаких подозрений. Например, плотник, каменщик, врач – или священник.
– Почему вы их так не любите? – полюбопытствовал Лонгсдейл. Бреннон решил не объяснять, почему он считает священников в массе своей бесполезными фанатичными баранами – тем более что лодка Саварелли вплотную подошла к гондоле консультанта. Комиссар тут же сурово спросил:
– Где все?
– Какие все? – удивился кардинал.
– Где оцепление, дежурные полицейские, работающие на месте преступления офицеры или детективы?
– А. Ну, как бы вам сказать… – Саварелли тяжело вздохнул. – Полицейские посетили приют утром, констатировали смерть девяти воспитанниц, составили протокол и отбыли восвояси. Оцепление не выставили, поскольку, как я понял, они не нашли следов убийства.
Бреннон несколько секунд молчал, переваривая услышанное. Он многое хотел сказать, но ограничился кратким:
– Даже дежурных около места убийства не оставили?
– Мужчин в приюте для девочек при женском монастыре? Разумеется, нет, – с горестной усмешкой отозвался кардинал.
Лодки причалили. Пес первым выбрался на берег и потрусил к высокой серой ограде, окружавшей здание приюта. Небольшие окна на одной из стен смотрели на канал; Бренон сразу нашел те, из которых выбросились девочки, – на них не было ни рам, ни ставней, а проемы уже забили досками. Саварелли ударил в колокол у наглухо запертых ворот. В оконце мелькнуло лицо привратницы.
– Открывайте, – величаво повелел князь церкви. Женщина испуганно пискнула, тут же заскрипели засовы и замки, а затем в воротах распахнулась узкая калиточка, в которую кардинал протиснулся боком, кое-как втянув живот.
Пока Саварелли растолковывал привратнице, зачем и к кому им надо попасть, Бреннон осмотрел внутренний дворик – небольшой и квадратный, сущий каменный мешок, со скамьями вокруг чахлого фонтанчика. С трех сторон его обнимала крытая галерея, соединяющая сам приют, здание монастыря и церковь. Пес принюхался, потыкался носом в каменные плиты и разочарованно заворчал.
– Ничего?
– По крайнем мере, во дворике никаких следов магии нет, – пробормотал Лонгсдейл, втихаря водя в воздухе каким-то амулетом. – Нечисти и нежити тоже.
– Пойдемте, – сказал Саварелли, – нас проводят к настоятельнице, которая руководит приютом.
Мать Агнесса выглядела точно ожившая мумия – худая, как палка, сморщенная и с глубоко посаженными бесцветными глазками, которыми она враждебно уставилась на Бреннона, Лонгсдейла и пса из недр своего клобука. На вид женщине можно было дать от сорока до шестидесяти.
– Наш приют заботится о сиротках во имя Господа уже пятьдесят лет, – прошипело это божье создание и меленько перекрестилось. – Мы смиренно вынесем и это ужасное испытание…
– Да, – холодно изрек кардинал. – Однако смерть сразу девяти девочек требует самого пристального рассмотрения и дознания насчет их жизни и условий в приюте.
– У нас есть благословение папы!
– Мы помним. И настоятельно рекомендуем вам предоставить нашим консультантам все, что им потребуется.
– Этим людям? – осведомилась мать Агнесса таким тоном, будто перед ней валялись запойные пьяницы, только что выловленные из канавы. Клык удостоился отдельного негодующего взора. Пес оскалился и развалился на ковре перед камином. – Но ваше высокопреосвященство, нравственность наших воспитанниц…
– Никак не пострадает, если они и дальше будут прыгать из окон? – наконец вмешался комиссар. Время, черт возьми, не ждет! Они с Валентиной должны уехать сегодня вечером… ну, завтра утром – самое позднее.
– Я бы хотел осмотреть комнаты девочек, – кротко сказал Лонгсдейл. Мать Агнесса сжала четки, словно хотела огреть ими по физиономии это порождение сатаны.
– Живее! – цыкнул Саварелли. Настоятельница с кислой миной склонила голову и позвонила в колокольчик. Явившейся на звон монахине она велела проводить консультанта в комнаты воспитанниц – и с видимым облегчением перевела дух, когда пес ушел следом за Лонгсдейлом.
– Ну, что ж, начнем. – Бреннон сел за стол и раскрыл блокнот. Кардинал с любопытством следил за всеми его действиями. – Опишите последовательно все события того дня, начиная с утра.
Мать Агнесса пробуравила комиссара таким взглядом, которому позавидовал бы враг рода людского, но после требовательного жеста Саварелли неохотно приступила к рассказу. По ее словам, жизнь в приюте текла своим чередом ровно до полуночи, когда при обходе дежурная монахиня обнаружила, что девять девочек исчезли, а окна в их комнатах выбиты.
– А еще были какие-нибудь эксцессы? До этой ночи? Странное поведение, подозрительные разговоры, непонятные явления, может, кто-то пронес сюда необычные предметы?
– Вы намекаете, что диавол проник в стены, осененные благословением Иннокентия Восьмого?! – восшипела монахиня.
– А как благословение может этому помешать?
Кардинал кашлянул. Мать Агнесса залилась бледной краской.
– Где вы были в ту ночь и кто может это подтвердить? – спросил Бреннон.
– Я была в своей келье и молилась! – негодующе воскликнула монахиня.
– На какую сторону выходят окна вашей кельи?
– Я не понимаю, почему я должна подвергаться столь возмутительному допросу, когда такое несчастье…
– Отвечайте, – веско проронил Саварелли.
– На Большой канал.
– Ага, и при этом вы бодрствовали. Что слышали?
– Ничего! Я была погружена в молитвы Господу нашему…
– То есть когда несколько окон выпало в канал вместе с рамами и ставнями, а затем туда же отправилось девять тел – вы ничего не слышали, оглушенная силой истинной веры?
Мать Агнесса так крепко сжала губы, что кожа на остром подбородке и скулах туго натянулась.
– Я слышала плеск и звук падения, – сказала она наконец. – Тогда я вышла из кельи и была среди воспитанниц и монахинь, что могут подтвердить они все.
– Гм. Ранее вы утверждали, что тревогу подняла дежурная монахиня.
– Мне кажется, даже вы можете догадаться, что это произошло одновременно, – процедила мать Агнесса. – Я вышла из кельи и спустилась к комнатам воспитанниц, где встретила сестру Бенедику. Это произошло около полуночи, и, разумеется, после никто уже не смог уснуть.
– Когда вы вызывали полицию?
– Около шести часов утра.
– Почему так поздно?
– Потому что мы молились! – в ярости рявкнуло тощее создание, и Натан удивленно поднял брови.
– Что, не меньше пяти-шести часов? Допустим, час на то, чтобы угомонить панику, я согласен, но потом-то?
Кардинал снова покашлял, намекая на пресловутую силу веры.
– Я оказывала моим монахиням и воспитанницам духовную поддержку, – прошипела мать Агнесса.
– Шесть часов? Пока трупы ваших девочек плавали у вас под окнами?
– Они не плавали!
