Омега в наследство
Влада Багрянцева
Будущее Майкла было распланировано на годы вперед: учеба, профессия, брак с прекрасным омегой, и это было будущее, о котором можно мечтать. Но внезапное наследство делает из простого парня с фермы крупного бизнесмена и владельца особняка, к которому прилагается прислуга, а к фирме – милашка-секретарь, который с самого начала относится к новому хозяину с презрением.
Содержит нецензурную брань.
Влада Багрянцева
Омега в наследство
Глава 1
Лето здесь начиналось в декабре. Европа в соплях, в снегу и ледяных дождях, а у них, в Австралии, можно загорать и купаться. Можно, конечно, и в октябре купаться, но вода еще не прогрета, хотя солнце ласковое и мягкое, самое то, чтобы вечером сидеть на веранде с домашним лимонадом и болтать с соседями. Дядя Майкла, Филипп, так и делал – притаскивал из кухни целый графин, в котором плавали практически идеальные, как из рекламы газировки, дольки лимона и листики мяты, протирал высокий стакан краем чистой рубахи, наливал себе до краев, а потом, выпив залпом, морщился и орал, повернувшись к открытой входной двери с москитной сеткой:
– Ты что, сахара забыл добавить? У меня челюсти свело!
Эндрю, его супруг, как всегда отвечал, что лимоны тут не при чем, и что у Филиппа морда кривая с молодости. Майкл, чинящий рыболовную снасть тут же, на ступеньках веранды, только хмыкал – супружеская чета Беккер любила проводить досуг в виде перепалок и подколов. И так было всегда, все восемнадцать лет, что он жил с ними на ферме неподалеку от города, там, где начинались кукурузные поля.
Майклу было четыре года, когда его папа погиб – отказали тормоза в машине, но Филипп Беккер, его старший брат, считал, что он покончил с собой. Он взял племянника под опеку и растил как сына. Со слов дяди, Майкл знал, что был очень проблемным ребенком поначалу – весь в безголового папку:
– Мыться не хотел, ложкой есть не умел, игрушки раскидывал, истерики нам закатывал, а Эндрю даже кулаком по ноге досталось один раз. Убегал постоянно, если комнату не закрыть на ключ. Избаловал тебя Николь, но я вот что скажу – хорошо, что так вышло. Иначе бы ты повторил его судьбу. Если на «дичок» не привить, то яблоки будут кислые.
Все знали, что Николь, распутный папка Майкла, последние годы жизни много пил и вряд ли мог уделять достаточно сил и времени воспитанию единственного сына, которого он, впрочем, любил больше всего на свете. О том, кем был его отец, ни Филипп, ни Эндрю, Майклу не рассказывали.
– Кто ж его знает, где он тебя нагулял, – будто извиняясь, говорил всегда Эндрю.
Только и осталась, что фамилия – Спенсер, довольно известная в Европе, поскольку почти весь рынок ценных бумаг контролировал Ричард Спенсер, входящий в десятку самых богатых людей по версии «Форбс». Можно было докопаться до сути и поискать отца с фамилией Спенсер, но, когда Майкл горел этой идеей, было некогда – он заканчивал школу и собирался поступать в университет, только планы не сбылись, поскольку заболел дядя Эндрю. Все думали тогда, что не выкарабкается, но с помощью поддержки родных он снова встал на ноги спустя полгода, и Майкл, решив обучаться дистанционно, остался с ними. В конце концов, к чему этот город, если он в самом деле любит заниматься фермой и ее обитателями? У дяди к нынешнему времени было большое поголовье овец и крупного скота, за которым следили наемные рабочие, хозяйство приумножалось, и Филипп, наслушавшись о том, что китайцы закупают шерсть альпак за немалые деньги, решил заняться еще и ими. Пока приглядывался, читал, советовался с друзьями-фермерами, но потихоньку привозил материалы для новых загонов и домиков.Майкл его поддерживал:
– Ты будешь самым известным фермером в Австралии, точно говорю! И у нас будут одеяла из шерсти альпак, обувь из шерсти альпак, даже одежда из шерсти альпак. А еще молоко альпак. Их же доят?
Филипп шел узнавать у друзей, доят ли альпак, а Майкл отправлялся к своему парню Натаниэлю, с которым они ходили гулять на пляж, где омега, сидя на песке и уложив голову ему на плечо, смеялся над рассказами Майкла о неугомонном дяде. С Натаниэлем они встречались уже почти полгода, и чета Беккер души в нем не чаяла, приглашая на все семейные праздники. Русоволосый и голубоглазый, хозяйственный, улыбчивый омега нравился всем, с кем бы Майкл его не знакомил, и вопрос их помолвки был только делом времени.
В тот вечер, когда жизнь Майкла перевернулась с ног на голову, он тоже гулял по пляжу с Натаниэлем. Бросал мячик собаке, австралийской овчарке Лекси, а омега со смехом отпрыгивал от нее, когда она, рыча, не хотела этот мячик отдавать.
– Смотри, что могу! – Натаниэль все же отобрал игрушку и убежал далеко вперед, оставляя на песке следы босых ног, а Майкл помчался следом, догоняя их обоих:
– А ну стоять!
Домой он вернулся усталый и счастливый – омега после прогулки разрешил себя поцеловать, что затуманило мозги до такой степени, что обратно он шел, глупо улыбаясь в сумерки. С Натаниэлем у них ничего не было – омега, воспитанный в религиозной семье, сказал, что ляжет в постель только с мужем, и Майкл готов был ждать этого, хотя мог бы уже не раз потерять собственную девственность в любой из вечеров в клубе. Вообще удивительно было, что он, с его внешностью, умудрился не расстаться с ней еще в школе, а проходил до двадцати двух лет. Как обычно, вначале было не до этого, а потом он встретил Натаниэля, с которым было хорошо – уютно и спокойно – и без всего этого. У них впереди была вся жизнь.
Филипп ждал его на веранде, но какой-то непривычно серьезный, без графина с лимонадом, зато с письмом в руке.
– Что-то случилось? – напрягся Майкл, и даже Лекси притихла, усевшись у его ног и выплюнув на траву мячик.
– Случился твой отец, – вздохнул Филипп, протягивая ему бумаги.Майкл развернул лист, сложенный вчетверо, пробежался глазами по строкам, но информация не хотела восприниматься, ускользала мимо, плавая по краю сознания только осадками в виде каких-то совершенно сумасшедших цифр.
– Что это? – спросил он, поднося письмо к фонарю над дверным проемом, в свете которого кружились ночные мотыльки.
– Поздравляю, мальчик мой, – сдержанно-радостно, еще осторожно, будто сам не веря, произнес дядя. – Ты – миллиардер.
В письме нотариальной фирмы «Джонс и сыновья» говорилось, что родной отец Майкла, тот самый Ричард Спенсер, скончался в минувший вторник от сердечной недостаточности и завещал девяносто процентов своего движимого и недвижимого имущества сыну от второго брака, Майклу Спенсеру, которому необходимо в самом скором времени прибыть в Нью-Йорк для вступления в права наследства. Эндрю, вытирая мокрые – от радости, конечно же, – глаза, в тот же вечер помог собрать ему вещи, чтобы он вылетел утренним рейсом.
– Надо сразу, пока не объявились родственники и не затаскали по судам! Знаешь, сколько их у богачей? А еще сын от первого брака! – причитал он, складывая футболки стопкой.
– Что-то не верится мне во все это, ошибка какая-то, – перечитывая письмо в десятый раз, сказал Майкл.
– Что тут думать, смотри – вот твои инициалы, дата и место рождения, все твои данные, даже номер страховки! Не будь дураком, деточка, если тебе там, на небесах, отсыпали богатства, то ты его точно заслужил!
– Тогда купим дяде Филиппу сразу целую ферму альпак! – засмеялся Майкл, подхватывая маленького сухощавого Эндрю под мышки и кружась с ним по комнате.
– Пусти, дурак, у меня голова отвалится! – тоже захохотал тот, размахивая руками, как мельница.
Щемящее расставание с дядями и Натаниэлем, сутки в самолете с Лекси, которая провела их в багажном отделении – и Майкл в Нью-Йорке. Оказавшись в огромном здании аэропорта и сдерживаясь, чтобы не открыть рот от восхищения, как последняя деревенщина, он нашел глазами в толпе встречающих альфу в черном костюме и солнцезащитных очках, держащего в руке табличку с фамилией Спенсер. По виду – типичный шкаф из охраны. Приближаясь к нему, Майкл увидел стоящего рядом омегу в таком же черном костюме, невысокого, но с отличной фигурой, с длинными, до пояса, гладкими волосами медного цвета. Омега, с нескрываемым неодобрением оглядев Майкла в светлых джинсах и футболке с задравшимся рукавом, сжал пухлые, никак не вписывающиеся в его холодный образ, губы.
– Добро пожаловать в Нью-Йорк, Майкл, – произнес он, разворачиваясь. – Следуйте за мной.
По блестящему напольному покрытию зацокали каблуки – омега был в туфлях на шпильке, чего Майкл поначалу не заметил. Он почесал нос, подавляя желания спросить, что это за мода такая, когда омега, не являясь ни проститутом, ни стриптизером, носит каблуки в обычной жизни. Потом поднял голову, осматриваясь снова и не замечая еще кого-то в подобной обуви. Да уж. Ну и мода тут у них.
Глава 2
Род Аппель был известен своей верностью, честью, добропорядочностью вот уже в течение нескольких столетий. Разве только ранее омег не допускали на службу секретарями и домоправителями, а если в роду оставался работоспособным только омега, ему приходилось тщательно подбирать супруга, который бы согласился взять его фамилию и с гордостью продолжил дело нескольких поколений. Была у них в семействе пара случаев, когда честь рода пятнали, но от таких членов семьи быстро отрекались, вымарывая из семейного древа, и не упоминали о них, как о родне, никогда, не преминув рассказать потом детям об отступниках страшные сказки, в которых отщепенцы заканчивали жизнь в грязи и умирали в сточной канаве.
Аппели не каждому богачу присягали на верность, но уж если брались служить, делали это с достоинством и доблестью, утраченной позабытыми ныне рыцарями крестовых походов.Род Спенсеров был значительно моложе Аппелей, но куда влиятельнее и богаче, и удостоился чести иметь при себе одного из них – в чем-чем, а в людях древний род секретарей разбирался довольно неплохо, из поколения в поколение преподавая эту довольно сложную науку.
Валери скорбел вот уже вторую неделю. Не по роду деятельности, а по зову души. Он с детства знал, что ему придется служить в доме Спенсеров секретарем, и когда пять лет назад отец по состоянию здоровья отправился на покой, он принял эту должность из рук в руки с честью, и ни дня об этом не жалел. Глава семейства был достойным работодателем, в чем младший Аппель убеждался не единожды.Ричард, его наниматель и даже чуточку больше, скончался практически у него на руках. Их отношения были более теплыми и доверительными, чем у Спенсера с его старшим сыном, Гленом. Будучи в курсе всех проблем и событий, Валери по поручению хозяина отслеживал судьбу его младшего сына от второго брака, Майкла, но не предполагал, что жизнь повернется таким боком, что все нажитое мистером Спенсером внезапно перейдет в руки этого юного австралийского аборигена.
То, что здоровье Ричарда было не идеальным, знали все, но никто не ожидал, что смерть настигнет вполне еще бодрого и делового альфу так скоро. Шестьдесят девять лет ему никто бы не дал – он выглядел гораздо моложе своего возраста. Поэтому, когда Валери держал за руку работодателя, лежащего на больничной кровати после сердечного приступа, куда не явились его проведать ни Глен, ни третий, нынешний супруг Кертис, он похлопывал того легонько по ладони, успокаивая:
– Мистер Спенсер, вы выберетесь, вы здоровы как бык! Держитесь!
Но Ричард улыбался уголком рта и старался говорить четко, хоть ему это плохо удавалось:
– Присмотри за Майклом. Я недодал ему внимания и любви. Мне больше некому его доверить. Он хороший мальчик… Дай ему шанс. Мне не так жалко денег, как то, что эти акулы набросятся на Майкла, а он так похож характером на своего папу! Доверчивый и добрый…
Конечно, Валери кивал головой, подтверждая, что обязательно присмотрит. Но не думал об этом, не веря, что Ричард сдастся и покинет этот мир так глупо – какой-то там сердечный приступ не мог свалить такого мощного и целеустремленного альфу. Но, как оказалось, мог.
Хлопоты с похоронами, поминками, трауром, нотариусом, бумагами, деловыми партнерами и хозяйственными распоряжениями, отняли у него много сил и здоровья, а уж распоясавшийся после смерти отца Глен и совершенно не страдающий от вдовства Кертис, так и вообще вставляли палки в колеса, требуя от Валери невозможного.
Поэтому, когда пресловутый Майкл Спенсер прилетел в Нью-Йорк, Валери был удивлен, как сильно младший сын был похож на отца и как разительно при этом он отличался от Ричарда и Глена. Господи, от него, казалось, даже пахло австралийским навозом!
Хотя это никак не должно было сказаться на его отношении к наследнику имущества мистера Спенсера, но почему-то, видя Майкла первый раз лицом к лицу, он ощутил неприязнь. И только его обещания мистеру Спенсеру присмотреть за сыном, заставляло улыбаться, стоя с водителем, держащим табличку, в зале аэропорта. О да, Майкл был симпатичным молодым альфой. Но на вкус Валери – слишком смазливым. Такие мальчишки обычно ничего не умеют по жизни, кроме одного, что удается им несомненно и без усилий – профукать деньги. Он понимал, строго разглядывая своего нового хозяина, что строит слишком поспешные выводы. Однако одно то, что двадцатидвухлетний юнец унаследует дело всей жизни Ричарда Спенсера и промотает – по желанию или незнанию, что без разницы, – весь огромный капитал, который его отец неимоверными усилиями создавал и приумножал, и который в конечном счете убил его, не позволяло относиться к возникшему на горизонте мальчишке заведомо иначе, чем к транжире и обормоту. Без нужных знаний, амбиций и огромной силы воли, на все про все ему будет достаточно полугода, чтобы развалить империю долларового миллиардера Спенсера. Валери понадеялся, что этого уже не увидит. Три обещанных месяца он отработает, а дальше мальчишка будет справляться сам. Плотину руками не заткнешь.
Валери это знание не просто удручало, а делало больным. Он знал, видел, принимал участие в работе Ричарда, пусть опосредованно, но все же… И тут этот мальчишка, пришедший на все готовое, с дебильной улыбкой осматривающийся в здании аэропорта. Больше всего выводила из себя именно эта улыбка – абсолютно беззаботного, не привыкшего думать о завтрашнем дне вчерашнего школьника, которому бы сейчас тискать омег на пикнике и играть в бейсбол. Заниматься серфингом, нырянием с аквалангом, чем там еще они занимаются в Австралии? Загорают? Этот вон какой загорелый, ни один солярий не даст такого ровного золотистого оттенка на гладкой ровной коже. Наверное, поэтому белые зубы на лице казались еще белее, а голубые глаза ярче, и разрез такой типичный, миндалевидный – Валери такие глаза не любил. С червоточинкой.
По этикету полагалось обращаться к нему не иначе, как «Господин», он ведь был Спенсером, но Валери не мог пока заставить себя делать это. Какой он ему господин?
Майкл прибыл не один, вместе с багажом он забрал собаку, и глаза у существа, прыгнувшего в машину вперед хозяина, были еще голубее, чем у него. Действительно, лучше питомца было не подобрать – такая же жизнерадостная разгильдяйка, и пасть открывает так, словно тоже улыбается без перерыва. Два сапога – пара.
– Сейчас мы едем в нотариальную контору, затем в фамильное имение – особняк с бассейном, гаражом на десять мест – все они заняты автомобилями господина Ричарда, теперь… – Валери вздохнул как можно менее раздраженно, – …вашими автомобилями. Также в особняке есть зона отдыха на крыше, терраса и сад. Как долго вы планируете пробыть здесь, чтобы я успел ввести вас в курс дела и передать все необходимые знания? Вы также унаследовали бизнес отца по изготовлению солнечных панелей. Чтоб вы понимали, эти автономные системы электропитания обслуживаются его же фирмой. Как и ветровые генераторы – на этом он и сделал свой капитал.
– Я пока не знаю, сколько я тут задержусь, – ответил Майкл, усаживаясь на заднее сиденье ожидавшей их машины и с интересом изучая кожаный салон.Валери расположился у самой дверцы, которую захлопнул за ним водитель, сдвинул колени, ставя ступни рядом, носок к носку, и замечая, как взгляд Майкла тут же устремляется на туфли. Предвосхищая стандартные вопросы, которые ему задавали все новые знакомые альфы, Валери пояснил:
– Я ношу каблуки с пятнадцати лет. Потому что мне так удобно, и я чувствую себя вполне комфортно, если не задавать мне вопросов по этому поводу. Продолжим. После того, как вы вступите в право наследования и примете все бумаги от доверенного лица, мы с вами начнем знакомиться с фирмой, и по факту знакомства со всей структурой изнутри, вы решите, что вам делать дальше: продать свою долю – шестьдесят пять процентов – соучредителям, либо продолжать дело отца.
Собака, опустив голову на колени Майкла, смотрела на Валери как на новую игрушку, которая пока лежит в пакете вместе с покупками на кухне и которую нельзя трогать до тех пор, пока не выложат продукты. Майкл, погладив ее по морде, произнес:
– Это Лекси. Она любит все, что вкусно пахнет.
Валери захотелось остановить машину и выйти прямо посреди проезжей части – подколов еще и от этого он точно долго не потерпит.
– Очень остроумно, Майкл, – холодно проговорил Валери, и тот сделал вид, будто не понимает, на что он обиделся – ну да, конечно.Сам-то он пахнет типично, по-альфьи – здоровым активным самцом, а вот Валери не повезло – в то время как другие омеги благоухали как цветы в оранжерее, он пах как только что купленная, девственно-чистая книга, чем-то похожим на типографскую краску. И это было совсем не романтично, не привлекательно и уж тем более не сексуально. Особенно вкупе с его ростом и внешней безэмоциональностью, которой он научился гордиться – для людей его профессии это был несомненный плюс, отнюдь не минус.
Все то время, что ехали по городу, Майкл пялился в окно, что-то негромко комментировал для собаки, и та поскуливала от восторга, вывалив язык, а затем и высунув морду в окно. Наверное, отметка на шкале собачьего счастья переползла за самую верхнюю при таком обилии незнакомых запахов и звуков.
– В кабинете нас уже ждут свидетели, при которых писалось завещание, а также члены семьи, которые также являются наследниками, – машина остановилась у бизнес-центра, и Валери вышел, прихватив дипломат, с которым обычно не расставался никогда вне дома. – Ваш старший брат Глен, сын Ричарда от первого брака, и третий муж Ричарда, Кертис Спенсер. Им достанется малая часть наследства, в общей сумме – менее десяти процентов.
– Судя по всему, покойный их не слишком-то и любил? – фыркнул Майкл, выходя следом и задирая голову, чтобы взглянуть на шпиль на крыше здания.
– В последние полгода отношения Ричарда с домочадцами нельзя назвать теплыми, – как всегда без акцента на нюансы ответил Валери. – Однако он оставил им право проживания в особняке до конца жизни. Вы в праве продавать все, кроме фамильного особняка, который можно только передать в наследство своим детям.
Контора располагалась на семидесятом этаже, и в лифте Валери смотрел на то, как мелькают цифры на панели, что почему-то теперь казалось ему грустным: вот так и с Ричардом – шестьдесят шесть, шестьдесят семь, шестьдесят восемь, шестьдесят девять – и все.
До юбилея не дотянул два месяца – Майкл ознакомился в самолете с информацией об отце. Нашел в сети. Дико все это было – и получение наследства и потеря отца, которого он никогда не знал, поэтому он был так ошарашен, что большее на что был способен – улыбался. Тупо улыбался.
Господин Спенсер был добрым. К тем, кто это ценил. Конечно, он совершил много ошибок в жизни, включая ту, что сейчас стояла рядом с Валери, но за все свои ошибки он отвечал и никогда не избегал ответственности за последствия. Валери, посвящавший все свое время ведению дел Ричарда, тех, где не требовалось прямое участие самого хозяина, прекрасно знал, что сын от Николь, второго брака, продлившегося всего полтора месяца, для хозяина был слабостью.
– Николь – единственный, кого я в этой жизни любил, – говорил Ричард, уже лежа в палате. – Таких, как он, больше нет. Поэтому сын от него – это подарок судьбы. Я же рассказывал, как мы познакомились?
– Он сбил вас на велосипеде, – улыбнулся Валери, зная эту историю от первого слова до последнего.
– Да. На велосипеде. Я тогда поехал отдыхать инкогнито, так сказать, без охраны, никому не сообщал куда – так меня все достало, хотелось пожить, как обычный человек. Махнул к рифам, к паукам и ядовитым змеям, к «большой воде». А там меня, в первый же день отдыха, сбил Николь – ветер унес мое полотенце, когда я шел на пляж, и прямо ему на голову, представляешь? Он и наехал прямо на меня, а я как увидел эти глаза, так и пропал. Ох и нагрешили мы в тот день!
– Ты такой маленький, – сказал вдруг Майкл с такими похожими на Ричарда нотками в голосе, что Валери резко вынырнул из своих воспоминаний. – Но тебе идет.
– Спасибо, Майкл, но мы с вами не так близко знакомы, чтобы позволять себе фамильярничать, – произнес Валери со снова подкатывающим раздражением. – Привыкайте соблюдать социальную дистанцию и субординацию – тут вам не ферма.
Майкл не перестал улыбаться, но теперь его улыбка стала скорее ядовитой, чем дружелюбной, и Валери понял, что ему удалось зацепить его, только радости от этого он не испытывал. Пока что не испытывал – Майкла предстояло терпеть еще три месяца, и у них все впереди. А потом Валери уедет из этого дома навсегда и наконец займется своей семьей. Он заслужил.
Глава 3
Лекси пришлось оставь у охраны на первом этаже – с собаками к нотариусу было нельзя, и Майкл чувствовал себя совсем чужим и потерянным все то время, пока оглашали завещание и подписывали бумаги. Среди присутствующих он сразу узнал Кертиса Спенсера – кто еще мог припереться, кроме супруга покойного, в вызывающе-красном костюме на подобную встречу? Всеми силами пытался показать, насколько скорбит по потере, даже волосы лаком уложил замысловатыми волнами. Омега был красивый, просто картинка – блондин с большими светлыми глазами, утонченный и идеальный, как кукла из магазина, портили его только капризно вздернутые брови и кислое выражение мордашки. Глена Майкл тоже узнал – они с братом были похожи чертами лица, и дядя Филипп, присутствуй он здесь, наверняка сказал бы, что Глен даже меньше пошел в покойного, чем Майкл.Встреча промелькнула быстро, поскольку Майкл только и делал, что ставил свои подписи, не читая, на всем, что ему подсовывали, пока остальные вяло – видно, не в первый раз – переругивались между собой, а в конце, когда Валери аккуратно складывал в дипломат экземпляры подписанного Майклом, к ним приблизился Кертис, похлопал Майкла по руке и произнес:
– Добро пожаловать в наш террариум, дорогой.
– Действительно, теперь – дорогой, – поддержал Глен, окидывая брата взглядом, полным презрения, и выходя первым из кабинета.Следом продефилировал Кертис, и Валери, застегнув молнию на дипломате, сказал:
– Идемте.
Когда они вновь очутились в машине, Майкл, смотря на его лежащие на коленях руки, – тоже маленькие, у худощавого и невысокого Натаниэля и то были больше, – спросил, почему секретарь так настроен по отношению к сыну своего покойного нанимателя.
– Мне кажется, я тебя раздражаю, – сказал он. – Своих новоиспеченных родственничков я еще могу понять, но тебе-то я чем успел не угодить?
– Смею заметить, что угодить вы тоже ничем не успели, – заметил Валери, отвернувшись к окну. – И не обязаны. Я дал вашему отцу обещание, и это прописано в договоре, что прослужу вам три месяца со дня смерти предыдущего хозяина, потом я волен делать все, что вздумается. Мистер Спенсер также оставил мне неплохую сумму в качестве выходного пособия, я могу уехать в любое время, но я обещал и выполню обещание. Мои соображения по вашему поводу останутся моими соображениями и никак не коснутся рабочих отношений. Вы можете на меня положится, Майкл, наш род зарекомендовал себя еще до вашего рождения. Главное, внимательно слушайте, что вам будут говорить и решайте потом, какие планы строить на будущее. Если хотите мой совет – не торопитесь со всем предложенным соглашаться. Это Нью-Йорк. Здесь вас проглотят и не поморщатся.
Майкл опустил ладонь на теплую собачью голову и рассеянно погладил ее. Из того, что сказал Валери, он не понял ничего, кроме единственного: тот не собирается откровенничать и говорить прямо. Видимо, умение увиливать от ответа входило в перечень его профессиональных навыков, необходимых для работы, и Майкла это начинало расстраивать. Не исключено, что в дальнейшем ему предстояло общаться именно с такими людьми. Хотя с первого взгляда и впечатления, в отличие от Глена и Кертиса, Валери ему понравился, что скрывать, он не мог не нравиться, хотя и излучал ледяную колючую ауру, казалось, дотронься до него, и зашипит. И все это в контрасте с внешностью: медные волосы, пухлые губы, медовые глаза – теплые осенние оттенки. Если уж разбирать это первое впечатление досконально, то Майкл сравнил своего секретаря – обалдеть просто, у него теперь личный секретарь! – с детенышем кенгуру, который на ощупь точь-в-точь как плюшевая игрушка. Почему-то именно это он вспомнил, увидев его – как трогал кенгуренка, и это было одно из множества самых классных детских воспоминаний.
По поводу дальнейшего Майкл пока не думал, нужно было изучить дом, съездить в офис, посоветоваться с дядей и Натаниэлем, а потом принимать решения. Себе он казался сейчас малообразованным фермером, выигравшим в лотерею нереальную сумму и улыбающемуся с экрана телевизора в местных новостях, такого же ошалевшего от случившегося и еще не верящего, что это все происходит в самом деле. Неудивительно, что остальные видят его так же. И считают обычным дурачком из семьи овцеводов, которого хоть отмой, хоть в шелка наряди, но мозоли с рук не сотрешь.
«Деревенщина» – сквозило между слов, когда Валери говорил, и Майкла неожиданно больно кольнуло там, в лифте, напоминание о том, откуда он приехал. Тут был другой мир, муравейник, где все куда-то спешили, воздух был другой, солнце другое, и он понял, что даже если решится остаться здесь, то точно ненадолго. Ему уже не хватало простора и шума волн. Громада камня давила.
