– Мы справимся. – Хелена потянулась к нему и сжала его руку. – Мы всегда справляемся.
– Да, но… – Уильям вздохнул. – Я надеялся, что мы сможем не просто «справиться». Что это лето станет для нас возможностью развлечься.
– И я не понимаю, почему это невозможно. У нас тут определенно интересные персонажи в списке гостей.
– Кстати, Сэди уже проявилась?
– Да. Она прилетает тем же рейсом, что и Чандлеры. Я спрошу, смогут ли они привезти ее сюда из аэропорта.
– Господи! – Уильям выдавил кривую улыбку. – Пресловутая Джулз и ее забитый супруг, не упоминая Рупса и Виолу, думающая о самоубийстве Сэди… и дочь, которую я почти не знаю.
– Ну, если так формулировать, звучит совершенно жутко, – согласилась Хелена. – Может, откажемся и сбежим домой?
– Ты права. Прости меня, я все вижу в черном свете. Кстати говоря, ты упоминала о грядущем приезде Хлои Имми и Фреду? – спросил Уильям.
– Нет. Я сказала Алексу, но подумала, что ты предпочитаешь рассказать младшим сам.
– Верно. Тогда мне лучше поторопиться. Есть идеи, как им сообщить? – спросил он.
– Как бы невзначай, будто это ерунда. И помни, кровь не водица. Хлоя их сводная сестра, и у них на пятьдесят процентов общие гены.
– Ты права. Меня просто беспокоят вторые пятьдесят процентов. Что, если она похожа на свою мать?
– Тогда да поможет нам Бог. Хочешь, скажем Имми и Фреду вместе?
– Да, – Уильям благодарно кивнул. – Спасибо, Хелена.
* * *
Младшие, как и ожидала Хелена, спокойно восприняли предстоящий приезд сестры, которую никогда не видели.
– Папочка, она милая? – спросила Имми, устроившись на коленях Уильяма. – Как она выглядит?
– Ну, когда-то все говорили, что Хлоя похожа на меня.
– У нее короткие каштановые волосы и большие уши? Фу-у!
– Спасибо, солнышко. – Уильям поцеловал дочь в макушку. – Она гораздо симпатичнее меня, обещаю.
– А Кокоя к нам навсегда? – спросил Фред из-под стола, где он играл с одной из своих машинок.
– Это Хлоя, Фред, – поправила Хелена. – Нет, только пока мы здесь, на Кипре.
– Значит, она живет одна?
– Нет, она живет со своей мамочкой, – объяснил Уильям.
– Тогда почему я никогда ее не видел?
– У нее другая мамочка, дорогуша. – Хелена знала, что бессмысленно пытаться логично объяснить ситуацию трехлетнему ребенку. – И вообще, детки, пора спать.
Последовал обычный хор жалоб, но в конце концов оба были уложены в кроватки. Хелена нежно поцеловала обоих в покрытые сладким потом лбы.
– Баю-баюшки-баю, не ложися на краю. – Она тихо закрыла за собой дверь и на лестничной площадке наткнулась на Алекса, тащившего рюкзак вниз в новый спальный отсек.
– Привет, мам, все нормально?
– Да. А у тебя?
– Ага.
– Тебе не надо переезжать до завтра, ты же знаешь. Папа поедет встречать Хлою только после обеда. Утром будет масса времени сменить простыни и привести комнату в порядок.
– Я хочу сейчас, – он начал спускаться.
– Ладно. Я уже поставила туда вентилятор. Не хочу, чтобы у тебя снова случился тепловой удар.
– Спасибо, – Алекс остановился и посмотрел на нее. – Ты собираешься разбирать те коробки в сарае?
– Да, когда будет время, а значит, определенно не в ближайшие дни.
– Можно мне?
– Если ты ничего не будешь выбрасывать.
– Конечно, не буду. Ты же меня знаешь, мам, я люблю историю. Особенно мою собственную, – добавил он с нажимом.
– Но Алекс, – Хелена пропустила реплику мимо ушей, – многие из этих вещей ничего для тебя не значат. Не забудь, Ангус не был моим родственником. Он был моим крестным отцом.
– И все равно, может быть, я узнаю что-нибудь о нем. Интересно, правда же?
– Да, конечно. – Хелена, разумеется, заметила намек. Алекс искал ответы, но она знала, что он ничего не найдет в коробках Ангуса. – Берись, но я не хочу, чтобы ты завтра застрял там на весь день. Приезжают гости, и мне понадобится твоя помощь.
– Конечно. Спокойной ночи, мам, – сказал он, когда они добрались до его новой спальни.
– До завтра, дорогуша, – ответила она, и Алекс закрыл дверь.
ДНЕВНИК АЛЕКСА
15 июля 2006 года
Я сижу на кровати в своей каморке. Вентилятор, которым меня снабдила мать, так близко, что высохнуть можно ровно за минуту. Я только что притащил из сарая коробку, заполненную письмами и фотографиями, которые могут быть связаны со мной и моим прошлым – а могут и не быть.
Моя мать не глупа. Она знает, что я ищу. Она знает, как сильно я хочу знать…
Кто Я.
Мама, похоже, не беспокоилась, что в этих коробках я найду ключ к великой тайне, поэтому вряд ли в вещах Ангуса попадется что-то стоящее.
Интересно, почему она так скрытничает о своем прошлом? Почти никогда не упоминает своих родителей, или где она росла, или как. Сегодня она выдала неожиданно много информации.
Я тут же осознал, что большинство детей знают своих бабушек и дедушек или хотя бы их помнят. Я же знаю наверняка только, что Хелена Элиза Бомонт – моя мать и что я родился в Вене (этого она не могла скрыть, потому что так написано в моем свидетельстве о рождении) и жил там до трех лет, после чего она встретила папу, мы вернулись в Англию и они поженились. Очевидно, в раннем детстве я был билингвой. Теперь же я с трудом считаю на немецком до десяти.
Ложусь, закинув руки за голову, и смотрю на потрескавшийся, желтеющий потолок. И размышляю, что у моего друга Джейка (я использую этот термин условно, в том плане, что мы эпизодически общаемся и он не такой кретин, как все остальные в моем классе) есть мать, уютно полненькая и какая-то домашняя на вид, какими и бывает большинство мам сыновей-подростков. Она работает на полставки секретарем в медицинской клинике и делает замечательные кексы, когда я заглядываю на чай, и все в ней…
…нормальное.
Вся ее жизнь представлена в фотографиях на буфете, рядом со свежеиспеченными сконами. Джейк все знает о своих бабушках и дедушках и кто его отец, поскольку видит его каждый день. Единственная тайна, которую ему надо разгадать, это как уговорить маму одолжить десятку на покупку новейшей игры для игровой приставки.
Так почему же моя мать и мое прошлое такая тайна?
Делаю глубокий вдох и понимаю, что снова начинаю серьезно зацикливаться. По-видимому, это нормальное свойство для такого, как я. «Одаренного» ребенка. Ненавижу быть статистической величиной и очень стараюсь не соответствовать, но иногда это сложно. Чтобы отвлечься, сажусь прямо и начинаю вытаскивать из коробки бесконечные коричневатые фотографии неизвестных людей, которые сейчас почти наверняка мертвы. На некоторых проставлены даты на обороте, на некоторых нет.
В молодости Ангус был очень интересным, особенно в мундире. Странно, что он так и не женился. Если только не был геем. На вид непохоже, но по внешности не угадаешь. Я часто размышлял, как узнать, гей ты или нет. Я, может, и не такой, как все, но определенно натурал, как ни странно.
Наконец я добрался до дна коробки, с трудом пробившись через груды фотографий и переписки касательно доставки виски из Саутгемптона и таможенных пошлин на ввоз такой-то картины или такого-то предмета мебели. Потом я вытаскиваю пухлый коричневый конверт, адресованный «полковнику Макклэддену» в Пандоре, и сую руку внутрь.
По кровати разлетается масса тонких голубых конвертов авиапочты. Заглядываю в один и вижу, что содержимое все еще в полной сохранности. Вынимаю письмо и вижу сверху дату, «12 декабря», но ни года, ни адреса.
Читаю первую строчку:
«Моя дорогая, дорогая девочка».
Ну да. Не надо быть Холмсом и Уотсоном, чтобы заключить, что это любовное письмо. Очень красивое: написано чернилами и тем изящным почерком, какому учили в те времена.
Проглядываю его. Это панегирик неизвестной женщине, именуемой «дорогой девочкой». Уйма «дни без тебя бесконечны, и я жажду, чтобы ты вернулась в мои объятия…».
Совершенно не в моем вкусе – вся эта слащавость. Я-то предпочитаю триллеры. Или Фрейда.
Больше всего раздражает, что в конце нет подписи, просто неразборчивая закорючка, которая могла бы быть любой из, наверное, дюжины букв.
Убираю письмо в конверт и открываю еще парочку. Они написаны в подобном духе и дают не больше зацепок насчет времени или личности, чем первое.
Заглядываю в большой коричневый конверт, чтобы проверить, не осталось ли там еще чего-нибудь, и нахожу сложенный листок бумаги.
«Полагаю, эти письма – Ваша собственность. Посему возвращаю отправителю».
Вот и все.
Итак, автор этих писем явно Ангус. Что также решает одну загадку и подтверждает, что он определенно не был геем.
Зеваю. Как же я устал, таская все эти коробки по жаре. Завтра утром отдам эти письма матери. Они определенно больше в ее вкусе, чем в моем.
Выключаю свет и ложусь на спину, вытаскивая Би из-под подушки и укладывая под мышку. Наслаждаюсь ветерком от вентилятора и размышляю, как такой человек, подобный Ангусу, мог командовать войсками и стрелять в людей – и при этом писать такие письма?
Пока она для меня тайна, эта самая «любовь», но рискну предположить, что однажды все само собой разъяснится.
Когда-нибудь.
?
Семь
Где же она, черт возьми?
Взволнованный Уильям запустил пальцы в волосы.
Самолет приземлился больше часа назад. Пассажиры высыпали из зоны прилета, и теперь в зале ожидания было зловеще тихо.
Он попытался позвонить жене на мобильный, но та не отвечала. Он высадил ее с детьми возле местной фирмы проката автомобилей в Пафосе, поскольку было решено, что каждому из них определенно понадобится машина. Хелена сказала, что, скорее всего, возьмет детей на пляж. Уильям оставил ей сообщение с просьбой срочно перезвонить, потом, еще раз пройдясь по залу ожидания, направился к стойке информации.
– Здравствуйте, вы не могли бы проверить, прилетела ли моя дочь утренним рейсом из Гетвика. Я ее встречаю, а она до сих пор не появилась.
Женщина кивнула.
– Имя?
– Хлоя Кук.
Женщина пощелкала клавишами компьютера, прокрутила экран и наконец подняла голову.
– Нет, сэр. На рейсе не было пассажира с таким именем.
– Господи. – Уильям выругался вполголоса. – А можно проверить, прилетает ли она сегодня другим рейсом из Англии?
– Я могу попробовать, но у нас несколько рейсов из малых аэропортов по всей стране.
– Был сегодня рейс из Станстеда? – Уильям доверился интуиции.
– Да, он приземлился за полчаса до рейса из Гетвика.
– Пожалуйста, вы не могли бы проверить его?
