– Верховный хранитель. Он оберегает храм и руны, он – совесть Сейлока.
– Он что, король?
– Нет, короля выбирают из кланов. Рядом с храмом стоит его замок. Король управляет кланами… а хранители – королем, хотя, пожалуй, король Банрууд с этим не согласится.
– Что же, девочек совсем нет? – Она никак не могла поверить, что такое возможно.
– За двенадцать лет… родилась только принцесса. За все это время в Сейлоке не было больше ни единой дочери… Мужчины привозят дочерей из других краев… но этого мало… и кажется, нет спасения, нет руны, что сняла бы с нас это заклятие.
– У вас есть принцесса?
– Принцесса Альба, дочь короля Банрууда и королевы Аланны.
– Имя королевы ты произнес с грустью.
– Королева Аланна недавно умерла. После этого ярлов собрали на Храмовой горе. Туда?то и отправился Арвин. Я узнаю обо всем, когда он вернется.
– Арвин тоже ярл?
– Нет. – Хёд улыбнулся, словно его рассмешило ее предположение. – Арвин – хранитель, хранитель пещеры, но он обучался в храме и часто бывает там, когда его вызывают на совет.
– Какая сложная система. Хранители, короли, пещерные люди, проклятия.
– Только не называй Арвина пещерным человеком, – расхохотался Хёд. – Он тебе этого не простит. Он считает себя помазанником, могущественным хранителем и недоволен тем, что его поставили присматривать за покрытой рунами пещерой.
– В этой пещере есть руны? – с интересом переспросила Гисла.
– Да, – вздохнув, отвечал Хёд. – Об этом я тоже не стал бы говорить Арвину. Он вырежет язык нам обоим. Мне – за то, что я так открыл тебе эту тайну, а тебе – за то, что ты ее знаешь.
– Я буду молчать. Руны мне не интересны. Лучше я расспрошу тебя о принцессе. – Гисла была готова говорить обо всем, кроме Тонлиса.
– Арвин считает, что Банрууд стал королем из?за Альбы. После ее рождения появилась надежда, что проклятие снято. Но с тех пор прошло уже пять лет, а других дочерей все нет.
– Значит, Сейлок… не слишком хорошее место? – Она вообще не знала, остались ли в мире хорошие места.
– Людей переполняет страх. Страх обнажает уродство. Легко быть хорошим и добрым, когда тебе это ничего не стоит. И совсем нелегко, когда за это нужно платить своей жизнью. Так что люди здесь не добры и довольно часто совсем не хороши. А ты здесь… ценнее золота.
* * *
Утром их седьмого дня вместе – после того как целых два дня они не занимались почти ничем, кроме пения, и Хёд, к его вящей радости, наслаждался всем, что «видел», – Хёд объявил, что их ждут хлопоты по хозяйству, а песни придется отложить до самого вечера. Гисла была не прочь отдохнуть. Она всюду следовала за Хёдом и, как могла, помогала ему. У него для всего имелась своя система, изумлявшая ее, и она смотрела, как он легко и сноровисто управляется с самыми разными повседневными делами. Он развесил шкуры, покрывавшие пол и стены пещеры, на натянутой между двух деревьев веревке и принялся метлой выбивать из них пыль. Она взялась было выбить шкуры, лежавшие в гнезде, которое он для нее устроил, но он был сильнее и потому лучше и быстрее выбивал пыль. Тогда она отыскала в пещере корзинку и отправилась за ягодами, решив, что он их собрать не сумеет. Но оказалось, что он и ягоды хорошо собирает: аккуратно пробегая пальцами по кустикам, он искал среди листьев шарики одного размера. В конце концов он набрал почти столько же ягод, сколько она.
Днем он расставил в лесу капканы, наколол дров для костра и вскарабкался на исполинское дерево, чтобы достать меду. Он не боялся ни высоты, ни пчел, живших в спрятавшемся среди веток улье. Когда он начал спускаться вниз, у него в корзинке лежали истекавшие медом соты, а вокруг головы кружился целый рой пчел. Гисла, знавшая песню о пчелах – «спасибо за ваше златое сокровище, мы не возьмем у вас слишком много», – запела ее в надежде, что пчелы разлетятся. Пчелы и правда почти сразу разлетелись, но Хёд сорвался с дерева и рухнул к ее ногам.
Он лежал на спине, изумленно хватая ртом воздух, не сводя глаз с ветвей, шумевших высоко над его головой, и сжимая в руке корзинку с сотами.
– Хёди! – закричала Гисла. – Тебе больно?
– Нет… не… совсем, – выдавил он, пытаясь набрать в грудь воздух, выбитый падением. – Я привык к их укусам и жужжанию… но не привык видеть, как они роятся вокруг.
– Ты их видел?
– Лишь в твоей песне… но… это меня отвлекло. Я захотел… взглянуть. И забыл, что все еще не слез с дерева.
– Ты упал из?за меня, – сказала она.
– Это стоило того, – улыбнулся он. – И как только они летают… эти пчелы? Они такие толстые и шерстистые! А крылышки у них совсем маленькие. Они черные и… что это за цвет? Желтый? Желтые, – сказал он, радуясь, что все верно понял. – Желтый похож на золотой, – заученно повторил он. – Это цвет твоих волос… и зерна… и солнца… и цветков помидоров, и яблок в Тонлисе.
Он снова мерно дышал, но вставать не спешил. Он слишком увлекся, составляя свой список.
– Я постараюсь не петь, когда ты занят чем?то опасным, – сказала она, глядя на него сверху вниз и покусывая губу. – Я ведь даже не держала тебя за руку. Я не думала, что ты… увидишь… мою песню.
– А я увидел, – восхитился он. – Увидел пчел… быть может, не тех, что роились вокруг меня… но я их видел.
– Быть может… у нас стало лучше получаться.
– Мы словно ищем путь по хорошо проторенной дорожке, – согласился он. – Давай?ка проверим. Спой что?то другое. Простое… вроде пчелиной песенки, но только то, чего ты раньше не пела.
Она знала песню о листопаде и танцах на сбор урожая. Эту песню она ему еще не пела. Она вспомнила, как сестра смеялась и кружилась, напевая ее, закрыла глаза и запела, покачиваясь в такт воспоминаниям.
– Зелень и золото, рыжий и красный, здесь и там, и над головой, кружатся в воздухе, летят наземь, а весной распустятся снова, – пела она, покачиваясь, словно парящий в воздухе лист.
Она кружилась и порхала в танце, вспоминая, что Моргане этот танец нравился больше других. Гисла подпрыгивала, вертелась, и кланялась, и гнулась из стороны в сторону, а Хёд, увлеченно вслушиваясь, лежал у ее ног.
Но их дремотное блаженство прервал рев, не походивший на рёв ни единого известного Гисле зверя. Все вокруг захрустело, затрещало, и к ним, махая руками и бешено вращая в воздухе посохом, бросилась закутанная в черное фигура.
Хёд вскочил на ноги и закрыл собой Гислу, но разъяренный человек уже накинулся на них. Он хлестнул рукой по щекам Хёда и отшвырнул его в сторону.
– Что это значит? – завопил незнакомец в ярости, и у Гислы от страха застучали зубы.
Капюшон свалился с его головы, и Гисла увидела лысую голову и крючковатый нос. Заплетенная в косу белая борода свисала до колен и болталась словно змея, дергаясь и раскачиваясь из стороны в сторону, пока он мутузил Хёда. Тот не сопротивлялся.
– Что ты сделала с моим мальчиком, ведьма? – орал человек. – Что ты с ним сделала?
У Хёда шла носом кровь. Он вытер нос рукой, и на тыльной стороне ладони осталась красная полоса.
– Арвин? – спросил Хёд звеневшим от изумления голосом.
– Он не узнаёт своего учителя! – взвыл человек, ухватил Хёда за плечи и сильно встряхнул.
– Нет… Эм-м… Арвин, я… я в п-порядке. Все нормально, – выдавил Хёд, пытаясь высвободиться, и Арвин наконец его отпустил.
Это и есть Арвин? Учитель Хёда? Совсем не такой мудрый и добрый, каким представляла его Гисла. Он повернулся к ней, и ей стало так же страшно, как в тот миг, когда она поняла, что не умрет вместе со всей своей семьей. Арвин наставил на нее свой посох, целясь концом ей в живот, и оттеснил к дереву, на которое Хёд взбирался за медом.
– Отойди, ведьма.
Она повиновалась, прижалась к стволу дерева.
– Арвин, она не ведьма! – крикнул Хёд. – Она девочка. Из Сонгров. Когда она поет, я вижу. Я вижу, Арвин!
Казалось, что эти слова привели незнакомца в ужас. Его черные глаза чуть не вылезли из орбит.
Острым концом своего посоха он нацарапал в пыли какой?то знак и забормотал слова, от которых Хёд охнул.
Не переставая бормотать, Арвин разрезал себе ладонь и поднял кровоточивший кулак над знаком, что лежал между ним и Гислой. Кровь закапала на землю. Хёд шагнул к Гисле, раскинув руки в стороны, словно стараясь обнять разом и ее, и Арвина, объединить их и успокоить. Но воздух зашипел, заискрился, как крепкое полено в ярком костре, и Хёд застыл.
– Мастер… что ты делаешь? – простонал он.
– Я загнал ведьму в ловушку.
Гисла попыталась было двинуться с места, но едва она сделала шаг, как воздух снова щелкнул, и прямо перед ней из земли ударила молния. Гисла отшатнулась, крепче прижалась к стволу дерева.
– Отпусти меня, – взмолилась она.
– Мастер, она показала мне свои мысли. Ты учил меня слышать отчаяние. Она боится, и у нее сильно стучит сердце. Но она не пыталась никого обмануть. Она не ведьма, не сирена, не фея. Она из Сонгров. Ребенок. Девочка. – Слово «девочка» Хёд произнес так, словно она была ларцом, полным драгоценностей.
– Это переодетый Локи! Она пришла обмануть тебя, так же как настоящий Локи поступил с твоим тезкой. Она пришла тебя погубить!
– Она не Локи, мастер. Она жила со мной здесь почти целую неделю, но все это время лишь пела мне.
Арвин ахнул, словно эти слова лишний раз подтвердили, что у Гислы нечистые помыслы:
– Все так, как сказал мастер Айво. Хранители сгинут. Началось!
– Мастер Айво? Ты виделся с верховным хранителем? – изумленно переспросил Хёд.
Арвин помотал головой, и его борода заплясала из стороны в сторону. Хёду он не ответил. Гисла снова дернулась, пытаясь сбежать, но на этот раз уже в другую сторону. И тут же рухнула, ударилась головой о камень, почти потеряла сознание. Хёд вскрикнул.
– Она пытается сбежать, – взвыл Арвин. – Кто прислал тебя, ведьма?
Голос его слышался издалека, будто он не стоял совсем рядом с ней, и в глазах у нее потемнело. Но она почти сразу пришла в себя от боли. Тихо скуля, она потерла затылок. Ладонь окрасилась кровью, и Хёд выругался.
– У нее кровь, мастер. Ты ее ранил.
– Вижу, твои чувства возвращаются, – сказал Арвин с заметным облегчением. – Я ее ослабил.
Хёд что?то нацарапал на земле концом посоха, и Арвин протестующе вскрикнул:
– Не смей!
В следующий миг Хёд уже стоял на коленях рядом с ней, искал пальцами шишку у нее на затылке.
– Тебе больно, Гисла?
Ей было больно. И страшно. Оттолкнув от себя его руки, она вскочила. Барьер, воздвигнутый Арвином вокруг нее, исчез, и она кинулась вперед, понимая, что свободна, ликуя от этого. Но перед глазами у нее все закачалось, и она с разбегу врезалась в дерево.
На этот раз она сразу лишилась чувств и ухнула в глубокий, черный, бездонный колодец.
* * *
Очнувшись в следующий раз, Гисла поняла, что лежит на постели, которую для нее устроил Хёд. Правда, теперь ее гнездо уже не казалось убежищем. Вернулся Арвин, и Гисле не было места в этой пещере. Здесь ей больше не были рады. У нее стучало в висках, живот крутило, но она не смела пошевелиться. Хёд и его учитель увлеченно беседовали, стоя к ней спиной. Понаблюдав за ними сквозь полусомкнутые ресницы, она снова плотно закрыла глаза, не желая слышать, хоть на что?то надеяться. Хёд тихо и настойчиво уговаривал учителя.
– Я не водил ее вглубь пещеры. Она была рядом со мной с тех пор, как я нашел ее на берегу.
– Ты ее не видишь! Так откуда тебе, дурню, знать, что видела она? – напустился на него Арвин.
– Я не отходил от нее, мастер.
– Ты медлителен. Одурманен. Ее нужно убить.
– Убить? – ахнул Хёд.
– Она должна уйти, – смилостивился Арвин. – Ей нельзя быть рядом с тобой. Нельзя оставаться здесь.
– Она одна… раньше я тоже был совсем один. Она из Тонлиса. Я уже говорил тебе, мастер, что она из Сонгров. Я слышал ее. Даже сквозь грохот шторма. Она пела… и я ее слышал. Я прождал всю ночь, пока шторм не стих и волны не выбросили ее на берег. Я чувствовал, где она, даже после того как она перестала петь. От ее кожи исходит какой?то особый звук. Очень громкий, мастер. Громче даже, чем от тебя, хотя тебя я слышу за много миль.
– Сегодня ты меня не слышал! – напомнил ему Арвин, и Хёд затих. Но вскоре снова заговорил умоляющим голосом:
– Ее песнь жизни громче, чем песни всех живых существ, которых я когда?либо слышал. Ты мог бы учить ее. Так же, как учишь меня. Ей некуда идти. И потом, она девочка. Драгоценность. Мы не можем ее прогнать.
– Она тебя ослепляет.
– Нет… она помогает мне видеть!
– Нет, Хёд, она тебя ослепляет, – повторил Арвин. – Все иные твои чувства вмиг притупились. Ты знаешь, что я говорю правду. Я вижу это по твоему лицу. Я ударил тебя, а ты этого не предугадал. Ты не услышал, что я иду. Я вошел в пещеру, боясь, что случилось худшее, но тебя там не было. Тогда я пошел тебя искать. Когда я увидел… как ты лежишь на поляне, а вокруг тебя пляшет ведьма… я решил, что ты умер.
– Это был невинный танец, мастер. Она невинна.
– Невинна она или нет, но вот ты в первый раз в жизни был по?настоящему слеп. А значит, она не помогает тебе видеть.
– Мне просто нужно упражняться, – взмолился Хёд, но Гисла почувствовала, что он уже не так сильно в этом уверен.
– Ты утратишь чувствительность, которую сумел развить. Пока она рядом, ты будешь выбирать зрение, забывая об интуиции и всех иных чувствах. Она тебя ослабит. Она уже тебя ослабила!
– Она одинока, – прошептал Хёд. – У нее никого нет. Ей некуда идти. А еще, мастер, она – девочка. Девочка! Ей нужна защита.
В пещере повисла тишина. Гисла не смела открыть глаза, не смела взглянуть на происходившее между Хёдом и Арвином. Все ее тело обмякло, в голове билась боль, и она тихо лежала во тьме, чувствуя себя совершенно несчастной, ожидая, когда решится ее судьба. Беседа возобновилась лишь спустя несколько минут.
– Я был на Храмовой горе, – сказал Арвин. – Там о разном толкуют. Король Банрууд потребовал привести в храм по одной девочке из каждого клана. Я отведу девчонку в Лиок, к ярлу Лотгару. Он будет рад, что сможет хоть кого?то отослать в храм.
– Но… – возразил было Хёд.
– Это лучшее из возможных решений. Словно ее привел сам Один.
– Он не привел ее в Лиок… Он привел ее ко мне, – возразил Хёд.
В его голосе слышалась такая боль, что у Гислы в груди что?то оборвалось.
