Город драконов – 5
Елена Звездная
Драконы. Древний таинственный народ, известный яростной борьбой за свободу, способный сжигать дотла, отстоявший существование своей расы, основавший изолированное поселение на Железной Горе. И… лишившийся крыльев. Мисс Анабель Ваерти продолжает расследование несмотря ни на что. И даже не догадывается, чем обернется схватка двух древних хищников для ученицы прервавшего собственную жизнь профессора Стентона.
Елена Звездная
Город драконов – 5
Удар каменной тростью об пол, и громогласное усиленное магически объявление церемониймейстера:
– Лорд и леди Арнел!
«Дьявол!» – полное паники ругательство от меня.
«Quod puritas» – заклинание очищения от лорда Арнела.
И пыль, паутина, тлен старинных тайных ходов облетают с нашей одежды как прошлогодняя листва.
Я взглянула на дракона. В моем испуганном взгляде откровенно читалось: «Зря повернули направо», в его отстраненно-ледяном: «Я говорил, что следует идти налево». В любом случае этот провал был нашим общим.
Вспышки фотографических аппаратов, моя рука церемонно смещается из ладони лорда Арнела на сгиб его локтя, еще сотня вспышек сфокусированных на помолвочное кольце фотоустройств и тщетная надежда на то, что под маской с вуалью меня никто не узнает. Но надежды действительно тщетны.
– Леди Арнел-Ваерти, какое отношение вы имеете к процессу «Генверт»?
– Леди Анабель, действительно ли профессор Стентон передал вам все свои научные открытия?
– Как вам удалось так удачно заполучить наследие Стентона? Миледи, всего слово! Одно слово, миледи!
О, я могла бы высказать целую фразу, и эта фраза звучала бы так – «Мне удалось выжить», все остальное следствием удачи определенно не являлось. Совершенно не являлось. Абсолютно.
– Оцепление. Убрать журналистов! – ОрКолин появился незаметно, но очень вовремя. – НакТард, командование на тебе.
Личная императорская гвардия, сверкая позолотой парадных доспехов, с возникшей проблемой разобралась молниеносно. Были оттеснены газетчики, нас прекратили ослеплять вспышки фотографского порошка, распорядитель сделал вид, что появление гостей императора прямо из колонны вполне себе нормальное явление, никоим образом не являющееся чем-то запредельным и нарушающим все каноны. Маленький паучок, изгнанный с моего платья вместе с паутиной и пылью заброшенных тайных ходов, торопливо уполз в щель той самой колонны, из которой мы с таким оглушительным провалом появились.
– Благодарю за вуаль. Вы были правы, это действительно в высшей степени удобно.
– Всегда рад услужить, – с холодной учтивостью произнес лорд Арнел.
Я никогда не задумывалась о том, что чувствуют два дуэлянта, скрещивая шпаги. Какие мысли проносятся в их головах в тот миг, когда напряженно звенит соприкоснувшееся железо? Что овладевает их сердцами – желание победить, или предчувствие поражения? Полнейшего болезненного поражения в случае, если один дуэлянт существенно уступает второму в силе, сноровке, умении держать шпагу… Мы – уступали. Впервые с момента первого столкновения с герцогом Карио, мы оказались на шаг позади.
На целый шаг.
– Но представлять меня как леди Арнел все же не стоило, – сказала негромко.
Сопровождающий нас ОрКолин не упустил момента и позволил себе высказаться по данному поводу:
– Бель, как у мисс Ваерти у тебя не было бы и шанса появиться в императорском дворце.
Я промолчала, не желая продолжать дискуссию.
Зато лорд Арнел издевательски произнес:
– О, поверьте, генерал, мисс Ваерти, несомненно, изыскала бы способ проникнуть в любое требуемое ей помещение. Как минимум путем трудоустройства. К слову, дорогая, я уволил вас с должности помощника городского архивариуса.
– Дьявол! – уже вслух выругалась я.
– Это не составило труда, – безмятежно продолжил лорд Арнел, – достаточно было лишь внести в устав трудового кодекса пункт о необходимости состоять в браке.
И я остановилась.
Это выглядело не слишком достойно, учитывая, что остановилась я на пороге императорского дворца, но мои нервы были на пределе.
– Позвольте спросить, лорд Арнел, случайно не вы ли внесли пункт о необходимости холостого положения для младших следователей?
Взглянув на меня с ледяной насмешкой, градоправитель Вестернадана спокойно ответил:
– Нет.
Затем по его губам скользнула ухмылка и дракон добавил:
– Кристиан любезно сделал это для меня.
ОрКолин обернулся и остановился, взирая на застывшую меня. Вдалеке вернулись к масштабному сжиганию фотографского порошка назойливые газетчики и все вокруг вновь озарялось вспышками, впереди нас ожидал наш главный враг, а я… я… я…
– Я не знаю, что я с вами сделаю, после победы над Карио. Я, правда, не знаю, но, поверьте – вам это с рук не сойдет!
И вскинув подбородок, я расправила плечи, выпрямила спину до боли, и сообщила ОрКолину:
– Все, я готова.
Вот теперь действительно готова. Уже же абсолютно ко всему.
***
Тремя днями ранее…
«Дорогая моя, правильное утро в респектабельном доме начинается рано. Первым встает дворецкий, ведь кроме него никто не смеет открывать входные двери, а молоко и утренние газеты приносят на самой заре. Так же помни, прислуга – символ благополучия дома, те, кто позволяют леди вести достойный образ жизни. Когда у тебя появится свой дом, учти, что леди и джентльмены никогда не должны слышать голоса слуг».
В этот момент внизу раздался крик миссис Макстон:
– О, нет, Бетси, требуется чайный сервиз подходящий к случаю, а потому исключительно голубой, несомненно легкий принт и ажурная отделка… ммм… принеси из кладовой сервиз от «Тиффани».
Я невольно улыбнулась, и перешла к продолжению чтения конспекта, который некогда вела по приказу матушки, записывая ее наставления.
«Слугам запрещено самим заговаривать с хозяевами».
Распахнулась дверь, заглянула Бетси и спросила:
– Мисс Ваерти, ну как, закончили?
Я с тоской посмотрела на идеальный белоснежный лист бумаги с дорогим теснением, на котором пока что имелась всего одна фраза «Дорогая матушка…».
– Я в процессе, – нервно солгала горничной.
Бетси кивнула и унеслась в кладовую.
Мне же пришлось вернуться к конспекту, который во времена моей юности уже был весьма фривольно назван Заунывным трактатом.
«Служащие никогда не должны излагать свое мнение работодателям».
– Мисс Ваерти, – миссис Макстон появилась в незакрытых Бетси дверях, – вы наденете голубое платье, расшитое васильками. И не спорьте!
Я не стала спорить, отчетливо зная, что это бессмысленно. Радовал лишь один факт – во всем этом не принимала участие леди Давернетти, а потому страшного мы, можно сказать, уже избежали.
«Слуги никогда не должны разговаривать с другим слугой в присутствии работодателя».
– Но миссис Макстон, – Бетси с коробкой содержащей фарфоровый сервиз, показалась в дверях, – это платье прислала леди Давернетти! А вы помните, каким было прошлое платье, пошитое по эскизу леди Давернетти!
Что?!
– Бетсалин, – очень отчетливо и гневно произнесла миссис Макстон, – ступай на кухню!
Горничная юркнула прочь, а мне же достался невозмутимый вопрос:
– Как продвигается дело с написанием письма вашей матушке?
– Определенно весьма скверно, – с грустью призналась я.
– Мм, а что это вы читаете?
Домоправительница быстро пересекла пространство еще частично разгромленного кабинета, взяла со стола мой конспект, и с интересом вчиталась в его содержимое.
– О, а ваша матушка определенно является женщиной, знающей толк в ведении домашнего хозяйства.
– Да, это так, – я с трудом подавила тяжелый вздох.
Миссис Макстон с нескрываемой жалостью посмотрела на меня и высказала свое мнение:
– Мисс Ваерти, боюсь, от этого письма не будет никакого толка.
Вероятно, она была права, и все же…
– Я хочу хотя бы объяснить, – прошептала едва слышно.
Отрицательно покачав головой, моя добрая экономка, сделала неожиданно чудовищное признание:
– Все ваши письма родным сжигались прямо на серебряном подносе для корреспонденции. Их письма к вам постигала та же участь.
Я стоически выдержала и этот удар. Лишь села ровнее, да задышала чаще, пытаясь сдержать слезы.
Обойдя стол, миссис Макстон успокаивающе коснулась моей ладони, а затем тихо признались:
– Мы поняли это не сразу, ведь, как вам известно, мисс Ваерти, профессор поступал так со многими письмами.
Это было мне известно. Лорд Стентон относился к тем драконам, которые никогда не меняли принятые решения, а потому неугодные ему не имели никакой возможности оправдаться письменно – послания сгорали, едва их переносили за порог дома. И в умении сжигать дотла профессору не было равных – утренние и вечерние газеты, важные письма, послания от коллег оставались нетронутыми, а неугодные письма становились пеплом, неспособным воспламенить ничего более. Помнится, первое время я с живейшим интересом наблюдала за подобными явлениями на подносе для корреспонденции, и как-то даже была застигнута профессором за крайне нетривиальным занятием – попыткой зажечь свечу от горящих ярких пламенем писем.
«Моя дорогая Бель, – произнес тогда профессор, – мне всегда казалось, что вам есть чем заняться в моем доме».
О, да, занятий было превеликое множество, но, воистину, знай я тогда, что на этом подносе, возможно, сгорают письма от моих родителей, я повела бы себя не столь беспечно.
– Я должна объяснить, – проговорила, сжимая перо и глядя на белоснежный лист, – должна…
Миссис Макстон, постояв некоторое время молча, мягко произнесла:
– Мисс Ваерти, возможно, вам тогда стоит сообщить родителям о своей помолвке?
Тяжело вздохнув, в сотый раз напомнила:
– Миссис Макстон, это не помолвка, это отвлекающий маневр, и вам об этом превосходно известно.
