– Раз ничего, то и ругаться сильно не будет. Вылазь.
Парень вылез и отдал ключи.
– А меня не возьмете?
– Да ты спятил. Бандидос долго не живут.
– А кто живет-то. Возьмите, а?
– Попробуй со следующей бандой договориться. Эта тачка больше пятерых не подымет, да плюс еще груз. Я б уже армию сколотил, если бы брал всех, кто просится, – сказал Лопес Гарольду. – И сколотил бы, да только зачем? Те, у кого есть реальные бабки, их слишком хорошо стерегут, а с бедняков что возьмешь. Йипи, поехали! Я латинский Джесси Джеймс[2 - Знаменитый американский грабитель XIX века.], детка, жалко вот ногу подпортили. Ничего, авось доберемся до хирургии.
Машину вел толстяк Чато, а Лопес был за штурмана. При помощи целой пачки карт он проложил маршрут на юго-запад, в сторону Пенсильвании. Почему туда, ведь Флорида строго на юге, поинтересовался Гарольд.
– Очень просто, детка. От так называемого Северо-Восточного коридора лучше держаться подальше. Объедем Нью-Йорк, Нью-Джерси, Балтимор, Вашингтон, Ричмонд – весь этот гадюшник. Там полиция-милиция на дорогах всех подряд останавливает. А ближе к морю радиация прет из-за чего-то, что в Нью-Джерси стряслось, когда я еще не родился. Не хочу туда лезть с моими деликатными причиндалами.
На то, чтобы пересечь Пенсильванию и попасть в Виргинию по дорогам второго плана, у них ушло почти двое суток. К ночи сворачивали на старые лесовозные дороги и спали прямо у машины. Хорошая погода держалась, еды с собой было вдоволь. Минимум раз в сутки требовалось заправиться – опасный момент. За угон их никто привлекать не станет, объяснил Лопес, у копов и без того хватает забот.
– В чем тогда проблема? – спросил Гарольд.
– Тебя просто задерживают, находят оружие, видят, что ты не местный – и все, капец.
– Тюрьма?
– Да кому оно надо, кормить нас в тюряге. Вдоль всех дорог трупы валяются, в основном бандидос.
– Слышал об этом, но не верил по-настоящему, что полиция убивает людей.
– Так поверь, детка, потому что это чистая правда.
Еще Лопес много рассказывал про Испанидад, куда они ехали.
– Я узнал про них в Юнионе, Нью-Джерси, – мы все оттуда. Коммуна, значит, около озера Окичоби. Там много коммун, но эта кубинская. Вроде израильского кибуца: совет, у всех право голоса, днем вкалывают, вечером пляшут. Так я слыхал. Нормально, да? Мне подходит.
Все так же избегая федеральных дорог, они проехали Виргинию, Северную Каролину и свернули на юго-восток, к побережью. Все шло хорошо до самого Лисвилла в Южной Каролине, прямо на Береговом канале.
Они зашли в кафешку перекусить, взяли гамбургеры и жареную картошку. Городок был самый обычный, с большими старыми, местами живыми деревьями. Когда они вернулись к машине, рядом стояла полицейская тачка, и жирный небритый коп поджидал их, облокотясь на капот.
– Ваши документы, пожалуйста.
Парни показали свои национальные удостоверения, введенные некоторое время назад.
– Руки на капот, ребята, ноги расставить, – приказал коп, изучив карточку Лопеса. – Мне надо вас обыскать. – И достал служебный ствол тридцать восьмого калибра.
– А в чем дело-то? – спросил Лопес. – Мы здесь проездом.
– Просто делайте, что велят, – распорядился коп мальчишеским альтом. – Компания, очень похожая на вас, работает по банкам на севере.
– Не грабили мы никакие банки! – искренне возмутился Лопес.
– Значит, и волноваться не о чем. Становитесь и не заставляйте повторять дважды.
– Черта с два, – сказал Лопес и выстрелил прямо сквозь карман. Коп рухнул с пулей в бедре, и началась катавасия. На улицу высыпало столько вооруженных людей, что Гарольд глазам не поверил. Можно подумать, им в Лисвилле делать нечего, как только сидеть дома с ружьями наготове. Поднялась такая пальба, что сесть в машину нечего было и думать. Гарольд и прочие шмыгнули, пригнувшись, за угол и побежали. Гарольд с Лопесом на спине держал курс к лесу вблизи от города.
– Черт! – с кровью выхаркнул подстреленный Чато. Следующим упал Маноло, за ним Эстебан. Они были уже в лесу, и Гарольд бежал дальше один, работая одной рукой и придерживая другой ноги Лопеса.
За лесом лежало болото. Гарольд одолел его, увязая по щиколотку в грязи, и остановился, не слыша больше погони.
На речке или канале, поди разбери, была привязана к мосткам лодка.
– Все, Лопес, уходим в море.
Кэтскилл-Кид молчал, глядя на мир открытыми безжизненными глазами. Он получил в спину не меньше трех пуль и спас Гарольду жизнь, чего определенно не планировал делать.
– Ах ты дьявол. – Гарольд бережно опустил Лопеса наземь. – Прости, друг, я старался. Жалко, что ты так и не попадешь в эту свою коммуну. Придется кому-то другому тебя хоронить, иначе я на Эсмеральду тоже не попаду.
Он отвязал лодку, вставил весла в уключины и отчалил.
7
Гарольд греб весь день. Зеленая слизистая вода, над которой нависали оплетенные плющом деревья, была совсем не похожа на прозрачные, но безжизненные озера у него дома. Грести он вообще-то не умел, но скоро приладился. Револьвер и рюкзак остались при нем; он больше не хотел останавливаться и намеревался плыть до самой Флориды, если получится.
Вот только продвигался он медленно, делая, по его прикидке, не больше двух миль в час. Этак он целый год добираться будет, но на сушу все равно лучше не высаживаться, пока он не уберется подальше от Лисвилла.
Заночевал он в лодке, привязав ее к мангровому дереву. Назавтра доел свое вяленое мясо и поплыл дальше. Вечером доел оставшиеся припасы и лег спать тем же манером. На следующий день он стал двигаться еще медленнее: в воде, как топляки, плавали трупы. Увидев на берегу заброшенный причал, Гарольд привязал лодку к нему и пошел дальше пешком. После полудня он набрел на руины какого-то города – возможно, Саванны. Развалины тянулись на мили, и никого живого здесь на первый взгляд не было, но Гарольд понял, что в ближних домах кто-то есть: туда активно слетались грифы и воронье.
Гарольд взялся за револьвер, но вынимать его не пришлось: из сгоревшего дома вышел старичок с опушкой белых волос вокруг лысины, в бесформенной куртке с многочисленными карманами – на вид слегка сумасшедший, но не опасный.
– Вы человек мирный? – спросил старик.
– Конечно, – ответил Гарольд, – а вы?
– Опасаться надо только моего языка – острый, что твоя бритва.
Они сели на камни возле бывшего кафе «Дикси Белль». Старик, назвавшийся Профессором, был странствующий ученый, читавший лекции во всех городах, через которые проходил, и теперь как раз направлялся в следующий.
– А по какому предмету вы читаете? – спросил Гарольд.
– Да по всем. Моя любимая тема – тридцать вторая: «Почему стабилизация человечества невозможна».
– Интересно, похоже.
– Вы смышленый молодой человек. В этой лекции я доказываю, что стабилизация означала бы конец неизвестности. Покончив с неизвестностью, человек поймет, что его существование – по крайней мере как он его себе представляет – лишено смысла. А бессмысленность существования для биологического вида смерти подобна. Есть версия, что великие индейские цивилизации Северной и Южной Америки погибли как раз потому, что осознали бессмысленность своего существования после нашествия испанцев. Они поняли, что в чем-то с испанцами никогда не сравнятся, даже близко не подойдут. Испанцы победили их, как только прибыли в Новый Свет. Бороться с ними было бессмысленно, и цивилизации рушились. Индейцы видели в них не просто враждебное племя, а богоподобных существ. Не люди их победили, а боги.
– Против богов не попрешь, – согласился Гарольд.
– Победило их, собственно, Weltanschauung[3 - Мировоззрение (нем.).] пришельцев и новая технология. Новые способы преобразования реальности.
– У вас, случайно, поесть не найдется, Профессор?
– Я хотел о том же спросить у вас.
– Тогда нам, пожалуй, пора двигаться дальше.
– Всенепременно. А в пути я могу познакомить вас с шестнадцатой темой об утрате автономии.
– Валяйте, послушаю с удовольствием.
– Люди развлекаются любовью, войной, Охотой и другими жестокими играми – чем угодно, лишь бы забыть, что они не автономны, не божественны; что они всего лишь звено в великой цепи бытия, состоящей из людей, амеб, газовых гигантов и прочего. Есть много свидетельств тому, что эгоцентристские, индивидуалистические западные расы испытывают упадок исключительно из-за погрешностей своей философии. Они придают слишком большое значение разуму, который давно уже потерпел крах и, возможно, является тупиком эволюции.
– На что же нам теперь полагаться? – спросил Гарольд.
– Никто не знает, что происходит на самом деле. Вернее, мы знаем, по крайней мере на местах, но не понимаем, что это означает и означает ли что-то вообще. Мы больше не верим в миф о совершенствовании человека. Продолжительность нашей жизни никогда уже не поднимется до показателей столетней давности. Слишком много стронция в наших костях, слишком много цезия в печени. Наши внутренние часы переставлены на более короткие сроки. Наше мышление не видит из этого выхода. Нашу гордость ранит непоправимый ущерб, который мы претерпели. Мы подобны пациенту, который строит планы на будущее, умирая на операционном столе.
– Глубоко, – сказал Гарольд, – но что из этого следует?
– Что это не следует принимать слишком всерьез. Моей аудитории нравятся высокопарные обличения.
– Мне тоже нравится, как вы говорите. Разные странные картины в голове возникают. Я не знал даже, что можно думать, как вы. Для меня это все не существует вообще.
– А что же тогда существует?
Гарольд пораздумал.
– Ну, ты более-менее знаешь, что надо делать, и обдумываешь, как с этим справиться.
– Но ведь есть же в вас то, что следит за этим процессом, комментирует его и, в конце концов, возможно, оспаривает?
– Нет, ничего такого.
– Возможно, вы социопат. Человек, неспособный что-либо чувствовать.
– Это вы зря. Я много чего чувствую, просто чувства у нас с вами разные.
– Возможно, вы просто человек новой формации. – По тону Профессора нельзя было понять, серьезно он говорит или шутит.
– Это да, может быть. Давайте уже поищем какую-нибудь еду.
– Билатеральное раздвоение, – констатировал Профессор. – Слава богу, что вы не злой по природе.
Они шли через бесконечные развалины нефтезавода. Трубы заржавели, бетон на огромных площадках растрескался. Это походило на кладбище гигантских машин. Гарольд представить себе не мог, для чего они использовались и почему их требовалось так много.
Дальше начались дорожные развязки, заросшие теперь травой и даже мелкими деревцами. На шоссе 95 росли пестрые цветочки, как будто некий великан разбил здесь сад с закругленными аллеями.
Перевалив через гряду невысоких зеленых холмов, путники увидели тропу, ведущую через поле к какому-то городку.
– Мейплвуд, – сказал Профессор.
Длинное низкое строение в центре могло вместить сотни, а то и тысячи человек – Гарольд таких ни разу не видывал.
– Супермаркет, – пояснил Профессор, – непременный атрибут прежней американской жизни. То же самое, что атриум для римлян или плаза для испанцев. Место собраний, где ритуально покупают продукты и пытаются завязать романтические отношения с лицами предпочитаемого пола.
– Странно вы смотрите на вещи, Профессор. Давайте поговорим с местными, может, у них что-нибудь съестное найдется.
8
В городе били барабаны, возвещая о появлении чужих. Барабанами, древним сигнальным средством индейцев, пользовались многие изолированные американские городки. Новоявленные племена – белые, цветные и латинские – перенимали у индейцев много всего. У жителей Мейплвуда, большей частью белых, с чувством ритма обстояло неважно, но тревогу они били вполне серьезно.
– Вы пришли как раз к большой потакаве, – известил вышедший навстречу путникам городской вождь.
– Отлично, – сказал Гарольд, – а что это такое?
– Потакава в переводе с индейского – распродажа. В этот день, согласно древним традициям нашего племени, все продается за полцены.
– Вижу, мы и впрямь вовремя.
– Иноземным покупателям мы всегда рады. Вы оказываете нам честь.
– Хорошие, похоже, люди, – сказал Гарольд Профессору, когда их поселили в гостевом доме и накормили местным фирменным блюдом из опоссума, угрей и бамии.
И дом, и комната назывались Кленовыми в соответствии с именем города[4 - Мейплвуд (Maplewood) – клен (англ.).].
– Но это ж сосна, – заметил Гарольд, постучав по деревянной стене.
– Не имеет значения, – ответил Профессор. – Дом может быть построен из любой древесины – главное, что город называется Мейплвуд.
– Век живи – век учись… Что будем делать дальше?
– Думаю, нам полагалось бы что-то купить.
– Да запросто, – сказал Гарольд.
– Купить что-то определенное, иначе они обидятся.
– Настолько, что и убить могут?
– Почему бы и нет, – пожал плечами Профессор. – Жизнь, тем более жизнь чужака, недорого стоит.
– Ну так пойдем и купим, что от нас требуется. Не знаете, что это?
– Ассортимент меняется год от года, – мрачно сказал Профессор.
