Карина Демина "Коммуналка 2. Близкие люди"

– Мертвое мертво. Окончательно. Останавливаются процессы, как биохимические, так и энергетические. В измененной же плоти происходит, простите за тавтологию, изменение этих самых процессов.

– Понятно, – сказала Астра.

Понятно не было.

– Это… Петькина идея… мы ведь не то чтобы воевали… на фронте были, но консультантами… знаете, порой стыдно было. Люди воюют, а мы консультируем, – он все-таки лег на живот и вытянул руки вдоль тела. Они лежали ладонями вверх, и на этих ладонях были ожоги. – Я-то… меня порой привлекали… все-таки огневик и уровень второй, до первого малости не хватило… вот. А Петька, он у нас чистый… и рвался, да не пустили. Куда? Голова золотая… мы с ним под Бердяевкой познакомились. Слышали, может?

Святослав покачал головой.

Он слушал и смотрел. Слушал Дмитрия Ивановича, а смотрел на Астру, из которой напрочь исчезла былая робость. Теперь движения ее сделались скупы, сдержанны. Руки ощупывали тело, сминая его, и казалось, что еще немного и она просто-напросто вылепит из этого человека другого, моложе, крепче.

Сильнее.

– Деревенька это… была… пока асверы не вырезали… да… они многие вырезали, но именно там впервые выпустили каменных тигров. О них-то слышали?

– И видеть приходилось, – сказал Святослав.

– Да? – Дмитрий Иванович попытался было повернуться, но дива прижала его голову к кушетке, велев:

– Лежите спокойно, а не то больно сделаю.

– Я… потом тоже доставили, не столько самого, сколько внешнюю оболочку. А тогда… мы пытались понять, с чем имеем дело. И как это остановить… помню… добирались тайно, потому как территория захвачена. Наши люди доложили об испытаниях нового оружия…

– И как?

– Когда мы увидели… тогда Петька и сказал, что эту погань нужно не просто остановить, но уничтожить начисто. Что… она не имеет права на существование, как и те, кто создал.

Тигры не походили на тигров, скорее на огромных черепах. Закованные в костяные панцири тела их поднимались над землей горбами. И полосы брони опускались низко, прикрывая и длинные конечности, и подбрюшие, и тех, кто, превозмогая отвращение, скрывался под тварью.

Тигры двигались неспешно, то ли подстраиваясь под шаг пехоты, то ли просто слишком тяжелы были. Но это, пожалуй, единственный их недостаток. Погонщики, укрытые за шейным гребнем, оказывались недоступны для обстрела. Да и сами тигры будто не замечали ни пуль, ни снарядов. И даже если случалось какому промять броню, то тварь это не останавливало.

Живучие.

Неповоротливые.

Они медленно наползали, а проваливаясь в переплетение окопов, двигались уже по нему. Передние кривоватые лапы, оснащенные плоскими когтями, с одинаковой легкостью раздирали что землю, что тех, кто решил, будто в земле спрячется.

Широкие челюсти.

Ряды зубов.

Бивни, которые вполне ловко перехватывали технику…

…тигры на тигров совершенно не походили.

– Там… их просто выпустили. Позволили кормиться… – Дмитрий Иванович закрыл глаза. – Нашей задачей было понять, как справиться с… подобным. Уже потом появились пожорники и кликуши, и все остальное, что… война ушла, а оно осталось, понимаете?

– Понимаю.

Святослав и вправду понимал, лучше многих.

…мертвые поля, которые кажутся живыми. Они манят травяной зеленью, приглашают ступить, добраться вот до того одинокого деревца, которое кажется единственным укрытием в жару. И зов заставляет людей терять разум.

Они идут.

Бегут.

И добегают, чтобы провалиться в ловушку твари, которая по сути и являлась, что травой, что деревом, что…

– Мы работали во время войны. Нам удалось создать одно… заклинание… скорее проклятье… я не горжусь этим творением, но… ее назвали «ржавчиной»…

…не той ли, которую впервые испытали под Прохоровкой? И тонкая нить заклятья лопнула, высвобождая силу, а сила в свою очередь коснулась колонны тигров, тех самых, которых поставили вперед, надеясь смять ряды союзных големов.

– Были и другие… мы брали создание асверов, то, что получалось взять… изучали, выискивали слабые места. Слабые места есть у всех. И нашей задачей было сделать так, чтобы эти слабости стали, если позволите выразиться, критичными… вот… Петька был старшим, я при нем… в основном силовая поддержка. Антоха опять же… он проклятийник как раз, исследователь… был…

Голос Дмитрия Ивановича дрогнул.

– Потом присоединилась Милорада. Ведьма… у ведьм свои приемы… вот… после войны мы разошлись, но из виду друг друга не теряли. Да и не позволили бы. Месяца не прошло, когда… в общем, нам предложили продолжить работу. Сказали, что война закончилась, но осталось много того, что следовало бы уничтожить. И потому наш долг…

Он тихо охнул, когда Астра надавила раскрытой ладонью на лопатки.

– В первые годы мы еще выезжали, а потом уже здесь обосновались. Вели в основном теоретическую работу.

– С мертвечиной?

– Они не мертвые… это… преобразование. Знаете, если бы я верил в богов, я бы сказал, что имеет место прикосновение темной божественной силы. Но поскольку в богов я не верю…

– Зря, – тихо произнесла Астра, и спорить с нею Дмитрий Иванович не решился. Да и сложно спорить, когда лежишь, распластанный на столе, прижатый к этому столу дивьей силой.

– …мы в конечном итоге постановили, что имеем дело с особым видом энергии, источник которой попал в руки асверам и был использован… вы знаете, как он был использован.

Святослав наклонил голову.

– Вы… – Дмитрий Иванович все-таки повернулся. – Ведь бывали там? Видели… лагеря?

– И лагеря. И лаборатории.

Почему-то получилось сказать спокойно.

– Видели. И я… и Петька… мы… даже разбирали… к счастью тогда, сразу после войны, все были слишком напуганы, что мы, что союзники… вслух никто не скажет, но страх заставил действовать единственно возможным способом, и… то, что там было найдено, уничтожили.

Святослав кивнул.

Он присутствовал. И при уничтожении в том числе. И… при людях, которые не скрывали, кто отвращения, кто ярости, а кто сожаления.

Легкого такого.

Опасливого.

Но сожаления. Ведь зачем уничтожать результаты работы, когда ими можно будет воспользоваться? Пусть не сейчас, но позже, когда утихнут волнения. Когда все подзабудется.

– Все надеялись, что после гибели источника и созданное им тоже погибнет. Само собой. Но оказалось, что трансформированная материя вполне способна существовать и вне источника. Более того, как показывает практика, она адаптируется к миру.

Он охнул.

Астра же убрала руки.

– Вас тоже лечить надо. Много. Но вы не заражены.

– С-спасибо, – Дмитрий Иванович пошевелился. – А то… знаете… не хотелось бы на старости лет самоубиваться.

– Так уж и сразу?

– А когда? – он неловко сел и пошевелил плечами. – Я видел, что происходит с живым, когда оно меняется. И не хочу… и душа опять же. Антоха был хорошим человеком, понятия не имею, как… откуда вообще…

Он принялся перестегивать пуговицы рубашки, только теперь обнаружив, что застегнуты они неправильно, что один ее край выше другого.

– Мы были осторожны… изначально… то есть, мы видели, к чему приводит небрежность. Еще там, на войне… для запуска некоторой трансформации нужна малость. Хватит царапины. Обмена биологическими жидкостями и толики энергии. Да… и потому мы были осторожны.

Он пошевелил шеей.

– Ко всему, не знаю, поверите или нет, но мы действительно сосредоточились на теории. Петька пытался понять, что именно отличает измененную материю от обыкновенной. То есть, внешне понятно, но вот суть, та малость, которая и является искрой, которая… в общем, глобально он хотел найти способ обернуть изменения вспять.

– Это невозможно, – сказала Астра, отступая от кушетки.

– Почему?

– Потому что невозможно.

– Это, позвольте заметить, абсолютно ненаучно.

– Зато правда, – она посмотрела на человека с жалостью, как на того, кто в силу рождения своего, способностей, просто-напросто не может понять простейшей истины. – Мертвому живым не стать.

И эти ее слова дали Святославу то, чего не хватало во всей этой истории.

Смысл.

– Не стать, – медленно повторил он. – Но… если очень хочется?

Глава 8

Калерия сидела на подоконнике и лузгала семечки. Вид у нее был презадумчивый, даже мечтательный немного, и Ингвар залюбовался.

Такою же, задумчивою и мечтательною, он впервые увидел ее, тогда, перед самым боем. И семечки она от также лузгала, пусть и устроившись не на подоконнике, но на броне боевого голема. Голем свернулся калачиком, и казалось, будто и вправду способен он греться на солнышке.

– Ты красивая, – сказал Игнвар, как тогда. И Калерия вспомнила, улыбнулась.

А тогда хмурилась.

И теперь едва заметная складочка пролегла по лбу.

…там, под Прохоровкой, от нее пахло ромашками и липовым цветом, медом, разнотравьем луговым. И солнце путалось в распущенных ее волосах, играло влажными прядями. Тогда он не видел ни выцветшей до бела гимнастерки, ни босых ног, ни развешенных на боковых шипах голема тряпок.

Он смотрел на женщину и понимал, что уже не отпустит ее.

Что бы ни случилось.

– Неспокойно, – сказала она. – Не знаешь, когда топить станут?

И поежилась зябко.

– Шуба нужна? – усмехнулся Ингвар.

– Нужна, – Калерия тряхнула головой, и волосы, собранные на затылке в пучок, рассыпались, упали тяжелыми прядями. И вовсе незаметна в них седина, и вовсе не так ее и много, чтобы беспокоиться. – Медвежья.

И глянула искоса, с насмешечкой.

В тот день она тоже вот так глянула на него, сверху, пусть и зная, что в ином своем обличье двуипостасный с легкостью на голема вскарабкается. Но не испугалась, ни первого обличья, ни второго, ни даже наготы его, взгляд не отвела, но прядку за ухо заложила и спросила:

– Семак хочешь?

А он сел на прогретую землю и коротко тявкнул.

– Да ладно, чего я там не видела, – ответила Калерия и рукой махнула, едва не рассыпав семки. – Можно подумать один ты бегаешь.

Почему-то слова эти задели за живое. Бегал-то Ингвар не один.

И как знать, кто еще из стаи заметил такую чудесную женщину? А потому преодолев прежде несвойственную ему стыдливость, он поднялся и спросил:

– Замуж пойдешь?

– За тебя? – а она не удивилась. Разве что самую малость.

– За меня.

– Неа.

– Почему?

Стало обидно. Он ведь хорош. Силен. И первый в стае. И стаю примет, потом, когда вернется домой…

– Я тебя, охламона, в первый раз вижу, – сказала Калерия, – и сразу замуж зовешь. Откуда мне знать, что ты за человек.

И потянулась на солнышке, а золотые волосы ее растеклись рекою.