* * *
Покачивались розовые цветы на «павлиновых» деревьях. Дальше, в кустах, тоже что-то цвело и пахло, привлекая пчел. На скамейке дремала старушка. Мальчишка лет четырех возил мелками по бетонной бровке тротуара. По Улице, Ведущей к Морю, текла обычная пестрая толпа.
Сашка вышла на улицу и опять огляделась. И рысью, чтобы побыстрее управиться, рванула в магазин.
– Женщина, вы последняя? Я за вами буду…
Очередь двигалась не быстро, но и не медленно. До прилавка оставалось три человека, когда Сашка почувствовала взгляд.
Темный человек возник в дверях магазина. Шагнул внутрь. Минуя очередь, подошел к прилавку. Остановился, будто разглядывая ассортимент. Глаза, скрытые очками, сверлили Сашку. Просверливали насквозь.
Она не двинулась с места. Сперва потому, что ноги прилипли к полу. Потом – подумав и осознав, что здесь, в магазине, ей ничего не грозит. Ей вообще ничего не грозит… А все бросать, выбираться из очереди, бежать домой – глупо. В подъезде он ее и настигнет.
Вот разве что покричать маме со двора… Пусть выглянет в окно…
И что?!
– Девушка, вы берете?
Она попросила масло. Расплачиваясь, рассыпала мелочь. Старичок, стоявший за ней, помог собрать монеты. Может быть, попросить у кого-то помощи?
Темный человек стоял у прилавка и смотрел на Сашку. От его взгляда у нее мысли путались в голове. Позор, но все сильнее хотелось в туалет.
Закричать «помогите!»?
Никто ничего не поймет. Никто не знает, почему Сашка испытывает такой ужас перед этим обыкновенным, в общем-то, человеком. Ну, бледное лицо… Ну, темные очки… Что же с ней происходит, когда он вот так смотрит на нее из-под непрозрачных стекол?!
Зажав в кулаке сумку с пакетом сливочного масла и бутылкой подсолнечного, Сашка пошла к выходу из магазина. Человек двинулся за ней, будто не собираясь ничего скрывать. Не притворяясь. Деловито и целенаправленно.
Переступив порог, она сорвалась с места, как спринтер. Взлетели из-под ног серые голуби. Перебежав через дорогу, Сашка кинулась, только ветер в ушах, к дому, к маме, в знакомый двор…
Двор оказался незнакомым. Сашка оглянулась – «павлиновые» деревья цвели, как всегда, и бордюр был размалеван мелками, но вход в подъезд был совсем другой, скамейка стояла не так. Может быть, это другой двор?!
Темный человек не бежал – он просто быстро шел, с каждым шагом приближаясь, кажется, на полтора метра. Сашка, обезумев от страха, кинулась в подъезд… этого ни в коем случае нельзя было делать, Сашка знала – но побежала все равно. Внизу хлопнула створка. Сашка бросилась по ступенькам наверх, но этажей было всего пять. Лестница заканчивалась тупиком запертых дверей. Сашка кинулась звонить в чью-то квартиру, звонок отдавался – ди-дон – внутри, но никто не открывал. Пусто.
Человек уже стоял рядом. Перегораживая лестницу. Перегораживая путь к отступлению.
– Это сон! – крикнула она первое, что пришло на ум. – Я хочу, чтобы это был сон!
И проснулась на раскладушке, вся в слезах, с отдавленным о подушку ухом.
* * *
– Приснится же такое…
Они вышли из дома, как обычно, около восьми. На углу купили йогурт. Сашка, будто ненароком, выманила маму на другую сторону улицы – противоположную той, где туристическое агентство.
И оказалась права. Темный человек стоял возле большого рекламного плаката с фотографией «Ласточкиного гнезда». Из-под непроницаемых очков следил за Сашкой.
– Я так больше не могу… Это какой-то психоз…
– Да что такое?
– Вон он опять стоит, смотрит…
Сашка не успела удержать маму. Та решительно свернула, и пересекла улицу, и подошла прямо к темному человеку, и о чем-то с ним заговорила; человек отвечал, не сводя глаз с Сашки. Хотя лицо его было повернуто к маме и губы шевелились естественно и даже приветливо… если бывают приветливые губы…
Мама вернулась, одновременно довольная и злая.
– Успокойся, это такой же отдыхающий, как ты. Не понимаю, чего тебе от него надо… Он из Нижневартовска. У него аллергия на солнце.
Сашка промолчала.
В обед, возвращаясь с моря, они зашли на базар, и Сашка сама внимательно проследила, чтобы не пропустить ни одной покупки. Явившись в пустую квартиру, по очереди приняли «душ» из ковшика с тазиком (воды, как обычно днем, не было) и взялись стряпать…
Вот тут и оказалось, что кончилась соль.
* * *
Темный человек сидел на скамейке у выхода со двора. Сашка увидела его, едва выглянув из подъезда.
Вернулась обратно.
Рыжий кот с рваным ухом доедал сметану из кем-то оставленной плошки. Чавкал. Облизывался. Дико смотрел на Сашку желтым глазом и снова вылизывал посудину.
Сашка стояла, не зная, что делать. Возвращаться? Идти как ни в чем не бывало? Психоз…
В подъезде потемнело. Человек в синей кепке стоял у входа, закрывая свет.
– Александра…
Она дернулась, будто ее шандарахнуло током.
– Надо поговорить. Можно, конечно, так бегать до бесконечности, но в этом нет ни радости, ни смысла.
– Вы кто? Откуда меня знаете?
Она тут же вспомнила, что мама много раз называла ее по имени – на улице, на пляже. Ничего удивительного, что он знает ее имя. Захотел – и узнал.
– Давайте сядем на лавочке и поговорим.
– Я не собираюсь ни о чем с вами… Если вы не перестанете ходить за мной, я позову… я обращусь в милицию!
– Саша, я не убийца и не грабитель. У меня к вам серьезный разговор. Определяющий всю вашу жизнь. Лучше будет, если вы меня послушаете.
– Я не собираюсь. Уходите!
Она повернулась и кинулась вверх по лестнице. К черной дерматиновой двери с номером «двадцать пять».
На втором этаже все двери были рыжие. С тусклыми стеклянными табличками, и на них совсем другие номера. Сашка обомлела.
За спиной негромко звучали шаги. Темный человек поднимался по лестнице.
– Я хочу, чтобы это был сон! – крикнула Сашка.
И проснулась.
* * *
– Мама, какое сегодня число?
– Двадцать четвертое. А что?
– Но ведь вчера же было двадцать четвертое!
– Вчера – двадцать третье. Так всегда на отдыхе – числа путаются, дни недели забываются…
Они спустились во двор, в безветренное и белое, будто молоко, душистое утро. «Павлиновые» деревья стояли неподвижно, как две розовых горы с цветущими на них абрикосами. Веселая толпа пляжников текла вниз по Улице, Ведущей к Морю. Сашка шла, почти уверенная, что это снова сон.
У туристического киоска стояли, изучая маршруты и цены, молодые супруги. Их мальчишка – жвачка в зубах, колени в зеленке – примерял очки для подводного плавания. Темного человека не было нигде, но ощущение сна не проходило.
Они купили кукурузы. Сашка держала ее, теплую, пока мама вытаскивала из сарайчика и устанавливала на камнях прокатный шезлонг. Мягкий желтый початок пропитался солью, кукурузные зернышки, не успевшие огрубеть, таяли во рту. Огрызки сложили в полиэтиленовый кулек, и Сашка вынесла его к урне у входа на пляж.
Темный человек стоял далеко, в толпе. Смотрел на Сашку из-под непроницаемых очков.
– Я хочу, чтобы это был сон, – сказала Сашка вслух.
И проснулась на раскладушке.
* * *
– Мама, давай сегодня уедем.
Мама от удивления чуть не выронила тарелку:
– Как? Куда?!
– Домой.
– Ты же так рвалась… Тебе что, здесь не нравится?
– Я хочу домой.
Мама пощупала Сашкин лоб.
– Ты серьезно? Почему?
Сашка неопределенно пожала плечами.
– У нас билеты на второе число, – сказала мама. – Брала за месяц. И то достались боковые. И за квартиру у нас заплачено по второе. Саш, я не понимаю, ты же радовалась…
У нее было такое растерянное, такое огорченное и беспомощное лицо, что Сашке стало стыдно.
– Да ничего, – пробормотала себе под нос. – Это я так.
Они спустились во двор. «Павлиновые» деревья разливали запах над песочницей и скамейками, над чьими-то старыми «Жигулями». Вдоль по Улице, Ведущей к Морю, топали, как на демонстрацию, отдыхающие с надувными матрасами наперевес. И продолжалось спокойное, жаркое, размеренно-курортное утро двадцать четвертого июля.
У туристического киоска не было никого. Рядом, в кафе под чахлыми пальмами, компания ребят пила пиво и громко спорила, куда поехать. Все они были загорелые и длинноногие, и парни, и девушки. Все в шортах. Все с полупустыми рюкзачками на прямых спинах. Сашке захотелось уехать с ними. Нацепить рюкзачок, зашнуровать кроссовки и рвануть по пыльным дорогам Крыма – где автостопом, где пешком…
Они с мамой прошли мимо. Купили пирожков. Установили шезлонг, уселись на него боком с двух сторон. Море чуть-чуть волновалось, красный буек подпрыгивал, в отдалении трещали моторами водные скутеры. Сашка жевала пирожок, не чувствуя вкуса. Может быть, все обойдется, темный человек больше не придет никогда, а завтра наступит наконец двадцать пятое?
После обеда мама прилегла вздремнуть. В комнате было душно, солнце, склоняясь на запад, пробивало навылет закрытые шторы, когда-то зеленые, а теперь выгоревшие до грязно-салатного оттенка. Явились соседи, весело переговаривались на кухне, лили воду из бака и звенели посудой. Сашка сидела с книгой на коленях, смотрела на серые строчки и ничего не понимала.
Оглушительно тикал железный будильник на тумбочке. Отсчитывал секунды.
* * *
– Так все-таки поговорим, Саша?
Был вечер. Мама стояла, опершись о балюстраду, и живо беседовала с мужчиной лет сорока, светловолосым и белокожим – видно, только что прибывшим на курорт. Мама улыбалась, и на щеках у нее появлялись ямочки. Особенная улыбка. Сашке мама улыбалась по-другому…
Сашка ждала на скамейке под сенью акации. Между ней и художником, пристроившимся на другом конце скамейки, секунду назад уселся темный человек. Даже южные сумерки не заставили его расстаться с непроницаемыми очками. Сашка чувствовала взгляд из-за черных стекол. Из полной темноты.
Можно было, наверное, позвать маму. Или просто закричать: «Помогите!» Или сказать себе – «это сон». И это будет сон. Бесконечный.
– Чего вы… чего вам от меня надо?!
– Я хочу дать вам поручение. Несложное. Я никогда не требую невозможного.
– Какое вы… при чем тут…
– А поручение такое: каждый день, в четыре утра, вы должны быть на пляже. Голышом войти в воду, проплыть сто метров и коснуться буйка. В четыре утра на пляже никого нет, темно и некого стесняться.
Сашка сидела, будто прибитая мешком. Он сумасшедший? Или сумасшедшие они оба?
– А если я не буду? С какой это стати…
Черные очки висели перед ее лицом, как две дыры, ведущие в никуда.
– Вы будете, Саша. Вы будете. Потому что мир вокруг вас очень хрупкий. Каждый день люди падают, ломают кости, гибнут под колесами машин, тонут… Заболевают гепатитом и туберкулезом. Мне очень не хочется вам об этом говорить. Но в ваших интересах просто сделать все, о чем я вас прошу. Это несложно.
Мама у балюстрады смеялась. Обернулась, помахала рукой, что-то сказала собеседнику – видно, разговор у них зашел о ней, о Сашке.
