– Он любит так выражаться, – громко прошептала Мэй. – Может, потому что юрист.
Старик снова смерил Уоллеса взглядом.
– Называет меня Хьюго. Ты слышала?
– Слышала. Может, нам стоит…
– Хьюго Фриман, к вашим услугам. – Старик отвесил самый низкий поклон, на какой только был способен.
Мэй вздохнула:
– Или так…
Хьюго фыркнул:
– Умей радоваться тому, что имеешь. Не вечно же унывать. Так на чем мы остановились? Ах да. Я Хьюго, а ты не рад, что мертв, но не потому что у тебя есть друзья, или семья, или еще какие розовые слюни в сахаре, но потому что должен работать. А собственная смерть причиняет тебя неудобства. – Он немного помолчал, над чем-то раздумывая. – Адские неудобства.
Уоллес расслабился. Он ожидал, что придется спорить и доказывать. И был рад тому, что нет нужды грозить судебным разбирательством.
– Именно. Именно так.
Хьюго пожал плечами:
– Хорошо.
– Правда? – Он сможет вернуться в свой офис самое позднее завтра днем или послезавтра в зависимости от того, как долго ему придется добираться до дома. Придется потребовать, чтобы Мэй доставила его обратно, поскольку у него нет с собой бумажника. Если совсем прижмет, он позвонит на фирму и велит помощнице купить ему билет на самолет. У него, конечно, нет при себе водительских прав, но что-то столь тривиальное не остановит Уоллеса Прайса. В крайнем случае он может поехать на автобусе, но, по возможности, следует избежать этого. Он не работал почти неделю, так что придется нагонять, но это не слишком большая цена за возвращение. Придется как-то объяснить всю эту суету с похоронами и гробом, но он все уладит. Наоми расстроится, потому что ничего из его имущества ей не достанется, ну и черт с ней. Она подло вела себя на его похоронах.
– О'кей, – сказал он. – Я готов. Как мы это проделаем? Вы… что-то произнесете или что? Может, нужно принести в жертву козу? – Он состроил гримасу. – Хотя я очень надеюсь, этого не потребуется. Я плохо переношу вид крови.
– Тебе повезло, – ответил Хьюго. – Козы у нас закончились.
Уоллес вздохнул с облегчением.
– Прекрасно. Я готов воскреснуть. Я усвоил преподанный мне урок. Обещаю лучше относиться к людям и бла-бла-бла.
– Радость, которую я испытываю, не имеет границ, – заверил его Хьюго. – Подними руки над головой.
Уоллес сделал, как было велено.
– А теперь попрыгай вверх-вниз.
Уоллес попрыгал. Трос поднимался с пола и снова опускался.
– Повторяй за мной: Я хочу быть живым.
– Я хочу быть живым.
Хьюго вздохнул:
– Ты должен прочувствовать это. Скажи так, чтобы я поверил.
– Я хочу быть живым! – крикнул Уоллес, прыгая вверх-вниз с поднятыми руками. – Я хочу быть живым! Я хочу быть живым!
– Так-то лучше! – в свою очередь крикнул Хьюго. – Чувствую, что-то происходит. Что-то приближается. Продолжай! Прыгай кругами!
– Я хочу быть живым! – вопил Уоллес, нарезая круги. – Я хочу быть живым! Я хочу быть живым!
– А теперь стоп. Ни в коем случае не шевелись.
Уоллес замер на месте: руки над головой, одна нога поднята, со ступни свисает шлепанец. Он чувствовал, что все получается. Он не знал, как это работает, но это работало. Скоро все закончится. И он вернется к жизни.
Глаза Хьюго расширились.
– Стой так до тех пор, пока я не скажу, что можно расслабиться. И даже не моргай.
Уоллес не моргал. Он стоял совершенно неподвижно. Он сделает все, что угодно, лишь бы все вернулось на круги своя.
Хьюго кивнул:
– Хорошо. А теперь я хочу, чтобы ты повторял за мной: Я идиот.
– Я идиот.
– И я мертв.
– И я мертв.
– И я никак не смогу вернуться к жизни, потому что это невозможно.
– И я никак… что?
Хьюго согнулся пополам от разбиравшего его скрипучего смеха.
– О. Видел бы ты свое лицо. Такого ни за какие деньги не купишь!
Кожа под правым глазом Уоллеса задергалась, он опустил руки и медленно поставил ногу на пол.
– Что?
– Ты мертв, – сказал Хьюго. – И тебя нельзя оживить. Так не бывает. Честно. – Он толкнул Мэй локтем в бок. – Видишь? Каков придурок. Он мне нравится. Жалко будет, когда он уйдет. Такой смешной.
Мэй посмотрела на дверь.
– Из-за тебя у нас будут неприятности, Нельсон.
– Пфф. Смерть необязательно печальна. Надо научиться смеяться над собой, прежде чем мы…
– Нельсон, – медленно проговорил Уоллес.
– Старик посмотрел на него:
– Что такое?
– Она назвала вас Нельсоном.
– Так меня зовут.
– А не Хьюго.
Нельсон помахал рукой:
– Хьюго – мой внук. – Он прищурился. – И ты не расскажешь ему, что мы тут вытворяли, если ты не враг себе.
Уоллес вытаращился на него:
– Вы это… вы это серьезно?
– Я серьезен, как сердечный приступ, – ответил Нельсон, а Мэй, казалось, поперхнулась. – Упс. Слишком рано?
Уоллес неуверенно шагнул к старику, сам не зная, что собирается сделать. Он ничего не соображал, не мог выговорить ни единого слова. Зацепился за собственную ногу и упал в сторону Нельсона, его глаза расширились, изо рта вырвалось что-то вроде скрипа двери.
Но он не очутился на Нельсоне, потому что тот исчез, и Уоллес рухнул ничком на пол.
Он поднял голову, как раз когда старик снова предстал его глазам. Он стоял у камина и грозил Уоллесу пальцем.
Уоллес, глядя в потолок, перекатился на спину. Грудь у него вздымалась (что было особенно досадно, если учесть, что легкие теперь были ему без надобности), кожу саднило.
– Вы мертвый.
– Мертвее некуда, – согласился Нельсон. – И смерть стала для меня облегчением, правду тебе говорю. Старое тело порядком поизносилось, и, сколько я ни старался, не мог заставить его работать так, как мне хотелось. Иногда смерть – благословение, даже если мы не сразу понимаем это.
И тут раздался еще чей-то голос, глубокий и теплый, произносимые им слова, казалось, имеют вес, и за крюк в груди Уоллеса словно сильно потянули. Ему должно было быть больно. Но больно не было.
Он почувствовал едва ли не облегчение.
– Дедушка, ты снова шалишь?
Уоллес повернулся на звук этого голоса.
В дверях появился человек.
Уоллес медленно моргнул.
Человек спокойно улыбнулся, обнажив невероятно белые зубы. Два передних были чуть кривыми, что странным образом добавляло ему очарования. Он был, вероятно, на дюйм-два ниже Уоллеса, руки и ноги у него были худыми. На нем были джинсы и рубашка с отложным воротником, а поверх этого фартук с вышитыми словами ПЕРЕПРАВА ХАРОНА. Фартук немного топорщился, повторяя очертания небольшого животика. Кожа темно-коричневая, глаза почти орехового цвета с зелеными крапинками. На голове, как и у старика, была прическа афро, только волосы были черными, а не седыми. Он казался молодым; не таким молодым, как Мэй, но определенно моложе Уоллеса. Дощатый пол скрипел при каждом его шаге.
Он поставил поднос, что был у него в руках, на стойку, чайник звякнул об очень большие чашки. Он обошел стойку. Аполлон бегал вокруг него и сквозь его ноги. Человек смеялся, глядя на Уоллеса.
– Я все видел. Это было забавно, правда?
Пес согласно лаял.
Уоллес смотрел на приближающегося к нему человека. Сам не зная почему, он сосредоточился на его руках: пальцы на них были странно тонкими, кожа ладоней оказалась светлее, чем на тыльных сторонах, ногти походили на маленькие луны. Он потер руки и сел на корточки рядом с Уоллесом, хотя и на некотором расстоянии, словно считал его человеком непредсказуемым. И только тут Уоллес заметил, что трос, прикрепленный к его груди, тянется к этому человеку, хотя никакого крюка у того не было. Трос просто исчезал в грудной клетке – там, где должно быть его сердце.
– Привет, – сказал человек. – Вы Уоллес, верно? Уоллес Прайс?
Уоллес кивнул, не в силах произнести хоть что-нибудь.
Улыбка человека стала шире, крюк в груди Уоллеса нагрелся.
– Меня зовут Хьюго Фриман. Я перевозчик. Уверен, у вас есть ко мне вопросы. И я очень постараюсь ответить на них. Но все по порядку. Хотите чаю?
Глава 5
Уоллес никогда особенно не любил чай. Если его настойчиво угощали им, он говорил, что не понимает, почему этот напиток пользуется такой популярностью. Это всего лишь сухие листья в кипятке.
Он по-прежнему во все глаза глядел на человека по имени Хьюго Фриман, и оттого ситуация становилась только напряженней. Движения Хьюго были полны изящества, казались продуманными, словно он танцевал. Он не протянул Уоллесу руку, чтобы помочь встать, а предложил подняться самостоятельно. Уоллес послушался, но подходить к Хьюго не стал. Если Бог и существовал, то им был именно этот человек, что бы там ни говорила Мэй. Возможно, это был еще один трюк, проверка с целью выяснить, как поведет себя Уоллес. Ему нужно быть осторожным, особенно если придется настаивать на том, чтобы стоящий перед ним человек воскресил его. И не имело никакого значения, что трос, похоже, осуществлял связь между ними – он то натягивался, то провисал, в зависимости от того, как близко они оказывались друг к другу.
Аполлон сидел рядом со стойкой у ног Хьюго и взирал на него с обожанием, тихо постукивая хвостом по полу. Мэй помогала Нельсону, хотя тот и ворчал, что способен справиться со всем сам.
Уоллес смотрел, как Хьюго берет с подноса заварочный чайник. Он поднес его к лицу и сделал глубокий вдох. Потом кивнул и сказал:
– Он должен был уже настояться. Так что можно пить. – Он посмотрел на Уоллеса почти виноватым взглядом. – Это органический чай, что на первый взгляд вам не очень подходит, но у меня глаз наметанный. Я думаю, вы любите все органическое. И мятное.
– Я не люблю ничего органического, – пробормотал Уоллес.
– Это хороший чай. – Хьюго начал разливать чай. – Думаю, он вам понравится. – На подносе стояли четыре чашки с разным цветочным рисунком. Хьюго попросил Уоллеса взять чашку, рисунок на которой уходил внутрь.
– Я мертв, – сказал Уоллес.
Хьюго широко улыбнулся ему:
– Да. Да. Мертвы.
Уоллес стиснул зубы.
– Я не… забудьте. Разве, черт побери, я могу взять чашку?
Хьюго рассмеялся. Низкий смех зародился у него в груди и выплеснулся изо рта.
– А. Понятно. Где-либо еще так оно и было бы. Но только не здесь. Попробуйте взять ее. Обещаю, вы не будете разочарованы.
Ни у кого не могло быть полной уверенности в этом. Уоллес был способен коснуться лишь Мэй и земли под ногами. Да еще Аполлона, но вот его касаться совсем не хотелось. Происходящее воспринималось им как проверка, и он ни на йоту не доверял этому человеку. Уоллес не знал, что такое йота, но полагал, что она не очень большая.
