– Но… – Энди не знала, что должно последовать за «но».
Но погибли люди.
Но ты могла погибнуть.
Но ты убила человека, хотя тебе необязательно было это делать.
Ведь необязательно?
– Я приняла решение. Иди вниз и удостоверься, что твой отец подогнал машину к нужному входу.
Гордон и раньше забирал их из больницы.
– Мама…
– Андреа! Можешь ты хоть раз сделать то, что я тебе говорю?
Энди захотелось закрыть уши. Она никогда в жизни не видела такой холодности со стороны матери. Между ними будто раскинулось огромное ледяное озеро.
Зубы Лоры были сжаты.
– Иди.
Энди развернулась на каблуках и пошла прочь. По ее лицу текли слезы. Она слышала эту интонацию в голосе матери уже второй раз за сегодня, и оба раза ее тело реагировало раньше, чем ее мозг успевал ввести ее в ступор.
Гордона нигде не было видно, но у лифта ждала детектив Палаццоло. Женщина открыла рот, чтобы заговорить. Энди продолжала идти. Она решила спуститься по лестнице. Ее ноги еле переступали через ступеньки. Все ее тело онемело. Голова кружилась. Слезы лились градом.
Съехать? Сегодня?
То есть сейчас? То есть навсегда?
Энди закусила губу, чтобы перестать плакать. Она должна держать себя в руках хотя бы до того момента, как увидит отца. Гордон все исправит. Он все наладит. Придумает какой-нибудь план. Найдет объяснение, что за хрень случилась с ее доброй, заботливой матерью.
Энди ускорилась, чуть ли не перелетая через ступеньки. Свинцовая тяжесть на ее сердце стала будто чуточку легче. Должна быть причина, почему Лора себя так ведет. Стресс. Анестезия. Скорбь. Страх. Боль. Любая из этих вещей может пробудить самое худшее в человеке. А вместе взятые они могут элементарно свести с ума.
Вот оно.
Лоре просто нужно время.
Энди почувствовала, что ее дыхание успокаивается. Она свернула на очередном пролете. Ее потная рука соскользнула с перил. Одна нога съехала вбок по ступеньке, другая выскользнула из-под нее, и в следующую секунду она шлепнулась на задницу.
Черт.
Энди уронила голову на ладони. По ее пальцам текло что-то слишком густое для пота.
Черт!
Одна из костяшек была в крови. Она сунула ее в рот. Почувствовала, как трясутся руки. Ее мозг юлой крутился в черепе. С сердцебиением творилось что-то странное.
Где-то выше открылась дверь, потом закрылась, затем зазвучали шаркающие шаги по лестнице.
Энди пощупала лодыжку: она, к ее удивлению, была в порядке. Коленка гудела, но ни перелома, ни вывиха не было. Она встала и уже была готова спускаться на первый этаж, как вдруг к горлу подступила тошнота.
Шаги приближались.
Блевать в общественном месте уже достаточно паршиво. Хуже только делать это при свидетелях. Энди нужно было найти уборную. На следующем пролете она толкнула дверь и понеслась по очередному коридору в поисках туалета.
Ей пришлось бежать, чтобы успеть добраться до кабинки. Она открыла рот и стала ждать, пока ее вырвет, но теперь, когда она была на месте и нагнулась над унитазом, из нее вышла только желчь.
Энди, сколько могла, вызывала у себя рвоту, прежде чем спустить воду. Она села на закрытую крышку унитаза. Рот она протерла тыльной стороной ладони. Пот стекал по ее шее. Она дышала так, будто только что пробежала марафон.
– Андреа?
Черт.
Она резко согнула колени, и ее ноги взлетели вверх со скоростью рулонных штор. Она уперлась пятками в край крышки унитаза, словно, свернувшись в клубок, могла стать невидимой.
– Андреа? – Палаццоло в казенной полицейской обуви на толстой подошве гулко протопала по плиточному полу. Она остановилась прямо перед кабинкой Энди.
Энди уставилась на дверь. Из крана капало. Она отсчитала шесть капель, прежде чем…
– Андреа, я знаю, что ты там.
Энди закатила глаза, осознавая всю глупость этой ситуации.
– Я поняла, что ты не хочешь разговаривать, – сказала Палаццоло. – Так что, может, просто послушаешь?
Энди молчала.
– У твоей мамы могут быть очень большие неприятности. – Палаццоло секунду подождала. – Или нет.
Сердце Энди подпрыгнуло от этой возможности – «или нет».
– То, что она сделала… Я это понимаю. Она защищала свою дочь. У меня самой ребенок. Я сделаю все для этого маленького парнишки. Он мой малыш.
Энди закусила нижнюю губу.
– Я могу помочь вам. Помочь вам обеим выпутаться.
Энди по-прежнему молчала.
– Я оставлю свою визитку здесь, рядом с раковиной.
Энди ждала.
– Позвони мне, в любое время, хоть днем, хоть ночью, и мы вместе, ты и я, решим, что тебе надо говорить, чтобы эта проблема исчезла. – Она сделала паузу. – Я предлагаю помощь твоей маме, Андреа. Это все, чего я хочу, – помочь.
Энди снова закатила глаза. Она уже давно усвоила, что за долгое молчание приходится платить в том числе и тем, что люди считают тебя простоватым, если не откровенно тупым.
– Но вот что. Если ты действительно хочешь помочь своей маме, – закинула удочку Палаццоло, – прежде всего ты должна сказать мне правду. О том, что произошло сегодня.
Энди чуть не засмеялась.
– И от этого мы уже будем отталкиваться. Да? – Очередная взвешенная пауза. – Да?
Да?
– Карточка рядом с раковиной, куколка. Хоть днем, хоть ночью.
Энди слушала капли, падающие из крана.
Одна капля… две капли… три… четыре… пять… шесть…
– Не хочешь подать какой-нибудь знак, например нажать на смыв, чтобы я поняла, что ты меня услышала?
Энди показала средний палец двери своей кабинки.
– Хорошо, – сказала Палаццоло. – Ну, будем считать, что ты меня услышала. Просто лучше раньше, чем позже, понимаешь? Не хотелось бы, чтобы нам пришлось тащить твою маму в участок, организовывать формальный допрос и все в таком духе. Особенно учитывая то, что она сама пострадала. Верно?
У Энди перед глазами, словно вспышка, возник образ: она поднимается с унитаза, пинком распахивает дверь кабинки и говорит этой женщине катиться на хер.
А потом она поняла, что дверь кабинки открывается внутрь, а не наружу, и на самом деле она не сможет ее распахнуть, так что она просто ждала, сидя на унитазе, обхватив ноги руками и зарывшись головой в колени, пока детектив не ушла.
3
Энди так долго просидела на унитазе, что у нее хрустнуло колено, когда она наконец спустила ноги со своего насеста. Сухожилия затрещали, как струны расстроенного укулеле. Она открыла дверь кабинки. Подошла к раковине. Стараясь не смотреть на визитку с блестящим золотым щитом, она умыла лицо холодной водой. Ее костяшка снова начала кровить. Она обернула палец бумажным полотенцем и осторожно открыла дверь уборной.
Она оглядела коридор. Детектива Палаццоло не было. Энди уже собиралась выйти, но в последний момент схватила визитку. Она отдаст ее отцу. Расскажет ему, что случилось. Копы не должны тебя допрашивать, когда у тебя есть адвокат. Все, кто смотрел «Закон и порядок», это знают.
Перед лифтом стояла толпа людей. Детектива Палаццоло среди них не было, но Энди все равно решила пойти по лестнице. На этот раз она спускалась медленно. Кровотечение прекратилось. Она выбросила салфетку в мусорное ведро у лестницы. В приемном покое пахло химикатами и рвотой. Энди надеялась, что запах рвоты исходит не от нее. Она осмотрела свою рубашку – на всякий случай.
– Боже мой, – прошептал кто-то. – Господи боже мой.
Телевизор.
Внезапное осознание обрушилось на Энди, как удар по голове.
Все до единого в комнате ожидания, по меньшей мере двадцать человек, смотрели видео из дайнера по Си-эн-эн.
– Мать твою, – сказал кто-то другой.
В телевизоре руки Лоры были подняты вверх и показывали пять пальцев вместе с большим. Это означало – шесть патронов.
Хелсингер стоял перед ней. Ковбойская шляпа. Кожаный жилет. Поднятый револьвер.
Внизу телеэкрана пробежало предупреждение, что сейчас будет продемонстрирован шокирующий контент.
Какая-то женщина спросила:
– Что он делает?
Хелсингер начал доставать нож из кожаных ножен на бедре.
– Что за…
– О черт!
Толпа затихла, наблюдая за тем, что будет дальше.
Послышались восклицания и испуганные крики, словно они были в кинотеатре, а не в приемном покое.
Энди была так же заворожена происходящим на экране, как и все остальные. Чем дольше она на это смотрела, тем яснее ей становилось, как это выглядит со стороны. Кто была эта женщина на экране? Во что Лора превратилась, пока она съежившись сидела под разбитым окном?
– Прямо какая-то бабуля-ниндзя, – пошутил кто-то.
– Рэмбобуля.
Раздался неловкий смех.
Энди не могла это слушать. Она больше не могла находиться в этом помещении, в этой больнице, в этом эмоциональном хаосе, где все связи, которые всегда крепко соединяли ее с матерью, были так резко оборваны.
Она обернулась и врезалась в мужчину, который стоял прямо у нее за спиной.
– Извините. – Он приподнял свою бейсболку с надписью «Алабама».
Энди сейчас было не до любезностей. Она шагнула влево, и он шагнул вправо. То же самое произошло, когда она сделала наоборот.
Он рассмеялся.
Она тяжело взглянула на него.
– Мои извинения. – Алабама снял бейсболку и сделал приглашающий жест, давая ей пройти.
Энди так быстро прошла через раздвижные двери, что те не успели полностью открыться. Она ударилась рукой об одну из створок.
– Тяжелый день? – Алабама проследовал за ней на улицу. Он стоял на приличном расстоянии, но даже это казалось слишком близко. – Вы в порядке?
Энди снова кинула на него тяжелый взгляд. Он что, не видел, что сейчас показывали по телевизору? Он не понял, что Энди – ни на что не годная дочь той женщины, которая в одиночку справилась с хладнокровным убийцей?
А потом стала убийцей сама?
– Что-то не так, офицер? – Алабама все так же улыбался Энди.
Она посмотрела на свою псевдополицейскую форму. На глупый нагрудный знак серебристого цвета, напоминавший нашивку девочки-скаута, но имевший гораздо меньший вес, потому что ради нашивки девочки-скауты хотя бы что-то делали. Все, что делала Энди, – отвечала на звонки и объясняла перепуганным людям, как делать сердечно-легочную реанимацию или отключать двигатель после аварии.
