– А наш праздник продолжается! Жителей Чагинска и наших гостей пришла поздравить талантливая молодежь! Приветствуем!
Зинаида Захаровна поманила рукой. На сцене появилась Аглая. Хазин потер глаза. Нет, Аглая, внучка библиотекаря.
– Приветствуем победительницу районной олимпиады чтецов и декламаторов «Золотое Слово»! Сегодня с вами Аглая Черпакова!
Приветствовали, впрочем, не очень. Аглая была обряжена в независимое черное платье, длинное, до пола. Горло перемотано бинтом. Аглая выглядела изможденно и выразительно, она махнула рукой в зал и сделала презрительный книксен. Зал жидко похлопал. Заведующая библиотекой Нина Сергеевна вскочила, стала пробираться к сцене, но не успела – Аглая дотянулась до микрофона и стала декламировать. Негромко, с трудом выжимая звуки через перемотанное горло. Я не очень слушал или плохо слышал, но потом услышал.
Ты можешь ли Левиафана
На уде вытянуть на брег?
В самой средине Океана
Он быстрый простирает бег;
Копье, и меч, и молот твой
Считает за тростник гнилой.
Голос звучал хрипло и страшно и очень подходил стиху. Зинаида Захаровна поймала Нину Сергеевну на ближних подступах и держала, чтобы та не рушила искусство. Мне поставили тарелку с отбивной, я стал есть. Надо было поскорей закусить, водка на голодный желудок…
Водка на голодный желудок это хорошо.
– А я, между прочим, имею, что сказать, – сообщил Хазин. – Я еще давно написал стихотворение на актуальную тему…
Неожиданно на соседний стул опустился Роман. Он был без шапки, но казачий наряд снять не успел.
– А вот и Шмуля! – обрадовался Хазин и добавил: – Когда пархатое козачество возстало, в Эйлате стал совсем-совсем переворот…
– Я не Шмуля, – ответил Роман.
– Каждый Рома говорит, что он не Шмуля. Но мы же знаем, что это не так…
Хазин немедленно обнял Романа за плечо и налил ему водки.
– И вообще, Шмуля, ты зачем так поздно без сабли ходишь? – продолжал Хазин. – Ты разве не видишь – на нашем славном журфиксе сплошной Хорст Вессель… В кого ни плюнь, все руссико-нацистико и любят верченые почки…
Некоторые обернулись на Хазина.
– Ваше лютейшество, не обессудьте! – Хазин послал им воздушный поцелуй. – Цузаммен видергебурт, что я могу поделать…
Хазину поставили тарелку с горячим, он достал из кофра камеру, снял котлету, затем как бы невзначай направил на стол с врио. Из-за колонны шагнул человек в костюме.
– Извините, у вас есть аккредитация? – человек указал на камеру.
– Федя, прекрати сатрапствовать, – сказал Хазин. – Я же тебя узнал. У меня есть аккредитация, сейчас я тебе покажу…
Хазин достал из кармана сто рублей, протянул человеку. Аглая продолжала со сцены хриплым гипнотическим голосом:
Как верьви сплетены в нем жилы.
Отведай ты своей с ним силы!
В нем ребра как литая медь;
Кто может рог его согреть?
– Я попрошу вас сдать на время аппаратуру, – вежливо попросил человек. – Съемки разрешены исключительно аккредитованным журналистам.
– Так я аккредитованный, – заверил Хазин. – Я пишу историю… Тут где-то был сука Крыков…
– Хазин! – попросил я.
– Сдаюсь-сдаюсь, – ответил Хазин. – Мормышка, клоп, сатрап, циклоп…
Отдал фотоаппарат человеку, стал есть.
Сверкают очи раздраженны,
Как угль, в горниле раскаленный,
Всех сильных он страшит, гоня.
Кто может стать против меня?!
Аглая указала рукой в зал, неожиданно потух свет, на Аглае сошлись два красных луча. Эффектно. Хазин поперхнулся антрекотом. Человек потрясенно прижал фотокамеру к себе.
Опа.
Зажегся свет.
– Поблагодарим Аглаю! – Зинаида Захаровна захлопала в ладоши. – Прекрасное выступление!
Нина Сергеевна, воспользовавшись свободой, поспешила к сцене.
Светлов хлопал с искренней улыбкой.
– Молодец! – заорал Хазин, вскочив со стула. – Молодец!
Хазина повело в сторону, он потянул за собой скатерть и опрокинул кое-что из посуды. Но в целом я успел его поймать. Человек с фотоаппаратом укрылся за колонну.
– Красивые стихи, – сказал Роман. – И прочитала хорошо.
Из-за кулис выскочил человек и вручил Аглае огромного плюшевого дельфина. Аглая растерялась, дельфин был ростом с нее.
– Так тебе и надо, Глафира! – заорал Хазин. – Не будешь людей котами позорить!
Нина Сергеевна схватила Аглаю за руку и после некоторого сопротивления утащила вместе с игрушкой.
– А теперь слово произнесет старейший хирург нашего города! – объявила Зинаида Захаровна.
– Я начинаю любить этот город! – сказал Хазин. – Он вдохновляет! Здесь живет дух Чичагина, здесь читают его стихи! Лечись песцом, лечись лисицей!
На сцену поднялся мужчина в годах. Причем в немалых. Видимо, хирург. Он взял микрофон и неожиданно сильным голосом произнес:
– Я лежал вон там, возле третьей колонны, – старик указал пальцем. – У меня было сквозное и голеностоп был раздроблен…
Хирург постучал себя по ноге.
– На восемь осколков, – добавил он. – Пальцы почернели, собирались ногу ампутировать. А мне в сорок третьем двадцать было, ума никакого, вот и думаю, отрежут ногу, пойду и застрелюсь…
В зале притихли.
– Умеет дед сломать аппе?тит, – вздохнул Хазин. – Какой насыщенный, однако, палисад…
Хазин насадил на вилку отбивную и стал объедать ее по периметру.
– И вроде как настроился я окончательно помирать, но тут приехала доктор. Девчонка еще, посмотрела на меня и давай ругаться! Велела сразу на стол меня нести, ну, меня и понесли. Сейчас там музыкальный кружок, кажется.
Старик усмехнулся.
– Там и тогда был музыкальный кружок, – сказал он. – Эта докторша режет мне ногу, а я лежу и думаю, как бы в трубу подудеть. Труба там такая на стене висела, как в кино…
– Это туба, – определил Роман.
Хороший рассказ, подумал я. Наверное, Хазин прав, день сегодня необычный.
– …И вот когда я начал ходить помаленечку, я ей пообещал, что тоже стану врачом. И стал. И мы поженились.
– Спасибо! Спасибо вам за все! – Зинаида Захаровна вручила хирургу цветы и коробку конфет, попробовала отобрать микрофон, но старик оказался цепким.
– Я это к тому, что без памяти никак, – сказал старик. – Тут про это уже говорили, и я с этим согласен. Люди забывают все, что было вчера… Будьте здоровы!
Старик отдал микрофон и вернулся в зал.
– Вить, что-то я устал, – сказал Хазин.
Я с этим был совершенно согласен. Устал. И остальные гости по виду слегка подзакисли, но держались.
– Да еще не начиналось по-настоящему, – сказал Роман.
– Шмуля любит по-настоящему, – ухмыльнулся Хазин. – А вот ты знаешь, что мой прадедушка служил в Ингерманландском полку?
Роман с иронией поглядел на Хазина.
– Ты хочешь сказать, что мои предки не могли служить в Ингерманландском полку?
– Да не, я так… могли и служить…
Роман решил не спорить с Хазиным и выпил.
На сцену поднялся невысокий мужчина в коричневом костюме, в руках ваза и цветы. Мужчина поклонился публике и потянулся к микрофону.
Он стал что-то говорить, но я не слышал.
– …Рамиль Сергеевич! Это так неожиданно… – смеялась Зинаида Захаровна. – Но все равно приятно…
За плечом полярника в промежутке двери виднелась Кристина.
Она не выросла, подумал я. Раньше она была ростом с меня и Федьку, а теперь мы выше на голову. И не поправилась. То есть тощая такая же, с узкими плечами.
– А сейчас я с гордостью представляю гостя нашего города, – Зинаида Захаровна повела рукой. – Известного певца и композитора, любимца публики и покорителя…
Она игриво хохотнула.
– Покорителя творческих высот! Встречайте!
Свет погас, зажегся, и когда он зажегся, рядом с Зинаидой Захаровной стоял Паша Воркутэн. Зрители яростно захлопали.
– Видергебурт, – сказал Хазин. – Спасенья нет, началось по-настоящему…
– Привет, Чагинск! – Паша вскинул руки. – Рад тебя видеть! Сегодня мы работаем для вас! Сегодня я работаю для вас!
– Он работает для вас! – с сарказмом в голосе произнес Роман. – Приятного аппетита!
– Музыка! – Паша щелкнул пальцами. – Сегодня и только для вас – песня про судьбу!
Паша душевно запел, музыка слегка запоздала, но Паша почти бесшовно подстроился под мелодию. Хазин жевал петрушку и отбивал пальцами по скатерти ритм, Роман, напротив, желчно грустил.
А жизнь прошла, похоже, зря
Не помогают лекаря
И до подметочек
Стоптались прахоря…
– Талант! – Хазин обреченно налил себе водки. – Витя, это пять! Выпьем же за здоровье Карла нашего Густава! Шмуля! Ты уважаешь Карла Густовича?
Про Карла Густава Хазин сказал слишком громко, на него обернулся стол МЧС.
– Это изобретатель водяной помпы, – пояснил Хазин. – Великий немецкий пожарник…
МЧС поверили.
– Карл Густав не изобретал помпу, – произнес Шмуля. – Он изобретал принцип межзвездных путешествий… За что был сотрен в бараний рог…
– Вот именно! – повторил Хазин. – За космические путешествия и бараний рог!
За это не выпить было грешно. Мы выпили, хотя вроде больше и не хотели.
– Банкеты чрезвычайно утомительны… – громко рассуждал Хазин. – Если они начинают тебя преследовать, ты невольно думаешь, что это некое поражение…
Я оглянулся. Кристина все еще разговаривала с Федором, лицо у нее было испуганное и заплаканное, как мне показалось. В зале надышали, воздух колыхался. И солнце светило на Кристину сбоку.
Роман тоже оглянулся.
И жизнь закончилась
Стоптались прахоря… —
спел Паша и посмотрел себе на ноги.
– Это же не искусство – Роман с отвращением указал на сцену. – Да этот Паша не чалился ни разу! Шкура дешевая…
