Оба повернулись, услышав быстро приближающийся стук кованых копыт по булыжникам. Появился всадник в доспехах, бесстрашно проехав на своем белом коне мимо стражников.
«Во имя Худа, какой вообще смысл в этом кордоне стражи?»
Новоприбывший был в белом, подбитом мехом плаще, покрытом белой эмалью железном шлеме и серебристой кольчуге. Головка эфеса его меча походила на цельный отполированный опал.
Выругавшись себе под нос, Гульд крикнул всаднику:
– Что привело вас сюда, Смертный Меч?
Всадник спешился и снял шлем, открыв узкое, испещренное шрамами лицо, на котором сверкали близко посаженные черные глаза. Взгляд его обратился к освещенной фонарями сцене в переулке.
– Гнуснейшее из деяний, – прохрипел он тонким срывающимся голосом. Рассказывали, что кинжал наемного убийцы Д’рек едва не рассек ему горло десяток лет назад – но Тульгорд Виз, Смертный Меч Сестер, выжил, в отличие от наемника.
– Это не вопрос религии, – сказал Гульд. – Хотя я благодарен вам за вашу клятву рыскать в ночи, пока убийца не будет найден…
– Найден, сударь? Да я поклялся порубить его на куски! И что вы, циничный неверующий, можете знать о вопросах религии? Вы не чуете во всем этом Худова смрада? А ты, маг, станешь отрицать истинность моих слов?
Стуль Офан пожал плечами:
– Могу со всей определенностью утверждать, Смертный Меч, что преступник – некромант, но это еще вовсе не означает, что он поклоняется Богу Смерти. Собственно, жрецы не признают некромантию. В конце концов, подобное темное искусство есть покушение на магический Путь Мертвых…
– Они не признают ее из чисто политической выгоды. Ты бесхребетный, плаксивый глупец, Офан. Я ведь скрещивал клинки с Вестником Худа – или ты уже забыл?
Гульд заметил, как вздрогнул при этих словах один из стражников.
– Вот что я вам скажу, Тульгорд Виз, – подал голос сержант. – Смерть в данном случае не была целью злоумышленника. Как не была ею и до этого.
– В каком смысле?
– Да в таком, что убийца… э-э-э… кое-что собирает…
– Что он собирает?
– Части тел.
– Части тел?
– Если точнее – органы. Те, что обычно считаются жизненно важными. Естественно, если их забрать, наступит смерть. Замечаете разницу?
Тульгорд Виз облокотился на луку седла:
– Семантика не относится к числу моих любимых игр, сударь. Если преступнику нужны только органы, то зачем ему тогда уничтожать души?
Гульд повернулся к магу:
– Тут и впрямь имеет место уничтожение душ, Стуль Офан?
Тот неуверенно пожал плечами:
– Или… их кража, сержант, что, естественно, проделать несколько сложнее…
– Но зачем красть души, если гораздо легче их уничтожить, дабы никто уже потом не смог их допросить?
– Не знаю.
Тульгорд Виз снова уселся в седло, положив на рукоять меча руку в перчатке.
– Не препятствуйте мне, сударь, – сказал он Гульду. – Мой клинок свершит справедливую кару.
– Пусть уж лучше этот безумец корчится на крючьях, – ответил Гульд. – Или вы считаете, что этого хватит, чтобы утолить охватившую город жажду крови?
Смертный Меч замолк, но лишь на мгновение.
– Полагаю, мой поступок вполне удовлетворит горожан, сударь…
– Вряд ли этого будет достаточно, Смертный Меч. Все-таки было бы лучше протащить преступника по всем улицам, но это уже зависит не от меня. В любом случае, – добавил Гульд, шагнув вперед, – это вам лучше держаться от меня подальше. Предупреждаю: даже не пытайтесь мне мешать, Смертный Меч.
Тульгорд Виз успел наполовину извлечь из ножен оружие, прежде чем к нему подскочил Стуль Офан, удержав его руку.
– Тульгорд, это уже слишком! – проблеял маг.
– Убери свои дряблые пальцы, свинья!
– Оглянитесь вокруг, сударь, умоляю вас!
Смертный Меч огляделся, затем медленно убрал оружие в ножны. В отличие от Стуля Офана, он явно не слышал лязга шести арбалетов, но все они теперь были направлены на него, и выражения лиц стражников Гульда не оставляли сомнений в их намерениях.
Сержант откашлялся.
– Это двенадцатая ночь подряд, Смертный Меч. Полагаю, мои люди принимают происходящее крайне близко к сердцу. Нам нужен убийца, и мы его найдем. Так что повторяю еще раз: держитесь от меня подальше, сударь. Не хочу оскорблять ни вас, ни вашу честь, но попробуйте только снова вытащить меч, и вас мигом прикончат, будто бешеного пса.
Пинком отшвырнув Стуля Офана, Тульгорд Виз развернул коня.
– Вы насмехаетесь над богами, сударь, и ваша душа за это поплатится.
Он пришпорил коня и ускакал прочь.
Мгновение спустя впряженная в экипаж лошадь внезапно рухнула наземь, и тут же раздался тяжелый щелчок. Гульд поморщился, увидев, как все шесть арбалетных болтов вонзились в тело несчастного животного.
«Проклятье, у них, похоже, просто руки чешутся». Он мрачно посмотрел на пребывающих в замешательстве стражников.
Стуль Офан воспользовался возникшей неловкостью, чтобы поправить одежду.
– Ваш убийца – чужеземец, сержант, – сказал он, не поднимая взгляда. – Никто в Скорбном Миноре настолько не силен в некромантии, включая и меня.
Гульд кивком поблагодарил его.
– Я доложу королю, – продолжал маг, глядя на возвращающийся за ним экипаж, – о том, что вы сузили список подозреваемых, сержант. И еще добавлю от себя, что вы уже близки к тому, чтобы схватить преступника – если ничто не помешает.
– Надеюсь, ты прав, – проговорил Гульд, и искреннее сомнение, прозвучавшее в его голосе, явно озадачило Стуля Офана.
Молча кивнув, он направился к экипажу.
Гульд подождал, пока маг уедет, а затем отвел одного из стражников в сторону:
– Тебе что, встретился Вестник Худа?
– Виноват, не понял?
– Я видел, как ты отреагировал на заявление Виза. Естественно, Смертный Меч имел в виду нечто иное, потому что твердит об этом вот уже двадцать лет. Скажи: как ты понял его слова? Что тебя насторожило?
– Ну, возможно, мне просто показалось, сержант. Сегодня ночью я встретил в портовом районе какого-то пьяного старика, и он точно так себя и назвал: сказал, дескать, я – Вестник Худа. На самом деле наверняка ерунда…
– А что он делал?
– Похоже, читал объявление на столбе на Рыбной площади. Я слышал, оно все еще там, под охранным знаком.
– Скорее всего, действительно ничего особенного. Но проверить не помешает.
– Да хранят нас боги, сержант.
– Ладно, – прищурившись, буркнул Гульд. – Как только доложу королю, непременно глянем на то объявление. Пойдешь вместе со мной. Понял?
– Так точно, сержант.
В это мгновение вернулся псарь со своими собаками.
– Сплошная неразбериха, – сообщил он. – Они нашли след, оставленный то ли женщиной, то ли мужчиной, то ли обоими сразу, то ли вообще неизвестно кем. Один или два следа, а потом еще третий, сильно пахнущий солью и оружейным маслом, – псы прямо-таки рвались с поводков.
Гульд взглянул на полудюжину ищеек на обвисших поводках, с опущенной головой и вываленными языками.
– И куда вели все эти следы?
– Собаки потеряли их в порту: с вонью гниющих ракушек и рыбьих потрохов не поспоришь. А может, следы были заколдованы. Мои щеночки разнюхали целый мешок с тухлой рыбой – не похоже на них, я бы сказал. Очень не похоже.
– Судя по запаху, твои собаки не просто разнюхали этот самый мешок.
Псарь нахмурился:
– Мы подумали, что будет лучше скрыть наш запах, сударь.
Гульд шагнул ближе и тут же попятился.
«Худ меня побери, похоже, не только собаки извалялись в той рыбе!»
Он уставился на псаря.
Тот отвел взгляд, облизывая губы, и зевнул.
Из гостиной донесся голос Субли:
– Опять эти голуби! Расселись прямо у нас над головой, на карнизах, гадят в водосточные трубы – сделай хоть что-нибудь, Эмансипор! А теперь еще и… ох, храни меня Солиэль!
Визгливый голос жены проникал во все закоулки дома, и нигде от него не было спасения.
«Ничего, теперь мне уже недолго терпеть осталось, скоро уеду…» – утешал себя Эмансипор, понимая, что пребывает в дурном настроении из-за того, что не выспался и здорово перебрал накануне, зная, что нечестно поступает по отношению к своей несчастной жене, – прекрасно осознавая все это, но не в силах остановить поток темных мыслей. Риз помедлил, разглядывая в жестяном зеркале смутное изображение своего изборожденного морщинами лица с налитыми кровью глазами, а затем вновь начал обрабатывать бритвой щетину.
На чердаке хныкали дети, эти спиногрызы скреблись и чесались так громко, что он слышал каждое касание грязных ногтей о кожу. Их отправили из школы домой, у обоих обнаружилась чесотка. Неудивительно, что жена была мрачнее тучи. Тут требовался алхимик – а это немалые деньги, – не говоря уже о моральной стороне дела. Чесотка – какой позор! Отвратительно пахнущая кожная плесень – проклятье уличных собак и беспризорников – вторглась в дом Ризов, оскверняя их положение в обществе, подрывая престиж и насмехаясь над их гордостью. Теперь, даже если отнести в храм Солиэль целый горшок золотых монет, уже все равно ничего не исправить.
Субли даже не сомневалась, откуда взялась эта зараза, и настойчиво твердила:
– Голуби, Эмансипор! Прогони их немедленно! Слышишь?
Утром настроение у нее было намного лучше. Она довольно неумело пыталась скрыть потрясение, вызванное известием, что муж столь быстро нашел работу, и еще более неумело – алчный блеск в глазах, когда он объяснил, какое жалованье ему положили. В награду Субли пока не сунула ему в руки метлу, выгнав на грязный, заваленный мусором и кусками сланца двор расправляться с голубями. Она даже позволила Манси лишний час поспать, прежде чем начать в ужасе рыдать над бесславным возвращением детей от наставника.
Теперь они могли позволить себе алхимика. Могли даже позволить себе перебраться поближе к школе, в более приличный район, полный достойных людей, до сих пор не встречавшихся в изобилующей драматическими подробностями жизни Субли.
Эмансипор убеждал себя, что не стоит особенно злиться на жену: в конце концов, она была рядом с ним все эти годы. «Как гора…» И у нее имелось собственное прошлое, мрачное, грязное и запятнанное кровью. Бедной женщине довелось пережить немало страданий, хотя это не помешало ей обзавестись двумя отпрысками в те годы, которые он в основном проводил в море. Эмансипор, хмурясь, снова прервал бритье. Мысль об этом грызла его постоянно, особенно если учесть, что никто из детей не был на него похож. Однако он участвовал в их воспитании, так что в каком-то смысле это уже не имело значения. Само их откровенно презрительное отношение к папаше было достаточным доказательством его отцовства, чья бы кровь ни текла в жилах ребятишек.
Эмансипор смыл с лица хлопья мыльной пены. Возможно, сегодня вечером его ждет встреча с тем другим, таинственным Корбалом Брошем. А еще с него снимут мерку для новой формы и выдадут ему дорожный саквояж.
– Поставь ловушки, Эмансипор! Сделай это, пока не ушел, слышишь?
– Да, дорогая.
– Зайдешь к алхимику?
Поднявшись с табурета, он потянулся к спинке кровати за курткой.
– К которому именно? Н’сармину? Тральпу-младшему?
– К Тральпу, естественно, олух!
«Значит, лечение обойдется на две серебряные кроны дороже. А Субли, как я погляжу, быстро приноровилась к ситуации…»
– И поставь ловушки! Пусть Вестник Худа навестит этих клятых голубей!
Эмансипор нахмурился.
«Вестник Худа. Что там было вчера?..»
Риз тряхнул головой и пожал плечами.
– Проклятый эль, – пробормотал он, поправляя занавеску над входом в спальню. – Дорогая моя Субли… Ревущая гора… Ничего, уже скоро, совсем скоро я уеду отсюда…
