– У Джеймса Конноли храбрости и решительности достаточно, – ответил я. – В нашей истории в 1910 году он вернется в Ирландию и создаст там ирландскую Лейбористскую партию. Для вооруженной борьбы с англичанами он организует Ирландскую гражданскую армию – полувоенизированную организацию, призванную защитить рабочих в случае физических столкновений с полицией, охраной, нанятой владельцами предприятий, или армией. В апреле 1916 года, во время Пасхальной недели, он и еще несколько ирландских организаций, выступавших против англичан, поднимут в Дублине вооруженное восстание. Они провозгласят независимую Ирландскую республику, но сумеют продержаться всего лишь неделю. Против восставших британцы бросили шестнадцатитысячный корпус, поддерживаемый артиллерией и броневиками. В реку Лиффи, впадающую в Дублинский залив, вошла канонерская лодка «Хельга», которая огнем своих орудий громила католические кварталы города. Восстание утопили в крови. Тяжело раненый Джеймс Конноли был захвачен в плен англичанами и приговорен к смертной казни. На место экзекуции его принесли на носилках. Он не мог стоять на ногах, и перед тем, как его расстрелять, англичане усадили его на стул.
– Да… – после недолгого молчания произнес Михаил, – действительно, этот Джеймс Конноли – достойный человек. Александр Васильевич, я попрошу вас переговорить с Владимиром Ильичом, чтобы он решил, кого из его доверенных людей можно будет направить в Америку, чтобы встретиться с Конноли и пообещать ему, что мы найдем способы, оставаясь в тени, оказать ирландским патриотам поддержку деньгами, оружием и опытными инструкторами. Думаю, что в случае освобождения Ирландии от владычества британцев этот незаурядный человек вполне мог бы возглавить правительство этой страны.
30 (17) августа 1904 года. Утро. Санкт-Петербург. Варшавский вокзал.
Инженер и изобретатель, энтузиаст воздухоплавания граф Фердинанд фон Цеппелин.
Инженера, изобретателя, непризнанного гения и фанатика воздухоплавания 66-летнего графа Фердинанда фон Цеппелина и его 25-летнюю дочь Хелену Петербург встретил легким летним дождем. В кармане у графа были присланные по почте приглашение знаменитого адмирала Ларионова и чек на 500 рублей на дорожные расходы.
Ни графу Цеппелину, ни кайзеру совсем ни к чему было знать, что на самом деле в роли приглашающей стороны выступал сам император Михаил II, который не собирался ждать, пока Цеппелин достигнет успеха в 1909 году. С одной стороны, много чести, а с другой, кайзеру Вильгельму лучше оставаться в неведении по поводу того, что его довольно нагло обкрадывают. Кто первый встал, того и тапки.
Выглядел этот визит как сугубо частный. Дело в том, что еще в 1869 году Фердинанд фон Цеппелин женился на подданной Российской империи ливонской баронессе Изабелле фон Вольф, которая родила ему в 1879 году единственную дочь Хелену. И теперь девушка в сопровождении отца решила навестить российских родственников своей матушки, которая сама осталась дома в Фридрихсхафене по причине преклонного возраста и плохого здоровья. Родственники же эти большей частью проживали не в глухих ливонских мызах и хуторах, где находились их поместья, а в блистательном Санкт-Петербурге. Более того, многие из них блистали при императорском дворе и служили на достаточно высоких государственных постах.
Особого внимания в Германии эта поездка не привлекла. Так уж получилось, что Цеппелин и его семья оказались фактически разорены после постройки в 1900 году своего первого аппарата LZ-1, выполненного в форме двадцатичетырехгранной сигары с оконечностями оживальной формы, общей длиной сто двадцать восемь метров и диаметром чуть меньше двенадцати метров.
С одной стороны, был достигнут явный успех, потому что летательный аппарат легче воздуха смог подняться в небо и совершить полет общей продолжительностью восемнадцать минут, достигнув скорости в 21 километр в час, что подтвердило принципиальную правильность конструкции жесткого дирижабля.
С другой стороны, Цеппелина постигла полная неудача, так как мощность двигателей была недостаточной – всего восемнадцать лошадиных сил, что не позволяло бороться даже с самым легким ветром, а сами двигатели были весьма ненадежны. В силу отсутствия вертикального и горизонтального оперения аппарат был плохо управляем (если не сказать больше), а конструкция была крайне перетяжелена, что фактически сводило к нулю ту полезную нагрузку, которую он мог нести.
Таким образом, деньги, которые удалось наскрести на постройку аппарата, закончились, но никакой практической пользы из него извлечь не удалось. Даже Союз Немецких Инженеров, в котором Фердинанд фон Цеппелин состоял с 1896 года, отказался финансировать его работы в этом направлении – сказалась его репутация технического авантюриста и прожектера. Ведь все его предыдущие проекты напоминали скорее бред буйнопомешанного. Например, проект поезда, составленного из аэростатов, на который Цеппелин получил патент в 1895 году.
Таким образом, основанная Цеппелином компания «Акционерное общество содействия воздухоплаванию» (нем. Aktiengesellschaft zur F?rderung der Luftschiffahrt), с уставным капиталом 800 тысяч рейхсмарок, потерпела крах и была ликвидирована. Сам же Цеппелин, будучи уверенным в правильности своей идеи, усиленно искал источник финансирования для продолжения своих работ, но не находил его. До спасительной встречи с королем Вюртемберга Вильгельмом II (не тем Вильгельмом II, который кайзер Германии, а местным, который правит в Штутгарте) оставалось еще два года. Но в Петербурге не собирались ждать, пока в Германии проснутся, отведают сарделек и вытрут с усов пивную пену. Был ваш Цеппелин, а теперь станет нашим. И поделом – нечего гениального изобретателя держать без денег, обрекая его самого на нищету, а дочь-бесприданницу на обет безбрачия.
В нашей истории Хелена фон Цеппелин вышла замуж только в 1909 году, в возрасте тридцати лет (перестарок по тем временам), когда у ее папы дела пошли резко в гору, и цеппелины на его новой фирме Luftschiffbau-Zeppelin, GmbH стали строиться серийно, а на изобретателя обратил внимание кайзер всея Германии Вильгельм II. Но тут этому не бывать.
На Варшавский вокзал Санкт-Петербурга Фердинанд фон Цеппелин с дочерью прибыли на фешенебельном поезде «Норд-экспресс», связывавшем столицы главнейших держав континента: Лондон (через паромную переправу Дувр-Остенде), Париж, Берлин и Петербург. Время в пути от Парижа до Петербурга – 58 часов, цена билета в зависимости от класса вагона – от 36 до 62 рублей. Поскольку из-за различной ширины колеи прямое железнодорожное сообщение между Европой и Российской империей было невозможно, на пограничной станции Вержболово (устроенной так, что с одной стороны платформы была европейская колея, а с другой стороны российская) организовали быструю пересадку пассажиров в точно такие же поезда. Русские, согласно купленным билетам, пересаживались в европейские поезда, а европейцы в русские, и следовали дальше.
Графу Цеппелину вместе с чеком на покрытие дорожных расходов переслали три билета в вагон первого класса на поезд «Норд-экспресс». Но, как уже говорилось, Изабелла фон Цеппелин (урожденная фон Вольф) отказалась ехать и осталась дома в Фридрихсхафене на берегу Боденского озера. А граф Цеппелин вместе с дочерью отправились в далекую Россию, о которой в последнее время левая и либеральная (что одно и то же) пресса Европы писала всякие ужасы.
Но ни отец, ни дочь не заметили в пути ни белых, ни бурых медведей, выходящих на железнодорожные станции поклянчить еды у пассажиров, ни ужасных агентов госбезопасности, хватающих прямо на улицах честных обывателей, чтобы пытками выбить у них признание в преступлениях против императора. Русские попутчики Цеппелина не были похожи на запуганных жертв террора. Напротив, они были раскованы, веселы и много шутили.
Особенно заметно это было в той людской круговерти, царившей под сводами Варшавского вокзала. Столица Российской империи жила бурной жизнью, и на вокзале поток отбывающих в дальние края смешивался с таким же бурным потоком приезжих. При этом два чемодана, пара шляпных коробок и баул семьи Цеппелинов, погруженные на тележку дюжего носильщика с бляхой, выглядели сиротливо по сравнению с тем багажным обилием, с которым отбывали в Европы некоторые семьи.
И вот к Цеппелинам, несколько потерявшимся во всей этой суете и великолепии, подошел средних лет морской офицер с роскошной бородой.
– Добрый день, господин граф, – по-немецки обратился он к Цеппелину, – позвольте представиться: капитан 1-го ранга Николай фон Эссен. Адмирал Ларионов поручил мне встретить вас с дочерью и сопроводить в гостиницу «Европа». Это на Невском проспекте, главной улице Санкт-Петербурга. Прошу вас, герр Фердинанд и фройлян Хелен, экипаж ждет.
Цеппелин, который сам имел чин генерал-лейтенанта германской армии, внимательно посмотрел на своего визави. Поскольку в Россию его приглашал приближенный к новому царю адмирал Ларионов, то следовало ожидать, что встречать его с дочерью будет морской офицер. Смущали только чин и возраст собеседника, о героизме которого совсем недавно писали германские газеты.
– Извините, герр капитан цур зее, – сказал граф Цеппелин, – мне хотелось бы узнать, почему меня встречаете вы, прославленный герой сражения при Формозе, как мне кажется, без пяти минут адмирал, а не кто-нибудь из более подходящих случаю младших офицеров?
– Граф, – ответил фон Эссен, – дело в том, что меня об этом попросил лично адмирал Ларионов. Попросил, а не приказал, что со стороны столь уважаемого мною человека это стоит очень дорогого. Он объяснил мне, сколь много вы сделали для развития мирового воздухоплавания и как ничтожны те тупицы, которые не понимают ваших великих идей. Он сказал, что настанет момент, когда вы прославите свое имя на весь мир, а ваши оппоненты и хулители, пренебрежительно отзывающиеся о вас, будут в бессильной злобе биться головой о стену. Но будет уже поздно. Таким образом, я и сам выразил желание познакомиться поближе со столь интересным человеком и его очаровательной дочерью…
При этом было заметно, что, сделав девушке комплимент, Николай Оттович остался довольно прохладен к ее женским чарам, что неудивительно для женатого и счастливого в браке мужчины. Как говорится – ничего личного, только вежливость.
– Хорошо, герр капитан цур зее, давайте отправимся в гостиницу, – согласился Цеппелин, – Только я хотел бы знать, как скоро господин Ларионов сможет меня принять.
Фон Эссен окинул взглядом запыленные и слегка помятые дорожные костюмы фон Цеппелина и его дочери и кивнул. Как-никак путешествие на перекладных от Фридрихсхафена до Петербурга продолжалось двое с половиной суток, гости изрядно устали и нуждались в замене гардероба.
– Встреча состоится сразу же, как только вы немного отдохнете с дороги и приведете себя в порядок, – произнес он. – Адмирал Ларионов примет вас в любое удобное для вас время…
– Любое удобное для меня время может наступить хоть через полчаса! – воскликнул Цеппелин. – Давайте поедем скорее. Я оставлю дочь в гостинице, быстро переоденусь, и буду готов ко встрече с адмиралом. Мне не терпится узнать причину, по которой этот великий человек захотел со мной встретиться.
30 (17) августа 1904 года. Около полудня. Санкт-Петербург. Аничков дворец.
Присутствуют:
Император Всероссийский Михаил II
Командующий особой эскадрой вице-адмирал Виктор Сергеевич Ларионов
Глава ГУГБ тайный советник Александр Васильевич Тамбовцев
Когда фон Эссен вместе с графом Цеппелином вошли в кабинет, германский гость остолбенел от удивления. Он ожидал встретить прославленного русского адмирала, но совершенно не был готов ко встрече с российским императором.
– Добрый день, ваше императорское величество, – произнес он, почтительно поклонившись царю.
Затем он подошел к адмиралу Ларионову, чей портрет был хорошо знаком всей Европе, и почтительно поздоровался с ним и с еще одним мужчиной пожилого возраста, с седеющей бородой, который, как он понял, и был тем самым ужасным русским обер-инквизитором господином Тамбовцевым.
– Я рад приветствовать вас, господин граф, в своей столице, – ответил русский император, – Я благодарен вам, что вы нашли время и откликнулись на приглашение господина адмирала. Но, если сказать честно, это по моей просьбе адмирал Ларионов пригласил вас в Россию, потому что я хочу дать вам то, в чем вы нуждались все эти годы. Вам будет обеспечено неограниченное финансирование ваших работ. Вам предоставят всю необходимую техническую информацию, которая поможет вам без проволочек начать работу над опытным экземпляром дирижабля. Уже весной будущего года мне понадобятся четыре аппарата с дальностью полета в несколько тысяч километров, способные поднимать в воздух от двадцати до пятидесяти тонн полезной нагрузки. В случае успеха вас будет ждать множество заказов как военного, так и гражданского назначения, что сделает вас, граф, весьма состоятельным человеком. Впрочем, вы вправе отказаться – как говорят у нас в России: на нет и суда нет.
– Ваше величество, я согласен, – поспешно произнес граф Цеппелин, – только мне хотелось бы знать, что хотите получить лично вы?
– Мне нужны дирижабли, – кивнул император Михаил, – четыре сверхдальних тяжелых дирижабля, о которых я вам говорил. Сведения о том, зачем они мне понадобились, являются государственной тайной. Я хочу иметь в вашем предприятии двадцать пять процентов плюс одна акция для себя, и двадцать пять процентов для акционерного общества, возглавляемого адмиралом Ларионовым. Ничего личного, как говорят за океаном, только дело. Думаю, неограниченное финансирование и сведения технического характера, способные сэкономить годы разработки, того стоят.
– Думаю, мы с вами сработаемся, ваше императорское величество, – кивнул Цеппелин; чувствовалось, что он более чем удовлетворен. – Насколько я понимаю, все практические вопросы, касающиеся моей работы, мне придется решать с адмиралом Ларионовым?
– Да, – ответил император, – вы все правильно поняли. С ним, и еще с господином Тамбовцевым, который должен будет сделать так, чтобы в вашей работе не возникло непредвиденных рукотворных помех. Приступайте к этому немедленно, не буду вас больше задерживать. Очень рад был с вами познакомиться. Всего вам доброго.
31(18) августа 1904 года. Санкт-Петербург. Аничков дворец.
Адмирал Ларионов совершенно не случайно предложил в качестве места для сегодняшнего разговора именно Аничков дворец. Он помнил, как впервые пришел сюда двенадцатилетним пацаном, чтобы записаться в судомодельный кружок Дворца пионеров, в советское время находившийся в этом самом дворце.
Темой разговора, на котором должны были присутствовать Ленин, Коба и хозяин этого дворца, император Михаил II, стал вопрос о системе образования в Российской империи вообще и о всеобщем среднем образовании в частности. Проблема, что называется, созрела, и даже перезрела, так что ее надо было срочно решать. Но император, занимаясь глобальными внутренними и внешними делами, все никак не мог выбрать момент, чтобы непосредственно заняться вопросом реформы российского образования, считая, что можно с этим погодить, и ничего страшного не произойдет, если решение будет отложено на какое-то время. Адмирал Ларионов рассчитывал, что, послушав людей, с мнением которых император Михаил считался, тот изменит свое мнение об этом важнейшем вопросе для империи, задыхающейся от дефицита грамотных кадров.
Когда приглашенные расселись вокруг стола в рабочем кабинете покойного императора Александра III (который очень любил Аничков дворец и недолюбливал Зимний), Михаил демонстративно посмотрел на циферблат роскошных золоченых каминных часов, намекая тем самым, что из вежливости готов выслушать своих гостей, но ненавязчиво напоминает, что у него весь день расписан по минутам, и потому разговор не должен затянуться.
Ларионов усмехнулся про себя: император явно заблуждался, потому что разговор сегодня будет долгим, и принятые по его итогам решения будут не менее судьбоносными, чем те, что были приняты по аграрному и политическому вопросам.
– Владимир Ильич, – император первым нарушил несколько затянувшееся молчание, – как я понял, основным докладчикам по сегодняшнему вопросу будете вы. Я вас внимательно слушаю…
– Ваше величество, – Ленин немного волновался, и потому картавил чуть сильнее, чем обычно, – если верить переписи населения, которая прошла в 1897 году, в России грамотным назвал себя каждый пятый, причем грамотных мужчин было в два с лишним раза больше, чем женщин. Мы оказались одной из самых неграмотных стран Европы – позади нас была только Италия.
– Вот как? – Михаил был весьма удивлен такими цифрами. – А вы, Владимир Ильич, не ошибаетесь?
– Нет, ваше величество, – ответил Ленин, передавая императору листок с данными переписи населения. – Вот, можете сами убедиться.
– Гм… – Михаил пробежал глазами столбцы цифр, – действительно, все обстоит именно так, как вы сказали. Но ведь это данные семилетней давности. Может быть, за это время произошли изменения к лучшему?
– Да, действительно, за семь лет произошли некоторые положительные изменения, – ответил Ленин. – По расчетам статистиков, количество грамотных людей возрастало в среднем на 1,8 % в год. Но согласитесь, ваше величество, это крайне мало. Нет, я не хочу сказать, что при вашем брате ничего не делалось для того, чтобы изменить создавшееся совершенно недопустимое положение. Начался постепенный переход от трехлетнего к четырехлетнему начальному образованию, причем новые школы сразу строились как четырехлетние. На четырехлетку переходили и все прежние виды школ, в том числе и трехлетние земские. Этот процесс в целом по России в значительной степени завершился уже к 1903 году, и окончательно планировалось его закончить к 1910–1912 годам. После 1906 года на четырехлетку должны были перейти и церковно-приходские школы, доля которых в общем быстро растущем числе школ постепенно уменьшалась.
– Ну вот, видите, – император даже повеселел, – значит, все не так плохо, как вы только что говорили. Я намерен продолжить дело своего покойного брата, и сделать все, чтобы в России все население умело читать и писать.
– Так-то оно так, ваше величество, – продолжил Ленин, доставая из лежавшей перед ним папки новый листок с цифрами, – но, по тем же данным статистики, процесс ликвидации неграмотности в России явно затянулся. Я воспользуюсь цифрами, полученными от наших друзей из будущего. Так вот, среди призывников 1900 года неграмотных было 51 %, в 1905 году их было уже 42 %, а в 1913 году – 27 %. Динамика положительная, но все равно это никуда не годится. Неграмотный солдат не сможет справиться со сложной военной техникой, и вы это сами прекрасно понимаете…
– Да, почти половина неграмотных солдат – это, действительно, никуда не годится… – покачал головой император.
– При этом, – вставил адмирал Ларионов, – во время мобилизации в Германской империи, количество полностью неграмотных призывников не превышало 0,6 % от общей массы мобилизованных. Как известно, всеобщим образованием в Германии озаботились еще при Бисмарке – и вот вам наглядный результат.
– Ваше величество, – вступил в разговор Коба, – не менее позорно то, что неграмотна и значительная часть рабочих. Мы собираемся провести индустриализацию России. Без грамотных рабочих, которые могут не только читать по слогам, но и разбираться в чертежах, нам нечего и думать об индустриализации. К тому же неграмотный рабочий – это готовый горючий материал для разных смут. Он не разбирается во всем происходящем в мире и вокруг себя, а потому легко поддается на агитацию разного рода авантюристов, вроде Парвуса и Троцкого. Неграмотный рабочий – жертва нечестного фабриканта. Он не умеет считать – его обманывают при расчете, он не умеет читать – его обманывают при заключении трудового договора, подсовывая бумаги с невыгодными условиями, а он даже не может прочитать их. Он не умеет писать, и потому не может написать заявление о нарушении трудового законодательства в инспекцию, чтобы там наказали недобросовестного работодателя. То есть неграмотный рабочий – человек неполноценный во всех отношениях.
– Да, – озадаченно сказал император, – я как-то не вникал во все эти сложности. Действительно, проблему с неграмотностью следует решать как можно быстрее…
– Архисрочно! – перебил самодержца Ленин. – На это нельзя жалеть ни сил, ни средств. Пока население неграмотно, все рассуждения об индустриализации России так и останутся пустыми рассуждениями. Сначала – ликвидация безграмотности с массовым профессиональным образованием, а уж потом – индустриализация. Уже существующие заводы просто задыхаются от недостатка грамотных кадров. Что толку, если будут построены заводы и фабрики, на которых просто некому будет работать?
Михаил покачал головой, но ничего не ответил Ленину. Похоже, он понял правоту его слов, и возразить было нечем.
– Господа, – произнес император, – большое вам спасибо за сегодняшнюю беседу. Я получил много интересной информации, над которой мне необходимо как следует подумать. Но, как говорят ваши люди, Виктор Сергеевич, инициатива наказуема. Нет, к вам, господин адмирал, эти слова не относятся. Вы, Владимир Ильич, подняли этот вопрос, вам им и заниматься. Вместе с Иосифом Виссарионовичем. Я попрошу вас подобрать человека, который смог бы взвалить на свои рамена эту тяжелую ношу. Меня не интересую его политические взгляды – для меня важно, чтобы он любил Россию и был готов трудиться не покладая рук, чтобы в нашей стране не осталось ни одного человека, не умеющего читать и писать. В конечном итоге мы должны добиться того, чтобы со временем в России все могли бесплатно получать полное начальное образование. А тот, кто хотел бы продолжить учиться, и имел бы к тому способности, мог бы поступить в учебное заведения, где можно было бы, опять же бесплатно, получить среднее и высшее образование. Наша страна богата талантами. Надо дать возможность этим талантам проявить себя.
Император еще раз посмотрел на каминные часы и улыбнулся: время, которое он потратил на эту беседу, не было потеряно напрасно. А в уме он поставил еще одну галочку срочных и архиважных дел, которыми ему предстояло заняться. И сколько их еще осталось в этом списке… Как же найти время для всего этого?
2 сентября (20 августа) 1904 года. Санкт-Петербург. Варшавский вокзал.
И снова утро, снова Варшавский вокзал… И поезд «Норд-экспресс» дважды в неделю прибывающий в Санкт-Петербург из Берлина, Парижа и Лондона. Только на этот раз в столицу Российской империи прибыл не германский граф, пионер воздухоплавания и прочая, прочая, прочая, а подвизавшийся в Европах талантливый русский инженер и изобретатель Борис Григорьевич Луцкой, не понятый и не принятый у себя на родине, как обычно бывало в последнее время.
Конечно, многие его проекты были слишком футуристичны и оптимистичны – как, например, предложенный им Российскому военному ведомству в 1900 году четырехколесный «военный самокат» весом 400 килограмм, предназначенный для передвижения скорострельного орудия, 500 патронов и трех человек со скоростью 45–55 верст в час. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги.
Тем не менее такой «самокат» нужно было строить – чтобы испытать идею, отработать конструкцию, выйти на какие-то приемлемые параметры, и к началу Первой мировой получить приемлемое самоходное орудие или броневик (смотря по какому пути пошла бы эволюция этой многообещающей технической идеи, будь она реализована при наличии денег и производственных мощностей).
Но вместо того все проекты Луцкого в России были загублены, он остался в Германии, где своим трудом крепил обороноспособность Второго Рейха, ибо, будучи техническим директором фирмы «Даймлер», занимался, среди прочего, и заказами в интересах германских военных. Мало того, с началом Мировой войны немецкое правительство посадило его, как подданного Российской империи, в тюрьму Шпандау, где он и просидел до окончания мировой бойни. Умер Борис Григорьевич в совершенной безвестности где-то в Германии, примерно между 1920 и 1926 годом.
Но в этом варианте истории о талантливом русском инженере не забыли. Автомобилизация всей страны была в числе приоритетных планов императора Михаила и его соратников из будущего. К тому же Фердинанд фон Цеппелин ничего не стоил без Бориса Луцкого, точнее, без его моторов. Ведь дирижабль без надежных, мощных и легких двигателей превращается в обычный воздушный шар, двигающийся по небу по воле ветра.
Кстати, если на флоте и железных дорогах новые двигатели Тринклера должны были быть вне конкуренции, то пятый океан предполагалось покорять исключительно бензиновыми моторами, ибо сколько ни мучились при советской власти конструкторы, пытаясь разместить дизель на самолете, из этой затеи так ничего и не вышло.
Приглашение о сотрудничестве было послано от имени… Густава Тринклера, с которым Луцкой был шапочно знаком, и встречали его по схеме, уже отработанной на герре Цеппелине. Но только козырной картой в этом случае оказался не прославленный каперанг фон Эссен, как в случае с пионером воздухоплавания, а транспорт, на котором инженера доставили в гостиницу, чтобы тот привел себя в порядок с дороги. Автомобиль «Тигр» произвел на Луцкого такое же глубокое впечатление, как, например, на Циолковского старт космического корабля «Союз». Вершина совершенства и предел комфорта.
Правда, на данном конкретном автомобиле стоял 150-сильный турбодизель, но Луцкому этого пока говорить не собирались. Карбюраторные двигатели, при всей своей повышенной пожароопасности и требовательности к антидетонационным свойствам топлива, все же обладали меньшим весом при той же мощности, большей надежностью, а для их создания потребуется меньше дефицитного на данный момент алюминия.
За время поездки от вокзала до гостиницы инженер Луцкой полностью созрел для серьезного разговора, и, оставив чемоданы в номере, был уже готов приступить к беседе. Но ему сказали, что Густав Васильевич сейчас занят, а пока следует привести себя в порядок, пообедать в гостиничном ресторане. За ним заедут и отвезут в место, где состоится беседа. Луцкому намекнули, что, помимо Тринклера, с ним желали бы побеседовать и иные заинтересованные лица.
Так все и вышло. Едва Борис Григорьевич вышел из зала ресторана, как к нему подошел тот же молодой человек, что встретил его на вокзале, и предложил пройти к машине. Из гостиницы Луцкого отвезли в Новую Голландию (не питерский он был человек, и по своей наивности даже не догадывался, куда приехал), где в одном из кабинетов особого технического бюро, работающего под крышей ГУГБ, его уже ждали заинтересованные лица. Нет, императора Михаила на этот раз не было – все же прибыл не германский граф, а отечественный инженер. Но тем не менее состав собравшихся все же нельзя было считать менее представительным.
Там присутствовал Густав Васильевич Тринклер – в чем-то его конкурент, в чем-то соратник, который в процессе работы должен был поделиться частью своих наработок. Там присутствовал «добрый дедушка» Александр Васильевич Тамбовцев, от одного имени которого очень многих начинало трясти. Его заботой должна была стать борьба с промышленным шпионажем и саботажем. Присутствовали там и представители заказчика – генерал-майор Бережной (в данном случае в качестве личного представителя императора, и подполковник Маниковский (от ГАУ). Это на тот случай, если Луцкой действительно предложит проект транспорта, пригодного для перевозки артиллерии. Там же находился Александр Михайлович Романов (он же ВКАМ, он же Сандро) – единственный человек среди Романовых, имеющий коммерческую жилку и беззастенчиво пользующийся своим положением. Он должен был обеспечить развертывание массового производства навороченных гражданских авто, чтобы за счет прибыли от их реализации обеспечить финансирование дальнейших научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ. Направление, в котором работал Тринклер, для этого не годилось. Сверхмощные судовые дизели – товар штучный и слишком завязанный на обороноспособность Российской империи, а потому секретный. Автомобили – как статусные для высших классов, так и массовые для простых обывателей – куда лучше подходили для того, чтобы совмещать процесс автомобилизации с получением сверхприбылей. И именно великий князь начал разговор, взяв сразу быка за рога.
– Рад вас видеть, господин Луцкой, – приветствовал он изобретателя. – Я понял, что вы приняли наше предложение. Чтобы вам сразу было понятно, скажу, что речь пойдет о финансируемой казной организации крупной автомотостроительной компании, в которой вы будете и главным конструктором, и техническим директором, ну а я – коммерческим директором. Присутствующие здесь господа военные являются отчасти представителями заказчика, а отчасти техническими консультантами. Господин Тринклер, как ваш коллега, поделится некоторыми наработками, а господин Тамбовцев, про которого вы наверняка уже слышали, сделает так, что в ваши дела в пределах Российской империи никто не посмеет влезать. Если мы договоримся, то вы об этом ни не пожалеете, ибо за ваши идею и ваш конструкторский талант вам будет причитаться двадцать процентов паев этого предприятия. Даже я, как коммерческий директор, буду иметь всего десять процентов паев. Еще двадцать процентов будут принадлежать эскадре адмирала Ларионова, а остальные пятьдесят плюс один пай – находиться в собственности государя, финансирующего всю эту затею и имеющего в ней контрольный пакет.
– Извините, господа, – ошеломленно произнес Луцкой, – я, видимо, не совсем вас понял – о чем, собственно идет речь? О моих разработках в области строительства новых автомобилей и моторов для них, или же об организации компании по их выпуску?
– В общем-то, о том и о другом, – улыбнулся Тамбовцев, – и в первую очередь о разработке несколько типов автомобилей в основных классах. Это легковая автомашина для быстрых поездок по хорошим дорогам. Потом – такая же легковая автомашина, но способная с гораздо меньшей скоростью перевозить людей по нашему российскому бездорожью и при этом не ломаться. Далее – грузовики с грузоподъемностью пятьдесят и сто пудов, способные перевозить этот груз даже во время распутицы. Грузовики и легковые автомашины для бездорожья будут производиться не только для гражданских потребителей, но и для нашей армии. Поймите: эти машины и их моторы будут нужны нам не в единственном экземпляре, и даже не десятками и сотнями. Их нужно строить десятками и сотнями тысяч штук, что подразумевает под собой мощную и разветвленную промышленную базу. Теперь вам все понятно?
– Теперь понятно, господин Тамбовцев, – Луцкой кивнул и вытер пот со лба. – Но я полагаю, что все же лучше оформить все сказанное здесь на бумаге. Как вы полагаете, будет ли к завтрашнему дню готов черновик контракта, в котором распишут права и обязанности всех участвующих в этом деле сторон?
4 сентября (22 августа) 1904 года. Петербург. Новая Голландия.
Глава ГУГБ Тамбовцев Александр Васильевич
Сегодня мне предстоит встретиться со своим старым знакомым – бывшим главнокомандующим войсками бывшего Оранжевого Свободного государства генералом Христианом Де Ветом. Он уже посещал Северную Пальмиру несколько месяцев назад, чтобы прозондировать почву на предмет того, не поможет ли Россия бурам, проигравшим войну с британцами, если те снова поднимутся против своих поработителей.
Тогда, после беседы сначала с майором Османовым и полковником Антоновой, а потом и со мной, Де Вету была обещана поддержка в случае вооруженного восстания буров. Правда, переговоры были неофициальные, никакие документы при этом не подписывались, и из чего будет состоять эта помощь, не конкретизировалось.
Окрыленный Де Вет уехал в Европу, чтобы встретиться с людьми, которые могли бы поддержать буров материально, а я через нашу агентуру в Европе постарался разузнать о результатах его вояжа. Оказалось, что, в отличие от Петербурга, Де Вета в европейских столицах ждал довольно холодный прием. Даже на своей прародине Голландии, хотя он и встретили его бурными овациями, ничего конкретного не обещали. Прижимистые голландцы даже денег в помощь бурским фермерам, разоренным войной, собрали меньше, чем собрали русские в ходе визита Де Вета в Россию.
Расстроенный бурский генерал отправился в Африку, где встретился со своими бывшими соратниками. Но и среди них он не нашел единодушия. Конечно, немало бывших «полевых командиров» бурского ополчения рвались в бой, чтобы отомстить британцам за замученных в концентрационных лагерях близких, за сожженные фермы и убитых товарищей.
Но были среди них и такие, кто готов был сотрудничать с оккупантами и участвовать в органах самоуправления, которые британцы пообещали создать на захваченных ими территориях буров в самое ближайшее время (и они в нашей истории были действительно созданы в 1906–1907 годах). Кроме того, действуя методом кнута и пряника, англичане согласились выплатить три миллиона фунтов стерлингов бурам, чьи фермы пострадали в ходе боевых действий.
После долгих переговоров в Претории Де Вет снова собрался в Европу, прихватив на этот раз с собой легендарного бурского генерала Кооса Де ла Рея. Прибыв пароходом в Одессу, Де Вет со своим спутником инкогнито (конечно, не для нашей конторы, а для досужих журналистов) поездом отправился в Петербург. И вот сейчас он просит его принять для важного разговора.
Ну что ж – просит, так примем. Только разговор у нас с ним будет, похоже, непростой. Россия, хотя и согласна оказать определенную помощь бурам, в вооруженный конфликт с Британией из-за них вступать не намерена. И все это придется довести до них именно мне.
Христиана Де Вета я уже видел. А вот с Де ла Реем, о котором в Трансваале ходили легенды, ранее я не был знаком. Это был крепкий коренастый мужчина лет пятидесяти, с длинной густой бородой с проседью. Глубоко посаженные острые глаза охотника и воина смотрели на меня неожиданно молодо. Высокий лоб говорил о его большом уме. Коос Де ла Рей с любопытством осмотрел мой кабинет, и после приглашения расположился на мягком кожаном диване.
– Господин Тамбовцев, я рад снова видеть вас, – обратился ко мне по-английски Де Вет. – Я обещал, что вскоре увижусь с вами, и свое обещание сдержал. Надеюсь, за это время позиция России в отношении нашего несчастного народа не изменилась?
– Я тоже рад вас видеть, господин Де Вет. А с господином Де ла Реем я давно хотел познакомиться поближе. Прошу вас, чувствуйте здесь себя как дома. Я сейчас прикажу подать нам кофе или чай… А может быть, вы не откажетесь от рюмочки коньяка?
Де ла Рей нахмурился и отрицательно покачал головой. Как я слышал, он был человеком весьма набожным, и редко выпускал из рук карманную Библию. Вот и сейчас он машинально сунул руку в боковой карман пиджака, но потом, видимо, вспомнив, для чего он сюда пришел, положил ее себе на колено.
– Господин Тамбовцев, – сказал Де Вет, – за это время я объехал полмира, пытаясь найти союзников, которые поддержали бы нас, буров, в случае нашего выступления против британцев. И, к моему глубокому сожалению, никто из сильных мира сего не обещал нам реальной помощи. Мир стал эгоистичен, люди поклоняются Золотому тельцу и не думают о ближних своих. Вся наша надежда на Россию, которая всегда сочувствовала нашему несчастному народу.
– Господин Де Вет… – Мне очень не хотелось разочаровывать этого человека, который до конца боролся за свободу буров, но врать я ему тоже не мог. – Россия готова помочь вам оружием и деньгами. Мы даже будем не против, если подданные императора Михаила выскажут желание в качестве волонтеров отправиться в Африку, чтобы на вашей стороне сразиться с британцами. Но, к сожалению, это все, чем Россия сможет вам помочь.
Бурские генералы переглянулись. Похоже, они предполагали подобный исход переговоров. Но люди всегда склонны верить в чудеса. Однако чуда не произошло, и русские прямо сообщили им, что помощи в виде непобедимых полков императора Михаила II им ожидать не следует.
– Господин Тамбовцев, скажу вам откровенно, – с горечью в голосе обратился ко мне Де Вет, – мы, буры, сами едва ли одни сможем справиться с британской армией. Большое спасибо вам за оружие и деньги, которые вы нам предлагаете, но ведь ни деньги, ни винтовки сами по себе не воюют. А люди наши устали после долгой и кровопролитной войны, и вступить в новую схватку с нашим извечным врагом мы еще не готовы.
– Понимаю вас, генерал, – сказал я, – но, то, что кажется невозможным сегодня, вполне возможно завтра. Вы понимаете, о чем я говорю?
