– Ой, – Зои махнула рукой, принявшись оправдывать меня перед Коулом. – Рафаэль переживет. Он крал и не такое. А ты не утруждай себя ревностью. – Я вжалась в кресло, желая провалиться от смущения под машину. Как, впрочем, и Коул, когда Зои похлопала его по плечу. – Тебя утешит, если я скажу, что видела ваше с Одри будущее? И там вы…
– Стоп! – Коул газанул так резво, что Зои откинуло назад. – Больше никаких разговоров о будущем, ладно? Знаю, это твоя фишка, но… В сотне фильмов ясно говорится, что такие знания ни к чему хорошему не приводят. Без меня, пожалуйста.
Зои закатила глаза и пожала плечами, разуваясь и забираясь на сиденье прямо с ногами.
– Если когда-нибудь решишься – спрашивай. Я могу даже имена детей назвать…
Коул зарумянился с удвоенной силой, и в зеркало заднего вида я бросила на нее предупреждающий взгляд. Зои невинно улыбнулась и, ойкнув, полезла в свою сумку-баул, доставая золотые швейные ножницы и широкую атласную ленту синего цвета.
– Ковенант, – напомнила она мне, и я почувствовала, как сердце забилось быстрее. – Дай руку.
Зои накрыла своей смуглой и маленькой ладонью мою, и вместе мы связали их лентой. Она тянула за один конец, я – за другой. Так же слаженно, как мы должны были отныне жить и колдовать.
– Ты наполнишь меня своей мудростью, – прошептала Зои, глядя мне в глаза, и Коул постарался не отвлекаться от дороги, подглядывая за нами. – А я тебя своей любовью. Supremi venefica Audrey Defoe. Аллилуйя, сестра!
Мой ковен ожил.
XIII
Атташе
Меня разбудил целомудренный поцелуй в висок и запах черники. Я мягко вынырнула из сна, лениво потягиваясь на постели, а затем…
Резко открыв глаза, я перекатилась и взобралась сверху, вдавив его бедра в перину матраса.
– Что? – спросила я, поймав на себе ошеломленный и распахнутый взгляд темно-карих глаз. – Это уже слишком, да?
Коул сглотнул, раскинув руки над головой и боясь пошевелиться. На нем были домашние штаны со шнуровкой и растянутая футболка, которую он отвоевал в кровопролитной войне со Штруделем, принявшим ее за свою новую подстилку. На его руках до сих пор заживали царапины. Острые скулы заходили туда-сюда, когда Коул принялся кусать внутреннюю сторону щеки, пытаясь успокоиться.
– Ты ведь все еще хочешь? – осторожно спросила я, нависнув над ним.
Коул заерзал.
– Я всегда хочу, просто… Иногда это тяжелее, чем кажется.
– Я понимаю, но…
Его футболка задралась, обнажая полоску кожи на животе, где проглядывалась редкая дорожка волос, уходящих вниз. Я сглотнула и сосредоточилась, заставляя себя смотреть Коулу в глаза, и только.
– Кто здесь охотник, а кто добыча? – подразнила его я шепотом.
Коул облизнул пересохшие губы и приподнялся на локтях.
– Кажется, я вижу твои кроличьи ушки.
– Правильно.
Коул слабо улыбнулся и поцеловал меня первым, бесстрашно приняв мои объятия. Я прижалась ладонями к его груди и застыла так, давая ему немного времени, чтобы привыкнуть к моим прикосновениям, прежде чем серьезно атаковать. Когда мышцы его, сведенные напряжением, расслабились, я уложила Коула на подушку и забралась рукой под футболку. Он часто и прерывисто задышал, жмурясь, и я затихла на какое-то время, не двигаясь, но не убирая руку.
– Я обещала научить тебя не бояться прикосновений, – прошептала я. – Но ты не обязан терпеть, если это все еще слишком тяжело…
– Нет, обязан, – решительно выпалил Коул, разомкнув веки. Взгляд карих глаз сделался голодным, как у тигра. – Ты не представляешь, как сильно я хочу, чтобы ты касалась меня. Здесь, – Он указал пальцем на свою голову. – Я наслаждаюсь. Но тело… Оно будто не слушается! Мне просто нужно немного времени…
– У меня чувство, будто я совращаю ангела.
Моя кривая усмешка ввела Коула в жуткую краску. Это было бы мило, не будь так сексуально в сочетании с его рваным дыханием и затвердевшим низом живота. Снова нагнувшись к нему, я прошлась кончиком языка по линии его верхней губы. Рука продвинулась чуть выше, к груди… Интересно, как далеко нам удастся зайти сегодня? В этом таилась своеобразная прелесть – узнавать Коула по чуть-чуть, миллиметр за миллиметром. Открывать для себя, как невиданные дикие земли. Не спешить. Удовольствия в этом занятии было столько же, сколько будет в том, к которому мы однажды придем.
После черничных вафель Зои на завтрак Коул насквозь пропитался ягодой, словно дымом. Одежда, кожа, волосы. В сочетании с его естественным молочно-мускусным запахом он пах, как сладкий рулет. Руки так и чесались обнять его. Обвив руками мою талию, Коул расстегнул пару нижних пуговиц на моей рубашке. Это не входило в наш договор: я должна была учить его близости, продвигаясь день за днем все дальше и дальше, а не наоборот. Но не дарить ласку в ответ – это было против природы Коула.
Я сплела свои ноги с его, и мы запутались в одеяле и в друг друге. Так начиналось почти каждое наше утро с той поры, как вместе с Зои мы вернулись из Нового Орлеана. Коул, раньше спавший на диване, был вынужден уступить свое место ей. И не было в моей жизни времени сказочнее, чем эти две недели, которые мы делили одну постель. Я отчаянно старалась не думать, что должна благодарить за это Барона Субботу. Кажется, его одержимость не прошла бесследно, а все еще сидела где-то в глубине нас.
Я открыла глаза и, внимательно наблюдая из-под ресниц за распаленным лицом Коула, потянула шнуровку на тесном поясе его штанов.
– Одри, я тебя… – прохрипел он, когда я выбила из него первый стон, коснувшись там, где его еще никто никогда не касался. Но затем Коул вдруг осекся, побелел и перехватил мою руку, не позволяя продолжить. – Хватит. Мне еще сегодня на работу.
– И? – спросила я, многозначительно поведя бровью.
– И я уже был в душе. Если пойду туда второй раз, то опоздаю.
– Сексуальная разрядка как раз помогает сосредоточиться…
– Меня и так достаточно сосредотачивает угроза сокращения моей зарплаты, – забормотал Коул скомканно, пытаясь натянуть назад штаны и при этом упрямо избегая смотреть мне в глаза. – Продолжим вечером, ладно?
– То есть мы все-таки продолжим?..
– Ох, я хотел сказать, увидимся.
– Нет, ты хотел сказать именно то, что сказал. Не отрицай.
Коул пробурчал что-то совсем невнятное и вылез из постели. Я закатила глаза, падая на кровать спиной и наблюдая, как он суетится, приводя себя в порядок.
– Буду вечером, – сказал Коул, клюнув меня носом в щеку напоследок. – Удачной магической практики. Постарайся не разнести дом!
Он вышел из комнаты быстрым шагом, прихватив с собой ключи от машины, и, когда в коридоре хлопнула дверь, я тяжело вздохнула и все-таки выбралась из кровати. Практика… Две недели мой день начинался с Коула, а затем он продолжался с обучения у Зои. Это было увлекательно в той же мере, как и изматывающе. Но, умывшись, я в полной боеготовности вышла к своему милому учителю, ведь, как бы спокойно ни прошел этот месяц, по ночам мне все еще снились кошмары.
Невольно задержав взгляд на тонком шраме, белеющем вдоль ладони в память о сделке, заключенной с Джулианом, я села за стол, принимая из рук Зои тарелку с пирамидкой из вафель.
– С очень добрым утром, – промурлыкала она, широко улыбаясь.
На ней были мешковатые штаны, как у арабских торговцев, и теплый свитшот. Ленточки в черных волосах, заплетенных во французскую косу, сменились на драгоценные заколки: за каждой прядью мерцало золото и камни. Где-то изумруд, а где-то рубин. Я удивилась тому, как она умудряется носить на себе столько тяжести, но тут увидела еще и громоздкие серьги с хитросплетением колец и перестала чему-то удивляться вовсе.
– Спасибо, что не ворвалась сегодня к нам в комнату, как вчера, – припомнила я недовольно, но тут же погрузилась в черничные вафли и в прямом, и переносном смысле. – М-м, они божественны!
– Так и есть, – кивнула Зои, забираясь на стул напротив прямо с ногами. – Как поживают твои сны? Пока не снилось ничего… этакого?
– Ты имеешь в виду что-нибудь такое, что можно принять за предсказание? – уточнила я. – Нет, ничего. Все как всегда. Только мой обезумевший братец и всякая дребедень. Эй, котики! – Я потрясла золотым браслетом на запястье и наклонила тарелку со стола так, чтобы одна из вафель соскользнула вниз. Не долетев до пола, она была встречена пастями трех голодных гримов. – Приятного аппетита.
Лицо Зои переменилось. Верхняя губа поджалась и задрожала, как у кролика, обнажая зубы. С демонстративным отвращением она сдвинулась на край стола подальше от трех котов, с жадным чавканьем уплетающих свой завтрак.
– Ты с ума сошла?!
– А что такого? Черт, кажется, я забыла представить вас друг другу…
– Как ты додумалась пригреть у себя в доме это?
Я скинула еще одну вафлю, а затем проткнула вилкой следующую, чтобы съесть уже самой.
– Иногда они выручают меня. Да и не выкидывать же их на улицу?
Я почесала Блуда за порванным ушком. Он заурчал, так обманчиво похожий на обычного кота.
– Ты хоть знаешь, что это такое? – прошептала Зои, не переставая говорить «это» таким голосом, будто речь шла о всепожирающем Ктулху.
– Да, знаю. Это гримы, Зои, порожденные гадкой человеческой натурой. Чего ты их так боишься?
– Гримы?! – переспросила Зои и нервно засмеялась. – Ты правда не видишь… А, неважно! Лучше забудь. Просто… Убери их, пожалуйста.
Я насторожилась, вновь тряся браслетом. Облизываясь, коты прильнули к моей ладони, потираясь о нее угольными шкурками. Глаза Эго недобро сверкнули в сторону Зои, налитые красным янтарем, и рассеялись следом за остальным телом, как утренний туман.
Она брезгливо поежилась.
– Итак, начнем. Давай, как обычно, для разогрева, – сказала Зои, выуживая из-под стола карточки с цветными кляксами, похожими на картинки Роршаха. – Что ты видишь вот здесь?
Жуя вафлю, я пригляделась. На первой карточке, плавно переходя в зеленый, расплывалось красное пятно. Если бы я не знала, что это рисовала сама Зои гуашью, то я бы сказала, что кого-то просто вырвало на холст.
– Хм, я вижу здесь… Кузнечика? Это ведь кузнечик, да?
– Что? – Зои развернула карточку к себе, хмурясь. – Где ты здесь увидела кузнечика?
– Ну, вот лапки, а здесь такие смешные усики и…
– Ох, – Зои спрятала карточку в кучу других и сложила их стопкой. – Ты ведь помнишь, в чем смысл упражнения? Ты должна чувствовать, а не фантазировать! Предвидение – это эмпатия. В основе прорицания лежит символизм и способность сопереживать. Лишь научившись читать знаки, что тебя окружают, и пропускать их сквозь себя, ты сможешь видеть чужие судьбы.
– Я все равно не понимаю, – вздохнула я, откидываясь на спинку стула.
Зои застонала и вытащила другую карточку. На ней, сплетаясь в колосок, тянулось два зигзага – оранжевый и фиолетовый.
– Посмотри, – мягко сказала Зои, пододвигая карточку ближе. – Это просто абстракция, не несущая смысла. Этот смысл вкладываешь ты сама. Вот я вижу здесь маленькую девочку, играющую в прятки с братом. Они неразлучны, как два сапога. На улице солнечный день, а рядом крякают утки… Мыльные пузыри плывут по ветру. Они дерутся за баночку с ними. Теперь ты понимаешь? – спросила Зои, подняв на меня глаза, чтобы увидеть, как я побледнела, ведь каждое ее слово описывало памятный день из моего счастливого детства. – Я вижу это здесь, потому что я открыла свое сердце миру. А что видишь ты?
Я склонила голову набок, пытаясь вглядеться в карточку, и пожала плечами.
– Гусеницу.
– Одри! – Зои хлопнула себя по лбу. – Ты даже не стараешься! Мы уже две недели над этим бьемся…
– Ну не выходит у меня, и все тут! – всплеснула руками я. – Я стараюсь, Зои, правда. У меня вообще плохо с живописью, особенно с экспрессионизмом. Может, попробуем что-нибудь другое?
Зои закатила глаза и обиженно убрала карточки, выбравшись из-за стола. Присев на угол тумбы в прихожей, она достала из сумки кое-что круглое.
– Мне нужно подумать, – пробормотала Зои, откручивая из-под черепа своей матери металлическую бляшку, которая скрывалась там все это время. Высыпав себе на запястье дорожку из белого порошка, она зажала одну ноздрю пальцем и втянула его в себя.
В первый раз, когда Зои сделала так в машине, Коул чуть не вышвырнул ее на улицу на полном ходу.
– Мы целую ночь проторчали на кладбище для того, чтобы вернуть тебе копилку с кокаином?! – вскричал он тогда, ударив по тормозам так, что я чуть не расшибла себе нос о бардачок. – Я не повезу к себе домой наркоманку!
– У меня нет зависимости, – закатила глаза Зои, вытирая нос и стряхивая порошок с заднего сиденья. – Кокаин просто помогает мне держать свой дар в тонусе.
– Я думал, мы вернули тебе семейную реликвию… Это же череп твоей матери! – продолжал кричать Коул, пока я пребывала в молчаливом смятении. – А ты насыпала в ее голову кокаин! Разве это не оскверняет ее память?
– Ты не знал Мари Лаво, – ухмыльнулась Зои, закручивая на черепе крышку. – Поверь, она была бы только рада, что даже ее останки приносят пользу, а не гниют где-то в земле.
После Зои клятвенно заверила Коула, что не будет делать так в его квартире. Но делала.
– Ладно, долой символизм! – вскрикнула Зои, приободрившись, и спрятала череп в сумку. Ее глаза блестели не то от энтузиазма, не то от кокса, которым ей платила мафия за ее гадательные сеансы. – Сядь, как я тебя учила. – Я отодвинулась от стола, подогнула под себя ноги и села в позу лотоса, выпрямив спину. – Теперь закрой глаза и сделай несколько глубоких вздохов. Дыши медленно. Сосредоточься на моем голосе. Спроси себя: что Зои сделает в следующую секунду?
Я приоткрыла один глаз, вопросительно взглянув на хитрую ухмылку Зои, и неуверенно промычала:
– Ты… погладишь Штруделя?
Кот, лежащий буханкой в своей подстилке, многозначительно мяукнул, откликаясь на имя.
– Ну вот, молодец! – похвалила меня Зои и наклонилась, почесав его за ушком. – Уже что-то.
– Да просто еще ни одно твое утро не проходило без тисканья Штруделя. Не в предвидении дело, – буркнула я, выпрямляя ноги.
– Тогда спроси себя, что сейчас случится на улице. Там ваш сосед паркуется… – пробормотала Зои, отодвинув плотную штору в гостиной и выглянув в окно.
С губ сорвалось быстрее, чем я успела обдумать то, что собираюсь сказать:
– Слишком тесно. Он не влезет.
И в следующую секунду спокойствие улицы нарушил пронзительный визг сигнализации. Кто-то действительно задел бампер внедорожника, пытаясь припарковаться. Я подскочила к окну, не веря самой себе. Зои улыбнулась, мягко и торжествующе.
– Вот так это и работает, Одри. У тебя это на уровне инстинктов. Просто, как мы выяснили, символизм и впрямь не твое. Значит, продолжим двигаться в этом же направлении…
