– Такие уж у них отношения. Алиса ее обожает, доверяет во всем, ну а та, само собой, держит охламонов вроде меня под прицелом. Короче, проволока нужна – и покрепче.
– Ну… Это надо у трудовика спросить.
– У Дормидонтыча?
– Ага, только ты к нему не суйся. – Славка глубокомысленно изогнул правую бровь, надломил левую. Здорово у него это получалось. Я как-то тужился перед зеркалом – ничего не вышло. – Он тебя в три счета заболтает, а там и поругаетесь.
Я погрустнел. Славка был прав. Дормидонтыча, нашего трудовика, переболтать было невозможно. Он поучал и наставлял, любил тыкать пальцем в грудь, заглядывать в лицо. На уроках его мы без конца писали диктанты и сочинения – Дормидонтыч явно что-то напутал в своем образовании. Во всяком случае, за те годы, что мы учились у него, напильники с молотками мы держали в руках раза три или четыре…
– В общем, попробую. – Славка перестал играть бровями и заговорщицки мне подмигнул. – На практике испытаю систему Эсэма. Видел, что он с Эллочкой-то сотворил! Считай, праздник ей на весь день устроил. – Славка помолчал. – Да и нам тоже.
Я подумал, что мой друг, наверное, гений или мудрец, и чуточку разозлился. А потом успокоился и даже порадовался. Сначала за Славку, потом за себя. Поскольку вовремя сообразил, что умение радоваться за других – это тоже дар. Как у Алиски или того же Эсэма.
Глава пятая
Вермишель Ариадны
(За 163 дня до катастрофы…)
Пора было собираться, но я все тянул и тянул. Лежал себе на койке и мысленно рисовал на потолке Алису. Так у меня теперь постоянно получалось: если не думал о Башне, тут же всплывала Алиса – с развевающимися волосами, с рукой, тянущейся в неведомое, с этой ее невыносимо-каштановой мукой в глазах. А потом вновь проявлялась Башня – и странным образом сливалась с Алисой. Иногда я даже переставал понимать, о чем и о ком я думаю. Даже приходило на ум совсем чудно?е: вместо сравнений Алисиных талантов со Славкиными, я начинал вдруг сравнивать мою подругу с Башней! И когда мысленно говорил «она», то относил это сразу к человеку и строению. Даже незаконченность Башни некоторым образом увязывалась с незрячестью моей подруги. Наверное, нельзя было так думать, но я никак не мог отделаться от подобных мыслей. Судьбы – они ведь не просто пересекаются, они могут и тесно переплетаться. Пройдет, скажем, пять или десять лет, Башню наконец-то достроят, и у Алисы со зрением все тоже наладится. Медицина-то не стоит на месте! А может случиться и обратное: слухи-то всякие ходят. Руферы уже не раз поминали про дрожь Башни, про грядущий демонтаж. Вроде как нашлись богатенькие «буратины» – зашли с шоколадкой в администрацию, выкупили Башню со всеми ее железобетонными потрохами. Выкупили не для того, чтобы достроить, – сдалась она им! Выкупили, чтобы развалить на кусочки и освободить место под очередное увеселительное заведение.
Я попытался вообразить на известковой поверхности потолка Башню, но у меня снова получилась Алиса. Стоило переместить взгляд правее, и нарисовалась Алиса номер два. Это уже Эсэм приучил нас рисовать что угодно и на чем угодно: на бумаге, на земле и снегу, на самых обычных стенах и потолке. Вот я и старался – усадил обеих Алис на высоченного коня, вокруг разбросал непроходимые заросли. Еще одна Алиса, уже третья, самовольно проявилась на одном из деревьев. Причем на коне мои образы улыбались, на дереве – нет. Я вновь переместил взор, и из белесой мути трудно и не сразу выцарапался ее портрет – неясный, точно выполненный слабо разведенной акварелью. В темных, непроглядных очках…
Места на потолке оставалось еще много; теперь я видел ее тут и там – смеющуюся, горюющую, сердитую и насупленную. Между прочим, в реалиях сердитой я ее еще ни разу не видел, а тут вот получилось…
Чуть ниже, непрошенное, всплыло личико Лариски, а за ней, конечно, нарисовался и Славка – как без него! А там пошли прорастать неведомые травы и утыканные колючками кусты, из них потянулись морды, черепа и челюсти – все зубастые, неприятные, ползущие вверх, к моим друзьям. Созерцать этот театр теней стало страшновато. Одним махом я стер все рисунки, рывком поднялся. Почти машинально подхватил со стола костяшки, взялся выбрасывать шестерки и уложился в десяток бросков – совсем даже неплохо!
Только тело все равно болело, а шишка за ухом пульсировала, точно второе сердце. Но так уж вышло… Если договорились, надо было сходить – я и сходил. И получил сполна, хотя, конечно, все могло быть и хуже. С таких «стрелочек» нередко переезжают прямиком на больничную койку. Бывает, и вовсе не возвращаются, а я вернулся и даже собирался сейчас топать к Алисе.
* * *
Еще через полчаса я и впрямь топал. Точнее – плелся, не стесняясь прихрамывать и время от времени останавливаясь. Ныли ребра, ёкало колено, и продолжала набухать гематома на голове. А я шагал и воображал себя узником, удравшим из плена. Ну да! Сбежал и столкнулся с охраной. Всех моих друзей положили, и только я с множественными ранениями умудрился вырваться…
Я свернул за угол, из-под самых ног шагнуло нечто черное и большое, заставив споткнуться. Крыса? Кошка? Не сразу я сообразил, что это моя собственная тень, а когда понял, с облегчением рассмеялся.
Заглянув в магазин, заставил себя не горбиться и даже до кассы добрался, практически не хромая. Купил коробку фруктового ириса, а для себя взял драже с витаминами и жевательную резинку. Вроде и не попадали мне по лицу, но отчего-то сохранился на губах жестяной привкус. Бывает иногда такое – после крепкого прилета в челюсть…
Вновь оказавшись на улице, я огляделся. Далеко-далеко угадывалась компания незнакомых ребят. Скорее всего, ничего жуткого, но испытывать лишний раз судьбу не хотелось. Смирив гордыню, я повернул в обход – шагов на двести дальше, зато обойдется без повторных раундов.
Какое-то время я напряженно вслушивался. Кто-то явно шагал за мной. Дважды я останавливался, шаги за спиной послушно замирали. Но стоило возобновить путь – и снова шуршали чьи-то шаги. Не выдержав, я обернулся. Елки зеленые, да пустая же улица! Что еще за мистика! Я тряхнул рюкзаком и сразу услышал знакомое шуршание. Вот вам и мистика! Это драже перекатывались в бутылочке! А звуки были и впрямь похожи на чьи-то шаги.
Неожиданно я разглядел под ногами рассыпанную вермишель. Колонной червячков она ползла в неведомом направлении. Пока нам было по пути, я тронулся вслед за колонной. Еще и предысторию себе скоренько нарисовал. Ну да – у кого-то прохудился пакет, и через дыру мучные изделия посыпались наружу. Тоже, считай, рванули в побег, на волю. Пока доберется человечек до дому, половину просыплет. А если дом далеко, то и весь товар оставит на дороге. Голубям да воробьям на радость.
Я тут же вообразил себя сыщиком, идущим по следу. Может, ускориться, догнать и перекрыть течь? Заткнуть пробоину пластырем и предотвратить гибель судна?
Мысли в голову полезли престранные, и я вновь подумал, что по совету Славки стоило перед дракой натянуть на черепок лыжную шапочку. Пусть жарко – зато сохраннее. А так получилось легкое сотрясение мозга, и как итог – сумасбродное мельтешение непривычных картинок.
Я неожиданно предположил, что, может, и не в лопнувшем пакете крылась загвоздка, что это пришелец с неведомой планеты метил таким образом дорогу. Все равно как древнегреческий Тесей в лабиринте Минотавра. Только там ему Ариадна клубок с нитками дала, а здесь клубка не нашлось, вот и приобрел инопланетный гость килограммов пять вермишели. Навесил торбу на плечико и отправился в путь-дорожку секреты наши выведывать: сколько и где собак бродит, каких размеров кулаки у прохожих, много ли у нас машин и какие решетки стоят на окнах. Вот так, понимаешь, соберут информацию, узнают все наши слабые места и спустят потом десант в виде циклопов-минотавров. По этой самой вермишелевой дорожке тут же и прискачут в главное логово!
Сумасшедшее бурление в голове никак не унималось.
В самом деле, может, у них технологии такие, что они сами в виде вермишели сюда переместились? Ты, значит, варишь ее, поедаешь, а эти ребята – хлоп! – и внутри тебя маленький переворот производят. Твое собственное «я» от власти отстраняют, а во все важные органы – от печени до гипофиза – таких вот вермишелеподобных менеджеров сажают. И, как на аватаре, потом дергают себе за рычажочки да кнопочки разные нажимают…
Я до того увлекся фантастическим бредом, что преспокойно перешел дорогу на красный свет. Какая-то машина скрежетнула покрышками, что-то сердито прокричал водитель, но я был увлечен более насущным процессом – пытался выявить, кто я на данный момент – я или не я? Возможно, вторжение уже началось, а мы тут копья ломаем да пальцы гнем – ищем собратьев по разуму, до сих пор полагаем себя царями природы. Им ведь, наверное, выгодно, чтобы мы так думали. Чтобы без бузы и без паники, чтобы все авианосцы и ракеты мирно стояли на приколе. А на деле все у них давно схвачено, и наверняка общаются между собой на каких-нибудь пси-волнах, потешаются над своими укрощенными биороботами. И возможно, те из нас, кто проделывают необычные вещи, как раз и являются аватарами, выходящими из повиновения? Тот же Славка, к примеру? Или Алиса…
Я даже замедлил шаг. А ведь за это и впрямь могут лишить зрения! Тех, кто решается увидеть запретное и для человеческих глаз вовсе не предназначенное! Хотя… Это меня что-то совсем занесло. Не туда и не вовремя…
Между тем рассыпанная вермишель вывела на автобусную остановку и там оборвалась разрозненным многоточием. Я разочарованно замер на месте. Спасти человечество, а заодно и незадачливого покупателя не удалось.
Я скорректировал направление, ускорил шаг и очень скоро оказался возле дома Алисы. Здесь еще раз бдительно осмотрелся, но никто меня не преследовал. Ни дворовые ковбои, ни пришельцы из иных миров. И все-таки у самого подъезда меня охватила странная робость – до того неожиданная, что я бессильно опустился на лавочку. Вышедшая на улицу бабуля с авоськой окинула меня подозрительным взглядом. Я тоскливо посмотрел вверх, отыскивая Алисины окна. А вдруг меня даже на порог не пустят? Мало ли кто и куда зовет! Известно же, что в гости зовут обычно из вежливости. Потому как незваный гость – он хуже рекламы, а что может быть хуже рекламы? Но и торчать бесконечно на лавочке тоже было нельзя. Вернется из магазина бабуля, вызовет полицию, скажет, что вермишель у нее стянул. Или того хуже – родители Алисы нарисуются… Нет, зря я, пожалуй, сюда притащился.
Сделав над собой усилие, я все-таки поднялся по ступеням на крыльцо. Перед тем как войти, тщательно высморкался. Платок сразу стал красным от засохшей кровищи. Красота!
Номер квартиры был простым и веселым – семьдесят семь, а еще более веселой получилась наша встреча.
– Антош, ну сколько же можно! – Она открыла раньше, чем я поднес руку к кнопке звонка. – Я жду и жду, а ты все не поднимаешься.
– Тебя учили, что нельзя открывать без спроса? – Я понял, что губы мои непроизвольно расплываются, а настроение стремительно перекрашивается в яркие цвета радуги.
– Да ну тебя! Я ведь знала, кто стоит за дверью.
– Как это?
– Такой уж у нас отменный слух, привыкай. Даже слышала, как ты шаркаешь по асфальту. Еще гадала, чего он там на лавочке застрял? Неужели зайти боится? Может, он вовсе и не орел парящий?
Она еще и насмешничала!
– Я орел, уважающий жердочки с лавочками, – неловко пошутил я. – И не парящий, а сидящий…
Глава шестая
Ириски и гости
Пусть заявился я квелым и побитым, зато с коробкой ирисок. Главным же моим сюрпризом была песня. Я специально ее на плеер перебросил. Подарки вообще вещь сложная, но тут я решился. Наперед знал, что будут угощать чаем, а какой чай без сладкого?
О коробке Алиса пока ничего не знала, привычно суетилась у плиты, заваривала какие-то травки-муравки.
– Можно, я руки помою? – спросил я.
– Конечно, зачем спрашивать? Дорогу ты знаешь…
Это верно, дорогу я помнил.
Пройдя в ванную, я ополоснул лицо холодной водой, заодно осмотрел себя в зеркале. Глаза недоспавшие, на лбу сердитая складка, костяшки на руках сбиты – хорошо, что всего этого Алиса не види т…
Возвращаясь по коридору, я не удержался и заглянул в незнакомую дверь. Кажется, это была спальня ее родителей. На всех четырех стенах висели картины и фотографии. Не очень отдавая себе отчет в том, что делаю, я шагнул в комнату и ахнул. Отовсюду на меня глядела Алиса! Маленькая – в очочках и совсем крохотная – без очков, глядящая в небо, на какие-то безделушки и в никуда. Один из снимков меня и вовсе притянул как магнитом. Красивая статная женщина держала Алису на руках, а малютка пальцем показывала в камеру. И видела! Стопудово все видела! Фотоаппарат и того, кто их снимал, – должно быть, отца или другого какого родственника. Рот полуоткрыт, в глазенках восторг – наверное, ждала птичку, что вот-вот вылетит. А птичка все медлила и, как обычно, не вылетала. На соседнем фото Алиса красовалась в коляске – внимательно так смотрела, совсем даже не по-младенчески. На соседней и более поздней фотографии ей было уже годика три или четыре: она стояла, придерживая за руль красный самокат…
Я двигался вдоль стены, как по картинной галерее. Тут Алиса что-то рисует, а здесь нюхает одуванчики, здесь на море с родителями – держит в руках рапану – и практически везде улыбается.
Вдруг подумалось, что у меня-то подобной галереи никогда не было. Тоже, конечно, завалялись в альбомах детские кадрики, однако в количестве куда более скромном.
Я вернулся к фото, где маленькая Алиса показывает в объектив пальцем. Ну да, теперь я не сомневался: она все прекрасно видела. И радовалась-то как! Не знала еще, что ее ждет. Хотя она и сейчас радуется. Музыке, новостям, каждому дню…
Со зрением у меня что-то случилось: фотографии, обои – все куда-то поплыло. Мазнув по глазам ладонью, я спешно покинул комнату.
– Антон? Все в порядке?
– В полном, – отозвался я. – А как там леденцы поживают? До сих пор живы или получилось отмыть?
– Отмыли, оторвали, отдраили! – Алиса рассмеялась. – А потом ополоснули кипятком и съели.
– Что, весело было? – Я попытался по выражению ее лица угадать, как оно все прошло на самом деле. – Досталось тебе, наверное?
– Да нет, обошлось. Папа даже признался, что когда-то тоже готовил такие леденцы.
– А мама что сказала?
– Мама про тебя пыталась больше разузнать. Целый допрос мне устроила.
– Понятно… – промычал я.
– Что тебе понятно?
– Ну… На ее месте я тоже поспрашивал бы. А то привела в дом непонятно кого, а он еще и сахаром все перепачкал.
– Да ладно тебе! Сейчас чай с душицей будем пить. А я тебе еще трав с Алтая добавила. Мертвого могут оживить.
Значит, про «мертвого» она тоже что-то такое почувствовала.
– Оживить – это хорошо, – пробормотал я. Глядя на суетящуюся хозяйку, заметил: – Чашки у вас прикольные.
– Это мама собирает. Она обожает чайные церемонии. У нас и пиалы есть, и японские тэммоку. А это вот китайская чаегуань – специальная коробочка для чая. Ну а наливать удобно из этой посудины. Название у нее – гундаобэй.
– С ума сойти!
Алиса выглядела довольной.
– Это точно. Мама считает, что чаем можно весь мир изменить и вылечить. А я у нее главный эксперт.
– Кто бы сомневался. – Я сипло откашлялся.
– А что? Я и Конфуция с ней постоянно читаю. Это древний китайский философ. Обожаю его. А тебе он нравится?
Я промычал нечто невразумительное. Да и что тут скажешь? «Нравится»!.. Конфуций не девчонка, чтобы нравиться. Знать бы еще, что он там нафилософствовал…
– Вот послушай, – продолжая суетиться с посудой, Алиса нараспев произнесла: – «Если тебе плюют в спину, значит, ты идешь впереди». Это его изречение. Здорово, правда?
– Ну… – Я растерялся. – Вообще-то не очень прикольно ходить оплеванным.
Алиса рассмеялась.
– Или вот другое: «Если ты ненавидишь, значит, тебя уже победили».
Я задумался. Сказанное было уже несколько ближе к жизни, но от попытки с ходу вникнуть в непростую мысль голова моя странным образом превратилась в подобие шарика и строптиво поплыла к близкому потолку. Прямо жесть какая-то! И сразу стало понятно, откуда явился глагол «приплыли».
– Это что же – всех нужно любить, получается?
– Вот и задумайся.
– Я пытаюсь. Прямо мозги закипают. Столько всего на меня вывалила…
Я сделал усилие и, поймав уплывшую к потолку голову, кое-как водрузил на место. Мозги решительно не поспевали за словами Алисы. И смешно было, и грустно. Она ставила меня в тупик практически каждой фразой.
– Такая вот я поперёшная, прости.
– Чего-чего? – Я заморгал.
– Это меня бабушка так называла. Болтушей поперёшной – от глагола «перечить». С такими всегда нелегко. Зато папа говорит, что именно из поперёшных чаще всего выходят удивительные личности. Ученые, политики, генералы… Например, Дэвид Бланкетт тоже был поперёшным. Представь себе, этот слепой от рождения англичанин с успехом выучился и стал министром внутренних дел! А еще была такая Хелен Келлер, родившаяся в Алабаме. Она ослепла уже в полтора года, но стала знаменитой журналисткой, играла на многих музыкальных инструментах, выступала перед огромными аудиториями – и тоже из поперёшных! И он, и она вечно спорили, доказывали что-то свое.
Прямо как Славка, подумал я. Он-то у нас точно поперёшный… Следовало срочно уходить от этих заковыристых тем, и я вновь гулко прокашлялся.
– А песню «Алиса» ты знаешь?
– Это у группы «Секрет»? Слышала, конечно.
– И как она тебе?
– Да ничего. – Алиса рассмеялась. – Только это, Антош, однозначно не про меня.
Я растерялся. К такому повороту я был совершенно не готов.
– Но ты ведь это… Тоже вяжешь, как в песне.
