– Выбраться отсюда не так уж просто, – ответила Маб, не отрывая глаз от «Агги». – Из БП переводят только беременных или сумасшедших – выбирай, что тебе больше по душе.
Обслуживание «Агги» напоминало служение раздражительному механическому божеству. Битый час Маб устанавливала на место тяжелые барабаны, у нее уже ныли руки. Пальцы то и дело попадали в тугие прищепки, которыми крепились барабаны. Коммутационная панель вообще внушала ужас: Маб приходилось сражаться с путаницей проводов и штекеров, да так, чтобы не допустить короткого замыкания, и при этом сверяться с меню, которое смахивало не то на мудреные диаграммы, не то на заклинание для оживления мертвецов. Когда ее шарахнуло током уже в четвертый раз, Маб дернулась, потирая пальцы, и, бормоча проклятия, запустила машину. Если все «бомбы» работали одновременно, гул в Одиннадцатом корпусе стоял невероятный – казалось, гигантские молоты бьют по наковальням прямо у тебя над ухом.
– Пока ждете остановки машины, занимайтесь остальными барабанами, – прокричал Гарольд, пытаясь перекрыть шум.
Маб открывала барабан за барабаном – внутри торчали расположенные кругами пучки проволоки – и орудовала пинцетом, чтобы ни один пучок не касался другого, иначе закоротит. Не прошло и часа, а пальцы у нее уже были исколоты медной проволокой, глаза щипало от пристального вглядывания во внутренности машины.
– А что будет, если проводки в барабанах случайно коснутся друг друга? – спросила она, перекрикивая гул.
– Не допускайте этого, – только и ответил Гарольд.
Маб трудилась, чувствуя, как пот бежит по ноющей спине; запястья и манжеты платья лоснились от брызг машинного масла, летевших во все стороны из-под барабанов. Когда «Агги» остановилась и ни один барабан больше не вращался, Маб разогнулась и убрала со лба мокрые от пота волосы.
– Мы ее сломали? – спросила она. Прочие машины продолжали жужжать.
– Нет, она вам показывает, что пора проверить результат. – Гарольд продемонстрировал Стивенс, как снимаются показания с другой стороны «бомбы» и прогоняются через проверочную машинку. – «Агги» определила настройки, – объявил он. – Готово! Снимайте с нее всё, вставляйте новые барабаны и подключайте следующее меню. Молодцы.
Он сунул Маб в руки новую диаграмму. Она догадалась, что это армейский шифровальный ключ, поскольку видела это название и прежде, на сообщениях, которые печатал ее «Тайпекс» в Шестом корпусе, но остальное содержание меню оставалось загадкой. Маб очутилась на более раннем этапе витка, который описывала полученная в Блетчли информация, – этап, где благодаря машинам выдавались те самые блоки по пять букв, впоследствии попадавшие к девушкам из отдела дешифровки.
Маб невольно вздрогнула. Все-таки труд в отделе дешифровки еще худо-бедно походил на нормальную работу: полное бюро женщин, барабанящих по «Тайпексам», не так уж отличалось от машинописного бюро в каком-нибудь офисе, где машинистки щебечут о том, какая чудесная картина «Унесенные ветром», – ты уже видела? А здесь, в этом шуме, не поболтаешь, и никто не станет восхищаться твоим платьем в помещении без окон, где воняет нагретым машинным маслом, где и с тебя, и со всех остальных ручьем льется пот. Маб трудилась с четырнадцати лет и уже понимала, что никакая на свете работа не могла показаться более ненормальной, чем эта. Она воткнула последний штекер и сделала шаг назад.
– Запускаем.
– Перерыв на обед! – наконец объявил Гарольд половине девушек. – Через час смените напарниц.
Но Маб хотелось не еды, а свежего воздуха. Девушки из Морского корпуса потянулись к киоску за чаем, а Маб просто повалилась на заросший травой берег озера. В ушах звенело после четырех часов издаваемого «Агги» шума, исколотые пальцы щипало. Она закурила сигарету и достала новую книгу, но ее хватило лишь минут на пять. В этом месяце Безумные Шляпники выбрали для обсуждения томик стихов. Книга лаконично и угрожающе называлась «Увязшие» – это была поэзия из окопов Великой войны, – а пятистопные ямбы выстукивали тот же ритм, что и барабаны «бомбы».
– Нет уж, спасибо, – произнесла она вслух, отбрасывая книгу в траву.
– Мне эта книга тоже не очень нравится, – раздался у нее за спиной мужской голос.
Откинув голову, Маб разглядела измятый костюм и широкое лицо с улыбчивыми морщинками. Где-то она его уже видела…
– Когда мы с вами впервые встретились, было очень темно, – пояснил он с улыбкой. – Вы сменили мне колесо посреди полночной дороги. Надеюсь, туфли пришлись вам впору?
– Отлично подошли, благодарю вас. – Маб улыбнулась в ответ, вспомнив, кто это такой. Правда, его имя по-прежнему от нее ускользало. – Вам вовсе необязательно было их присылать.
– Не стоит благодарности.
– У вас случайно не найдется сигареты? – У Маб осталась всего одна, и она сильно подозревала, что будет очень в ней нуждаться в конце смены. Он достал портсигар. – Я думала, вы не работаете в БП, – добавила она.
– Ну да, я работаю в Лондоне. Меня сюда прислали по кое-какому делу.
В министерстве иностранных дел? А то и в МИ-5? Тут периодически появлялись безымянные посланцы из Лондона с кожаными папками для документов и спецталонами на бензин. Маб оценивающе разглядывала этого шатена, а он молча созерцал озеро. Хорошая обувь, серебряный портсигар, довольно приятная улыбка. Как же его зовут? Она не хотела признаваться, что напрочь забыла.
– Не любите поэзию? – спросила она, кивая на брошенный томик.
Он неопределенно пожал плечами.
– Фрэнсис Грей не то чтобы плох, – сказала Маб. Образованным мужчинам из Лондона нравились девушки, способные говорить о метафорах и сравнениях, просто надо было казаться немного менее осведомленной, чем они. – Взять хотя бы это: «Колючих звезд на небесах не счесть» – хорошо ведь сказано. Просто тема довольно банальна. Ну согласитесь, сравнивать окопы с жертвенником как-то не особо оригинально, правда?
– Избито, – согласился он. И снова умолк.
– В этом месяце книжку Грея обсуждают Безумные Шляпники, – снова попыталась завязать разговор Маб. – Так называется литературный кружок БП. – Он ответил ей еще одной из своих приятных улыбок, но продолжал молчать. Язык проглотил, что ли? Маб решила, что все равно ничего не добьется, и загасила сигарету. – Боюсь, мой перерыв на чай подошел к концу.
– Вам действительно не нравится поэзия Грея? – спросил безымянный шатен. – Или вы просто шутите?
– Не скажу, что совершенно не нравится, но до Уилфреда Оуэна ему далеко. Не его вина – он ведь, кажется, был еще совсем ребенком, когда это написал? – Из тех мальчишек, которые прибавили себе лет и попали в армию слишком рано, припомнила Маб обрывки биографии автора. Она поднялась на ноги и запихнула книгу в сумочку. – Я, например, понятия не имела о поэзии в семнадцать.
– Шестнадцать.
– Простите?
– Ему было шестнадцать. Послушайте, а вы не согласились бы сходить со мной поесть карри, когда у вас в следующий раз будет увольнение? Я знаю очень приличный индийский ресторан в Лондоне.
– Обожаю карри! (Маб не ела его никогда в жизни.)
Он смотрел на нее снизу вверх с легкой улыбкой и, казалось, совершенно не стеснялся того, что она была на полголовы выше. Странно, обычно коротышки вели себя иначе.
– Когда у вас ближайший выходной, мисс Чурт?
– В понедельник. И мне очень стыдно, но я никак не припомню вашего имени. – Маб действительно было неловко в этом признаться.
– Фрэнсис Грей, – сказал он, приподнимая шляпу. – Сотрудник министерства иностранных дел и посредственный поэт, к вашим услугам.
Глава 17
ИЗ «БЛЕЯНЬЯ БЛЕТЧЛИ». МАРТ 1941 ГОДА
Поскольку редакция ББ не осмеливается написать ни слова о недавних слухах на тему ожидаемых событий в Средиземном море, получается, что главная новость недели – таракан, обнаруженный в пудинге, который в столовой подали ночной смене…
– Матушка, я ведь опоздаю…
– Не потрудишься ли намочить мне еще одно полотенце, я положу на лоб… Словно клинья в виски вбивают…
Миссис Финч лежала с закрытыми глазами в затемненной комнате. Бетт понеслась за полотенцем.
– Но теперь мне действительно пора…
– Что ж, и на том спасибо, Бетан, – простонала мать. – Я понимаю, для матери у тебя времени нет… Но так горько, когда тебя бросают одну…
К тому времени, когда ей удалось наконец освободиться, Бетт чуть не плакала от досады. Она поспешно натянула кофту. Отец укоризненно покачал головой:
– На работу уходишь? А кто же приготовит матери чашку чаю?
«Ты и сам мог бы поставить чайник на плиту», – не сдержавшись, подумала Бетт, выбегая из дома. Однако когда она ворвалась в Коттедж, восклицая: «Простите, я опоздала, простите…» – досада и гнев успели испариться, а мозг очистился от всего лишнего. Удивительно, как быстро это теперь происходило: за время, которое требовалось Бетт, чтобы добежать от двери дома до двери Коттеджа, ее мышление запирало за совсем другой дверью все, что касалось дома. Там оно и дожидалось ее возвращения.
– До полуночи у нас будет не хватать рук, – сказала Пегги из-за соседнего стола. – Джин свалилась с гриппом, Дилли снова ругается с Деннистоном, так что налегай.
Бетт достала свою таблицу крибов и карманный итальянский словарь, теребя кончик косы. Что-то назревало в Средиземном море – возможно, важное. Как жаль, что итальянские флотские сообщения так сложно зашифрованы, да и немногочисленны, едва есть за что ухватиться… Разложив родды, Бетт легко взломала пару донесений, но вздохнула при виде следующей выуженной из лотка бумаги. Сообщение было коротким, а с короткими всегда приходилось долго возиться. Лишь в десять вечера она ощутила победный «щелк!». Обычно она не вчитывалась в расшифрованные строчки – там было что-то написано по-итальянски, а она не знала языка, – но на этот раз содержание оказалось вполне понятным.
– Пегги, – похолодев, прошептала Бетт.
Пегги подошла. И застыла, прочитав нацарапанный карандашом перевод.
– «Сегодня, 25 марта 1941, день минус три». – Каждое слово будто жалило губы Бетт. Она подняла глаза на Пегги: – Что должно произойти через три дня?
– Мы завалены срочной работой. – Бетт заставила себя смотреть прямо в глаза начальнику Восьмого корпуса. – Пришлите всех, без кого можете обойтись.
В Коттедже Пегги тут же заняла телефон. Она позвонила Дилли, вызвала, несмотря на грипп, Джин, вызвала всю их команду, а Бетт отправила в Восьмой корпус за подкреплением, заявив: «Они то и дело одалживают наших, пусть теперь окажут услугу нам». В другое время Бетт топталась бы на пороге, сгорая от смущения, не в силах выдавить ни слова, но в мыслях она так и не вышла из вращающейся спирали кода, той, которая вытягивала ее из нескладной, неловкой повседневной Бетт.
– Пожалуйста…. – добавила она.
– А, чтоб вас… – Начальник корпуса подавил пару неучтивых выражений. – Забирайте Гарри Зарба, а больше никого отдать не могу.
Бетт кивнула. Обхватив себя руками – весенняя ночь была зябкой, – она дождалась, пока в дверь не протолкнулся Гарри в одной рубашке.
– Привет, – весело сказал он. – Нужна помощь с перепиской макаронников? Мне можно говорить «макаронники», – пояснил он, заметив, как поморщилась Бетт. – Меня самого нередко так обзывают – спасибо, хоть не черномазым. Когда у тебя кожа чуть темнее мучного клейстера и ты живешь в доброй старой Англии, это неизбежно. Возьми-ка. – Он собирался влезть в свой не слишком респектабельный пиджак, но вместо этого набросил его на плечи Бетт. Та попыталась отказаться, но он и слушать не стал. – А что за спешка в отделе Дилли?
Пока они шли по темной усадьбе, Бетт объяснила, в чем дело. Она привыкла видеть Гарри на встречах Безумных Шляпников, там он был расслабленным и насмешливым, лежал, опершись на локти, на влажной траве у озера или поедал гренки, роняя крошки на страницы книг. Но во время смены в БП он оказался совсем другим – сосредоточенным, собранным. Внимательно выслушав Бетт, он выразительно приподнял брови.
При словах «Сегодня день минус три» Гарри негромко присвистнул и прибавил шагу – чтобы поспеть за ним, Бетт пришлось почти бежать. Входя в Коттедж, он вынужден был пригнуться под низкой притолокой. Пегги резко кому-то выговаривала в телефонную трубку:
– Мне плевать, даже если твой нос течет, как Темза, немедленно возвращайся на работу!
– Так это и есть знаменитый гарем? – Гарри обвел взглядом помещение, возвышаясь среди стоявших впритык рабочих столов, как взъерошенный великан. – Тогда Хью Александер должен мне два пенса – он бился об заклад, что у вас тут зеркала и элегантно меблированные уборные. Где я могу пристроиться? Похоже, скоро здесь станет тесно.
– Рядом со мной.
Как хорошо, что Восьмой корпус выделил им знакомого, подумала Бетт, а не чужака, который захватил бы ее стол и вогнал ее в ступор от смущения. Гарри придвинул табурет к столу Бетт и уселся напротив. Пряди черных волос падали ему на лоб, карандаш в огромной руке казался прутиком.
– Крибы у нас есть? – спросил он.
Бетт протянула ему таблицу с крибами.
– Вот как по-итальянски будет «английский», «крейсер» и «подводная лодка». И вот родды.
– Inglese, incrociatore, sommergibili, – прочел он с листа. – Господи, ну и издеваемся же мы над итальянским произношением…
Они одновременно дотронулись до стопки депеш, и их затянуло в водоворот.
«Сегодня день минус три». Все громко распевали эти слова, вставая из-за рабочих столов. Потом на смену им пришло «Сегодня день минус два», потому что никто из команды Дилли так и не покинул Коттедж, даже на минутку, даже чтобы сбегать за кружкой «Овалтина»[41 - «Овалтин» – витаминизированный растворимый напиток на основе яичного порошка и солода. Обычно его размешивали с горячим молоком. В 1930–1940-х считалось, что он восстанавливает силы, но впоследствии его стали рекламировать как успокаивающий напиток перед сном. В наши дни особенно распространен вариант с шоколадным вкусом.].
– Я принесла тебе смену одежды. – Появившаяся в дверях Коттеджа Озла передала Бетт сверток. Ее взгляд упал на Пегги, которая, зевая, спускалась с чердака. – Вы что, прямо тут и спите?
Все по очереди занимали койку на чердаке, когда вообще выпадала возможность поспать. Бетт провела десять часов на своем стуле, пятнадцать, восемнадцать… Она уже почти не различала Озлу – кажется, сегодня та выглядела озабоченной. Бетт пробормотала слова благодарности, сбегала в туалет, где натянула на себя чистое белье и блузку, и вернулась к своему столу. Гарри вручил ей кружку цикориевого кофе и связку роддов.
Нечто важное. Все они это понимали, и девять из восемнадцати сотрудниц Коттеджа не занимались ничем другим. Они вкалывали как сумасшедшие. Дилли так глубоко закопался в свои родды, что его присутствие едва ощущалось. Как-то раз Бетт заметила, что он пытается запихнуть недоеденный сэндвич с сыром в свою курительную трубку, невнятно что-то бормоча над очередным донесением. Она просто взяла трубку из его пальцев, вынула оттуда раскрошенный сэндвич, положила ему на ладонь табак и вернулась на свое место. Джин уже горела в жару; она непрестанно сморкалась, комкая стопку за стопкой носовых платков, но не выпускала из рук родды. Время от времени кто-то погружался в дрему прямо у стола, тогда плечи спящей накрывали одеялом и позволяли ей забыться минут на десять, а потом толкали в бок и напоминали: «Сегодня день минус один».
– Кто у нас командующий в Средиземном море? – спросила одна девушка.
– Адмирал сэр Эндрю Каннингем, – ответила Пегги. – Дилли сказал, что адмирала предупредили: надо ждать важного сообщения.
«Если мы узнаем, о чем речь». Бетт потянулась за следующей стопкой бумаг, но пальцы нащупали дно проволочного лотка. Когда такое случалось, девушки Дилли нетерпеливо перебирали ногами, как скакуны в конюшне, прислушиваясь, не заскрипят ли по гравию колеса. Этот звук означал, что приехали курьеры с полными сумками новых радиосообщений, которые предстояло расшифровать.
– Бетт? – Гарри тронул ее за плечо, и она моргнула. Она так привыкла к его присутствию рядом, что едва замечала. – Прости, мне надо уйти – сыну нездоровится, и жене нужна помощь. Всего на несколько часов…
Бетт кивнула, кусая ноготь. Перед глазами у нее все еще кружились и падали пятизначные блоки кода «Энигмы». Удачное название, ничего не скажешь…[42 - Enigma означает «загадка» на нескольких европейских языках, включая английский.]
– У тебя хорошо получается, – сказал Гарри, натягивая пиджак. – Просто отлично. Приходится вкалывать на двойной скорости, чтобы за тобой угнаться.
Бетт снова моргнула. С тех пор как она поняла, что работает не так плохо, чтобы ее уволили, она ни разу не задумывалась, хорошо ли работает. Никогда в жизни ничего не получалось у нее хорошо.
– Мне нравится эта работа. – От долгих часов молчания голос у нее охрип. – Я… я ее понимаю.
– И я. – Под глазами у Гарри залегли круги, на лице застыло отрешенное выражение. Бетт догадалась, что он видит ее не лучше, чем она – его. – Я мог бы заниматься этим день напролет и даже не устать, – продолжил он. – Жаль, телесная оболочка мешает. Вот бы стать машиной вроде тех, которые, по слухам, стоят в Одиннадцатом корпусе.
Бетт кивнула. Эти два дня ее тоже раздражало все, что отвлекало от работы, – необходимость проглотить чашку чаю, распрямить ноющую спину. Сейчас она с раздражением поняла, что страшно проголодалась.
– Я тоже могу заниматься этим хоть целый день, – призналась она. – Даже круглые сутки.
– И хорошо, что можем. Это ведь самый важный ресурс, не так ли?
– Что – коды?
– То, что эти коды охраняют, – информация. Ведь не имеет значения, чем воевать – шпагами, бомбами, палками, камнями. От оружия мало толку, если не знаешь, когда и куда его направить.
«И вот для этого нужны мы». Бетт улыбнулась.
Гарри озабоченно покосился на часы:
– Я вернусь через пару часов, но мой начальник корпуса требует, чтобы я шел на свое обычное место, а не сюда. Ужасно жаль, что не смогу остаться здесь и закончить дело…
Бетт с трудом вырвалась из водоворота продолжавших мельтешить перед ее глазами строчек телетайпа.
– Мы дадим знать, если ты нам снова понадобишься. Иди домой.
