– Тогда я не буду оплачивать твои судебные издержки, – неохотно сказал Дэниел.
– Я дрожу, – прошептала Пайпер, подняв мелко дрожащую руку. – Посмотри на меня.
Ханна обняла сестру.
– Я поеду с ней.
Дэниел с удивлением посмотрел на нее:
– А как же твоя работа? Я связался с Сергеем, чтобы ты получила место в продюсерской компании.
При упоминании Сергея, давнего увлечения Ханны, Пайпер почувствовала, как сестру на долю секунды хватила нерешительность. В течение последнего года младшая Беллинджер тосковала по задумчивому голливудскому выскочке, чей дебютный фильм «Ничье дитя» получил «Золотую пальмовую ветвь» в Каннах. Судя по куче баллад, постоянно доносящихся из комнаты Ханны, она была по уши влюблена.
От такой солидарности у Пайпер сжалось горло, но она ни за что бы не позволила, чтобы ее любимую сестру изгнали в Вестпорт за ее грехи. Сама Пайпер еще не смирилась с отъездом.
– Дэниел передумает, – прошептала она Ханне уголком рта. – Все будет хорошо.
– Не передумаю, – оскорбленно прогремел Дэниел. – Ты уезжаешь в конце июля.
Пайпер сделала мысленный подсчет.
– Это, типа, всего через несколько недель!
– Я бы посоветовал тебе использовать это время, чтобы уладить свои дела, но у тебя их нет.
Морин подала голос:
– Думаю, достаточно, Дэниел. – С выражением осуждения на лице она вывела ошеломленных сестер из комнаты. – Пойдемте. Давайте немного все осмыслим.
Три женщины Беллинджер вместе поднялись по лестнице на третий этаж, где на противоположных сторонах устланного ковром холла располагались спальни Ханны и Пайпер. Они вошли в комнату Пайпер, усадили ее на край кровати, а затем отступили назад, чтобы понаблюдать за ней, словно студенты-медики, которых попросили поставить диагноз.
Упершись ладонями в колени, Ханна всмотрелась в лицо сестры.
– Пайпер, ты как?
– Ты действительно не можешь заставить его передумать, мам? – прохрипела Пайпер.
Морин покачала головой:
– Прости, милая. – Мать опустилась рядом на кровать, взяв ее безвольную руку. В течение долгих мгновений она молчала, явно готовясь к чему-то. – Я думаю, что одна из причин, по которой я не очень сильно боролась с Дэниелом, когда он решил отправить тебя в Вестпорт, заключается в том, что я испытываю большое чувство вины за то, что так долго скрывала твоего настоящего отца. Мне было так больно в течение долгого времени. И горько тоже. И я спрятала все это в себе, пренебрегая при этом его памятью. Это было неправильно с моей стороны. – Ее веки опустились. – Поехать в Вестпорт – значит встретиться со своим отцом, Пайпер. Он из Вестпорта. Там так много истории… мыслями я все еще живу в этом городке. Вот почему я не смогла остаться там после его смерти. Он окружал меня… и я была так зла из-за несправедливости всего того, что случилось. Даже мои родители не смогли до меня достучаться.
– Они долго оставались в Вестпорте после того, как ты уехала? – спросила Ханна, имея в виду бабушку и дедушку, которые иногда навещали их, хотя их визиты становились все реже и реже по мере того, как сестры взрослели. Когда Дэниел официально удочерил Пайпер и Ханну, их бабушке и дедушке, казалось, все это не понравилось, и контакт между ними и Морин постепенно угас, пусть даже они до сих пор общались по праздникам и дням рождения.
– Недолго. Вскоре после этого они купили ранчо в Юте. Подальше от воды. – Морин посмотрела на свои руки. – Я думаю, для всех нас городок утратил свою магию.
Пайпер могла понять рассуждения матери. Могла проникнуться ее чувством вины. Но вся ее жизнь рушилась из-за мужчины, которого она не знала. Двадцать четыре года прошло без единого слова о Генри Кроссе. Это не значит, что Пайпер ухватится за возможность узнать больше лишь потому, что мать решила избавиться от своего чувства вины. Вряд ли Морин на такое надеется.
– Это нечестно, – простонала Пайпер, падая навзничь на кровать, застеленную простынями цвета экрю. Ханна растянулась рядом с ней, положив руку на живот Пайпер.
– Это всего лишь три месяца, – сказала Морин, поднимаясь и выплывая из комнаты. Перед тем как выйти, она обернулась, придержавшись рукой за дверной косяк. – Один совет, Пайпер. Люди в Вестпорте… они не такие, как те, к которым ты привыкла. Они грубоваты и прямолинейны. В них есть сила, в том смысле, в котором у твоих знакомых мужчин… ее нет. – Ее взгляд стал отстраненным. – Их работа опасна, но им все равно, насколько сильно тебя это пугает: они каждый раз уходят в море. Они всегда предпочтут его женщине. И они скорее умрут, занимаясь любимым делом, чем останутся в безопасности дома.
Нехарактерная серьезность в тоне Морин приковала Пайпер к кровати.
– Зачем ты мне все это рассказываешь?
Мать приподняла хрупкое плечо.
– Окружающие мужчину опасности могут привлекать женщину. До определенного предела. Потом все рушится. Просто имей это в виду, если почувствуешь, что тебя затягивает.
Казалось, Морин хотела сказать что-то еще, но дважды постучала по дверному косяку и ушла, оставив смотрящих ей вслед сестер.
Пайпер потянулась за подушкой и протянула ее Ханне.
– Задуши меня. Пожалуйста. Это будет гуманно.
– Я еду с тобой в Вестпорт.
– Нет. А как же твоя работа? А Сергей? – Пайпер выдохнула. – У тебя здесь все хорошо, Ханнс. А я найду способ справиться со всем этим. – Она притворно серьезно посмотрела на Ханну. – Надеюсь, у них в Вестпорте найдутся папики?
– Я точно еду с тобой.
Глава четвертая
Брендан Таггарт был первым жителем Вестпорта, который заметил этих женщин.
Он услышал, как у обочины хлопнула дверца машины, и медленно повернулся на бочке, которая заменяла в «Безымянном» стул. Его бутылка пива замерла на полпути ко рту, громкие разговоры и музыка, наполнявшие бар, стихли.
Через грязное окно Брендан увидел, как парочка вышла с противоположных сторон такси, и сразу же причислил их к невежественным туристам, которые, очевидно, ошиблись адресом.
До тех пор, пока они не начали вытаскивать из багажника чемоданы.
Семь чемоданов, если быть точным.
Он хмыкнул. Отхлебнул пива.
Они были далеко от оживленных дорог. На несколько кварталов вокруг не было ни единой гостиницы. Вдобавок к тому, что они ошиблись с местом назначения, они были одеты для вечернего пляжа, шел дождь, привычный для позднего лета, а у них не было зонта, и они явно были сбиты с толку окружающей обстановкой.
Особа в широкополой шляпке сразу привлекла его внимание просто потому, что выглядела наиболее нелепо. На руке у нее болталась сумочка в форме тюбика губной помады, локти были растопырены, а запястья безвольно повисли, как будто она боялась к чему-то прикоснуться. Она запрокинула голову, посмотрела на здание и рассмеялась. И этот смех перерос в нечто похожее на рыдание, хотя он не мог слышать его из-за музыки и стекла.
Как только Брендан заметил проявляющуюся под платьем грудь Широкополой Шляпки – спасибо, дождь, – он быстро отвел взгляд, возвращаясь к прерванному занятию. Он делал вид, что ему интересна история Рэнди о том, как тот оказался за бортом, хотя слышал ее восемьдесят чертовых раз.
– В тот день море кипело, – рассказывал Рэнди голосом, похожим на скрежет металла. – Мы уже набрали квоту, и даже немного сверху благодаря присутствующему здесь капитану. – Он отсалютовал Брендану пенистой пинтой. – И вот стою я на палубе, скользкой, как утиная задница, и представляю ванну, полную наличных, в которой буду купаться, когда мы вернемся домой. Мы вытаскиваем последнюю ловушку, и вот он, самый большой краб в чертовом море, гребаный дедушка всех крабов, и он говорит мне своими маленькими глазками-бусинками, что не сдастся без боя. «Не-е-ет, сэр».
Рэнди закинул ногу на табурет, на котором сидел, его грубые черты лица стали еще вдохновеннее. Он работал на шхуне Брендана дольше, чем Брендан был ее капитаном. Повидал больше сезонов, чем большинство членов команды, вместе взятые. В конце каждого из них он устраивал вечеринку по случаю своего выхода на пенсию. А потом как по маслу являлся на следующий сезон, потратив прошлогодний заработок до последнего цента.
– Говорю вам как на духу?, этот паразит вцепился клешней мне в рукав дождевика, прямо через ловушку, через сетку. Впился мне в кожу. Время замерло, дамы и господа. Капитан орет на меня, чтобы я тащил ловушку, но, клянусь, я был одурачен. Говорю вам, этот краб заколдовал меня. И тогда-то ударила волна, вызванная магией краба. Никто ее не видел, а я так и полетел в воду.
Рэнди, который годился Брендану в дедушки, сделал паузу, чтобы осушить половину своего пива.
– Когда они вытащили меня… – Он выдохнул. – Этого краба нигде не было видно.
Два человека в переполненном баре, которые еще не слышали эту легенду, засмеялись и зааплодировали – и в этот момент вошли Широкополая Шляпка и ее спутница. Через несколько секунд стало так тихо, что можно было бы услышать, как падает булавка, и это нисколько не удивило Брендана. В Вестпорт, конечно, приезжали туристы, но немногие из них натыкались на «Безымянный». Это заведение нельзя было найти на Yelp[14 - Yelp – веб-сайт для поиска услуг на местном рынке, например ресторанов или парикмахерских.].
Главным образом потому, что оно было нелегальным.
Но шокировало не появление туристов, прервавших их воскресную вечернюю сессию болтовни, а то, как они выглядели. Особенно Широкополая Шляпка, которая вошла первой, по-настоящему потрясая спокойную атмосферу комнаты. В коротком свободном платье и обтягивающих икры сандалиях она казалась сошедшей со страниц модного журнала из-за всех этих… прямых линий и плавных изгибов.
Брендан мог быть объективным в этом вопросе.
Его мозг был в состоянии безошибочно указать на привлекательную женщину.
Он поставил пиво на подоконник и скрестил руки на груди, ощущая вспышку раздражения из-за окружающих его потрясенных физиономий. Рэнди высунул язык, словно расстелил красную ковровую дорожку, а остальные мужчины, судя по всему, мысленно готовили предложения руки и сердца.
– Поможешь с багажом, Пайпс? – позвала вторая девушка. Она стояла у входа, подпирая дверь бедром и борясь с тяжестью чемодана.
– Ой! – Широкополая Шляпка развернулась, розовое взметнулось по бокам ее лица – и, черт возьми, что это было за лицо! Теперь, когда грязное оконное стекло не искажало его, это лицо нельзя было игнорировать. Такие голубые глаза заставляют мужчин губить свои жизни, не говоря уж об этой широкой, упрямой верхней губе. Такое сочетание делало ее одновременно простодушной и соблазнительной, и оно сулило неприятности, которых Брендан не хотел.
– Прости, Ханнс. – Она поморщилась. – Пойду принесу остальное…
– Я принесу, – одновременно сказали по меньшей мере девять человек, спотыкаясь, чтобы наперегонки добраться до двери. Один из них подхватил чемодан у компаньонки Широкополой Шляпки, в то время как несколько других бросились под дождь, застряв бок о бок в дверном проеме. Половина этих придурков была в команде Брендана, и он едва не отрекся от них прямо на месте.
Через несколько секунд – хотя и не без некоторой привычной перебранки – все семь чемоданов были свалены в кучу посреди бара, и окружающие выжидающе замерли.
– Какие джентльмены! Такие вежливые и приветливые, – пропела Широкополая Шляпка, прижимая к груди свою причудливую сумочку. – Спасибо вам!
– Да, спасибо, – тихо сказала вторая девушка, вытирая дождь с лица рукавом толстовки Калифорнийского университета Лос-Анджелеса. Лос-Анджелес. Ну конечно. – Э-э, Пайпс? – Она повернулась, оглядывая их окружение. – Ты уверена, что это – то самое место?
В ответ на вопрос подруги та, казалось, впервые заметила, где стоит. Ее глаза стали еще больше, когда она обшарила взглядом интерьер «Безымянного» и заполнявших его людей. Брендан понимал, что она увидела, и его уже возмущало то, как она отшатнулась от пыли на разномастных сиденьях, проломленных половицах, древних рыболовных сетях, свисающих со стропил. Разочарование в опущенных уголках рта говорило о многом. Недостаточно хорошо для тебя, детка? Дверь – там.
Чопорными движениями Пайпс – обладательница нелепого имени и нелепой сумочки – открыла сумку и, вытащив украшенный стразами телефон, постучала по экрану квадратным красным ногтем.
– Это… Норт-Форрест-стрит, шестьдесят два?
Хор «да» приветствовал сдавленный вопрос.
– Тогда… – она повернулась к своей подруге, ее грудь приподнималась от быстрых вдохов, – да.
– О, – ответила Калифорнийский университет Лос-Анджелеса, откашлялась и нацепила напряженную улыбку на лицо. – Эм… извините за неловкое вторжение. Мы не знали, что здесь кто-то есть. – Она переступила с ноги на ногу в туфлях, которые, кажется, годились лишь для того, чтобы в них сидеть. – Я Ханна Беллинджер. А это моя сестра, Пайпер.
Пайпер. Не Пайпс.
Не сказать, чтобы намного лучше.
Широкополая шляпка слетела с головы, Пайпер встряхнула волосами, как будто в разгар фотосессии, и одарила всех застенчивой улыбкой.
– Мы хозяйки этого места. Разве это не безумие?
Если Брендан и считал, что их появление вызвало тишину, то она была ничем по сравнению с воцарившимся безмолвием.
Хозяйки этого места?
У «Безымянного» не было хозяев. Бар пустовал с тех пор, как Брендан учился в начальной школе.
С самого начала местные жители скидывались в складчину, чтобы снабдить это место пивом и прочим спиртным, чтобы у них было место, куда можно прийти, спасаясь от туристов во время особенно адского лета. С тех пор прошло десять лет, и они приходили по-прежнему, завсегдатаи раз в неделю по очереди собирали взносы, чтобы поддерживать поток выпивки. Брендан заходил сюда нечасто, но считал, что «Безымянный» принадлежит им. Им всем. Эти две приезжие, вошедшие и заявившие о праве собственности, были ему совсем не к месту.
Брендан любил размеренность. Любил, чтобы все было на своих местах. Этим двоим здесь было не место, особенно Пайпер, которая заметила его сердитый взгляд и имела наглость помахать ему мизинцем.
Рэнди с озадаченным смешком отвлек ее внимание от Брендана:
– Это как так? Хозяйки «Безымянного»?
Ханна встала рядом со своей сестрой:
– Так вы называете бар?
– Уже много лет, – подтвердил Рэнди.
Один из матросов Брендана, Сандерс, оторвался от жены и вышел вперед.
– Последним владельцем этого места был Кросс.
Брендан заметил, что при этом имени Пайпер слегка вздрогнула.
– Да, – нерешительно сказала Ханна. – Мы знаем.
– О! – Пайпер снова начала со скоростью света листать телефон. – Есть смотритель по имени Таннер. Наш отчим платил ему за то, чтобы он содержал это место в чистоте. – Ее улыбка осталась на месте, но взгляд скользнул по явно неубранному бару. – Он что, в отпуске?
Брендана охватило раздражение. Это был гордый город с давними традициями. Почему, черт возьми, богатенькая девка умудряется походя оскорблять его друзей? Его команду?
Рэнди и Сандерс обменялись фырканьем.
– Таннер вон там, – сказал Сандерс. Толпа расступилась, чтобы продемонстрировать отключившегося за барной стойкой «смотрителя». – Он в отпуске с две тысячи восьмого года.
Все в баре подняли свое пиво и рассмеялись над шуткой, губы Брендана дернулись от удовольствия, хотя раздражение не уменьшилось. Ни капельки. Он взял с подоконника бутылку пива и сделал глоток, не сводя глаз с Пайпер. Она, казалось, почувствовала, что он смотрит на ее профиль, потому что повернулась с еще одной из тех кокетливых улыбок, которые определенно не должны были вызывать горячий импульс в нижней части его тела, особенно учитывая, что он уже пришел к выводу, что она ему безразлична.
Но тут ее взгляд зацепился за обручальное кольцо, которое он до сих пор носил на безымянном пальце, и она быстро отвела взгляд, ее поза утратила кокетливость.
Вот и хорошо. Направь свое кокетство в другое место.
– Думаю, что могу все объяснить, – сказала Ханна, потирая затылок. – Нашим отцом… был Генри Кросс.
Брендан потрясенно свел брови к переносице. Эти девушки – дочери Генри Кросса? Брендан был слишком молод, чтобы помнить этого человека лично, но история смерти Генри была легендой, мало чем отличающейся от истории Рэнди о злобном крабе. Ее рассказывали куда реже, чтобы она не принесла несчастья, ее шепотом вспоминали рыбаки Вестпорта после слишком большого количества выпитого или особенно тяжелого дня в море, когда ими овладевал страх.
Генри Кросс был последним человеком из Вестпорта, погибшим во время охоты на всемогущего камчатского краба в Беринговом море. В гавани ему был поставлен памятник, и каждый год в годовщину того дня, когда его забрало море, на пьедестал возлагали венок.
