– Папа говорил, у вас тоже есть дочь.
– Да, она должна совсем скоро приехать, – мягко отзывается Шарлотта, занимая своё место. – У Сэм были курсы в колледже, поэтому твой папа отправил за ней водителя.
Значит, сама Шарлотта приехала ещё раньше. Не удивительно, что я ничего не слышала – в этом доме запросто можно потеряться.
– Можешь рассказать что-нибудь о себе, Шелл, – вступает в разговор папа, перемешивая вилкой сытный салат.
Потрясающе. Я? Что я, чёрт возьми, могу рассказать? Привет, я недавно лежала в психиатрии с ПТСР, а как ты проводишь выходные?
– Э-э, – издаю я хоть какой-то звук в этой неловкой тишине. – Да мне в принципе особо и нечего рассказывать…
– Чем ты увлекаешься в свободное время? – выручает меня Шарлотта более конкретным вопросом.
Я судорожно перебираю в голове свои «хобби» и озвучиваю наиболее безобидные:
– Рисованием, чтением… машины люблю.
– О, ты водишь? – с искренним любопытством спрашивает Шарлотта, приступив к еде.
– Да. У меня есть машина. – Я слегка расслабляюсь, ступив на знакомую мне тему. – С ней я и вожусь большую часть времени.
Папа в удивлении поднимает на меня взгляд. Я слишком поздно осознаю, что он о таких нюансах не знал.
– Машина сейчас у моих друзей, – спешно добавляю я уже скорее для него. – В мастерской. Они о ней позаботятся.
Шарлотта внимательно наблюдает за моим отцом. Догадалась ли она, что он сам понятия не имел о таких, казалось бы, очевидных вещах? По моей спине пробегает холодок, ведь я чуть не проговорилась, что перевезла машину друзьям совсем недавно. От лица отливает кровь, когда я вспоминаю, что Айден находится позади меня, у дверей, и наверняка отчётливо слышал каждое слово. Сложит ли он два на два?
К счастью, Шарлотта берёт инициативу на себя и непринуждённо болтает о себе и о Сэм. От волнения и концентрации на еде я мало что улавливаю, сформировав в голове лишь примерную картину о Шарлотте. Она много лет работает в той же компании, что и мой отец, и, судя по всему, их знакомство именно там и произошло. Напрямую Шарлотта не упоминает, как давно они с папой знакомы, но из её рассказов я делаю вывод о по меньшей мере нескольких годах.
Я не знаю, сколько времени проходит за этими тихими разговорами. Отец окончательно теряется в разглядывании Шарлотты и расплывается в улыбке настолько нежной, что я ощущаю себя лишней за столом. Однако она продолжает втягивать меня в беседу, при этом умудряясь не давить и не казаться навязчивой. Я и сама начинаю отвечать более охотно, постепенно расковываясь.
Саманта Кэррингтон врывается в наш дом, как самый настоящий ураган. В главном холле слышится грохот, за которым следуют спешные извинения. Звонкий девичий голос оповещает:
– Мам! Артур! Я приехала!
Меня прошибает холодный пот. Сэм уже знакома с моим отцом. От мысли, что дочь моей потенциальной мачехи знает моего отца лучше, чем я, меня вдруг пробирает нервным смешком.
– Заходи, солнце, – Шарлотта слегка повышает голос, чтобы дочь услышала её.
Я в напряжении застываю, когда ураган по имени Саманта влетает наконец в обеденный зал. Роскошные тёмные волосы, будто бы только выпущенные из рук стилиста, вихрем распадаются на плечах девушки. Губы, подведённые бардовой матовой помадой, изгибаются в широкой улыбке. Такие же светлые глаза, как и у Шарлотты, всё те же изгибы лица и фигуры. От Сэм буквально лучится жизненная энергия – она явно из того типа людей, которых можно назвать ходячими батарейками.
Никакого рокерского прикида. Никакой враждебности во взгляде. Пожалуй, сегодня все мои ожидания с крахом проваливаются. Но это только к лучшему.
Мой отец приветствует Сэм первым. Она несколько раз кивает, а потом заключает поднявшуюся из-за стола Шарлотту в крепкие объятия.
Втроём они кажутся настоящей семьёй. Простой и такой привычной, насколько это возможно в богатом окружении. Тёплой и единой, несмотря на разную кровь. Пока я наблюдаю за ними, в груди колет что-то, похожее на тоску.
Почему-то в это мгновение я слегка оборачиваюсь и бросаю беглый взгляд на Айдена. Я не удивляюсь, когда понимаю, что всё это время он смотрел в мою сторону.
Интересно, испытывает ли он нечто подобное, проводя так много времени в доме моего отца? Или работа не вызывает в нём никаких эмоций благодаря отточенному профессионализму? В любом случае, я всё ещё уверена, что папа перебарщивает, нанимая телохранителя на круглосуточное наблюдение. Это явно лишнее. За всё то время, пока Айден приставлен ко мне, он в лучшем случае борется со скукой, а в худшем – устраивает мне неприятности.
Наконец взгляд Саманты обращается ко мне. Я моментально деревенею, боясь лишний раз пошевелиться, и осторожно улыбаюсь.
– Привет! Я Сэм, но ты, наверное, и так знаешь, – девушка занимает место рядом с Шарлоттой, и я оказываюсь единственной, кто сидит напротив них всех.
– Привет, – тихо отвечаю я.
– Как жизнь? – Сэм приступает к еде с явным аппетитом, а вопрос задаёт так, будто бы мы давно знакомы.
– Нормально, – я немного улыбаюсь, на этот раз искренне.
Внезапно Сэм смеряет меня внимательным, настороженным взглядом. Я теряю всякую улыбку и растерянно смотрю на неё, пока девушка окидывает взглядом моего отца и Шарлотту. Будто бы сделав какой-то вывод, она вдруг поднимает две свои тарелки и кивает мне:
– Пойдём-ка в твою комнату. Давай-давай, бери с собой.
Я так и застываю с приоткрытым ртом и недоверчиво наблюдаю за тем, как Сэм встаёт из-за стола, целует Шарлотту в щёку и заявляет:
– Мы потусуемся вдвоём, ладно? А вы тут поболтайте, мы ещё за едой вернёмся попозже. Горячее же скоро?
– Да, минут через пятнадцать, – отвечает ей мой отец.
Я во все глаза смотрю на папу, но он только кивает, будто бы удивлённый, что я ожидаю запрета на покидание семейного застолья. Сэм уже ждёт меня в дверях, пока я поспешно встаю и забираю одну тарелку с салатом.
Когда мы выходим в холл, Саманта тихо шепчет мне:
– Ты при них прямо как зажатый кролик. Пойдём-ка отсюда.
Прежде, чем я успеваю ответить, Сэм замечает следующего за нами Айдена. Фыркнув, она легонько подталкивает меня локтем и подмигивает:
– А это тот самый твой телохранитель? Я наслышана.
Я теряюсь с ответом и выдавливаю что-то совсем не к месту:
– Ты хорошо общаешься с моим отцом, раз всё знаешь.
Несмотря на мои опасения, Сэм мягко смеётся и кивает:
– Да, мы давно знакомы. Он классный. – Сэм замечает мою задумчивость и, пока мы поднимаемся по лестнице, вдруг протягивает: – О, только не говори, что ты обижаешься, что тебя так поздно с нами познакомили. У твоего папы особо вариантов не было, ты знаешь.
– Знаю. – Вздохнув, я открываю дверь в свою комнату и пропускаю Сэм. – Просто… вы все друг друга знаете, хорошо общаетесь. А я как инвалид, двух слов связать не могу, на дыхании спотыкаюсь. Ощущение такое, будто бы я максимально инородное звено.
Сэм резко разворачивается ко мне, отчего я едва не сталкиваюсь с ней и с трудом удерживаю тарелки в руках. В светлых глазах девушки полыхает праведный гнев.
– Ещё чего! Чтобы я больше такого от тебя не слышала, Шелл, – отчеканивает она и почти сразу смягчается, похлопывает меня по плечу, а после проходит к дивану.
Пока я в растерянности застываю около двери, Сэм опускает наши запасы на журнальный столик и надкусывает тарталетку с икрой.
– Между прочим, твой папа постоянно говорит о тебе, – бурчит она с набитым ртом. – Все уши нам с мамой прожужжал, даже когда ты ещё жила с матерью.
Почему-то я улыбаюсь. В груди трепетно бьётся согревающая надежда, и, когда я сажусь напротив Сэм, всё же решаюсь спросить:
– Что он рассказывал обо мне?
– Да всякое. Он сам мало что о тебе знал, поэтому для нас с мамой ты была как какой-то мифический зверь, – Сэм смеётся, и я невольно улыбаюсь в ответ. – Постоянно приплетал тебя. «Шелл бы это понравилось», «жаль, что Шелл с нами нет», «видела бы это Шелл».
Я в удивлении застываю.
– Но он ведь почти не знает меня, – осторожно замечаю я. – Как он может догадываться, что мне нравится, а что нет?
– Он помнит тебя совсем ребёнком. Тем, что он знал о тебе тогда, он и апеллировал. К слову, к этим знаниям он относился очень, очень ревностно. Я иногда начинала с ним спорить, например однажды доказывала, что девчонкам не нравятся выставки «Трансформеров». Но он был непреклонен, постоянно повторял, что в твоём детстве вы с ним засматривали первые два фильма до дыр.
Я опускаю взгляд, стараясь унять колотящееся сердце. Мои скудные представления об отце в момент пополнились такими неожиданными и тёплыми деталями, что я совершенно не понимала, что с ними делать. Я как художник, застывший возле чёрно-серого полотна с яркими, живыми красками.
– Ты, может, нас совсем не знаешь, – с улыбкой говорит Сэм. – Но вот мы будто бы всё время жили с тобой вчетвером.
Глупая пелена возникает перед глазами. Я принимаюсь выбирать кусочек нарезанного кубиками сыра, чтобы сконцентрироваться на чём-то кроме сдерживания слёз.
Но Сэм без труда замечает моё состояние.
– Эй-эй, ну ты чего? – от мягкости её голоса я не выдерживаю, откладываю несчастный кусочек сыра и закрываю лицо руками.
Будто сорванная платина, накопленные эмоции вырываются из меня слезами. Я давлю рыдания, чтобы не напугать Сэм ещё сильнее, однако она сама подсаживается ближе и заставляет меня выпить холодной колы.
– Прости, – сконфуженно произношу я сквозь слёзы. – Это… само собой, я не могу…
– Брось, – отмахивается Сэм и настойчиво пропихивает мне маленькую тарталетку. – А ну ешь.
Я начинаю смеяться с глупости ситуации. Сидя на диване в слезах и с покрасневшими глазами, я набиваю рот тарталеткой с икрой и давлюсь рыданиями. Смешно, но так похоже на меня.
– Что с тобой такое вообще? – осторожно спрашивает Сэм, наблюдая за мной долгие несколько минут. – Я имею в виду, в целом. Ты выглядишь очень забитой.
Я могла бы рассказать ей о том, что произошло. Рассказать, почему я попала в клинику, почему теперь живу с отцом и почему потеряла все навыки коммуникации с людьми. Но первая встреча – явно не лучший момент, чтобы грузить человека такими мрачными подробностями.
А может, я просто снова сбегаю от прошлого, рассказать о котором едва ли не страшнее, чем снова пережить его. Поэтому я решаю поделиться только крохой правды.
– Прости, – снова извиняюсь я будто бы за всё сразу и виновато улыбаюсь. – Наверное, я просто не привыкла к окружению, где люди так искренны и добры. Ты и Шарлотта… оказались такими хорошими. – Сквозь смех я признаюсь: – Я ожидала суровую мачеху и её дочь-бунтарку, которая устроит мне шоу на выживание. А вы… вы совсем другие. Это прозвучит глупо, но когда всё идёт хорошо, мне всегда кажется, что где-то есть подвох, что что-то пойдёт не так. Особенно из-за меня…
Сэм возмущённо фыркает и перебивает меня:
– Не знаю, что у тебя там такое случилось, но не все люди в мире созданы для того, чтобы портить тебе жизнь. Тебе стоит это запомнить, чтобы… ну, хотя бы не сталкиваться с трудностями в общении.
Как ловко она скрыла под этими словами «чтобы не просрать ещё больше, чем ты уже успела». Я киваю и протираю лицо ладонями, слишком поздно вспомнив о макияже. В ответ на мой растерянный взгляд на тёмные следы на пальцах, Сэм отмахивается и бросает: «да забей».
Пока я успокаиваюсь окончательно, она подходит к ноутбуку и включает его. Когда Сэм спрашивает пароль, я без раздумий называю комбинацию цифр и поворачиваюсь, гадая, что она задумала. Издалека я различаю открытое приложение Spotify и улыбаюсь, когда в колонках начинает играть «Maneskin – Close to the Top».
На первых же нотах песни Сэм делает погромче и начинает отплясывать что-то абсолютно импровизированное, двигаясь в такт бодрой музыки. Пока я думаю, что мне удастся отсидеться на диване, Сэм протягивает ко мне руки и недвусмысленно намекает на то, что мне необходимо поднять свою задницу и встряхнуть костями. Помедлив всего мгновение, я поддаюсь её очаровательной беззаботности и энергии, поднимаюсь и хватаюсь за руки Сэм. Вместе мы начинаем танцевать так, как только умеем – в моём случае, крайне топорно и глупо, но именно это заставляет меня смеяться и улыбаться.
В какой-то момент Сэм начинает подпевать громко и уверенно, и такую свободу, с которой она поёт свою любимую песню, такую энергию, которая делает Сэм по-настоящему живой, я не видела ещё никогда.
Как же хорошо, что сегодня не сбылось ни одно из моих ожиданий.
Глава 8: Набег
Ночные кошмары – мои старые верные друзья. Они и раньше с завидной регулярностью навещали меня под утро, когда глубокий сон прерывался первой рассветной дымкой и вечным шумом машин за окном. Теперь, когда моя жизнь буквально вывернулась наизнанку, ни одна моя ночь не проходит без их настойчивого визита, даже когда за окном круглосуточно гремит лишь тишина леса.
У кошмаров скверный, садистский характер. Проще говоря, они те ещё паскуды. Будто верные проводники, они раз за разом окунают меня в события прошлого, как в чан с ледяной водой. Почти всегда они демонстрируют смазанные обрывки воспоминаний со всевозможными извращениями, за одним единственным исключением: все они показывают события задом наперёд. От итога, который впоследствии привёл меня в настоящее, к началу, откуда берёт корни вся эта отвратительная история.
Так происходит и этой ночью. Моё сознание, охваченное агонией сменяющихся образов и ощущений, не подозревает о ловушке простого кошмарного сна и уверено в достоверности происходящего так, будто бы я всерьёз заново проживаю мгновения прошлого. Как бы не было забавно, но при этом я отчётливо осознаю, что всё это происходит не впервые.
Мама с перекошенным от ярости лицом. Её заплаканные глаза с разводом дешёвой туши, комками свалявшейся на щеках, метают молнии нечеловеческого гнева. Её рука до побеления костяшек сжимает простой кухонный нож, но при этом трясётся так сильно, будто бы она боится его сама.
А ведь какая-то часть её сознания наверняка вопила о том, что она творит непоправимое. Я никогда не поверю, что в тот момент в ней не осталось ничего от той женщины, которую я знала в детстве. Какая-то крупица, капелька, щепотка… но была. Именно она сотрясала всё тело мамы в этой испуганной, отчаянной дрожи.
Какой-то посторонний звук нарушает ужасную картину ночного кошмара. Этот тихий скрип паркетного пола звучит в моих ушах настолько неестественной, неправильной деталью, что меня охватывает паника ещё большая, нежели была до этого.
Я резко открываю глаза, наконец осознав, что всё это время метаюсь по кровати. Поначалу окружающая меня комната кажется до ужаса незнакомой и чужой, отчего я едва не поддаюсь настоящей истерике. Резко сажусь в постели, зажигаю прикроватную бра и судорожно восстанавливаю в памяти события последних недель. Когда я поднимаю взгляд, становится наконец понятно, откуда доносился этот тихий скрип паркета.
Айден застывает посреди комнаты, не решаясь приближаться. На нём только наспех застёгнутые брюки и белая облегающая майка, нет даже обуви – будто бы он сам только вскочил с кровати. На поясе виднеется почти не закреплённая портупея с кобурой для пистолета. Руки телохранителя слегка приподняты, будто бы он лишний раз демонстрирует, что не собирается им воспользоваться. Как будто это должно меня успокоить, с учётом того, что он посреди ночи какого-то чёрта делает в моей комнате!
Заметив гнев, смешанный с испугом на моём лице, Айден тихо произносит:
– Полагаю, тебе снился кошмар. Я услышал крик, обязан был проверить.
Я в растерянности оглядываюсь вокруг. В сознании мелькают обрывки кошмара, и я наконец полностью возвращаюсь в реальность. Простынь и одеяло смешаны в один сплошной комок, а мои щёки возле глаз почему-то покрыты свежей корочкой подсохших слёз. Спохватившись, я хватаю край одеяла и натягиваю его едва ли не до подбородка, отползая назад так, чтобы опереться спиной на изголовье кровати. Я не свожу пристального взгляда с Айдена, и то, что я держу его в поле зрения, внушает иллюзию, будто бы у меня всё под контролем.
Но кто бы знал, насколько мне страшно. Он не должен находиться здесь. Кем бы Айден ни работал, он остаётся мужчиной, причём нехило так сильнее меня. Это не пацан, которого можно будет отшить пощёчиной или парой едких оскорблений. Нетрудно прикинуть, сколько лет своей жизни Айден отдал тренировкам и обучению своей профессии. Если ему что взбредёт в голову, мне остаётся надеяться лишь разозлить его сопротивлением так, чтобы он меня вырубил.
Похоже, все эти судорожные размышления как-то отражаются на моём лице.
– Шелл.
Я вздрагиваю, не ожидая услышать в его голосе капельку негодования. Поразительно, как меня пугает проявление хоть чего-то живого в Айдене – хотя в добром здравии я наверняка бы не упустила возможность подколоть его за потерю прежней выдержки. Видимо, сегодняшняя ночь не с меня одной срывает маску.
– Я не собираюсь причинять тебе вреда, – уже тише произносит Айден. – Подумай сама. Я понесу за любой проступок ответственность куда большую, чем любой другой человек. Я похож на того, кто любит влипать в неприятности?
Скорее, он похож на того, кто от них избавляет. Но я молчу, стиснув зубы, и лишь отрицательно качаю головой. Я не могу отвести взгляда от кобуры на его поясе, в которой покоится оружие. Проследив за моим взглядом, Айден нарочно медленно и аккуратно отстёгивает портупею вместе с кобурой и так же бесшумно наклоняется, чтобы опустить оружие на пол.
– Всё в порядке, – зачем-то говорит он и снова слегка приподнимает руки.
Страх, сковавший меня спросонья после ночного кошмара, довольно быстро рассеивается, и теперь излишняя осторожность Айдена раздражает. Он обращается со мной как с диким, загнанным в угол зверем… неужели я так и выгляжу?
– Раз всё нормально, – вырывается у меня, – почему ты до сих пор здесь?
– Жду прямого приказа, – с прежним непробиваемым спокойствием отвечает Айден.
