– Ты быстро все продала, – он положил на стол небольшой мешок с белым порошком, – тут полкило.
Рыжая раскрыла пакет, зачерпнула краешком мизинца малюсенькую дозу порошка и вдохнула его. Тепло охватило ее. Оно разливалось из центра во все направления. Мозг взбудоражено гудел от радости, а серый и унылый день стал красочным и ярким. Дофаминовый прилив поглотил Ларису. Она расстегнула куртку и вытащила из внутреннего кармана перевязанную стопку наличных. Из-под рубашки выбился золотой крестик.
– Тут все, как договорились.
Генрих пересчитал деньги.
– Ты принимаешь? – спросил он.
– Да ты чего, – возмутилась Лариса, – я только качество проверяю, дегустирую немного, не хочется же клиента подводить.
Генрих ей не поверил, а она сделала вид, будто обиделась.
– Товар сама расфасуешь, – он еще раз взглянул на Рыжую. На ее шее висел крест. – Ты ходишь в церковь?
– Да. Каждую неделю. А что?
– Как-то не вяжется с тем, чем ты занимаешься.
– Все не без греха, – отмахнулась Лариса, – а я свои регулярно отмаливаю.
– Смотри не подсядь, от этой дряни потом не отделаешься.
– Я же говорила, – Лариса закатила глаза, – я только нюхаю чуть-чуть. Исключительно для контроля качества. Я же не наркоманка.
– Не доверяешь мне?
– Конечно доверяю, доверяй, но проверяй, как говорится.
– Ну да, ну да, – кивал Генрих. Он понимал, что практически все наркоманы начинают и заканчивают одинаково. Он надеялся, что Рыжая избежит этой печальной участи, но, видимо, у всех дилеров свой срок годности.
Лариса засунула пакет под куртку и вышла. Она больше не боялась собак. Весь мир для нее окрасился в радужный цвет. То ли она догадалась, что ее никто ни в чем не подозревает, то ли геро хорошо работал, но Рыжая по-хозяйски шла мимо домов общины, она не думала ни о цыганах, ни о Генрихе, ни о том, что слышала за забором в тот вечер. Прилив энергии, бодрости и сил подхватил ее и уносил все дальше от реальности.
Глава 8
Лунный свет пробивался через толстые стекла окон Любянской церкви. Ян стоял в алтарном зале перед огромным крестом с фигурой распятого KOTO-бога – черного мужчины с головой кота, – который считался божеством. Он вел людей к просветлению и принял страдания за весь человеческий вид. Ему поклонялись предки, и со временем он стал главным символом К’исизма, древнейшей из религий. Ян опустил голову вниз и увидел отражение KOTO-бога на зеркально-мраморном полу. Широкие глаза кота светились. В одном из них была белая вселенная, во втором – черная. Две половины мироздания, уравновешивающие друг друга. Ян смотрел на него. Сзади пробежала черная кошка. Глаза KOTO-бога расширились, и незримая сила подхватила Яна. Она втягивала его внутрь черной вселенной. Ян уперся ногами в пол, пытался сопротивляться притяжению, но это было бессмысленно. Сила втянула его прямиком в огромный черный глаз KOTO-бога. Ян пролетал мимо галактик. Его скорость постоянно возрастала до тех пор, пока белая пелена не залила собой все пространство вокруг. В тот же миг он очутился на каменной глыбе, лежащей в поле, со всех сторон окруженном лесом. Перед ним пробежала белая кошка. Сзади стоял черный мужчина с головой кота.
– Кто вы? – спросил Ян.
– Я есть то, что вы называете богом, – ответил мужчина, – идейное воплощение несуществующей в природе сверхсилы, которую придумала ваша человеческая шиза.
– Это неправда. Это всего лишь моя галлюцинация, – прошептал Ян, – думаю, вы ненастоящий.
– Мене все равно, о чем ты думаешь.
Ян исступленно смотрел на него, не ожидая такой грубости.
– Как же с вами сложно, – сказал он.
– Никто не обещал, что будет легко.
– Как я здесь оказался? – спросил Ян.
– Какая разница, – ответил Koto-бог, – разве это сейчас важно? Ты оказался перед тем, кого считаешь богом, и все, что тебя интересует, – это то, как это произошло?
– На самом деле у меня только один вопрос, но мне стыдно спрашивать.
– Говори.
– Я хочу, чтобы мама излечилась от рака. Вы мне поможете?
– Нет, ты сам способен ей помочь.
– Я знаю, что могу, – мешкал Ян, – но, допустим, если я поступлю мерзко по отношению к другим людям ради спасения дорогого мне человека, могу ли я считаться священником? Мне придется делать то, чего я никогда бы не сделал. Стану ли я тогда неким подобием зла?
– Нет никакого понятия добра и зла. То, что тебе кажется вселенским злом, для другого как фантик на тротуар бросить. Но тебя больше волнует совесть, а не поступки.
– Я думаю тех, кому могу навредить. Меня поставили в такое положение и выбор не велик. Я не хочу им вредить и буду за них молиться. Будет ли спасена моя душа?
– Сам с собой договориться не можешь? – спросил мужчина.
– Как же с вами сложно, – повторился Ян.
– Никто не говорил, что будет легко, – будто промурчал мужчина, – ты еще не сделал выбор, а уже ищешь себе оправдания? А если бы ты точно знал, что никакой души у тебя нет, что не существует добра и зла? И что бы ты ни делал при жизни, конец будет один для всех, без исключений?
– Это несправедливо. Я думаю, что должны быть какие-то принципы, я в них верю.
– Лучше подумай о себе.
Облака неестественно быстро летели по небу. Ян замолчал. Он не хотел обдумывать слова мужчины.
– Нам пора попрощаться, – сказал мужчина.
– Подождите, но я еще не решил…
Ян взглянул на него. Он держал в руках окровавленное тело белой кошки и пережевывал его голову, хрустя черепушкой. Ян вздрогнул и упал на землю, невидимая сила потащила его обратно, через звездные системы и галактики, он летел спиной вперед, скорость нарастала, а котоподобный доедал тушку.
Ян открыл глаза. Утро не задалось. Он опрокинул чайник и обжегся кипятком. Ян не мог понять, был ли это действительно Всевышний или он только что побывал в непонятно откуда взявшемся бэд-трипе.
* * *
Геро долгое время остается самым ходовым товаром. «Счастливые» люди потребляют примерно шестьдесят тонн порошка в год, а в чистом виде, получается, где-то порядка сорока тонн. Марк долго объяснял Яну, как построена структура их собственного производства. Сейчас геро постепенно теряет популярность, его смещает с рынка новый дизайнерский наркотик – мефедрон, дающий гораздо больше кайфа за меньшие деньги.
– Нет, тут мы ничего не производим, – пояснял Марк, – а только распаковываем, проверяем качество, смешиваем и фасуем.
Ян помогал ему тащить мешок к смесительной машине. Они высыпали героин в миксер, затем добавили субстраты, использовали сухой дилтиазем, который служил не только для экономии основного вещества, но и поддерживания сердечный ритм употребившего, чтобы тот не откинулся от случайного передоза. «Бизнес заботится о постоянных клиентах», – говорил Марк. Использовался именно сухой порошок, который поставляла их фармацевтическая компания. Иногда использовали декстрозу, она способствовала лучшему усвоению вещества и снижала себестоимость. После того как смесь стала однородной, ее отправили на упаковочную линию, где фасовали в мешки по пять килограммов и ставили печать. Товар был готов к отправке.
– Я думал, кокаин – самый популярный наркотик в России, – интересовался Ян.
– Нет. Кокаин очень дорогой, его берут в небольшом количестве. Мы закупаем три тонны в год из Аргентины и Перу. Везем через «трамплин» в Испании. А самой популярной всегда была травка.
– Что такое «трамплин»?
– У нас есть сеть фармацевтических компаний. В Испании наши партнеры принимают груз, проверяют чистоту и переупаковывают. Мы забираем товар под видом фармкрахмалов. Та же фракция и цвет, и никто не проверяет груз на таможне. Не умеют его тестировать, да и не будут. Это сложные продукты, никто за них не берется.
Марк прочистил смеситель и притащил мешок с кокаином. Они аккуратно засыпали его в миксер.
– Розничная цена на кокаин, – продолжал Марк, – сейчас в районе двенадцати тысяч рублей за грамм. Кайф слабый и недолгий. Хватает минут на двадцать-тридцать. Берет его в основном элита только потому, что привыкла. Мы закупаем кокс по три тысячи за грамм, а продаем по семь. Маржа и объем маленькие – не очень интересный бизнес. Другое дело мефедрон. Производим здесь, за копейки, себестоимость выходит примерно двести рублей за грамм, а продается по две тысячи рублей, и объемы постоянно растут – скоро обгонит геро по популярности. Что-то мы производим сами, остальное ввозим. Когда занимаешься таким бизнесом, глупо работать на маленькой марже.
– А травы много продается?
– Вместе с гашем и спайсами получается больше ста тонн в год. Мы ее возим из Афгана. Одно время хотели у себя выращивать и даже теплицы соорудили, но объемы там совсем небольшие. Мы сами можем вырастить максимум десять тонн, остальное импортируем.
Марк высыпал кокаин в миксер, но добавлять ничего не стал, пустил его сразу на упаковочную линию. Каждый мешок взвешивался на кухонных весах. Затем он достал из ящика специальную красную печать, поставил штамп и написал «VHQ».
– Самый чистый кокаин в стране, мы его поставляем нашим специальным друзьям, – подмигнул Марк и показал указательным пальцем вверх.
– Кому? – не понял Ян.
– Не тупи, это для наших покровителей… и не интересуйся больше это темой.
Виктор незаметно зашел в «нехороший» подвал. Он передал Марку документы на ближайшую отгрузку в местный распределительный центр Подольска. Заказ был на десять килограмм геро, двадцать кило мефедрона, пять упаковок MDMA (по пятьдесят таблеток каждая), гашиша шесть кило и двадцать килограмм травы.
– Заедут сами, – сказал Виктор, – расплатятся наличными. Деньги пересчитаешь и поможешь загрузить товар.
– В этот раз наличными? – переспросил Марк.
– Да, наличными. Примешь деньги, проверишь и положишь в сейф. И еще кое-что. На следующей неделе нужно съездить в Белгород, забрать товар с производства. Возьмешь Яна с собой, пусть посмотрит.
Виктор дал указания и ушел. Через полтора часа приехала машина. Марк прокрутил купюры на счетчике, а затем убрал их в забитый пачками денег сейф. Он открыл ноутбук и внес данные в систему учета. Ян помогал переносить товар из склада в машину. С виду все выглядело не так отвратительно, как он это себе представлял. Марк выдал водителю квитанции и документы, как будто они работали в простом розничном магазине. Ян не хотел думать о последствиях и представлял себе, что они продают не наркоту, а какой-то обычный товар, например, крахмал. Но все равно его мучило гадкое ощущение, что это неправильно.
* * *
Подмосковная резиденция Патриаса включала два гостевых дома, трехэтажный дворец, большой подземный гараж, грушевый сад, банный комплекс и пруд с лебедями. Самсон не очень-то хотел идти на встречу, но выбора у него не было. Внутри давило давно забытое чувство, будто тебя вот-вот накажут за то, в чем ты, по большому счету, не виноват. Патриас не любит плохих новостей, а старуха Евдокия слишком быстро набирает популярность, а вместе с ней растет ее влияние на верунов. Патриас сидел в конференц-зале, во главе длинного мраморного стола. На стене висели дорогие иконы. Виктор шел следом, он впервые видел резиденцию. Вычурные коричнево-золотые шторы закрывали огромные окна, широкая люстра, выполненная в венецианском стиле, освещала всю эту безвкусицу. Патриас холодно встретил Самсона, он уже знал новости.
– Садитесь, пожалуйста, располагайтесь, – Патриас указал ему им на стул.
– Михаил Кириллович, – начал Самсон, – сами понимаете, новости неприятные. Слухи об этой чудо-монахине подтвердились. Люди ее боготворят, говорят, что сам Всевышний ее послал якобы для их спасения. Они часами стоят в очереди, только чтобы увидеть ее. В народе говорят, что она исцеляет от всех недугов, но это все глупость, конечно. Было несколько случаев, но никаких подтверждений нет. Лично я считаю ее обычной шарлатанкой, а чудеса эти больше похожи на самовнушение. Вроде того, что у какой-то бабы был нервный тик, Евдокия прочитала молитву, похлопала ее по щекам – и все прошло. Еще мне доложили, что уже почти в каждом приходе среди верунов ведутся разговоры о чудесах Евдокии. А о Патриасии, наоборот, выражаться стали скверно. Говорят, что вы ненастоящий, что жируете за их счет, пока народ голодает.
– Все только урвать что-то хотят, – Патриас сидел с задумчивым видом, смотрел на золотую вазу с фруктами, стоящую на отполированной столешнице, – надо вычислить подстрекателей в каждом приходе, где о ней говорят. Откуда люди о ней узнают?
– Через социальные сети, – пояснил Самсон, – ее снимают на видео и выкладывают в интернет, но ведет эти каналы кто-то другой, не она лично. Профессионально все сделано. Работают как конвейер.
– Значит, у них целая система. Узнай, кто стоит за Евдокией. Кто всеми командует.
Самсон кивнул и продолжил:
– А еще, помимо излечения, она каким-то образом благословляет людей на успех в работе, делах и всем прочем.
– Вот это она не имеет право делать, – сказал Патриас.
– Она лечит людей от наркомании. У меня есть человек из ее окружения, он говорит, что она действительно во все искренне верит.
– Она спекулирует религией в собственных целях. Вот сука. Монополия на религию должна быть только у нас.
Патриас побелел от злобы.
– Мы можем объяснить людям, кто она на самом деле, – предложил Самсон, – поручим всем священникам рассказать об этой шарлатанке в приходах. Пусть о ней говорят на проповедях.
– Нет, – возразил Патриас, – попробуешь очернить ее – и только подогреешь их интерес. А все твои слова сработают против тебя, когда люди ближе с ней познакомятся.
– Так что прикажешь нам делать?
– Где она служит?
– В Поклонском монастыре.
– Следите за ней. Лучше внедрите в ее окружение кого-нибудь из наших. Пусть докладывает обо всем, что там происходит. Вычислите все ее связи, но пока никого не трогайте. Избавиться от нее всегда успеем. Сперва попробуем присоединить. Выясните точно, чего она хочет. Мы даже можем ее канонизировать, но только в крайнем случае. У каждого святого есть своя цена.
Виктору поручили заняться слежкой, от чего он, конечно, не был в восторге, но и отказать Патриасу не мог. Его просили внедриться и наблюдать за Евдокией. Виктор не питал иллюзий и понимал, что его позвали на встречу для чего-то подобного, но он не был разведчиком. Он думал о том, как это осуществить и кого привлечь к делу. Сам он заниматься этим не хотел и считал, что Евдокия – не такая уж серьезная проблема для церкви. В разное время появлялись подобные шарлатаны и получали дешевую популярность среди доверчивого народа. Толпе проще поверить в чудо, чем сидеть и в чем-то разбираться. Но Виктор никого не осуждал. Сама человеческая природа диктует нам искать легкие пути, считал он, к тому же, если бы все были скептиками, кто бы тогда ходил в церковь. Эта шумиха вызывала у него смех и отвращение. Такие, как Евдокия, быстро теряют популярность, подобно искрам бенгальского огня, которые гаснут, не долетая до земли.
Глава 9
Политика Народной Партии стала часто меняться. Страну раскачивало в разные стороны, и казалось, что в высоких кабинетах уже нет ничего постоянного. Министры и секретари все время спорили и не могли прийти к единому соглашению. Каждый был сам за себя, гнул свою линию. Появлялись новые звезды, смещавшие ослабевших лидеров на важных постах. Но одна вещь всегда оставалась стабильной. Власть лезла во все щели общественной жизни Великого Союза. Кабинет Безопасности служил на благо Партии, как незыблемая цитадель политической стабильности. Но даже в этом оплоте первой и последней надежды шла непрерывная борьба. Генералы подсиживали друг друга ради более теплого и денежного места.
Филипп пришел на службу после обеда. Кабинет Безопасности делился на два основных идеологических лагеря. Первые – фанатичные тоталитаристы-крикуны, готовые защищать любого авторитета, который им платит. Поддерживали глобальный контроль общества на всех уровнях. Умом они не отличались, в основном вся их структура строилась на автократии, связях и необоснованной вере в собственную несокрушимость. Вторые – латентно-утопические мечтатели. Умные, но разрозненные. Всегда ставили под сомнения решения правящей партии, но из-за большого количества «блестящих» идей и мнений не могли прийти к единому соглашению, поэтому всегда проигрывали сплоченным тоталитаристам. Голосовали за свободу во всех ее возможных проявлениях. Оба лагеря активно подмазывались вышестоящему начальству, но делали это по-разному. И был еще третий пласт – хитрожопых, которые хотели усидеть на двух стульях. Только задница для этого нужна очень крепкая, чтобы не порвалась под излишней нагрузкой. Такие особи появились недавно. Никому они не нравились, но приходилось терпеть это явление как данность. Филиппа, без его ведома, почетно опустили в эту категорию силового меньшинства.
Филипп пытался прикинуть, что на этот раз взбредет в голову начальству и как лучше подстроиться под вечно меняющиеся директивы. Центральное управление расположилось на последнем этаже главного здания. Генералы сидели в своих «высоких кабинетах» и вместо того, чтобы обеспечивать безопасность страны, выполняли распоряжения, которые регулярно получали от Народной Партии. Филипп работал на несколько этажей ниже. Не самый последний человек в иерархии большой силовой семьи, но и карабкаться до верхов ему еще предстояло долго. Раз в неделю он зависал с его другом – Пазельским, который уже успел вырасти на целый этаж выше. Они пили водку и коньяк, обсуждая новые капризы генералов.
Партия вела себя странно. Ее задачи расходились одна с другой. Филипп не понимал, как можно установить точную цель по количеству пойманных преступников, на которых нужно завести дела. Это значит, что нужно каждый месяц приносить определенное количество дел, даже если столько преступлений не было совершено. Если оснований для заведения дела не было, офицеры сами начинали их придумывать и ловить невиновных, чтобы показать хороший результат и получить премию. Филипп не хотел фабриковать дела только потому, что Партия решила увеличить количество преступников в стране. Формально посадить можно любого, но Филипп отказывался это делать. Он до последнего сопротивлялся и частенько не выполнял план, оправдываясь долгосрочными проектами. И начальство ему верило. Сложная ситуация возникла вокруг церкви. С одной стороны, ее хотели принести в жертву идеалам Великого Союза и устроить показательную порку для всех, кто мнит себя лидером мнений, но с другой, нельзя было физически терроризировать священников, если они не нарушили ни одного установленного Партией ограничения. Вот и разберись, что делать. «Если что пойдет не так, крайним станешь», – думал Филипп.
* * *
