Татьяна Чекасина "Канатоходцы. Том I"

Скинулся с ребятами у гастронома номер один.

Ольга Леонидовна, одетая в мундир (на морде борода!): «Филякин, к следователю!» Харакири хриплым матом (шрам на горле)… Мёртвые евреи ухмыляются, как не мёртвые.

Родной голос поёт:

Детство, юность провёл я, воруя,
Я – не фраер, – башлей не берёг.
Но сгубил мою жизнь молодую
Екате-е-ринбургский острог…

– Хватит петь об этом, – ноет Тонька.

– Кроме лагерных, – никаких! Вот как не верить маме и выйти за форменного уголовника!

Мельде

В городе каменные дома. Окна высокие, но узкие. Готические (никогда не говорит это непонятное определение). Тротуаров нет. Он катит ледяной дорогой.

Дорожка ледяная,
неси меня, неси…
А жизнь моя такая:
и горькая, и злая.
Дорожка ледяная,
спаси меня, спаси…

Впереди обрыв! И нет каната! Но главную гайку в голове до упора, не до срыва резьбы! В обувном училище науку дали в полном объёме: болты, швеллеры, отвёртки, молотки… Правда, по другим наукам плоховатые отметки. Вырос умным. На уроках литературы об отцах и детях… Там один индивид дрых на гвоздях. Это правильная конфигурация! А вот о Муму байка вредная (так говорит Пьер). Вредное вырубает одним тумблером. Die Ordnung[12 - – порядок (нем.)] ума и тела.

Метла, лопата… Лёд обколет, – и дверь уборной на крючке. Трудовой акт – гут! Арбайтен!

– Я уверенный, правильный, крепкий духом и телом! – тихо, но громко внутри (так велит Дейл Карнеги).

Его науку в виде грязноватой бумаги дали братья Строгановы, родня графа. У Пьера на работе нелегальное копирование литературы для индивидов, ушедших далеко от тёмных советских людей.

Ein, zwei, drei! Дыхательная гимнастика, гантели… Радио для тупого народа: «Перейдите к водным процедурам» (это как Андрей под рукомойником). КГБ запретило говорить диктору: «Примите душ», ведь у многих нет ванных. «Тотальная ложь» (говорит Пьер). Мытьё с головы до ног в отделённом от кухни углу у печки. На лавке два ведра: в одном – холодная вода, в другом – нагретая кипятильником. Пока физкультура, огрёбка снега, – кипяток! В корыте табуретка, на ней – тазик, куда наливает воду из вёдер. Губку – мылом. И – тёплой водой…

Одеколон «Шипр». Одна тупая бабёнка: «Ну, и воняет от тебя парфюмерией!» В выходной ходит в баню. Сегодня четверг. Омлет с корейкой. Бутерброды. Буттер, не только брод. Икра красная. Пара мандаринов, чай тёмного цвета с мёдом.

В троллейбус прёт, отпихивая тёток с детьми, бабок и дедов, школяров, некоторых умников, им уступающих, хилых работяг. У окна, как в библиотеке, открывает тоненькую книгу. Третья. Первая «Муму», вторая Карнеги о том, как иметь много богатых друганов. Эта дореволюционная: «яти», твёрдые знаки: «Для укрепления воли господин Омеговъ рекомендует делать дела, к которым не лежит душа». Утром душа ни к чему не лежит, кроме дивана «Юность» фирмы «Авангард». Как только укрепит волю, в магазине «Ноты» от его волевого напора отдадут даром клавир! В ЦУМе – импортный плащ! В «Продуктах» – кило колбасы!

На обувной фабрике обход станков и агрегатов. В «наладке» отдых. Напарника нет, отвозит в больницу мать, которая никак не умрёт. Однотонный гул цеха летней обуви убаюкивает.

– Мельде к телефону! – Кто это?!

Трубку в кабинете не торопится брать.

– Алё, – блеет, ну, будто баран какой-то.

«Мельде?»

– Да.

«Не узнал?»

– Это ты, Пьер?

«У тебя всё в порядке?»

– Да… А у вас?

«Нормально. Даю вводную: к Артуру отправлен брат.

– Мишель к Артуру?

– «Дай книгу ему…»

– Ка-ку-кую книгу?

«Ларошфуко», – ехидно.

– …фуко…

Аппарат вытирает рукавом: нет отпечатка?

– Имена иностранные! – комментирует начальница цеха Ерыкалова.

– Так, игра, – разводит руки, будто готов обнять эту бабу.

Намалёвана, как девица, губная помада и новая модель одного цвета (тапки для бабок). Годится ли для них морковный? Яркие цвета – молодым. Где купить яркую рубаху? «Товарищи, а товаров нет», – говорит Пьер.

И две другие на «е»: Ерушина, технолог; парторг Ежова.

– Кто такой… фуко? – («Ежиха», – говорят на конвейере).

– Мудрец, думал о народе…

– Лучше советской власти никто о народе не думает!

– Да, да!

С именами аккуратней! Пьер – Пётр. Мишель – Михаил. Вот Артура не переделать, соб-баку! К нему не идти! Будто гиря упала в выгребную яму, не выгребаемую никогда. Фрайхайт, свобода!

Дома Эльза наготовила: «Оливье», суп, говяжьи котлеты с картофельным пюре, компот…

– В тазу, Генрих, твой дойч пиджак?

– Я холодной водой… – Невпервой ему отмывать кровь: индивид полнокровный. Бывает: идёт носом… – Щёткой гут?

– Гут, Генрих. Но химчистка зеер[13 - – очень (нем).] гут.

ГУТорит немец с немецкой сестрой… Дверь брякает: с работы Андрей с бутылкой.

– Опять водка? – её робкий вопрос.

– Какая еда без водяры! – ответ неумного гамадрила.

Вдруг кто-то: тук-тук-тук! Не Мишель, тот – в окно ритмом…

Эльза открывать… Официальное… Фамилию громко!

Гость уходит – вопль Андрея:

– Видал? Из ментовки! Налёт на перронный ларёк, и тех, у кого хотя бы одна ходка…

– У тебя четыре.

– Да, Генрих, я рецидивист!

В то время, когда этот урка в их дом гекомт[14 - – от немецкого gekommen (приходить).], подарив разноцветный платок, гардероб Эльзы – два мундира почтальона. Только расписались, – откровение: нигде не арбайт, а подарки расписные – ворованные. Шпет[15 - – от немецкого schpet (поздно).] эту гадину выгоняйт…

– Генрих, скажи: дома я около девяти.

– Но я не дома…

Щёткой трёт, нахмурив брови: Андрей отвлекает.

– А где ты?..

– В ресторане.

– Во! И я!

– Не думаю, что данная конфигурация…

– Конфигу… – слово, вроде, не то, но, зная «братика» Генриха…

– Я не один там…

– …с Петькой, с Мишкой?

– Пётр будет против. С нами дамы…

– Жёны у обоих, какие «дамы»! – реакция сестры.

– Девки не в счёт… Парней даром напою!

– И швейцары не в счёт? Память, как у милиции!

– Ну, да.

– Андрей, ты не виноват? И не надо волнений.

А пятна оттереть не удалось…

Лёгкие нотки в окно: Мишель! Великий труд Ларошфуко, но чтение впереди, братья и так дали ремарку: эгоист, каких мало.

И эту суть и соль – другим, мол, будьте, ребята, как я. Молодец мудрец!

– У Петра телефонный диалог с коллегой, борцом за правопорядок. На Нагорной полно милиции. С ищейками! Не берут след! Из-за керосина! Воду льют, топают не только во дворе, в доме! – Информирует Мишель.

– Глупые индивиды…

– Вот-вот! Генрих, второе рандеву с королём Артуром твоё! Ну, я пойду.

Улыбки кривят лица.

В домике тихо, Андрей дрыхнет. Эльза в кухонном уголке.

И вдруг первая с улицы дверь, будто кто её дёргает…

В дырке никого.

– Открой другу! – добрый голосок.

– Фредди! – крепко жмёт руку.

– Я – в «Ноты»… Свадьба…

– Мне бы уточнить…