Она же в который раз вздохнула.
И слёзы по щекам покатились бесшумно, брызнули.
– Ми-и-и-л, – я протянула жалобно, подошла, чтобы к себе её притянуть и по голове, как маленького ребёнка, погладить, предложить. – Хочешь, я Ромке позвоню, а? Он этому козлу мозги прочистит и на место вставит.
– Не хочу, – Милка, всхлипывая и утирая нос, улыбнулась сквозь слёзы. – Этот дурак в прямом смысле слова Ю-Юре мозги прочистит. И кости заодно переломает.
– Подумаешь, – я фыркнула безжалостно, махнула рукой и отошла, чтобы кофе по вытащенным кружкам разлить, поставить их на стойку. – Юрца не жалко.
– Варька, – Мила, шмыгая и моргая слипшимися ресницами, прошептала тихо, – как хорошо, что ты приехала…
– Пей давай, – я, садясь на своё место, вздохнула.
Подумала, что Ромочке всё же пожалуюсь.
Втихую.
И про сломанный нос Милка никогда не узнает. Не первый, в конце концов, нос её поклонника, который окажется сломанным.
– А я решила документы в этом году подать, – она, послушно обхватив кружку обеими руками и посмотрев поверх неё на меня, призналась одним губами. – У меня на год хватит.
– Значит, не всё так плохо в нашей жизни? – я, подмигнув, улыбнулась широко и про собственный институт мысли задавила.
Не сегодня.
Сегодня очередь перетирать кости Юрочке.
11 июня
Телефонный звонок раздался в два часа ночи.
Я ещё не спала, сидела и читала «Ярмарку тщеславия», до которой у меня, наконец, дошли и глаза, и руки. Попутно я изредка отрывала взор от страниц и косилась на Сенечку, что на свободной половине кровати сражался с огромным плюшевым медведем.
Медведя, как и букет алых роз, днём принес курьер.
От Гордеева.
Я с улыбкой приняла и расписалась, Сенечка с заинтересованным фырканьем обнюхал презент, а после обнял его, как родного. Признал, видимо, в нём родственную душу, с которой можно и обниматься, и сражаться.
Пытаться распотрошить.
И кому сделан подарок, наблюдая, как енот целеустремленно пытается дотащить медведя до своей части оккупированной кровати, я поняла. Увидела сразу, как и первый уже вылезший синтепон.
Так вот: я читала, Сенечка терроризировал медведя, а Ромка мне позвонил.
В два ночи.
Первый раз в жизни.
Поэтому я перепугалась и с кровати, удивляя енота, подскочила.
– Ром, что случилось?!
– Варь, ты не спишь? – приглушенным и страшным голосом поинтересовался мой лучший друг, пугая ещё больше.
– Нет. Ро-о-ом…
– А Дэн спит? – игнорируя и перебивая, спросил он тем же шёпотом.
Я выглянула в коридор, дабы полоску света из-под двери соседа узреть и Роме, невольно переходя тоже на шёпот, ответить:
– Кажется, нет.
– Опа, отлично! – резко изменяя голос на бодро-радостный воскликнул Ромочка и деловито принялся командовать. – Так, Варвар, шуруй быстро к нему и спрашивай, что такое эпигенетика.
– Чего?!
Как стояла, так и села.
От удивления, переходящего в возмущение, которое в свою очередь преобразовалось в бешенство, нервно дергающийся глаз и желание убивать.
Значит, я тут волнуюсь, пугаюсь, не знаю, что и думать, а он… он…
– Варвар, не тупи! – недовольно проворчал он и повторил по слогам. – Э-пи-ге-не-ти-ка! Что сложного?! Нет, оно, конечно, само по себе сложно, но не понятие же! В общем, сходи и спроси у своего ботаника, что это такое, а то я разобраться не могу. Полная дичь, – пожаловался этот… этот друг и тут же взволнованно предупредил. – Только проси, чтоб объяснил тебе, как чайнику. Максимальному чайнику. Поняла?
– Ром, ты там свою биологию переучил? – сдерживая клокочущую ярость, нежно спросила я.
– Нет, скорее недоучил, – протянул он тоскливо.
– Ну так иди и учи, придурок.
***
Спустя полчаса я уже легла, засыпала и не заснула.
Ромочка позвонил снова.
– Варвар, ну будь человеком. Это любимая тема завкафедры и дополнительный вопрос, если дело – труба. Прояви сочувствие и понимание к ближним!
– Ром, иди к чёрту! – я, отказываясь проявлять сочувствие и понимание, зевнула, послала душевно и предложила, сжалившись, разумно. – Спрашивай сам!
– Не могу, – он от столь хорошей идеи взвыл раненым зверем, вопросил отчаянно. – Ты что, не понимаешь?!
– Нет.
Ромка засопел обиженно, подумал, попыхтев в динамик, и недовольно проворчал:
– Что такого, если ты заинтересуешься такой крутой и современной наукой и захочешь расширить кругозор?
– В полтретьего ночи?!
– Да. Иди и спрашивай. Как говорил Паганель, любое время хорошо для пополнения знаний! – невозмутимо и крайне поучительно объявил Ромочка.
И отключился.
– Иди в баню со своим Паганелем и Жюль Верном, – прошипела в погасший телефон я.
Перевернулась на другой бок и уснула.
***
– Варвар, я понял! Короче, слушай. Эпигенетика – это наука о механизме… тьфу, короче, это когда мы меняемся, а ДНК нет! – счастливо проорали мне в трубку в четыре утра.
– Ром? – не открывая даже глаз, ласково позвала я.
– Да?
– Я тебя ненавижу!!!
***
– Слушай, но я всё равно не понял, – заканючил он в пятнадцать минут шестого и озабоченно продолжил рассуждать сам с собой, – а почему так происходит. Получается, эпигенетика тесно связана с модификационной изменчивостью, что ли?
Телефон я отключила молча.
При встрече убью.
12 июня
Нет, Дэн всё же, определенно и бесспорно, псих.
Ну, правда, чего так разоряться на весь дом?!
Подумаешь, его идеально белый халат случайно – да, я настаиваю, что случайно!!! – постирался вместе с моим бордовым постельным бельем!
И вообще, сам виноват.
Не разбрасывал бы свои вещи, не ходил бы сейчас в белом с розовым отливом.
Вот!
– Нет, ты посмотри!
Бледно-розовой тряпкой потрясли у меня перед носом.
– И? Шикарный образец цвета бедра испуганной нимфы, – отложив пилочку и придирчиво оглядев халат, я вынесла вердикт. – Нет, если ты настаиваешь, то прокрутим ещё раз, и получатся либо дети Эдуарда, либо весёлая вдова.
– Ты издеваешься?!
Ну… не то, чтобы издеваюсь, но за эпигенетику с семи утра – взмыленный Ромочка примчался именно во столько – да, немного мщу.
Этот же псих психанул окончательно и, громко хлопнув дверью, удалился к себе.
– Давай в хлорке замочим, – подумав и сжалившись, я крикнула рациональное предложение.
Прислушалась, ожидая ответа, который, однако, не получила. Вместо него за стенкой что-то звучно свалилось, заругался витиевато Дэн, а я, философски пожав плечами, вернулась к маникюру.
Говорю же, псих…
***
Знаете, то чувство, когда вдруг ясно и так чётко осознаешь, что всё, пипец, а заодно писец, который полный и полярный, и вообще, вот это, кажется, последние минуты твоей такой короткой жизни?
Это чувство, например, испытываешь в детстве, когда разбил мамину любимую вазу династии Мин или фужер из бабушкиного обожаемого богемского сервиза, коему сто лет в обед. Или же процарапал бок у только купленной папиной машины, когда не успел вовремя затормозить на велосипеде.
Это чувство, напоминая лучшие и самые красочные моменты ранних лет, пришло ко мне и сегодня, когда я заметила в тазике Сенечки небольшую такую раскрытую книжечку.
Синенькую.
И на одной из сторон её красовались золотые буковки, что гордо и важно значили «Зачетная книжка».
И мозг мой, к вящему сожалению, сработал оперативно, выстроил логическую цепочку и мысль, что свою зачётку я уже сдала, а значит, вот эта может быть только…
Я додумала, а из коридора раздался своевременный вопль:
– Варь, ты мою зачётку не видела?
Видела-видела.
А вот ты, к своему счастью и моему здоровью, пока нет.
– Сенека, ты – труп, – я, шипя едва слышно, покосилась на енотистого гада.
Что на кровати развалился безмятежно, привалился к поверженному медведю и фундук за обе щеки уплетал с завидным аппетитом.
Сволочь хвостатая.
Я, надеясь, развидеть увиденное, перевела взгляд обратно на таз с водой и, прощаясь с надеждой, закончила обреченно:
– И я тоже.
