Олег Евгеньевич Царьков "Математическое моделирование исторической динамики"

Настоящая работа представляет собой очередной опыт объединения научных достижений в области различных дисциплин (математики, социологии, экономики, истории) с целью описания социально-исторических процессов и оценки перспектив. Отказавшись от детерминистического подхода к анализу событий, предпринята попытка с помощью современного математического аппарата экономики, социологии и кибернетики установить взаимосвязь между различными составляющими общественного развития безотносительно к временному периоду.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Автор

person Автор :

workspaces ISBN :

child_care Возрастное ограничение : 16

update Дата обновления : 23.04.2023

Математическое моделирование исторической динамики
Олег Евгеньевич Царьков

Настоящая работа представляет собой очередной опыт объединения научных достижений в области различных дисциплин (математики, социологии, экономики, истории) с целью описания социально-исторических процессов и оценки перспектив. Отказавшись от детерминистического подхода к анализу событий, предпринята попытка с помощью современного математического аппарата экономики, социологии и кибернетики установить взаимосвязь между различными составляющими общественного развития безотносительно к временному периоду.

Олег Царьков

Математическое моделирование исторической динамики




Ключевые слова: автоматизация, акматическая фаза, аттрактор, бифуркация, виртуальная реальность, геополитика, динамический цикл, инерция, институциональная матрица, институциональный интегратор матрицы (ИИМ), информация, катастрофы флаг, метапотребност,матрицы определитель, модель жизнеспособной системы, монополия, неустойчивость, обскурация, оптимизация, пограничье, потребление, потребность, продукт, предметы труда, равновесие, развитие, разделение труда, резонанс, рутинный труд,синхронизация, системотехника, социология, сообщество, сфера услуг, творческий труд, технология, упорядочение, управление, физиократия, функциональная система, хаос, цивилизация, цикл, фаза, хинтерланд, эволюция, экономика физическая и цифровая, элита, энтропия, этногенез, ядро.

Настоящая работа состоит из четырёх частей. Она представляет попытку объединения научных достижений в области различных дисциплин (математики, социологии, экономики, истории) с целью описания социально-исторических процессов и оценки перспектив. Отказавшись от детерминистического подхода к анализу событий, предпринята попытка с помощью современного математического аппарата экономики, социологии и кибернетики установить взаимосвязь между различными составляющими общественного развития безотносительно к временному периоду.

В основу предлагаемой онтологической (в определении У.Куайна)[1 - W. Qwain, Ontological Relativity and Other Essays. Columbia Univ. Press. 1969, ISBN 0-231-08357-2 (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%BB%D1%83%D0%B6%D0%B5%D0%B1%D0%BD%D0%B0%D1%8F:%D0%98%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%87%D0%BD%D0%B8%D0%BA%D0%B8_%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3/0231083572)] концепции положена теория сложных систем. В ней исследуется исторический процесс, в качестве базовой модели которого используется институциональная матрица Поланьи-Норта, модифицированная относительно модели жизнеспособной системы таким образом, чтобы её составляющие можно было подвергнуть формальному анализу. Её элементы представляют собой совокупность трёх составляющих: физической, биосоциальной и информационной. Для их описания использованы динамические модели и результаты исследований Р.Коллинза, П.Турчина, Ханнемана и многих других. Автором предпринята попытка создать единую динамическую модель исторического процесса на основе теории группового поведения, приложений теории катастроф, концепций М. Вебера, Ж. Лакана, Л. Ларуша, Р. Льюиса, Бромлея-Гумилёва и Маслоу-Четвертакова.

Безусловно, в настоящей работе присутствует „предвзятость подтверждения”[2 - confirmation bias], которая может быть преодолена только конструктивной критикой, а не полным отрицанием фактов и неприятием математических и логических доказательств. По мнению автора, только конструктивная дискуссия приблизижает к прониманию De rerum natura[3 - (лат.) природа вещей (Лукреций)]. „Жизнь имеет полное право предлагать вопросы науке; наука имеет обязанность отвечать на эти вопросы жизни; но польза от этого решения будет только тогда, когда, во-первых, жизнь не будет торопить науку решать дело, как можно скорее, ибо у науки сборы долгие, и беда, если она ускорит эти сборы, и, во-вторых, когда жизнь не будет навязывать науке решение вопроса, заранее уже составленное вследствие господства того или иного взгляда”[4 - Соловьев С.М., 1901].

ЧАСТЬ I. Основные понятия и определения

“… Для начала требуются факты. Только после этого их можно перевирать”

(Марк Твен)

Учёный-историк воспринимает прошлое как переплетение событий и фактов, в которых пытается найти закономерность. Взаимодействие и противоречия между акторами истории становятся причиной формирования общих интересов и порождают конфликты. Их динамика определяет дальнейшее развитие общества, которое по истечении некоторого времени становится историей. Чем дальше от исследователя отстоит события, тем сложнее его анализировать и точно описать в современных терминах. Писатель-историк больше свободен в своём выборе[5 - право и желание реализовывать своё решение], поскольку следует собственным представлениям об описываемой эпохе. Он волен интерпретировать события через призму судеб своих героев, сближая их с читателем. Под его пером история превращается в некое действие, у которого имеется своя логика и мораль. По своей форме оно близко к классической пьесе с завязкой, кульминацией и финал. Между этими подходами, несмотря на их декларируемую полярность, не имеется принципиальных различий, поскольку они преследуют одинаковую неочевидную цель: „историческое познание имеет определённый смысл”[6 - C.Б. Переслегин, „Полдень… начинается в субботу”. Предисловие к 6 тому сочинений А. и Б. Стругацких, 2002 г.].

§1. ПУТЬ ЦИВИЛИЗАЦИЙ

“ …nanos gigantum humeris insidentes… “[7 - Карлики на плечах гигантов]

(Бернар Шартрский)

Учёный-историк воспринимает прошлое как переплетение событий и фактов, в которых пытается найти закономерность. Взаимодействие и противоречия между акторами истории становятся причиной формирования общих интересов и порождают конфликты. Их динамика определяет дальнейшее развитие общества, которое по истечении некоторого времени становится историей. Чем дальше от исследователя отстоит события, тем сложнее его анализировать и точно описать в современных терминах. Писатель-историк больше свободен в своём выборе[8 - право и желание реализовывать своё решение], поскольку следует собственным представлениям об описываемой эпохе. Он волен интерпретировать события через призму судеб своих героев, сближая их с читателем. Под его пером история превращается в некое действие, у которого имеется своя логика и мораль. По своей форме оно близко к классической пьесе с завязкой, кульминацией и финал. Между этими подходами, несмотря на их декларируемую полярность, не имеется принципиальных различий, поскольку они преследуют одинаковую неочевидную цель: „историческое познание имеет определённый смысл”[9 - C.Б. Переслегин, „Полдень… начинается в субботу”. Предисловие к 6 тому сочинений А. и Б. Стругацких, 2002 г.].

До самого последнего времени человечество училось методом проб и ошибок, но осознавало всю ущербность этого подхода и пыталось создать некие умозрительные конструкции, которые до недавнего времени были исключительно описательными. Вероятно, первым таким „схематистом” был „отец истории” Геродот, который объяснял греко-персидские войны взаимными обидами. Последователи Фукидида, Плутарха, Светония и Тацита, подражая им, искали смысл и выводили мораль и для правителей и подданных. Их описания расширяли представление о доступных их пониманию событиях, интервалах времени и пространства. Находились даже историки, пытавшиеся вывести закономерности развития тех или иных событий из деяний как отдельных людей, так и народов.

Новый период в исследовании истории открылся с выделением из неё ряда социальных наук и связаны с эпохой Ренессанса. Теория меркантилизма, идея общественного договора и их дальнейшее развитие заставили энциклопедистов XVI-XVIII веков по-иному смотреть на вещи, накапливать и систематизировать информацию[10 - субъект передачи, её алгоритм и его повторение, которое устойчиво воспроизводится (К. Шеннон, Математическая теория связи, 1948)]. Наивысшим достижением этого периода является создание историко-критического метода, который имеет первостепенное значение для написания истории, отображения причинно-следственных связей и воссоздания событий прошлого. Его применение привело к появлению первых описательных моделей исторического процесса[11 - Ф. Гизо, К. Маркс]. Во второй половине XIX века количество перешло в качество, и появились первые исторические, социологические и экономические концепции.

Одним из самых выдающихся обобщений стал выдвинутый Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом формационный подход и построенный на этой основе исторический материализм[12 - Ресурсы, экономика первичны. Они определяют производственные отношения, а те надстройку – идеологию, культуру, мораль.]. Он довольно точно определил общий тренд развития общества в рамках тех знаний, которыми обладали его cjdhtvtyybrb. Их оппоненты М.Блок, В.И. Вернадский, Н.Я. Данилевский, К.Н. Леонтьев и А. Шпренглер создали свои концептуальные модели. Их детерминизм и линейность не позволили создать такую же стройную теорию, но оказали существенное влияние на дальнейшее развитие исторической науки. Современники Маркса и их последователи, например, Спенсер и Дюркгейм, вполне допускали наличие закономерностей и перспективу их обнаружения.

Современная социология довольно пренебрежительно относится к материалам их исследований, обвиняя в излишнем биологизме. Следует отметить, что реальности это был просто первый шаг к системному изучению общественного развитие, начинать изучение которого было совершенно естественно с установлением связей между биологической и социальной стороной человека. Так, в социал-дарвинистский подход к истории основывался на основе мальтузианстве. Его наиболее известными представителями были Ф. Ницше и Э. Геккель. Его появление и распространение связано с началом одного из центральных событий во всей истории человечества – глобального демографического перехода. Обнаружив его признаки, Мальтус выдвинул гипотезу, что человечество растет в геометрической прогрессии. Однако, современные расчёты палеодемографов показали, что он ошибался: на протяжении всей истории человечества скорость роста его численности оказалась равной квадрату этого числа и может быть представлена формулой:

, где A и B – константы, а t – время[13 - Капица С. П. Сколько людей жило, живет и будет жить на Земле. Очерк теории роста человечества. М.: Международная программа образования, 1999. 240 с.].

Существует ряд теорий, по-разному объясняющих механизмы и причины демографического перехода. Одна из этих концепций исходит из демографического императива, согласно которому биологические особенности человека ставят предел дальнейшему росту человечества. В другой модели развития за основу берется технологический императив. Здесь изменение закона роста связывают с насыщением жизнеобеспечивающих технологий[14 - Подлазов А. В. Теоретическая демография. Модели роста народонаселения и глобального демографического перехода // Новое в синергетике. / М.: Наука, 2002. С. 324-345], когда дальнейший прогресс не позволяет существенно уменьшить смертность и увеличить продолжительность жизни. Также следует отметить, что культурные факторы не менее существенны, как уровень технологий[15 - Коротаев А. В., Малков А. С., Халтурина Д, А. Законы истории. Математическое моделирование исторических макропроцессов. Демография, экономика, войны. М.: КомКнига/URSS, 2005. 344 с], и сильно видоизменяют природу событий. Несмотря на разные исходные предпосылки, прогнозы указывают на стабилизацию численности населения Земли на уровне 9-12 млрд. человек и, как следствие, наступление новой исторической эпохи. Таким образом, современные исследования в значительной степени опровергают концепции социал-дарвинистов, которые теперь следует рассматривать скорее, как политический экстремизм, а не науку.

В трудах Макса Вебера признана сложность и транзитивность исторических явлений, а их интенсивность связывается не столько со временем и пространством, сколько с конкретными условиями и обстоятельствами, что подтверждается фактологическим материалом. На основании этого М. Вебером были предложены обобщающие модели, которые оказались довольно продуктивны. Однако, охватив чрезмерно широкий исторический диапазон, они пропустили динамику реальных процессов. В каждом из поднятых им вопросов М. Вебер был нов, но при этом оригинальность его идей скорее затруднила и отвлекла внимание от основных задач исторической науки. Это особенно сказалось на критическом анализе фактического материала. В понимании и интерпретации конкретных исторических деталей М. Вебер остался точнее многих своих эпигонов, которые ввели „рациональные” упрощения и отказались от детализации, что стало причиной появлеия поверхностной и выхолощенной версии его концепта. Наиболее последовательным критиком теории типов является С.А. Четвертаков, который плодотворно и последовательно постарался выстроить динамическую модель на основе теории потребности Маслоу. Однако, он не избежал „предвзятости подтверждения” и запутался в собственных определениях. Тем не менее, его аксиоматика и логика позволяют выстроить полноценную математическую модель этносоциальной организации.

Одной из наиболее глубоких и удачных концепций исторического процесса является цивилизационный подход, развитый выдающимся историком Арнольдом Тойнби[16 - Тойнби А. Дж. Постижение истории. М.: Прогресс, 1991. 736 с.]. Сформулировав закон «вызова и ответа», А. Тойнби высказал предположение о её нелинейности. Он попытался ввести классификацию, выделив 21 цивилизацию. Многие из них успешно развились и прошли свой жизненный цикл, чтобы уступить свое место более молодым, сильным и успешным сообществам. Но многие оказались «остановлены» в силу внешних или внутренних причин, которые историк посчитал случайными факторами. Рассматривая историю цивилизаций, он выделил фазы их развития и обнаружил ряд аналогий, но не смог обнаружить между ними закономерности. Другим важным достижением учёного стало обсуждение альтернативности путей исторического развития.

Термин „цивилизация” начал использоваться в произведениях европейских философов со второй половины XVIII в.[17 - Тюрго, 1752 г.; Мирабо, 1757 г.; Фергюсон, 1759г.] и первоначально имел значение, подразумевающее противоставление культурного состояния общества варварству[18 - Сармьенто Доминго, 1845.]. В настоящее время можно разграничить не менее пяти основных значений категории «цивилизация»:

во-первых, понятие цивилизации отождествляется с понятием культуры, что связанно с особенностями французского языка, в котором в отличие от русского и немецкого понятия «цивилизация» и «культура» являются синонимами;

во-вторых, определение цивилизации, данное Л.Г. Морганом, в значении наивысшей стадии развития общества, последовавшей за стадиями дикости и варварства[19 - Морган Л. Древнее общество или исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации, 1877];

в-третьих, цивилизация определена, как «одно из разнокачественных состояний общества в его изменении в реальном историческом времени»[20 - Большой энциклопедический словарь: философия, социология, религия, эзотеризм, политэкономия / Главн. науч. ред. и сост. С.Ю.Солодовников. – Минск: МФЦП, 2002. – 1007 с.];

в-четвертых, термин цивилизация используется для определекния „совокупности организационных средств (программ деятельности), посредством которых люди стремятся достичь тех общественных целей, которые заданы существующими универсалиями культуры и фундаментальными символами последней” (Тойнби, Хантингтон и т.д.);

в-пятых, цивилизация определяется как предметная форма структуры общества разделенного труда, материализованная из социально-интегративныx интересов в форме города.

Последнее толкование термина «цивилизация» опирается на исторически закономерный ход возникновения цивилизованного общества, как этапа социальной интеграции. Такое определение привязывает зарождение начал урбанистической культуры и, следовательно, генезис цивилизации, с неолитической технологической революцией. В этом варианте понимания цивилизации история развития технологии приобретает первостепенное значение для понимания её происхождения и развития. Такой подход позволяет искать причинно-следственную связь между демографическим состоянием общества и степенью сложности, практикуемой им технологии[21 - набор стереотипных приемов производства, воспроизведение которого гарантирует получение стандартного конечного продукта], что позволяет объяснить корреляцию основных демографических и технологических революций в человеческой истории.

Альтернативная концепция мировой истории была выдвинута Л.Н. Гумилёвым, который критиковал основной тезис “Постижения истории»: “Самое важное – соотношение человека с ландшафтом “. Согласно концепции Тойнби, суровая природа стимулирует человека к повышенной активности, с одной стороны, это вариант географического детерминизма, а с другой – ошибочен. В противоположность А.Тойнби Л.Н. Гумилёв сформулировал “пассионарную теорию этногенеза”, отказавшись от цивилизационного подхода. В её основу легла концепция этноса Ю.В. Бромлея, определение которого близко к третьему из толкований термина “цивилизация»[22 - „Несмотря на свою целостность в биологическом отношении, человечество развивается согласно общим социальным законам и распадается на большое число исторически сложившихся общностей, среди которых особое место занимает этнос, как особая разновидность человеческой интеграции. Его отличительной особенностью от других человеческих общностей являются крайне прочные связи и отношения, которые сохраняются в разнообразных формах организации общества” (цит. по Дондакова Л.Ю. Краткий тематический словарь по этнологи, Улан-Удэ, 2006)].

Карта 1. „Цивилизации Хантингтона” и зоны межцивилизационных конфликтов по состоянию на 2023 г.

Близкая к позиции Бромлея-Гумилёва, концепция Хантингтона[23 - Samuel P. Huntington. The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order] рассматривает окончание „холодной войны”, как новый этап истории: сверхновой истории или постистории. Согласно этой концепции, XXI век будет представлять собой беспощадную схватку девяти цивилизаций за ресурсы, причём наиболее интенсивные столкновения будут проходить на межэтнических границах. По мнению Хантингтона, самой слабой, „расколотой цивилизацией” является „восточно-христианскую цивилизацию”. Делая свой прогноз, он считал вероятным распад и сход с исторической арены российской цивилизации в течение 10—15 лет, но этого не произошло, хотя, согласно Збигневу Бжезинскому: „В XXI веке Америка будет развиваться против России, за счет России и на обломках России”. Однако всегда можно возразить, что это прогноз отдельного политика в определенный период времени, который, к счастью, не состоялся.

Классические исторические школы либерализма и марксизма исходят из представлений XIX века о неограниченных перспективах технического прогресса и неисчерпаемости ресурсов платенты, которые можно было бы ввести в хозяйственный оборот, о беспредельных возможностях науки. „Технологический оптимизм” эпохи прогрессивизма порождал оптимизм исторический, мечты о светлом будущем, о мире материального изобилия, забывшем о войнах. В марксистской традиции это был коммунизм, в современном либеральном подходе – „идиллия конца истории”. Либерализм как идеология, в основе которой лежит индивидуализм, опирается на врожденное духовное и моральное сознание индивида. Вследствие этого он противится политическим, социальным и экономическим ограничениям свободы личности.

К. Маркс и его последователи предсказывали концентрацию капитала через монополизацию, пределом которой дожно было стать доминирование одной или нескольких структур. Дефицит ресурсов должен был стать важнейшей составной частью того, что значительно ограничит независимый характер множества частных производств и послужит становлению нового массового мышления пролетариев – большинства населения планеты[24 - “Местно-ограниченные индивиды сменяются индивидами всемирно-историческими” (К. Маркс)]. Классическая программа марксистов предполагала экспроприировать частные монополии и построить планетарный коммунизм. В рамках этой модели уклад “мирового” производства, как необходимая часть глобального хозяйства, должен был занять “свою” производственную нишу. Именно эти компоненты производства и хозяйственных решений имел в виду Маркс, предполагая, что они постепенно заменят структуры низшего порядка такие как, государство, частную собственность, рынок....

Совершенно естественно, что „капиталистическая” глобализация отличается от марксистского представления о ней. По целому ряду объективных и субъективных причин она оказалась более сложным механизмом, чем это казалось. Вследствие неравномерного развития отдельных регионов и различных стереотипов поведения, он реализовался в форме империализма. Неудачный социалистический эксперимент в России привёл к его временной победе. В конце ХХ века он представил свою программу глобализации, которая представляла собой комплексную систему многосторонних взаимоотношений, выстроенных на неэквивалентном обмене ресурсами и продуктами труда между ядром, представленным „золотым миллиардом” и периферией. Управление этим сложным механизмом осуществлялось через глобальную финансовую систему, в основе которой находился американский доллар.

Тридцать лет назад профессор Фукуяма[25 - Fukuyama, Francis (1992). The End of History and the Last Man (https://archive.org/details/endofhistorylast00fuku_0)] в своей ставшей классикой работе объявил об установлении однополярного[26 - «… мир достиг «конца истории» в Гегелевском понимании процесса] мирового порядка. Он означал переход мировой цивилизации в фазу „либеральной демократии” на основе постиндустриального общества. Новое “мировое” мышление направляло общество на решение проблем планетарного масштаба. Для этого имелись все предпосылки и, в частности, прекратилась „холодная война”, были достигнуты договоренности ведущих ядерных держав о прекращении наземных испытаний ядерного оружия, нераспространении ядерного оружия и сокращении запасов ядерных вооружений и средств их доставки. Следующим этапом глобализации стала реализация крупных мировых и региональных международных проектов экономических[27 - Создание ЕС, различные приватизационные проекты], энергетических[28 - „Зелёная” энергия, сланцевый газ и т.д.] и научных проектов[29 - Совместное освоение космоса].

В настоящее время общественное производство представляет собой локальное множество производств, связанных между собой, и действующими в пределах большого числа неупорядоченных ограничений[30 - санкции, лицензии, субсидии, сборы и т.д.]. При этом как связи, так и условия динамически меняются вследствие дальнейшего углубления общественного разделения труда. Экологический кризис и дефицит сырьевых ресурсов потенциально предполагают переход субъектов геополитики к механизму по взаимному использованию продуктов производства и его отходов, как это представляется в несостоявшемся проекте „зелёной” экономики.

Для того, чтобы разобраться в причинах, почему в начале XXI века механизм саморегуляции, основанный на противоборстве элит, не сработал, следует понять каким образом происходило формирование управленческой элиты в последнее десятилетие ХХ века. Реализация постиндустриального проекта предполагала[31 - Э. Тоффлер, З. Бжезинский] формирование новой социальной группы – интеллектуалов с мировым системным характером мышления, которых стали готовить „элитные школы” Америки и Европы. Их социально-политической опорой стали общественные движения, провозглашавшие сугубо альтруистические цели, в частности, борьбу за качество и безопасность жизни, равенство прав и другие „свободы”.

Несмотря на определённые успехи, цивилизация не решила ни одной из проблем, порождённым острым, растущим региональным, социальным и материальным неравенством. В связи с этим, совершенно неожиданно для его создателей модель глобального мироустройства стала давать сбои, а затем начал разваливаться. В первом десятилетии XXI века безоглядная вера в научно-технический прогресс и либеральную демократию не оправдали радужных надежд. Вследствие этого современная цивилизация столкнулась с новыми вызовами, которые являются прямым следствием внутренних противоречий „либеральной демократической модели”. Анализируя причины современного кризиса следует опираться на принципы фальсификационизма[32 - Popper, Karl (1959). The Logic of Scientific Discovery (https://en.wikipedia.org/wiki/The_Logic_of_Scientific_Discovery)] и на его основании критически пересмотреть современные макроэкономические теории и связанные с ними дисциплины.

Превращение США в единственного мирового лидера привело к тому, что целый ряд особенностей общества потребления, в частности, монетизация сознания, так или иначе деформировали мировоззрение значительной части жителей земного шара. Вследствие этого значительная часть „класс интеллектуалов” оказались мошенниками и стяжателями, заражёнными академическим филистёрством. Будучи не в состоянии сформулировать продуктивные идеи сами, они стали затыкать рты оппонентам и заниматься саморекламой, награждая себя почётными знаниями и престижными премиями. Последствиями этого явления стал примитивистский подход неолибералов к анализу этносоциальных взаимодействий и, в частности, недооценка их многообразия в рамках различных цивилизационных типов.

Причины политической близорукости лидеров „золотого миллиарда” заключались в их излишней амбициозности и переоценке собственных сил: информационного влияния, экономического значения и военных возможностей. Типичным примером является преувеличенное представление о роли методов экономического воздействия. В частности, кредиты и помощь рассматривались и рассматриваются, как действенное средство стимуляции союзников и сателлитов, что отчасти является верным в условиях гражданского общества[33 - План Маршалла, программы приватизации, поддержка Н. Саакашвили в Грузии]. Однако в условиях этнократических[34 - этнократии стран Балтии и Африки] или клептократических[35 - Режимы А.Сомосы, И. Амина, Ж. Бокассы, Мобуту, Россия при Б. Ельцине, В. Зеленского] режимов они становятся неэффективны, если строго не контролируются донатом. Использование санкций для воздействия на лиц, коллективы, сообщества и государства для завершения конфликтов также имеет ограниченное воздействие[36 - Удачный пример – ЮАР(апартеид), ограниченный – Ирак, Венесуэла, неудачный – Куба, КНДР] и зависит от их величины и наличия сильных оппонентов. Подобные действия, помноженные на излюшнюю самоуверенность и намеренную дезинформацию гражданского общества, несомненно, повлияли на провал глобализации по западному сценарию.

Одностороннее доминирование и подавление конструктивной критики со стороны США сопровождались открытым пренебрежением интересами младших партнёров, что вызывало у некоторых из них естестественное недовольство. Наличие у некоторых из них опасных технологий, мощных средств и ресурсов, стало причиной роста агрессии на всех уровнях. Неумение и неспособность её погасить привели к повсеместному падению авторитета и всеобщему росту военной напряжённости. В результате система жизнеустройства, социального управления и миропорядка, сформированная либеральной демократией, оказалась ещё в большем упадке, чем была до этого. Она не смогла обеспечить в достатке дешевой и чистой энергии, избавить его от голода, болезней и войн, и, в связи с этим, стала совершенно неприемлима для большинства жителей планеты.

Планета Земля, как глобальный рынок, ограничена своими размерами. В связи с этим механизмы снижения рисков отдельных экономических агентов лишь перераспределяют их внутри господствующей социально-экономической системы. Из этого следует, что возможность научно-технического процесса ограничена во времени, а капиталистическая форма социального порядка конечна. Её финал может быть отложен в случае, если человечество не вырвется в космос, где появятся новые возможности для экстенсивного роста.

§2. ЧЖЭНМИН (ИСПРАВЛЕНИЕ ИМЁН)

„Платон мне друг, Сократ мне друг, но истину следует предпочесть” (Мартин Лютер)

Последние два века II тысячелетия вошли в мировую историю как эпоха научно-технического прогресса[37 - процесс понижения энтропии или процесс „увеличения содержащейся в системах информации”. К. К. Вальтуха] и стали платформой для формирования нового метода научного познания, которое ознаменуется переходом от сугубо индивидуального подхода к познанию к коллективному, основанному не на апологетике, а конструктивном обсуждении. “Информационный взрыв”, как преддверие взрыва творчества и необходимое его условие, проистекает из неотложных потребностей как индивида, так и общества. Он начался с того момента, как наука превратилась в часть производственного процесса и обусловлен тем, что объём исследований в целом не может быть охвачен одни индивидуумом пусть даже вооруженным самым современным компьютером и имеющим доступ ко всей базе знаний.

С середины XIX века ни у одной страны нет возможности поддерживать развитие всех отраслей знания одинаково, что связано с особенностями их экономического и культурного развития, определяющими её приоритеты. В качестве таковых в фундаментальной науке следует выделить:

– вопросы безопасности, включая оценки риска природных, техногенных и социальных катастроф;

– биотехнологии,

– информационные технологии.

Следует отметить, что долгое время основным стратегическим направлением науки были военные технологии и связанные с ними отрасли. Теоретическая история и тесно связанные с ней социальные науки относятся к первой группе проблем, поскольку в значительной степени влияют на дальнейшие пути развития цивилизации. Дальнейшие разработки в этом направлении должны создать базис для принятия решений, которые определяют политические, экономические, технологические траектории отдельных стран, регионов и цивилизации в целом. Как уже часто бывало ранее, они необратимо меняют судьбы человечества. Для того, чтобы ответственно подходить к проблемам стратегического управления, следует представлять между чем, на самом деле, приходится делать выбор. Отсюда возникает задача прогноза, опирающегося на исторический опыт. Она была бы не так актуальна, если бы выбор делался между „хорошим” и „очень хорошим”. Однако многим странам и всему человечеству придется выбирать между „плохим” и „очень плохим”.

Социальные науки можно определить, как исследование, установление причинно-следственных связей и анализ последствий тех или иных решений и их отдаленных исторических и политических результатов. Крупнейшие исследователи времен Маркса и несколько позже[38 - Спенсе, Дюркгейм] признавали наличие и перспективу выявления закономерностей. По ряду причин современная социология и антропология пренебрежительно относятся к прошлым материалам, обвиняя авторов в излишнем „биологизме”. Следует подчеркнуть, что этот первый шаг был просто необходим для современного подхода к изучению общества, как   совокупности биологического и социального начал.

Основная цель социологии и смежных с нею дисциплин заключается в оценке, обосновании и организации широкого сотрудничества в обществе, мотивации и поддержании эффективного производительного труда с возможностью выбора его результатов на рынках товаров и услуг. Второй задачей социальных наук является конструирование модели эффективного управления социальными процессами в интересах общества в целом и предотвращение возможных злоупотреблений. Выбор методов для их решения открывают широкое поле для дискуссий, как конкурирующих социальных слоев в лице как зависимых от них, так и независимых исследователей.

В общественном плане основное предназначение общественных наук состоит в полном и достоверном информировании общества о результатах исследований и экспериментов, грядущих социальных вызовах и угрозах обществу со стороны его акторов или социальных групп. Социально-экономические прогнозы влияют на гражданский мир и благосостояние общества. Их неверное истолкование или ошибка приводят к негативным и часто катастрофическим последствиям. Именно по этой причине общество обязано иметь нравственные требования к деятелям социальной науки, обязав их нести полную моральную ответственность[39 - вплоть до исключения из научного сообщества] за профессиональную ошибку, сокрытие истины или дезинформацию[40 - фальсификация данных и умышленно неверные прогнозы].

Творчество и в науке не может быть свободным, если лицо, осуществляющая её, не свободно. Влияние власти на творческие процессы в форме цензуры и финансирования делает их ангажированными и в определённой степени предвзятыми. Поскольку с развитием научного знания истинное значение вещей заменяется их интерпретацией. Эта ситуацию наиболее точно описывает парадокс Вигнера[41 - E.P.Wigner. Remarks on the mind-body question, in L.G. Good, editor. The Scientist Speculates, p. 284—302, London, Heinemann, 1961.] в отношении „кошки Шрёдингера”[42 - Schr?dinger E. Die gegenw?rtige Situation in der Quantenmechanik// Naturwissenschaften. – 1935. – Bd. 23, H. 48. – S. 807—812]: в сложных информационных системах, состоящих из большого количества элементов, декогеренция[43 - процесс нарушения информационных связей, вызываемый взаимодействием системы с окружающей средой посредством необратимого процесса] происходит почти мгновенно, и по этой причине на каком-либо поддающемся измерению отрезке времени факт или событие не могут быть одновременно ложным или истинным. При этом его можно признать таковым только тогда, когда все элементы системы получат верифицированную информацию об этом.

Политизированость в любой науке так же преступна[44 - частных лиц или частных лиц на государственных постах, когда их деятельность идет в ущерб основной части общества], как и ангажированность науки текущей политике, поскольку в обоих случаях искажается реальное положение вещей. Это проявляется не только в подтасовке результатов и манипуляции с данными, но и подрывает доверие общества.  В условиях возникновения единого информационного поля служение науки отдельным социальным группам и их частным интересам в ущерб прочим наиболее опасно. Эта зависимость от властных структур сама по себе представляет угрозу. Например, искажение фактов и замалчивание реальных источников проблем дезинформируют общество. При этом ссылки на выдуманные события и источники вызывает неадекватную реакцию и приводит к этносоциальным конфликтам.

С философской точки зрения, служение науке не является служением одному социальному слою, из которого вышел конкретный учёный или к которому он принадлежит или желает принадлежать. Однако, практически все исследователи имеют ментальность, отражающую нравы, традиции и социальные интересы средних или высших слоев общества. Вследствие этого каждая социальная теория представляет собой саморефлексию определённого класса, государства или общества и имеет свои специфические проблемы. В связи с этим, за последствия своего служения частным или тираническим интересам и намерениям авторы такой концепции должны нести ответственность наравнее со своими заказчиками, покровителями и администраторами. Строгая ответственность за соучастие и/или сотрудничество обуславливается тем, что специалисты в области социологии в отличие от остальных учёных[45 - Носители других знаний могут быть дезинформированы заинтересованными лицами, как частными, так и государственными (коррупция) и/или средствами массовой информации] просто обязаны осознавать последствия реализации своих идей.

Важную роль в научном знании играет терминология, которая позволяет вести предметные дискуссии, а не заниматься словоблудием. „Если имена исправны, существует порядок. Если в имянарекании допускается путаница, возникает беспорядок\смута. Путаница эта причиняется излишне изысканными объяснениями. Такие объяснения стирают грань между приемлемым и неприемлемым, правильными и ошибочным, истинным или ложным”[46 - Анналы Лю Бувэя, кН. 16, гл.8]. Для этого приведём два примера.

Так называемая политическая корректность не имеет никакого отношения к предмету исследования и навязывается политическими силами для решения сиюминутных задач, ничего не имеющих с интересами всего общества. Из самого определения термина следует, что этот подход подразумевает теоретическую возможность обидеть оппонента. В научном мире, где господствуют чёткие понятия и правила, дискуссии с подобными целями, как правило, отсутствуют. Отсюда следует, что термин „политкорректность” представляет собой инструмент обмена информацией между лицами с разной культурой и/или различным уровнем понимания проблем и рассчитана на тех участников дискуссии, которые не обладают достаточным уровнем интеллекта, чтобы сосредоточиться на сути вопроса. При настоящем дискурсе – поиске истины – для невежественных личностей равнозначны реакция на простой аргумент, граничащий с оскорблением, и обида на содержательный аргумент. В отдельных случаях желание пощадить самолюбие оппонента означает отказ от критики его идей, планов и поступков, что приводит к совершенно невообразимым результатам.

Аналогичный ход рассуждений можно применить к понятию „толерантность”, которая является способом, позволяющим игнорировать некорректное поведение или агрессию со стороны оппонента. Как политкорректность, так и толерантность подменяют собой такие этические понятия, как вежливость и терпимость. Они рассчитаны на вывод дискуссии за пределы содержательного обсуждения[47 - Типичный пример: официальный переход в ООН от термина «неразвитые страны» или «слаборазвитые» к термину «развивающиеся».], не позволяя обсуждать насущные проблемы, точно и однозначно ставить задачи и публично излагать результаты. Ориентация на общепринятые истины и подмена понятий приводит к частичному или полному отказу от неординарных решений, порождает банальный конформизм и превращает политически ангажированных деятелей науки и искусства в филистёров.

В связи с особенностью знания объективные служители социальной науки[48 - Философы, экономисты, социологи, историки, культурологи, психологи, этнографы и т.д.] осознают свою полную социальную ответственность. По Платону, подобное понимание блага и зла в отношении общества как целого, имеет не только нравственный, но и научный характер. Для того, чтобы такие люди были объективным индикатором состояния и проблем общества в целом[49 - с целью объективного анализа интересов, представления целей и результатов исследований], их мотивация, как и непредвзятых, честных и компетентных судей, должна не зависеть от мирских благ. Как правило, на процесс творчества исследователя влияет его материальное положение и быт, что ограничивает его аналитические возможности. Научные результаты, полученные им под давлением жизненных обстоятельств можно сравнить с показаниями свидетеля, полученные под давлением следствия, или решения судьи, обусловленного мздой или указанием сверху, будут искажены.

Для эффективного служения обществу область познания, как и целый ряд институтов общественного управления, необходимо отделить от некомпетентности охлоса[50 - Dr. Antony P. Mueller, Miss institute, No privacy, no property: The world in 2030 according to the World Economic Forum, December, 15, 2020, https://personalliberty.com/no-privacy-no-property-the-world-in-2030-according-to-the-world-economic-forum/ (https://personalliberty.com/no-privacy-no-property-the-world-in-2030-according-to-the-world-economic-forum/)] и частных интересов привелигерованных слоев и/или членов общества.  Неангажированность социального знания требует установления ряда правил. Во-первых, при всём многообразии различий необходимо отказаться от цензуры в этой области. Сокрытие обстоятельств и фактов является не менее преступным, чем сокрытие болезней. Возникшие проблемы и полученные результаты следует признавать, анализировать и обсуждать. Во-вторых, общество их всегда должно учитывать, что с ростом своих возможностей снимать или смягчать[51 - общество должно обеспечивать равный доступ к образованию и рабочим местам, но никто не волен преодолеть биологическое и профессиональное различие при конкуренции за рабочие места, как бы этого не желали суфражисты], с тем, чтобы гармонизировать социальные отношения. Третьим необходимым условием отказ от традиций[52 - В истории  естественной науки имеется много примеров препятствий, основанных традиции пыталось] и академического филистёрства. Эта задача труднодостижима и является если не необходимым, то желательным требованием сингулярности современной науки.

Поскольку объектом исследования социальных наук является общество, от которого непосредственно зависит исследователь, возникает критическое противоречие. Оно связано с тем, что принципы объективности и непредвзятости исследований требуют независимости этого процесса от социальной среды. В то же время аккумуляция необходимых средств на поддержание социальных исследований в условиях доминирования политических отношений, а также особенности устройства человеческого сообщества в виде грантов и премий явно неэффективна[53 - Типичный пример – лауреаты Нобелевской премии по экономике "за исследование банков и финансовых кризисов".Бен Бернанке, Дуглас Даймонд и Филип Дибвиг фактически развалили глобальный финансовый рынок. Само вручение премии им является насмешкой над здравым смыслом] в силу своей прогрессирующей необъективности и политической ангажированности.

В настоящее время социальная наука не может нарисовать картины грядущего. Это проявляется в том, что не существует конструктивных концепций, которые объясняют природу прошлого и настоящего и могут быть использованы для прогнозирования будущего. Ни „инклюзивный капитализм” Шваба, ни „конец истории” Фукуямы, ни различные варианты виртуального/цифрового государства, ни социалистичская идея не способны дать удовлетворительную модель будущего[54 - Большинство современных концепций реализуют принцип отрицательной обратной связи, стремясь реагировать на отклонения от установившегося порядка]. В современных условиях сложившаяся система академических свобод и финансовая независимость не могут гарантировать свободу и непредвзятосмть научной мысли в общественных науках. Вероятно, это возможно осуществить только на короткий срок и в условиях их полной анонимности.

§3. ЗАКОНЫ ИСТОРИИ

„Природа ничего не делает напрасно и во всех своих проявлениях избирает кратчайший или легчайший путь” (Аристотель)

В истории цивилизации периодически возникают моменты, когда её ранее казавшиеся элементы рушатся за считанные дни и даже часы. Это явление чаще распространено в локальных социально-экономических системах, реже – в глобальных, а иногда – в рамках всей цивилизации. В некоторых случаях даже очередной незначительное политическое[55 - убийство эрцгерцога Франца-Фердинанда] или экономическое[56 - введение алькабалы в Нидерландах или обвал фондовых рынков в САСШ в 1929 г.] событие, появление нестандартно мыслящего лидера[57 - Например, Чингисхана, Кромвеля, Бонапарта, Сталина, Горбачёва и т.д.] или техногенная авария может привести к лавинообразному росту необратимых последствий, к коренным социально-экономическим потрясениям, подводящим систему к катастрофе. Как показывает история, пережив её, общество либо гибнет, либо обретает новое качество и эволюционирует к новому кризису, завершая очередной виток истории.

В рамках информационного пространства, сформировавшегося в самом конце XX века, недостатки и несоответствия традиционной истории многочисленны, а их фрагментарность и детерминизм очевидны. Причина этого явления заключается в традиционном подходе к метаистории, основанном на некритическом или квазикритическом анализе материала, состоящего из пристрастных, политизированных и/или апологетических документов, конкретикой поведения отдельных исторических личностей. Однако, этот метод оказался недостаточным для раскрытия сути явлений и выявления их причинного характера.

Непонимание и даже отрицание динамики исторических процессов превращает классическую историю в инструмент дезинформации и превращает научное знание в его антипод – невежество. Эта научная дисциплина, воспринимаемая как „наука о мнениях” или даже „о фактах”, оказать сопротивление искажению информации не способна. Традиционный путь исторического исследования заключается в определённой последовательности: выдвижении гипотезы, раскопки и поиски документов, выводы и их защита перед оппонентами. Однако, отсутствие формальной логики и наличие философской рефлексии зачастую превращает споры в бесконечные и бесплодные дискуссии. Законы истории можно определить, как общее в развитии и жизни людей, их сообществ и их социальных структур. В этом смысле история отдельного народа или государства представляет собой набор фактов, грань между общим и особенным.

Вследствие политической ангажированности и академического филистёрства, классическая история допускает произвольное препарирование и замалчивание, неоднократное переписывание и интерпретацию различных событий прошлого в интересах настоящего с упором на национальные интересы. При этих обстоятельствах любой научный спор теряет свою объективность, превращаясь в вульгарную перепалку или политизированную цензуру. Вторая часть XX века характеризовалась появлением историков новой волны, осознавших динамическую природу исторического процесса. Пытаясь понять его логику, причинно-следственную связь событий и поступков, они преуспели в реконструкции атмосферы прежних времен, особенно при выявлении мотивации на микроуровне.

Существует только единственная возможность подтвердить правильность гипотезы – доказать свой результат, используя формальную логику. В связи с этим следует признать актуальность мнения Канта о том, что в каждой области исследований столько науки, сколько в ней математики. Его тезис подтверждает появление междисциплинарного направления – синергетики. Её развитие связано с тем, что многие явления самой разной природы описываются одними и теми же уравнениями, происходят согласно одним и тем же механизмам[58 - Капица и др. 2003; Безручко и др. 2005; Хакен 2005]. Вследствие этого нет необходимости изобретать велосипед, а точнее разрабатывать специальный математический аппарат. Мы можем использовать то, что уже сделано другими исследователями. Числа, уравнения и модели при анализе общественного развития и поиске исторических закономерностей играют важную роль. Это показал в своих трудах родоначальник количественной истории Фернан Бродель. В ряде своих книг он задался простыми вопросами о людях прежних времён: сколько их было, что они ели, куда ездили. Его количественный анализ позволил взглянуть на историю в другом свете. Выяснилось, что многие войны были проиграны не из-за бездарности полководцев, а просто потому, что не было денег или ресурсов. Другие грандиозные проекты провалились потому, что для их воплощения просто недоставало ресурсов.

Одна из первых попыток продвинуться в этом направлении была инициирована около сорока лет назад академиком Н. Н. Моисеевым. Он совместно с коллегами и единомышленнками с исторического факультета МГУ и Вычислительного центра АН СССР построил нормативную[59 - Была построена балансовая модель] модель Пелопонесских войн. Она показала истинные причины поражения Афинской Архэ, которые крылись не в политике и военном деле, а экономике. На её основе удалось восстановить множество любопытных исторических деталей[60 - Например, выяснить, сколько вина в среднем ежегодно выпивал раб в эпоху эллинизма]. Вследствие причин конъюнктурного и идеологичекого характера эти результаты были проигнорированы советскими историками. Модель не была понята и принята историческим сообществом, не обратившим внимания на новые возможности, а посчитавшим это покушением на свои профессиональные святыни. Другая работа группы Моисеева была связана с имитационным моделированием Карибского кризиса[61 - Моисеев Н.Н. Математика ставит эксперимент. М.: Наука, 1979. 223 с.] и актуальна по сей день.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом