Вячеслав Козырев "Скажи мне что-нибудь хорошее"

– Задача ясна? – поинтересовался Грибов у притихших подчинённых. – Главный инженер предупредил: завтра, максимум послезавтра, начинаем работать. Чтобы все прониклись, особенно это касается Синичкина.

– Михалыч… – укоризненно посмотрел на него Леонид.

– И не оправдывайся, – отрезал Дмитрий Михайлович. – Лёгкая жизнь закончилась, наступают тяжёлые трудовые будни.

– Да уж понятно, – развёл руками Леонид. – Легко только живот чесать.

– И когда ты только остепенишься, – вздохнул Грибов. – Попробуй опоздать хоть на минутку.

Он уселся за стол и принялся изучать содержимое папки. В принципе всё было ясно, оставалось составить график работ. Не отводя взгляда от бумаг, он похлопал по столу, пытаясь нащупать свою записную книжку. Книжки не было. Грибов нахмурился. Он с минуту сидел неподвижно, пытаясь сообразить, куда же он мог её задевать. Заглянул во все ящики – ничего.

– Послушайте, никто не видал, куда я запрятал свой ежедневник? – поинтересовался он у окружающих и тут же хлопнул себя по лбу: «Внизу забыл. С Ларисой заболтался, папку взял, а книжку нет».

– Отбой. Не ищите, в архиве оставил.

– Давайте я сбегаю, – вскочила с места Марина.

– Не горит, завтра утром сам загляну, – остановил её Грибов и, вспомнив вчерашний разговор, весело ей подмигнул. – К вашей Ларисе.

– Познакомились? – встрепенулся Синичкин.

– Познакомились. Нормальная женщина, по крайней мере, у меня с ней никаких проблем не возникло.

– Хм, – недоверчиво хмыкнул Леонид.

– Кстати, а где Маргарита Николаевна?

– На больничном, – лаконично ответила Вановна, не отрываясь от работы.

– Ясно, – кинул Грибов и взялся за чертежи. Прикидывая, как машина будет смотреться в готовом виде, он машинально пробормотал себе под нос: – Серьёзная штучка.

– Она по жизни такая, с ней лучше не связываться, – подтвердил Синичкин.

– Кто? – с трудом оторвался от бумаг Дмитрий.

– Как кто? Логова.

– Причём здесь она, я про машину.

– А… А я-то думал.

– Кто о чём, – покачал головой Грибов. – Давайте закругляться, скоро домой.

Вечером он вышел на улицу и увидел мелькнувшую впереди светлую вязаную шапочку Ларисы. Она подбежала к подошедшему к ней навстречу высокому молодому человеку, поцеловала его и взяла под руку.

«Симпатичная пара», – отметил про себя Грибов и сразу вспомнил про дочь.

– Уже скоро шесть, а их до сих пор нет, – забеспокоился он. – И не звонят. Не могут на пару часов пораньше выехать, опять на ночь глядя явятся. Сколько можно говорить!

Моментально выбросив из головы все посторонние мысли, он заторопился к жене. Она уже ждала его внизу у входа.

– И где? – вопросительно взглянул он на Тамару.

– Дома.

– Очень хорошо, – облегчённо вздохнул он.

Дети, так Грибовы называли всех своих; и дочь и зятя и внуков, к их приходу успели перевернуть квартиру вверх дном. В прихожей возвышался ворох одежды. Дочь хлопотала на кухне; старшая внучка, высунув от усердия язык, старательно вырезала топ-моделей из нового журнала мод, а малой взобрался на преддиванный столик и, издавая громкое: «Ды-ды-ды», крутил в руках пульт от телевизора, по всей видимости, изображая автомобиль. Увидев бабу с дедом, он «дыдыкнул» ещё пару раз и сообщил: – Я в гости пиехал.

– На недельку, – уточнила Наталья, выходя им навстречу.

СРЕДА

На другое утро, открыв дверь в отдел, Грибов остолбенел: женщины сидели на своих местах; вдобавок раздалось шумное пыхтенье, и мимо него протопал полусонный Синичкин. Лёня рухнул на стул и с облегчением перевёл дух.

– С ума сойти, – удивленно уставился на него Грибов. – Ты часом не приболел?

– Отнюдь, просто выслушав вчера ваше зажигательное выступление, проникся важностью предстоящих перемен и пытаюсь сосредоточиться. Настраиваюсь, так сказать, на выполнение производственных заданий на основе медитации. Жаль, подходящей музыки нет.

Этот ответ поверг Дмитрия Михайловича в ещё большее изумление, но тут дверь распахнулась, и появился Китяев.

– Все на месте? – бодрым голосом спросил он и внимательно оглядел присутствующих. – Синичкин, как дела?

– Отлично! – не моргнув глазом, отрапортовал Леонид. – Вплотную занят творческим процессом.

– Молодец! – И главный стремительно вышел.

– Фи, – скорчила ему вслед презрительную гримасу Марина, – проверять явился.

– Начинают гайки закручивать, – саркастически подхватил Синичкин. – Словно маленькие, ей богу. Каждый раз одно и то же.

– А я-то подумал, у вас совесть проснулась, – покачал головой Грибов. – Ладно, комедианты, я в архив, за ежедневником. Сидите, изображайте бурную деятельность.

– Нам-то что, вот конструкторам, говорят, придётся в две смены пахать.

Дмитрий подошёл к лифту, нажал кнопку вызова, но, войдя внутрь, слегка задумался, затем хитро прищурился и выскочил на следующем этаже. Он завернул в буфет, купил шоколадку и весело посвистывая, направился вниз, однако на полпути, в курилке между этажами, натолкнулся на Ларису, одиноко сидящую на диванчике.

– А курить вредно! – назидательно изрёк он, присаживаясь рядом. – И как с вами муж целуется?

– Как с пепельницей.

– Будь я на его месте, по одному месту бы нашлёпал.

– Увы, – рассмеялась она, – вы не мой муж, и потом, это не поможет.

– Очень жаль, – заметил Дмитрий Михайлович и протянул ей шоколадку. – Пожалуйста, вместо сигарет.

– Спасибо. Хотя, честно говоря, я не люблю сладкое, – призналась Лариса, но, увидев, что на его лице появилось растерянное выражение, поспешно добавила. – Но иногда хочется. Кстати, я не поблагодарила вас за вчерашнее.

– А, ерунда, просто не могу видеть грустную женщину. В жизни и так полно всяких проблем: работа, дети, бесконечные домашние заботы. Должен быть и праздник, и желательно не только на восьмое марта, а уж день рождения – это святое.

Она внимательно посмотрела на него и серьёзно спросила:

– А вы помните, когда у вашей жены день рождения?

– Естественно. По-моему, муж – это тот человек, который собирался любить всю жизнь, заботиться, носить на руках, подавать кофе в постель и каждый день повторять, что жена – самая красивая и самая любимая. А иначе какой смысл жениться? Готов поспорить, ваш муж в ЗАГСе именно это обещал. Кстати, я вас вчера вместе видел: вы шли под ручку и улыбались.

– С Олегом? Мы всегда вместе ходим, и, между прочим, завтра вечером идём в кафе отмечать мой день рождения.

– Вот видите. Вчера он, наверняка, заработался и забыл.

Он хотел ещё что-то добавить, но сверху раздались тяжёлые шаги, появился Китяев и вопросительно уставился на них.

Сам не зная почему, Дмитрий вскочил и, словно напроказничавший школьник, нарочито радостным, громким голосом воскликнул.

– О, привет! Гуляешь? А я в архив! – И он повернулся к Ларисе. – У вас внизу кто-нибудь ещё есть? А то начальник озадачил – послал ума-разума набираться.

– Идёмте, – кивнула она, погасила сигарету и направилась вниз по лестнице.

– Так что вы хотели? – спросила Лариса, заходя за стойку.

Грибов придал своему лицу задумчивый вид и поднял глаза к потолку.

– Мне, э… – начал он, вспомнил Синичкина и прищёлкнул в воздухе пальцами. – Мне что-нибудь эдакое. Как в сказке. Сказал волшебное слово – и сразу Нобелевка за выдающийся вклад в развитие технической мысли.

– Могу порекомендовать проект под названием «Золушка», – с серьёзным видом ответила она. – Изготовление передвижного механизма из подручного материала.

– Приличной тыквы под руками нет, не сезон, – парировал он, – А вот чертежи Емелиной самоходной печи мне, пожалуй, подойдут.

– К сожалению, патент продали арабам, и теперь они поставляют нам летательный аппарат под названием «Ковёр-самолёт».

– Очень жаль, – не выдержав, рассмеялся он. – А вы слышали, у нас аврал. Новый заказ, и сроки ужасные. Правда, наша работа начнётся дня через два-три, так что могу пока чуток полодырничать.

– Набираетесь сил? – улыбнулась Лариса.

Она болтала с Грибовым, и почему-то у неё было легко на душе. Глаза её блестели, облокотившись о стойку, она слегка наклонилась в его сторону, отчего ворот блузки слегка оттопырился и Грибов непроизвольно увидел открывшуюся перед ним верхнюю часть её груди. Он поспешно отвёл глаза, и тут же, не выдержав, посмотрел снова. Испугавшись, что она заметит его нескромные взгляды, он схватил её за руку, собираясь рассказать, что линия жизни у неё длинная предлинная, а линия счастья ярко выражена, но она дёрнулась, слегка ойкнув от боли.

– Что это у вас? – встревожился Дмитрий. – Никак порезали?

– Пустяки, гвоздь заколачивала и нечаянно по пальцу попала.

– Не понял, с какой стати вы за молоток схватились? А муж где был?

– Он в гараже с машиной занимался, а у меня полка оборвалась. Она давно на одном крючке держалась и, в конце концов, не выдержала. Да вы не думайте, я умею.

– Вижу, вижу. А он где работает?

– На автобазе, слесарем. Пашет как проклятый, домой приходит совершенно измотанный, а денег почти не платят: начальник взъелся. Он давно уйти хочет, да никак не соберётся.

– Будем надеяться всё образуется. А как ваш ребёнок?

– О, он у меня молодец! Такие вопросы задаёт. Почему, например, черепаху черепахой называют? Она же в панцире, значит панциряха.

Грибов смотрел на Ларису и любовался ею. Высокий лоб, прямой, слегка вздёрнутый носик, чувственные, постоянно находящиеся в движении губки, серые глаза. Ему было уютно и совершенно не хотелось никуда идти. Он чувствовал себя рядом с ней легко и непринуждённо, ему нравилось просто так стоять и болтать ни о чём, и он совершенно забыл, зачем пришёл. Почти целый час они разговаривали обо всём на свете: о погоде, детях, о литературных пристрастиях и домашних делах. У них даже оказались общие знакомые.

– Ух ты, как время-то летит: скоро обед! – мельком взглянув на часы, воскликнул он. – Я вам ещё не надоел?

– Что вы, мне с вами очень интересно, – совершенно искренне сказала она.

– Да? – удивился Грибов

Слов нет, ему стало чертовски приятно, хотя он слегка и сконфузился от такого признания. Вообще-то его хвалили, иногда, дома. Но домашние, привыкнув за столько лет все мало-мальски серьёзные или неприятные вопросы взваливать ему на плечи, постепенно большей частью стали воспринимать его заботу как должное. Подруги жены, втайне завидовавшие Тамаре, скептически сморщив носики, небрежно замечали: «С таким мужем чего не жить: не пьёт, не курит, по квартире не гоняет. Неплохо, но однообразно». Оттого-то Дмитрий Михайлович, выслушав очередное «молодец», обычно шибко не восторгался: подумаешь, сказали и тут же забыли. Поэтому от похвалы посторонней, да к тому же молодой и красивой женщины, он расцвёл. Ведь впервые, как ему показалось, его похвалили просто так, от души. Ему захотелось сделать для неё ещё что-нибудь хорошее и вновь услышать эти лестные для него слова. Поняв это, он смутился окончательно.

– Вы чудесная женщина, – сказал он. – К сожалению, нужно идти: дела, да и в отделе неизвестно чем занимаются.

– Будет время, заходите, – улыбнулась она.

– Обязательно! – кивнул Грибов. – А знаете, что, давайте перейдём на «ты».

– Согласна.

– Дима, – торжественно произнёс он и протянул ей руку.

– Лариса, – ответила она, протянув свою.

– Я знаю, – сказал он, пожимая тёплую ладошку. – Наши дамы рассказывали. Ну, я пошёл, до встречи.

Он вышел из архива и вдруг понял, что она ему нравится.

– Глупости, в моём-то возрасте, – пробормотал он, заскочил в лифт и, нажав нужную кнопку, добавил. – А что говорят о ней всякие Синичкины – несусветный вздор и глупые сплетни.

Лариса, оставшись одна, уселась за стол и открыла верхний ящик.

«Его записная книжка, – спохватилась она. – Забыла отдать. Совсем рассеянная стала».

После обеда директор собрал планёрку. Совещание получилось коротким: шеф обвёл присутствующих тяжёлым взглядом и произнёс: