За всеми хлопотами Мишка всё же слегка опоздал на вчерашнее место. Оля уже была тут.
– Вот всегда мальчишки из «Б» классов разгильдяями считались, даже на свидание опаздывают!
Нарочито капризно оттопырив нижнюю губку, отчитала она его. Тут же звонко и заливисто рассмеялась.
– Не обижайся, Миш! Я и сама только что пришла! Достали все эти их процедуры дурацкие!
– Да я и не обижаюсь. Вот только со свиданием промашка вышла, я на вечер собирался тебя на свидание пригласить.
– А ты пока собирался, я сама себя пригласила и тебя тоже! Или ты против?
– Конечно за!!! Какие возражения могут быть!
Время до обеда пролетело незаметно. Плескались в изумрудных, цвета Олиных глаз волнах. Болтали ни о чём, хохотали ни над чем.
К обеду отправились в сторону Олиного профилактория. По пути договорились встретиться у входа на летнюю танцевальную веранду, в шесть часов вечера.
У санаторных ворот стоял батоно Давид, лукаво улыбаясь в пышные усы.
– О девушке, сынок, тоже можешь не волноваться. С этой минуты распорядок дня для неё тоже не существует. Я обо всём договорился. Отдыхайте, дети, молодость только один раз даётся.
Вечер был чудесным. Музыка, шум волн, накатывающихся на гальку берега, огни танцплощадок, огромные южные звёзды на бархатном небосводе… Вся окружающая обстановка пьянила без вина. В медленном танце Мишкина рука опустилась чуть ниже, чем допускали приличия. Олино тело доверчиво прильнуло к нему. Не требовалось слов, за них говорили сердца, души, тела…
Уже почти в одиннадцать вечера Оля опомнилась. Прошептала, прижавшись к нему, заглядывая прямо в сердце своими волшебными глазами:
– Миша, мне в профилакторий надо. У нас режим. А давай я зайду через ворота, а потом ты меня украдёшь?!
– Я тебя уже украл, забудь обо всём.
Ночь длилась краткий миг. И целую вечность. Они почти непрерывно любили друг друга. Сплетались тела, взвывали в экстазе души, взрывались от наслаждения сердца.
Перед утром забылись на миг. Встав, решили сходить на море. Во дворике на столе был заботливо накрыт лёгкий завтрак.
К морю шли, взявшись за руки, словно боясь расстаться хоть на миг. Окунувшись в волны, Мишка ощутил резкий до боли приступ желания.
Найдя взглядом глаза Оли, всем сердцем ощутил ответный позыв. До домика почти бежали и, вбежав в калитку, стали на ходу срывать друг с друга одежду, лихорадочно целуясь и лаская друг друга…
Уже далеко за полночь, окончательно высушив друг друга до дна, оба заснули на миг. Мишка очнулся от тихого шёпота:
– Миша. Миш.
На кровати сидела нагая Оля. В лунном свете её фантастические глаза отливали каким-то колдовским цветом. Молочно-белая нагота была похожа на белоснежный каррарский мрамор.
– Что, Оленька?
– А почему ты меня каким-то чужим именем называл? То ли Феней, то ли как-то так.
– Фрейя.
– А кто это?
– Была такая богиня у древних викингов. Богиня любви и жизни. С такого же цвета волосами и глазами, как у тебя. А когда она плакала, из глаз её катились золотые слёзы. И ещё она со своими подругами валькириями, уносила павших воинов с поля боя в Валгаллу, рай викингов.
– А я смотрела фильм про викингов. Точно, ты немного похож на них. Такой же дикий. В эти две ночи, во всяком случае.
– Угу. А в Европе в средние века всех рыжих женщин, особенно с зелёными глазами, сжигали на кострах. Их считали ведьмами, причём их потрясающая темпераментность считалась подтверждением их ведьмовства.
Похихикав, вновь отдались страсти. Вскоре уснули.
Под самое утро Мишка проснулся от деликатного покашливания за дверью. Набросив халат, вышел во двор. Под магнолией стоял батоно Давид. Какой-то слегка посеревший.
– Прости, сынок, отрываю я вас от вашего счастья. Машина за тобой приехала. Полковник там из безопасности. Говорит лететь вам надо. За девушку не беспокойся, я посижу, подожду, когда проснётся, всё объясню. До самого её отъезда как за родной дочкой послежу.
– Спасибо, батоно Давид. Только не говори ей ничего. Скажи, что авария на шахте случилась, меня вызвали. А где та шахта, ты не знаешь. Не нужно обнадёживать. Кто знает, как оно будет.
Транспортным бортом перепрыгнул в Ташкент. Оттуда на вертушке МИ-8, в просторечье – «Мишка» – в Курган-Тюбе на базу подскока.
– Хе! Мишка на «Мишке», каламбур, однако, – хмыкнул Мишка, летя над горами Памира.
Командир встретил деловито, приобнял и сказал:
– Раскачиваться некогда, экипируйся, получай всё необходимое, по готовности доложи.
Утром снова в вертушку и уже за Речку. Оторвавшись километров на пятнадцать от точки выброса, командир скучковал вокруг себя ребят.
– Братишки, знаете сами, я никогда в панику не вдаюсь. Но сегодня позвоночник аж мёрзнет. Какую-то жопу чует. Очень прошу, не расслабляйтесь. Задача вроде обычная, в одном из кишлаков несколько духовских командиров на совет собрались. Охрана небольшая, стволов тридцать. Не доверяют они друг другу. Но западло в том, что в пяти километрах ещё два кишлака. И хоть разведка говорит, что они пустые, моя интуиция орёт, что это не так. Если там духи есть, то, начав зачищать основной кишлак, мы уйти не успеваем. Тогда хана. Но работать надо.
Уже подползая к рубежу броска, Мишка был уверен, что сегодня празднует бал пушистый северный зверёк. Так и получилось. Группа попала в классическую огневую засаду. По ним работало с полдюжины миномётов по пристрелянным ориентирам и несколько безоткаток.
Последнее, что он запомнил, – ослепляющая вспышка…
– Голова болит. Сильно. Глаза режет, хоть и закрыты. Первым делом осмотреться. Приоткрыл на миллиметр глаз. Белый потолок. Уже легче. У духов такой цивилизации нет. Открыл оба глаза. Больничная палата. Типичная. Совковая. Совсем хорошо. Значит, парни прорвались и его уволокли. Хотя у нас такого не принято. Но я не в претензии. Поднять руку. Что-то звякнуло и руку держит. Скосил глаз. Наручник. Обычный, ментовский.
Распахнулась дверь. Вошли несколько человек в белых халатах, среди них Батя. Полковник Сорокин, руководитель центра спецопераций.
– Очнулся, махновец? – неласково полюбопытствовал незнакомец в очках с золотой оправой.
– Батя, а какого он хрена? Сними браслеты, я ему его очки в харю вобью.
– Замолчи. Навбивался уже. А вам, товарищ майор, не мешало бы представляться, прежде чем начинать разговор с подследственным.
– Бать. С какого хрена я подследственный?! Где командир? Что с группой? Что это за хрен? И снимите, блядь, с меня эти херовы браслеты!!!
Мишка задёргался на кровати, пристёгнутый к ней наручниками, заколотился головой об изголовье. Внезапно потерял сознание.
Мишка опять очнулся. В палате были двое.
– Товарищ полковник, у него вторая сильная контузия за год. В его голове может происходить всё что угодно. Его необходимо накачать психотропами.
– Чтоб он от твоих психотропов овощем стал? Мне необходимо знать, что случилось с группой. И почему вернулись только двое, и те ни хрена не помнят.
– Бать. Кто двое?
– Ты и Бульбаш.
– Значит, Бульбаш меня выволок?
– Бля. Бульбаш и себя не вытащил бы. Ноги у него перебиты осколками. А вот у тебя кроме пары царапин и контузии нет ничего. И это ты Бульбаша приволок к вертолёту. И это ты, когда прилетели в Курган-Тюбе, накинулся на полковника госбезопасности и чуть глотку ему не перегрыз. Вовремя вырубился. И неделю без сознания лежал под глюкозой. Может, объяснишь, что это было???
– Бать. Я только взрыв помню. Очухался уже здесь в браслетах. Я думал, меня ребята приволокли.
Месяц велось следствие. Пришло к выводу, что нападение на полковника было совершено в бессознательном состоянии. Все остальные нестыковки закрыли грифом совершенной секретности. Дивера со съехавшей кукушкой на волю выпускать никто не собирался. Так и сгинул бы где-нибудь на урановых шахтах или в качестве учебного материала для молодых волкодавов ГРУ. Но Батя нажал на какие-то свои рычаги. Мишке зачитали приговор трибунала. За нападение на вышестоящего начальника его приговорили к лишению всех наград и званий. Одели в поношенную песчанку, сунули в руки воинское требование на билет и выпнули из изолятора КГБ.
Перед отъездом Мишка решил навестить Бульбаша. Батя на прощание объяснил, как его найти.
Сестра проводила Мишку до палаты, тот вошёл. Увидел друга, стоящего на костылях, кинулся обнять его. Тот шарахнулся от Мишки, не удержался на костылях, упал. Мишка опешил.
– Вась, что это ты от меня, как чёрт от ладана шарахаешься? Я пока ишшо не привидение!
Бульбаш с трудом сгруппировался, поднялся, опираясь на костыли.
– Неожиданно просто, – буркнул он. – Пошли в сад, там посидим. Душно здесь.
Нашли в дальнем уголке сада укромный уголок, закурили.
– Мишань, прежде чем разговор вести, пообещай мне одну вещь.
– Какую?
– Не ищи меня больше никогда, ладно? Забудь, что был такой на свете. Ты знаешь, Миш, я никогда ничего не боялся. А теперь я крови боюсь.
«Вот это переклинило братуху, штатный спец по допросам начал крови бояться… делааа», – подумал Мишка.
– А больше всего я тебя боюсь. Я в монастырь пойду после госпиталя. Страшно мне очень. Спасибо тебе, что вынес меня, но честно, лучше бы ты меня там оставил.
– Братишк, а членораздельно говорить можешь?
И Бульбаш стал рассказывать, прикуривая сигареты одну о другую, дрожащими пальцами:
– Я в самом начале обстрела в какую-то ямку свалился, поэтому меня и контузило не очень сильно и осколками только ноги посекло. Я сразу сознание от болевого шока потерял, поэтому самое начало, как ты меня из-под обстрела вытаскивал, не видел.
Очнулся я, когда ты меня уже километров десять проволок, от духов отбиваясь. Весь БК ты уже сжёг, и свой, и мой. Ну вот, ты меня под камешек привалил, ноги тренчиками перетянул, промедола мне вколол. Потом броняху скинул, китель. Взял свой и мой НРы и по пояс голый к духам рванул. С двумя ножами. Миш, это очень страшно было. Их харь двадцать было, из автоматов в тебя садят, а для тебя это что дождик. Дорвался ты до них, ревёшь как зверь, всё бабу какую-то звал. Френу какую-то. Режешь их, что поросей, ножи обломал видно, руками рвать начал. И ревёшь всё. Ты головы им отрывал, Миш!!! Потом вернулся, через плечо меня перекинул как барана. Это мои-то почти полтораста кило! Пробежишь, остановишься и снова орёшь, аж горы трясутся, всё бабу свою звал. Миш, честно, если бы я мог, я лучше бы к духам уполз. До вертушки добежал, бросил меня на борт, сам в угол забился и застыл. На базу когда прилетели, ты к полкану, что нас провожал, рванул. Амбец, думаю полкану, я аж глаза закрыл. Не успел ты, глотку ему помял сильно, а вырвать не смог, вырубился. Миш, мне до конца дней теперь сны снится будут, как ты головы отрываешь, а оттуда фонтан крови, а ты орёшь! Я, Миш, ГэБэшникам рассказывать не стал. На пару в дурку бы законопатили…
Четыре года протаскался Мишка по тайге, стараясь быть подальше от людей, опасаясь возврата сумасшествия, но ничего не происходило. Вернулся на родину и однажды случайно встретил Ольгу. Та шла с мужем, а между ними, держась за их руки, скакал очаровательный карапуз, лет трёх…
– Счастья тебе, Фрейя! – прошептал он.
Сын Фрейи
Закончилась смена. Михаил ополоснулся в душевой, переоделся и направился к выходу из цеха. В дверях его перехватил сменный мастер Петрович.
– Михаил, ты домой сейчас?
– Ну да.
– Пройдёмся вместе, нам по пути. Разговор у меня есть к тебе.
Вышли, не торопясь прошли по заводскому двору, прошли через проходную.
– Миш, ты ведь бизнесом вроде занимался?
