Они уже прошагали больше пол-пути, когда Лиса, остановившись на ровном месте, упёрла рук и в боки и сказал марионетке:
– Ты хочешь удвоить свои золотые монеты?
– То есть? Как это?
– Ты хочешь, чтобы из пяти убогих золотых цехинов вдруг сделалосьсначала десять, потом сто, тысяча, две тысячи?
– Ещё бы не хотеть! А как?
– Это очень просто! Вместо того, чтобы возвращаться домой, ты должен пойти с нами…
– И куда вы меня ведёте?
– В стране Сипух-Болванию!
Пиноккио немного подумал, а затем решительно сказал: – Нет, я не хочу больше никуда идти! Тут я уже близко к дому, и я хочу идти домой, где меня ждет мой Святой Отец! Бедный старикан, вах-вах-вах, кто знает, как он вздыхал вчера, видя, как я не вернулся домой. К сожалению, я оказался плохим сынком, и Вещун-Сверчок был прав, когда говорил: «Непослушные мальчики ничего не достигают в этом мире!» И я попробовал это на свой счёт, потому что со мной случилось много несчастий, и вчера вечером в доме Пожирателя Огня я столкнулся с великой опасностью и на собственной шкуре чуть не понял, что такое погибель… Бррр! Мне кажется, я снова начинаю дрожать, как только подумаю об этом!
– Итак, – сказала Лиса, – ты в самом деле надумал шлёпать к себе домой? Тогда иди, и тем хуже для тебя…
– Тем хуже для тебя! – прохрипел Кот, – Ты ещё пожалеешь об этом! – Подумай хорошенько, Пиноккио, ты, вижу, готов растоптать своё счастье своими же ногами! -Да, ногами топчешь! – повторил Кот, – Шварк! Шмарк!
– Подумай хорошенько, Пиноккио, потому что ты удачлив! Пойдёшь с нами станешь богат!
– За удачу! – повторил Кот.
– Твои пять цехинов в одночасье превратятся в две тысячи! Раз – и всё! Они твои! Только мешок взять не забудь!
– Две тысячи! – повторил Кот, – Они твои!
– Но как же так получилось, что их стало так много? – спросил Пиноккио, разинув рот от счастливого изумления.
– Я тебе сейчас объясню, буквально на пальцах, чтобы всё было понятно, и всё было разложено для тупых и непонимающих по полочкам… – сказала Лиса, – Ты должен знать, что в стране Сипух-Болвании есть благословенное поле, которое все называют Полем Чудес. Вот! Ты приходишь на это поле, отрываешь в этом поле небольшую яму и кладёшь в неё, скажем, золотой цехин. Затем засыпаешь ямку землей: всё, поливаешь её двумя ведрами Фонтанной воды, бросил на неё попутно горсть соли и вечером со спокойной совестью спокойно ложись спать. Между тем, в течение ночи цехин прорастёт и отцветёт, как оглашенный, а на следующее утро, возвращйся в поле, что ты там находишь? А? Вот то-то и оно! Ты найдёшь красивое, пышное, ветвистое дерево, на котором качается такое количество золотых цехинов, сколько зёрен пшеницы на поле пшеницы в июне!
– Ох, как чудесно! – сказал Пиноккио все более ошеломленный открывшимися перспективами, – Если бы я похоронил в этом кладбище свои пять цехинов, на следующее утро, сколько цехинов я бы нашёл у вас?
– Это очень просто посчитать! – ответила Лиса – это можно посчитать на пальцах одной руки. – каждый цехин принесёт тебе не менее пятисот цехинов прибыли: умножь пятьсот на пять, и на следующее утро найди в кармане две тысячи пятисот блестящих и звонких цехинов.
– О, как замечтательно! – воскликнул Пиноккио, пританцовывая от радости, а потом стал вращаться на одной ноге, – Как только я их соберу, я возьму себе две тысячи, а остальные пятьсот отдам в подарок вам, друзья! Вы заслужили мой подарок!
– Подарок нам? – вскричала Лиса презрительно и обиженно, – Дай-то бог! Вернее, храни тебя бог от такого! Вернее, нас храни бог!
– Ты освободишься от всего! Будешь свободен, как птица! – повторил Кот.
– Мы… – подхватила Лиса, – Мы работаем не ради трусливых, алчных и хищных интересов, как некоторые думают, нет, мы работаем только, чтобы обогатить других! Мы несём людям счастье и радость!
– Упаси бог! – вторил Кот, – Вернее, бог в помощь!
– Какие хорошие люди! – подумал про себя Пиноккио и, забыв о своём Святом Отце, о новой куртке, о Букваре и обо всех добрых делах, сказал Лисе и Коту:
– А ну, пошли скорей! Я иду с вами!
XIII
Таверна «Варёный Рак»
Они шли, шли, шли, и конце концов поздней ночью, усталые, как черти, доплелись до таверны «Варёный Рак».
– Давайте остановимся здесь ненадолго! – предложила Лиса, – Надо чуток заморить червячка и храпануть парочку часиков. В полночь мы снова отправимся в путь, чтобы завтра, на рассвете, быть на Поле Чудес.
Войдя в таверну, они втроём уселись за стол, но ни у кого из них не было аппетита.
Бедный Кот, чувствуя себя сильно нездоровым, маялся желудком, и не смог съесть ничего, кроме тридцати пяти огромных кефалей с томатным соусом и четырёх отменных порций свиной требухи с пармезаном, и потому, что требуха не казалась ему достаточно приправленной и пикантной, он трижды выкликивал слугу, чтобы принесли ему ещё порцию масла и тёртого сыру!
Лиса охотно закинула бы в брюхо что-нибудь и сама, но поскольку врач наказал ей блюсти строгую диету, ей пришлось довольствоваться всего лишь простым молоденьким, сладким, чрезвычайно нежным и отменно прожаренным зайчишкой, с очень лёгким, летящим гарниром из фантастически откормленных цыпляток и юных петушков-первоцветов.
Закусоном к зайцу послужило дымящееся рагу из куропаток, тетёрок, кроликов, лягушек, ящериц и винограда paradisa, на третье был подан паштет из соловьиных языков, а так есть ей не хотелось совершенно.
По её словам, её так тошнило от еды, что она даже не могла ничего поднести ко рту.
Тот, кто ел меньше всего, оказался Пиноккио. Он попросил дольку грецкого ореха и кусочек хлебца, да и то оставил всё в тарелке, и ни к чему толком не прикоснулся. Бедный сын, в мечтах уже предвкушавший Поле Чудес, был уже заранее сыт золотыми монетами.
Когда они поужинали, Лиса сказала трактирщику::
– Дайте нам две хорошие комнаты, одну для мистера Пиноккио, другую для меня и моего спутника. Прежде чем мы снова отправимся в путь, мы вздремнём. Помните, однако, что в полночь нас нужно поднять ото сна, чтобы нам продолжить путь.
– Да, сэр! – ответил трактирщик и подмигнул Лисе и Коту, как бы говоря: «Ладненько! Уж как я понял вас, никому не понять!»
Как только Пиноккио залез в постель, он вдруг заснул, и ему приснился сон. Ему снилось, что он вдруг оказаться один посреди поля, и на этом поле было полно деревьев, увешанных гроздьями золотых цехинов, которые, покачиваясь под ветром, звенели: «Дзин-нь! Дзин-нь! Дзин-нь!», словно говорили: «Кто хочет нас, придите за нами!». Но когда Пиноккио уже был под самым красивом, большим деревом, когда он протянул руку, чтобы схватить горстью все эти прекрасные монеты и начать рассовывать их в карманы, он обнаружил, что внезапно проснулся от трёх жутких ударов в дверь спальни.
Это явился трактирщик, который пришёл сказать, что полночь на носу.
– А мои товарищи готовы? – спросила его марионетка. На большее фантазии у Пиноккио не хватило.
– Ничего себе, готовы! Они уехали без малого два часа назад! Ищи ветра в поле!
– Что за спешка? Чего это они так?
– А Коту вдруг стало ясно, припомнилось ему, что его старшенький сынок-котишка отморозил ножки и ему грозит опасность!
– А за ужин заплатили?
– Да что вы говорите такое? Как эти добрые люди могут быть так бестактны, чтобы оскорбить этим ваше сиятельство.
– Жаль! Это оскорбление было бы мне приятнее всего! – сказал Пиноккио, почесывая затылок. Затем спросил:
– А мои верные друзья сказали, где я могу их найти?
– На Поле Чудес, утром, в самый разгар дня!
Пиноккио заплатил цехин за свой ужин и за ужины своих товарищей, а затем тоже выскочил из трактира. Кругом была такая темень, что Пиноккио пришлось пробираться вперёд почти на ощупь. Стояла такая тишина, какой не бывает даже на забытом кладбище. Ни один лист на деревьях не шевелился, только несколько ночных птиц, переходя дорогу от изгороди к изгороди, хлопали крыльями перед самым носом Пиноккио, который, шарахался от них в страхе, и кричал: «Эй! Кто это там?» – и эхо окрестных холмов отзывалось вдалеке: «Кто там? Кто там? Кто там?»
Между тем, когда он шёл, он увидел на большом пне маленькое животное, которое светилось бледным тусклым светом, как ночная лампа в прозрачном фарфоровом абажуре.
– Кто ты? – спросил Пиноккио, стараясь походить на судью, который выносил только смертные приговоры.
– Я тень Сверчка-Говорчка! – ответил зверек тусклым-претусклым голоском, который, казалось, едва пробивался с того света. – Чего ты от меня хочешь? – спросила марионетка, – В себя снова поверил?
– Я хочу дать тебе совет, Пиноккио! Вернитесь назад и отнеси эти четыре цехина, которые остались у тебя, куда надо – твоему бедному Санте, который плачет и убивается по тебе, как безумный, рвёт и мечет в печали, что больше тебя не увидит.
– Завтра мой отец станет ленд-лордом, потому что эти четыре цехина завтра превратятся в две тысячи!
– Не доверяй, мой мальчик, тем, кто обещает тебе разбогатеть с утра до вечера. Как правило они либо сумасшедшие, либо мошенники! Послушай меня! Вернись. в Сорренто!
– А я хочу идти дальше!
– Час поздний!…
– Я тебе сказал – хочу идти дальше!
– Ночь тёмная…
– Я хочу идти дальше! Ты, что, глухой? Я тебе прочищу уши!
– Дорога опасна…
– Отстань! Я хочу идти дальше!
– Помни, что ребята, которые хотят сделать всё по-своему, рано или поздно пожалеют об этом!
– Завёл шарманку! Спокойной ночи, Сверчок!
– Спокойной ночи, Пиноккио, и пусть небо хранит тебя от бед, мошенников и убийц!
Едва произнеся эти последние слова, Говорун-Сверчок вдруг погас, как будто над ним выключили лампочку, и дорога стала много темнее, чем прежде.
XIV
Пиноккио, за то, что не прислушался к добрым советам Говорящего Сверчка, натыкается на убийц.
– Действительно… – сказала про себя марионетка, возвращаясь на дорогу, – как мы несчастны, бедные дети нищих родителей! Все ругают нас, все уламывают нас, все дают нам советы. Их калачом не надо заманивать, как они устремляются в твои бабушки-дедушки, и ещё хуже – в говорящие сверчки – и зачем? Давать тебе умные советы и отчитывать тебя за всякую ерунду. Вот так! Почему я не хотел слушать этого гнусного, гнилого Сверчка, и кто знает, сколько несчастий, по его мнению, должно случиться со мной из-за того, что я не намерен его слушать! Я должен встретиться с убийцами! Хорошо, что в убийц я не верю и никогда не верил! Для меня убийцы были придуманы нарочно бабками и дедками, чтобы напугать храбрых парней, которые хотят идти в дальний путь на ночь глядя. Что делать? Я ещё не натерпелся и наверняка не натерплюсь от разбойников и убийц, но уже натерпелся от разглагольствований Говорящего Сверчка. И потом, если я даже встречу их здесь, на дороге, они, что, может быть, зададут мне трепака? Они, что думают, думают, что испугают меня? Чёрта с два и тридцать три чертёнка! Даже не сомневайтесь, случись такое, я бы пошёл прямо на них, крича им в морды: «Господа убийцы, чего вам от меня нужно? А ну пшли прочь, чёртовы копыта!» Они знают, что со мной шутки плохи! Сразу спрячут морды в ступе, за своими делишками и заткнутся! Я люблю серьёзный разговор! При таком серьёзном разговоре эти бедные убийцы, как мне кажется, убежали бы, опережая собственный визг! Ну, а если бы они были настолько храбрые, расхрабрые наглецы, и не поддались бы, что не захотели убегать, то тогда я бы сам сбежал, и таким образом покончил бы с этой историей…
Но Пиноккио не дали закончить его героических рассуждений, потому что в этот момент ему показалось, что кто-то шаркает у него за спиной и он слышит позади себя лёгкий шорох листьев.
Он обернулся и увидел в темноте две жуткие, корявые фигуры, обе в чёрных мешках из-под угля. Они, словно два призрака, неслышно прыгали за ним следом на цыпочках, чтобы он не расслышал их раньше времени, -Вот те раз! Вот тебе и грабители пожаловали! А за ними убийцы подтянутся! – сказал он себе, почесав голову, и, не зная, где спрятать четыре золотых, спрятал их себе в рот, точнее говоря – забросил под язык.
Затем он попытался убежать. Но не успел сделать и первого шага, как его схватили и скрутили, и он услышал два ужасных, гнусавых голоса, которые сказали ему:
– Кошелёк, или жизнь!
Пиноккио не мог ответить на этот вопрос словами из-за монет, которые у него были во рту, он стал делать какое-то знаки, строить рожи, сотворил тысячу жестов руками и ногами, потом принялся за пантомимы, чтобы дать понять тем двум замаскированным убийцам, чьи глаза были видны только сквозь прорези в мешках, что он всего лишь бедная, несчастная марионетка, и что у него не было в кармане не водится и ломаного гроша.
– Ладно! Давай без разговоров! Деньги на бочку! – угрожающе зарычали разбойники.
И марионетка сделала головой и руками истошный знак, как бы говоря: «У меня их, простите, нет!» -Деньги на бочку, если жизнь дорога! – потребовал самый высокий убийца, – А ну, прощайся с жизнью! – поддакнул другой.
– Давай деньги, говорю, или ты труп!
– Вываливай бабло или умрёшь! – повторил другой.
– А после того, как я убью тебя, мы пойдём и убьём твоего отца!
– Твоего отца тоже кокнем!
– Нет, нет, нет! Мой бедный Санта! Нет! – завопил Пиноккио с отчаянным подвизгом, но при таком крике у него во рту мелодично зазвенело.
– Ах, негодяй! Значит, деньги ты спрятал за щекой! Под языком? Выплюнь, говорю тебе! Выплюнь их прямо сейчас! Ты подавишься!
И Деревянная Кукла тяжко вздохнула.
– Ах! Ты глухой? Ничего не слышишь? Погоди-ка немного, ручаюсь головой, что мы научим тебя плеваться золотыми!
Один из них схватил марионетку за острый нос, а другой взял за шиворот, и, громко вопя, они стали его в разные стороны, чтобы заставить пошире раскрыть рот, но у них ничего не вышло. Рот марионетки, казалось, забили гвоздями или заклеили навсегда.
Тогда самый маленький убийца, ростом с жирного кота вынул нож и попытался вставить его в виде рычага и зубила между губами Пиноккио, но Пиноккио, как молния, укусил его и зажал ему руку зубами, а потом и откусил напрочь. Откусил и выплюнул, а как выплюнул, то представьте его крайнее изумление, когда он увидел, что выплюнул откушенную кошачью лапу. Воодушевленный своей первой победой, он силой освободился от когтей убийц и, перепрыгнув через изгородь дороги, что было духу припустил по полям. И убийцы помчались за ним, как две собаки за зайцем, а тот, кто потерял лапу, неизвестно как гнался за ним на одной ноге. Наверно, он и сам не понимал, как у него это получалось..
После пятнадцатикилометровой пробежки бежать Пиноккио больше не мог. Потеряв всякое соображение от ужаса, он, как белка, в одно мгновение вскарабкался на ствол высоченной сосны и сел на вершине, поглядывая вниз. Убийцы тоже попытались взобраться наверх, но, добравшись до середины ствола, поскользнулись и, свалившись на землю и ободрав все руки и ноги в кровь, стали драться и обвинять друг друга.
– Лох! – кричал одна фигура, размахивая руками..
– Простофиля! – кричала другая.
– Упустил! -Не догнал!
Не то, что бы они были побеждены, совсем нет, они не сдавались. Шустро набрав связку сухих дров и хвороста под сосну, они подожгли её. В мгновение ока сосна вспыхнула и запылала, как свеча, сотрясаемая ветром. Пиноккио, видя, что пламя поднимается всё выше и выше, и не желая себе окончить свой век жареным голубем, выдал потрясающий прыжок с вершины дерева, и пошёл снова петлять через поля, луга и виноградники. А убийцы бежали позади него, всегда позади, и странное дело, они никогда не уставали.
Конец ознакомительного фрагмента.
