Мы сначала радовались папе. И бабушкам. И новым автоматам. А потом… потом мы с братом заскучали по маме. И по сестрёнке. Но говорить об этом нельзя, чтобы не огорчать папу, поэтому нам казалось, что мы скучаем по игрушкам. Брат скучал по своему фиолетовому котёнку. А я по синему ящику, набитому запчастями к воображаемым вертолётам и быстроходным лодкам.
Каждый раз, когда мама звонила нам, мы говорили, что хотим жить с батей. И требовали, чтобы мама выслала нам котёнка и лего.
Ничего другого мы не хотели. Но мама, почему-то, огорчалась, прекращала разговор. И ящик не высылала.
Потому что ящик остался в Москве. А мама с сестрёнкой жила теперь там, где живут бабушка с дедушкой.
И вот однажды под новый год мы получили большую-пребольшую коробку. Там были скучные рубашки, книжки с пожелтевшими страницами (потом оказалось, что в них удивительно интересные истории), и тот самый долгожданный ящик.
Фиолетового котёнка брат сказал ему не высылать. Это в пять лет котёнок дорог мальчишке. А в восемь тот, кто побеждает на областных соревнованиях по карате, вполне может оставить мягкую игрушке в подарок младшей сестрёнке.
Мы с братом открыли ящик. Смотрим на своё богатство. То самое, которое три года назад мы так мечтали получить.
Роемся в синем ящике. Ищем какие-то детали. Сами не знаем, что особенного надеемся найти. Ведь и папа покупает нам лего. На праздники. И просто так.
Мы смеемся, вспоминая, как строили звездолёт на той огромной серой лего-платформе. Узнаём лего-человечков, которыми воевали друг с другом.
Радуемся, найдя среди деталей 4 шоколадные конфеты, мячики-попрыгунчики и даже настоящие монетки.
– 23 рубля! Давай купим мороженое?!
– На два не хватит.
– Тогда печенье?
– Ага, в шоколаде!
Но даже перебрав весь ящик, мы не обнаружили чего-то важного. Того, что когда-то осталось в Москве. В день, когда мы уехали от мамы навсегда.
Растрёпыш
– Ненавижу Растрёпыша, убери его! – плачет дочь, – Если он украдёт мой пластилин, я его убью!
На полу коробки. В этой – с рваным боком – палитра, пластиковая баночка от сметаны, чумазая непроливайка. На соседней – битком набитой бумагами – плюшевый заяц. На упрямо торчащих вверх ушах напялены черные шорты от школьной спортивной формы.
Это и есть Растрёпыш. Он крадёт вещи, которые валяются. Напяливает на себя или загребает под себя, забираясь всё выше, как царь горы.
Куча постепенно растёт, словно тесто на дрожжах. Растрёпыш может занять всё пространство.
Сначала мама не хотела играть в эту игру. Дочь недавно аккуратно разложила всю одежду. И если не обращать внимание на остальное, то порядка за эту неделю стало чуть больше.
Вчера, когда дочь плакала, уговаривая убрать Растрёпыша, мама предложила ей завести своего, который будет воровать разбросанные вещи у мамы. И Лада успокоилась.
Но как оказалось, страшная игра. Пришло утро, и снова из-за неё слёзы. Хотя за ночь Растрёпыш ничего не украл. Но если посмотреть предельно честно, то он мог сразу стать огромным, на полкомнаты.
Они живут в квартире с родителями. Из 4-х – 2 комнаты занимали бабушка и дед, а две – они с Ладой.
И вот жизнь им устроила тренировочную историю. К ним внезапно переехал племянник. И Лада переехала к маме в комнату. Маме пришлось учиться жить с кем-то вдвоём на небольшой территории. С кем-то очень разговорчивым. Как радио. Мама шутит, что Ладу надо отдать на курсы радиоведущих.
Вместе с Ладой переехали многочисленные пластилиновые человечки в 5 коробках и на 3-х досках для лепки. Одна из которых размера А3, как большой поднос.
Припёрлась огромная коробка с цветными карандашами – пластиковая квадратная крышка от торта. Которая шумно падает со стола от неосторожного движения локтем, выплёвывая из себя на пол карандаши, ножницы, ватные палочки. Карандаши разбегаются по закоулкам.
И ещё к маме в комнату переехала ватага из 15 кукол, стопятьцот мягких игрушек, десяток колготок, маечек и прочего-прочего-прочего, что бывает у каждой «я – не маленькая!» девочки.
И всё остальное добро, что бывает у девочки, которая хранит каждый рисунок, постоянно делает подарки из пластилина и любит мастерить по десятку корабликов из бумаги.
Но это ещё полбеды. Весь караван-сарай переехал в комнату к маме, которая не выкидывает заметки и записи, потому что они могут пригодиться для написания нового романа.
К маме, у которой половину огромного стола-книжки занимают коробки и коробочки с набросками, проектами календарей и открыток. А ещё часть территории – баночки с блёстками, бисером, обрезками плотной разноцветной бумаги… В общем, маме и самой тесно. Она иногда даже главной селёдкой в бочке себя не чувствует.
Под столом живут коробки с судебными бумагами, тиражом первого романа. А ещё сумка-холодильник, как символ мечты об автопутешествиях. И плетёный комодик с карточками и фишками для трансформационных игр, упаковочными пакетами для книг и открыток.
Мама и дочь месяц пытались ужиться. Мама сбегала поработать в кухню, когда там никого не было. Просила играть только на коврике, чтобы легче было собирать игрушки. Как-то наладили хрупкое равновесие. И тут явился этот. Растрёпыш.
Игра в Растрёпыша посягала на всё привычное в этой жизни.
– Дедушка с бабушкой тоже не прибираются, – кричит дочь, глотая слёзы.
– И ты… порядок – это скучно, – упрямо топает ногой, – разве ты не счастлива? Разве ты жила в порядке?
Нехилые такие заявочки для восьмилетнего ребёнка.
– И может быть, жаль, что не жила, – по-настоящему отвечает мама. Не отшучивается. Не прикрывается никакими щитами полуправд, – может быть, тогда у нас была бы отдельная своя квартира. И машина. И работа хорошая и больше денег. Я хочу, чтобы ты жила лучше.
– Я всегда жила в бардаке! Ненавижу порядок. Ненавижу учиться, – дочь глотает слёзы, стоя посреди комнаты в школьной форме.
– Это очень жаль. Давай поговорим об этом после школы, – ещё раз просит мама.
– Я не пойду в школу.
– Не ходи.
И тихо уже в воздух:
– Что вы все на меня орёте? Ты кричишь, Ратмир с Ратибором кричат.
Мама ложится на диван, накрывается с головой одеялом.
Дочь ошарашена:
– Это разное.
Её братья живут в другом городе. Они не хотят разговаривать с мамой. А в этом году даже отправили обратно посылку с новогодним подарком.
– Вы все на меня кричите, – грустно повторяет мама.
Мама не плачет. Кажется, она просто устала. От этого всего. Она просто лежит под одеялом. И ей всё равно. Всё равно, пойдёт ли дочь в школу. Не в принципе, а вот сейчас всё равно. В эту минуту.
Потому что игра получилась по-настоящему. Она сковырнула какие-то глубинные пласты и докопалась до ядра. До самого ядра проблем. Игра отбирает привычные основы. Пугает последствиями.
– Я привыкла к бардаку, – упрямо повторяет дочь.
– Ну хорошо, тогда надень туфли, которые ты носила в 5 лет и ходи в них, ты ведь к ним привыкла, – мама злится, – или возвращайся в садик.
– Я к нему не привыкла! Это разное! – дочь снова заливается слезами. Растрёпыш меняет всю жизнь.
Лада уже стоит в прихожей, надела огромный рюкзак с единорогом и старую курточку. Новые туфли. Про них мама говорит: «Я бы и себе такие купила». Туфли стоят больше 3 тысяч рублей, кожа натуральная и внутри, и снаружи. Бабушка, узнав цену неодобрительно качала головой. Свои дорогие мама носит 3-й год. Они уже обтрепались, выглядят некрасиво. Но мама их любит и говорит, что очень удобные. Другие дешёвые не хочет, а на хорошие новые деньги ещё надо заработать.
– Милая моя, – мама вытирает слезинку с подбородка дочери, – к бардаку всегда можно вернуться. Ты ведь не пробовала жить в порядке.
– Пробовала. Складывать вещи по местам – скучно и долго.
– Зато удобно, когда видно, где всё лежит.
