–Ей не нужно,– шутливо-строго произнес Демид,– я ее бабушке обещал что верну в целостности и сохранности принцессу…
Светка лишь хмыкнула, пригубив светящуюся рубиновым на фоне света от костра жидкость.
А я поежилась.
Мгновение- и он сел рядом, приобнял за плечи.
–Замерзла, Русалочка?-его горячее дыхание, смешанное с хмельными парами, обожгло щеку и ушную раковину.
Взял обе мои руки в плен своих больших ладоней. Растер.
–Ты как? Какая-то вся закрытая, скучающая…
–Нет, всё нормально,– улыбаюсь я искренне.
Его запах обволакивает и, правда, согревает. И мне, конечно, лестно, что такой, как Демид, со мной. Со мной же?
–Давай-ка отойдем, красавица,– чувствую, как слегка сжимается его рука на моей талии.
Оставляем ребят, которые, за энтузиазмом своих песнопений даже и не заметили, как мы удалились за соседний хребет дюны.
Стоило нам только скрыться от посторонних глаз, Демид резко прижимает меня к себе, от чего дыхание спирает.
–Русалочка,– шепчет он и находит мои губы.
Я дрожу, но не отстраняюсь. Потому что мне самой хочется. Любопытно. Интересно.
Я думала о том нашем несостоявшемся поцелуе. И дала себе слово, что впредь буду посмелее. Даже если придется преодолевать себя. Потому что пришло время взрослеть, а не жить иллюзиями несбыточного из книг.
Он сначала просто нежно касается моих губ, а когда чувствует, что сопротивления нет, протискивается языком внутрь. Его дыхание хмельное и горячее. Это так странно- вот так целовать другого человека, чувствовать вкус его слюны, утопать в его запахе.
Демид вжимает меня в себя. Я ощущая исходящий от его тела жар, а еще- то, как его руки скользят по моей фигуре через свитер и джинсы. Он сжимает мои ягодицы собственнически, опоясывает талию. Его вторая рука просачивается под одежду и находит бюстгальтер. Большая шершавая рука касается теплой кожи полушарий- там, где никто никогда не касался. Я сжимаюсь, дергаюсь и невольно охаю на выдохе. Вот она, запретная черта, за которой настоящая жизнь, а не книги. Вот она, взрослая Аврора…
–Ты очень красивая, Русалочка…– шепчет он мне в губы,– башку рядом с тобой сорвало…
Я делаю шаг к нему, но мне все еще сильно страшно. Мы набрали скорость слишком быстро. Я начинаю немного паниковать, потому что его напор пугает. Черей край в нем мужской силы, которая может сломать, навредить… Это какой-то подсознательный страх, интуитивный. Как когда нужно зайти в лифт с подозрительным незнакомцем, а в подъезде нет света.
–Демид,– пищу, пытаясь немного отстраниться.
И он отступает. Глубоко дышит, прижавшись лбом к моей щеке, несколько ослабляет хватку.
–Нам завтра в поход.– шепчет, нежно целуя в щеку,– я перед походом обычно ухожу в загул, потому что в море тяжело без женщин. Но ты… Как тебя встретил, никого не хочу и ничего. Только с тобой…– заглядывает в мои глаза, гладит по волосам.
–Аврора, дождешься меня?-это даже не вопрос, это звучит как констатация факта.
Я лишь киваю, потому что в горле ком волнения. Ловлю каждый его вздох, каждый слог.
–А писать будешь?
–Буду… Куда только, скажи, пожалуйста, адрес…– хрипло и нелепо, а он снова гортанно смеется.
–Ага, с голубями будешь присылать…-снова гладит по лицу,– на мыло, куда же еще…
–А интернет разве там у вас есть?
–Я организую, об этом не волнуйся… Ради твоих писем не проблема…
Глава 7
Для любого жителя наши краев гавань-особое место. Место силы. Место начала и конца в самом правильном смысле этих слов. Семьи моряков провожают и встречают заход и отход кораблей именно там. Как говорила моя бабушка, гудок корабля, который слышит без преувеличения весь город, для каждой женщины звучит по-своему… Когда ты провожаешь или встречаешь своего мужчину, ничто не сравнится с этим звуком по глубине эмоций, которые он будит.
Когда я родилась, дед уже вышел на пенсию, так что встречать и провожать мне было некого. Какое-то время, правда, мы играли с мамой в такую игру- ходили к пирсу и представляли, что приходит мой отец. Вернее, в нее играла я, а мама меня поддерживала. Много позже у нас в городе появится памятник жене моряка- красивая фигура девушки, держащей в руках ребенка и смотрящей на море. Бабушка с гордостью сразу заключила, что он был списан с нас с мамой- больно красивая она была, хоть и несчастливая… Опять же, ее слова. Я же в один прекрасный день, когда в очередной раз услышала бабулины причитания относительно непутевости моего отца, перестала его ждать. Засунула глубоко подальше в сердце свои наивные мечтания. И утешала себя мыслью о том, что настанет день, когда буду ждать вот так на пирсе мужа. Или провожать его- с гордостью и тоской, слившимися воедино в сильнейшее чувство…
Демида мы тоже пошли провожать на пирс. Я и Светка. Она сама вызвалась, ну а я и рада была. Все-таки в компании приятнее и легче как-то. Все эти эмоции для меня были пока очень уж чужды, непонятны, неизведаны… Присутствие рядом, по правую руку, уверенной в себе подруги успокаивало…
–Хорош, конечно, этот твой Демид, хоть и моряк…– хмыкнула она, когда корабль уже успел поднять якорь.
–А что плохого в том, что моряк?
–Ну а что хорошего?– снова кривая усмешка,– что хорошего в моряках-то? Зарплаты копеечные, дома их вечно нет, кто там у них- на других берегах-то, какие болячки тебе привезут из походов вместе с французскими духами и тефлоновыми сковородками в подарок…
Я сейчас точно знала, что говорит это, конечно, не она, а ее мать. Вот уж точно кто ждал десятки моряков на своем берегу вдали от семей и домашних очагов…
– Со стороны жизнь военных моряков кажется сказкой, и жёны их прекрасные елены все, а на деле… Трудно уходить в походы на девять месяцев и полностью доверять партнёру. Короче, дурочка ты, Аврорка, что связалась с этим каплеем (Прим.– военно-морской жаргонизм, «капитан-лейтенант»), но… Для первого раза сгодится… Неплохой такой экземплярчик…
– В смысле для первого раза?– опять спросила у нее я.
– Ну, первый мужчина, все дела. Офицер, тужурочки, погончики, звездочки, вкус французской булки… Что еще надо для красивых воспоминаний? А потом, как поумнеешь и подрастешь, присмотрись к таким, как Лёша из ДК- вот у кого и бабки, и влияние, и жизнь как у Христа за пазухой.
Я лишь отмахнулась от ее слов. Не хотелось сейчас ни о Лёшах, ни о будущем. Смотрела на море, на то, как удалялся из виду военный корабль- и никак не могла понять, что на душе. Сердце щемило, как от тоски, да вот только не понятно, почему. Мы еще не так прикипели друг к другу с Демидом. А может быть, я путала это чувство со страхом неизвестности? Что будет дальше? Чего он будет ждать от меня по возвращении? Да и когда это возвращение… На мои вопросы точно он отвечать не стал. Сказал, так не принято. Мол, военная тайна. По опыту знала, что поход может длиться и две недели, и девять месяцев… Конечно, через деда всегда будет возможность узнать, но как-то неудобно было в это еще и дедушку вовлекать…
Деда вовлекать не пришлось. Обо всем хлопотала бабуля. От нее я и узнала, что корвет «Резвый» ушел в поход на полтора месяца, что у них на корабле новый капитан – молодой, но очень строгий и принципиальный, поэтому вся команда ходит на цыпочках.
Бабушка, казалось, говорила обо всем этом, словно Демид уже стал частью нашей семьи. Словно бы она уже все решила за нас с ним- и что пара мы идеальная, и что впереди у нас общее светлое будущее. Несколько раз, при ее разговорах с подружками, я даже слышала краем уха, как она про сына Директора Бурсы говорила как о «нашем женихе», а ведь никаких таких заходов не было еще и в помине… Да и как вообще об этом можно было так серьезно говорить? Мы знали друг друга от силы десять дней!
–Ну и что? А ты в курсе вообще, что твой дед влюбился в меня с первого взгляда, когда мы в одном троллейбусе ехали? Подошел ко мне и сказал- хочу на Вас жениться, красавица! И мы поженились через месяц, понятно? И никаких годов совместной жизни, «чтобы присмотреться», как это сейчас у вас модно, когда сначала сожительствуют годами, а потом расходятся, как чужие люди! Тьфу, стыд и аморальщина!
Спорить с ней было бесполезно. Поэтому я просто отпустила ситуацию. Скоро начиналась учеба- и я ушла с головой в чтение и повторение пройденного материала.
С Демидом мы переписывались- и он, правда, отвечал мне регулярно и исправно, как и обещал. Был очень внимательным к моим письмам и ни одно не оставлял без ответа. Иногда сообщения были короткими и односложными. Иногда- пространными… Объяснял это нагрузкой на корабле и обстоятельствами доступа к интернету. Он рассказывал о друзьях-сослуживцах, о том, какие фильмы смотрел, когда не был на дежурстве, как скучал по нормальной жизни на суше, а еще все время спрашивал о том, как у меня дела и чем я занята… И тут я впадала в ступор- потому что как-то непривычно было раскрывать ему свой внутренний мир, да и боялась я это делать. Светка всегда говорила, что я немного малахольная, не от мира сего. А может она и права. Вдруг я расскажу ему про то, о чем думаю, о чем читаю, чем интересуюсь- а он не поймет, засмеет… Очень сложно пускать человека в душу, когда опасаешься, что он может стать слоном в посудной лавке.
И тем не менее, общение у нас удавалось. Демид даже иногда звонил, когда была возможность. И как мне казалось, в разговорах был откровенным. Наша переписка вообще неделю за неделей принимала с его стороны все более настойчиво-пылкий характер. Он просил меня отправлять ему мои фото, спрашивал, думаю ли я о нем перед сном, снится ли он мне, все время напоминал о нашем поцелуе и говорил, что возвращается в мыслях к нему снова и снова… Меня и смущали эти темы, и волновали одновременно. Все это было по-взрослому, пугающе и влекуще. И даже когда он попросил меня прислать ему фоку в белье, я сначала долго сомневалась и краснела, а потом, попытки с десятой, все-таки сфотографировала себя поудачнее в зеркале в ванной и отправила, сильно зажмурив глаза.
Я знала, что он прочитал письмо, но не ответил. Ни через час, ни через три, ни через сутки. И сотни раз проклинала себя за это время, что сделала это – что поддалась на его уговоры, что совершила такую несусветную глупость и отправила это пресловутое фото. Наверное, я вышла уродливо, да и вообще, с чего я в принципе решила, что красива? Что вообще могу отправлять такие фото? С одного его комплимента? Так может это он шутил, как любил все время делать… Щеки горели, руки болели от того, что я все время их заламывала. Голова была готова лопнуть от перенапряжения и стыда…
К вечеру второго дня мне пришло на почту от него словосочетание, заставившее внутри одновременно все вздрогнуть и затрепетать.
«Хочу тебя».
Глава 8
-Аврорка, чай не маленькая уже, айда на кухню, поможешь мне Шарлотку испечь,– деловито заторопила меня бабушка.
Я лишь закатила глаза.
С раннего утра бабушка стояла у плиты, соревнуясь сама с собой в изобретательности и искусности своего кулинарного мастерства. Стол в гостиной уже торжественно стоял выдвинутым и разложенным у дивана, покрытым кипенно-белой, идеально выглаженной скатертью. И даже тарелочки с аккуратной голубой каемочкой из буфета мне было велено достать и оставить горкой на столе.
Все в доме говорило о том, что ждали важных гостей. Ждали… Бабушка уж точно ждала, чуть ли не со вчерашнего вечера.
Ее «агентурная сеть» из подружек-жен военных, кто же еще, донесла, что «Резвый» должен был сегодня зайти в гавань. Точное время прибытия военного корабля с похода редко когда бывает известно, поэтому готовиться к прибытию мужчины в семье обычно действительно начинали загодя… Только вот мы- то здесь при чем? У нас нет мужчины в походе… Думала об этом- и все больше раздражалась, замыкаясь в себе.
И что, дедушка ничего не скажет? Он смотрел на бабулины приготовления из-за своей газеты с молчаливо-отстраненной улыбкой, словно бы как на детскую блажь. Да и кто знает, что точно у него было на уме. Я вот даже не могла понять тогда, что в голове у меня самой было…
И почему только бабушка была уверена, что Демид должен будет к нам зайти? Ну, даже если и правда бы зашел, зачем весь этот официоз? Она что думает, что этот торчащий, как огромный несуразный зуб в беззубом рту посреди зала, стол не выдавал все её матримониальные планы? А иначе для чего она так старалась?
Но говорить с ней на эту тему было совершенно бессмысленно. Если уж бабушка что себе решит, ее не переубедить. Так что я лишь тяжело вздыхала… А сама отнюдь не была уверена, что он вообще придет…
Я не ответила ему на его последнее сообщение. Не смогла. Помню, как с дико бьющимся в груди сердцем захлопнула ноутбук и отбежала от него, словно ошпаренная кипятком. Я не знала, что на такое писать. Не знала, как реагировать. Светке не стала об этом рассказывать- ни о моей фотографии, отправленной Демиду, ни о нашей последующей переписке. Она бы точно посмеялась надо мной и моей реакцией…
Демид больше не писал. С того времени прошли две недели- а от него тишина… Началась учеба. Сознательно ушла в нее с головой, погружаясь в новые предметы и подстраиваясь под новое расписание. Но беспокойство о том, что как-то все неправильно у нас оборвалось, все-таки проступило наружу.
Я винила себя. Снова и снова. Сначала за то, что поддалась нелепому порыву и отправила это дурацкое фото. Потом за то, что растерялась и не нашлась, что написать ему в ответ… Почему он пропал? Почему за две недели- ни слова… А я? Сколько десятков раз я открывала нашу переписку, чтобы настрочить хотя бы односложное «привет», но стоило подушечкам пальцев коснуться клавиатуры, внутри все вставало дыбом, как мокрое белье на морозе.
«Все-таки я некрасивая и нет во мне ничего, а он просто посмеялся надо мной…»-думала я снова и снова, всматриваясь в свое отражение в зеркале. В одежде, в пижаме, спустив пижаму до талии… Да, я впервые в жизни так внимательно и критично рассматривала себя, пыталась найти в себе женщину или ее зачатки, понять, как тому учат в мудрых женских романах, в чем мои сильные стороны, а в чем недостатки, которые следует прятать…
Грудь обычная- не большая и не маленькая. Такая, как у большинства девушек. Ключица острая, бабушка вообще говорит, что я худая. Кожа бледная. Губы слишком большие и пухлые на фоне тонкого носа. Глаза- не знаю… Люди по-разному реагировали на мои глаза. Они от природы были какими-то странными, изменчивыми. В школе меня даже за это ведьмой дразнили, а я очень обижалась. То серо-лазурные с желтоватыми вкраплениями, то иссини-голубые с мерцанием, в зависимости от освещения. Дедушка восхищался моими глазами. Бабушка лишь пожимала плечами. У мамы глаза были карими. Значит, мои от отца. А она все не любила, что во мне было от отца…
–Надо тебе почаще ходить с распущенными волосами, преображаешься,– сказала мне первого сентября Светка в туалете университета в перерыве между парами, оглядывая меня критически,– еще бы мелирование сделать. Хочешь, в салон к матери запишу?
–Нет, спасибо,– поспешила отнекаться я,– не нужно никакого мелирования…
Подруга лишь хмыкнула.
–А зря… У тебя волос какой-то невзрачный. Пепельно-сероватый. Немного светлых прядей у лица тебя бы освежили…
А может она была и права. И были бы у меня эти пряди, сейчас бы я не мучилась в раздумьях и беспокойстве, а была бы уверена в своей привлекательности для Демида. Сто раз мысленно сказала себе, что несмотря на все хлопоты бабушки, не должна я его ждать, а все равно сердце каждый раз замирало, когда слышала, как во двор заезжает машина…
Мое участие в приготовлении Шарлотки ограничилось чисткой яблок. Как только я начала их резать, бабушка выпроводила меня с кухни с ворчанием, что так не режут и что я неумеха, а я была и рада, что не участвую в этом нелепом фарсе, который наверняка закончится разочарованием…
Зашла в свою комнату, взяла томик Ремарка. По вискам стучит, строки размываются… Не могу читать. Сердце не на своем месте. Отложила раздраженно. Вышла в зал к дедушке.
Задним фоном шла какая-то дурацкая юмористическая программа. Дед никогда не смотрел телевизор, но он был включен почти постоянно.
Снова посмотрела на торжественно-нелепый стол – и в глазах защипало от обиды. К горлу от нервного напряжения подступила тошнота. А может это приторный запах выпечки так на меня подействовал…
–Зачем ты это всё ей разрешаешь, деда?– спросила его в сердцах,– это ведь глупо! И даже как-то унизительно!
Дед отложил, наконец, газету, посмотрел на меня удивленно.
–Ты о чем, внуча?
Развела руками растерянно.
–Как о чем? Она такой пир горой для чего решила закатить?! Это же для Демида? Не много ли чести? Мы знаем друг друга без году неделя!
Говорю это- а у самой щеки горят. Стыдно в этот момент перед дедом как-то стало. Особенно когда увидела его реакцию на мои слова…
Он засмеялся и совсем отложил газету.
–Аврора, забавная ты, конечно у нас… Совсем наивная девочка еще…-усмехнулся по-доброму,– Демида твоего, конечно, мы тоже ждем и с радостью за стол посадим, но радушный прием у нас сегодня не только для него. На «Резвом» новый капитан, Роман Туманов. Он сын моего хорошего товарища и сослуживца. Я случайно о нем узнал от твоего Демида, когда он к нам в гости заходил. Удивился, потому что не был в курсе, что Роман перевелся на Балтику, я же теперь не активно слежу за кадровым составом. Просил Демида передать ему, что очень жду в гости по возвращении. А позавчера отец Демида в Бурсе ко мне подошел и сказал, что «Резвый» должен вернуться к сегодняшнему вечеру. Ссылался на то, что Демид ему говорил, что я интересовался о Романе. Ну, я, конечно, их всех и пригласил к нам, иначе некрасиво бы вышло. Там был явный намек. Так что сегодня у нас будет не только твой Демид, но и его отец, и Роман… Для тебя Роман Алексеевич, конечно. Он серьезный парень- тридцать три года, а уже капитан второго ранга. Далеко парень пойдет…
Последние слова деда я даже не слышала, потому что словно бы горела изнутри- от стыда, досады, непонимания… И почему никто за весь день мне об этом не удосужился сказать, словно я маленькая? И почему я вообще узнаю о таком тогда, когда…
Да вообще, почему я вечно витаю где-то в облаках вместо того, чтобы думать логически? Ведь бабушка ясно дала понять, чтобы я вытащила все тарелки из буфета… А это ведь явно не на одного гостя…
В коридоре раздался короткий звонок в дверь.
Дед посмотрел на наручные часы, отфиксировав, что уже начало седьмого.
–А, ну, должно быть, и гости уже пожаловали. Все по правилам- шесть-ноль пять. По-джентельменски… Что ж, пошли встречать, Аврорушка…
Глава 9
Вот теперь я точно осознаю смысл выражения «не знаешь, куда себя деть». Не знала я… Ни куда деть глаза, приклеившиеся к белой фарфоровой супнице напротив, ни руки свои бетонные, сжимающие приборы с такой силой, что ими совершенно невозможно было орудовать. Да и зачем? Мне в рот сейчас точно ни кусочка не полезет. Такое волнение внутри клокочет, что, казалось, все слышат мое сердцебиение.
Трое зашли в нашу, до этого казавшуюся мне немаленькой, квартирку, и словно бы места не осталось. Вмиг все стало на их фоне таким маленьким, игрушечным… Словно бы вот-вот, и они проломят потолок… Высокие, статные, мужественные. Демид и Роман Алексеевич, его начальник, были в форме- на этот раз не в белой парадной, в какой Демид приходил на день ВМФ, а в черной, но, казалось, еще более подчеркивающей их важность и солидность. Отец Демида- Геннадий Викторович Пономарев, был в штатском, но очень элегантный- серые строгие брюки, темно-синий пуловер сверху рубашки. Теперь я понимаю, на кого так сильно похож Демид- те же улыбающиеся глаза с озорным блеском, стать, моложавость, вопреки почтенному возрасту- они с дедом были чуть ли не погодки. Оказывается, Демид- их младший сын, поздний ребенок. Старше есть дочь, которой давно за сорок и живет она в Санкт-Петербурге.
Это всё я узнала, сидя за столом. Если мне раньше казалось, что я молчаливая, то после сегодняшнего вечера я поняла, что всю жизнь была настоящей болтушкой… Потому что сейчас язык точно словно бы прирос к небу.
Мужчины поднимали уже третий тост. Со мной тоже с улыбкой чекались- и я протягивала дрожащей рукой хрустальный стакан с водой.
–Аврора,– какое красивое имя,– сказал Геннадий Викторович. Подняла на него глаза из вежливости с легкой улыбкой, преодолевая себя. Словно бы Демид смотрит- взгляд улыбающийся, даже потешающийся, изучающий.
