Хотя крики все еще были слышны, сердце подсказывало Рин, что все закончилось. По крайней мере, на время. Она прислонилась к холодной каменной стене и медленно сползла вниз. Обняла голову руками, словно это могло спрятать ее от случившегося. Ровенна приложилась к стене лбом и тяжело дышала.
– Это что, вторжение в Алмазный дворец? – спросила она.
– Скорее всего это обычный бунт, – Люциен сплюнул на землю и упер руки в бока, пытаясь отдышаться. – Сегодня в силу вступил указ о повышении налога. И похоже народу это пришлось не по душе.
– Ты прав, парень, – в проеме между домами неожиданно возник огромный бородатый мужчина с кинжалом в руке. – Нам надоело терпеть унижения от таких выскочек, как ты.
Еще трое появились с разных сторон и зажали их в кольцо, отрезая путь к отступлению. Они оказались в тупике. Лиссарина медленно поднялась на ноги, Ровенна прижалась к ее здоровому голому плечу, и обе они застыли от страха, словно статуи. Люциен сделал шаг вперед, заслонив их собой, хотя защитник из него, по правде говоря, был никакой – тяжело дышал, оружия нет, и даже трость потерял в толпе, а голыми руками против трех кинжалов и дубинки…
– Я могу заплатить, – сказал Люциен совершенно спокойно.
– Хм, заплатить, говоришь? – бородатый потер подбородок двумя пальцами. – Интересная мысль. Тогда в качестве платы за свою жизнь отдай кошель золотых и одну из девок.
Люциен скосил глаза в сторону девушек, прижавшихся друг к другу, как воробушки.
– От этих дам сплошные проблемы. Для чего они вам?
– Потребуем выкуп. У них явно ж богатенькие родители.
Бородатый приближался все ближе и ближе, поигрывая кинжалом как явный профессионал своего дела. Каждый раз, как лезвие сверкало на солнце, сердце Лиссарины падало в пятки и поднималось обратно.
– У кого? У этих? Посмотрите на них получше. Да я их сам в борделе взял. Вот веду домой, к брату, чтобы наконец стал мужчиной.
– Что, сразу двоих? Не многовато для первого раза? – вступил в разговор длинноносый парень справа.
– Конечно, много, – улыбнулся Люциен, убирая руки спину, под фрак. – Поэтому одна моя. Правда пока не определился которая.
– Бери с золотыми волосами! – крикнул еще один, и Ро тихо пискнула. – Седая больно худая, кожа да кости.
– А ну заткнули пасти! – прорычал бородатый. – Нашли кого слушать, он время тянет.
– И то верно. – И с этими словами Люциен рванул вперед и всадил бородатому кинжал, спрятанный за спиной, под фраком, прямо в глаз. Тот взвыл, выронил свое оружие и попятился, прижимая к лицу руку.
Каким бы храбрым ни был этот поступок, безрассудства в нем было больше, ведь кинжал так и остался в глазу бородача, а остальная троица ринулась в бой. Люциен попробовал уворачиваться от ударов, и делал это весьма искусно, но дубинка оказалась проворнее: верзила в шапке, хоть и не со всего размаху, а неловко, приложился ею по его голове, и лорд Монтфрей пал без чувств на землю. Тонкая струйка крови потекла по виску.
Девушки завопили во весь голос. Бородач с окровавленным лицом и торчащей в глазу рукояткой неровной походкой направился прямо к ним, двое следовали за ним, словно тени, выстроились в ряд за его спиной. Еще один, тот, что был с дубинкой, осматривал карманы Люциена. Лиссарина молилась богам, чтобы сейчас кто-нибудь прошел этим переулком, желательно стража, и спас их, но шум на площади еще не стих, значит большинство людей и гвардейцев все еще там. Никто не мог им помочь.
– Что, принцессы? Страшно? – бородатый приблизил к ним уродливое лицо, и Лиссарину чуть не стошнило. – Не нужно бояться. Если вы богатенькие, и скажете, кто ваши родители, то мы, так уж и быть, не станем вас насиловать. Но если будете брыкаться…
Кровь заливалась ему в рот, на оскаленные зубы, струилась по подбородку и капала вниз, словно слезы, и Лиссарина вжалась затылком в стену, чтобы хоть как-то отодвинуться от этого безобразия.
– Прости меня, пожалуйста, Рин, – прошептала Ровенна, шмыгнув носом. – Это я во всем виновата.
– Чего ты там бормочешь, куколка?
– Если бы я не попросила остановиться, мы бы уже были дома и пили чай, а сейчас…
Она вышла вперед, заслонив собой Лиссарину. Рин потеряла голову от страха: что она творит? Ей не справиться с головорезами голыми руками. Она только навредит себе и все зазря. Они ведь все равно просто так их не отпустят, обязательно схватят и хорошо если сдержат обещание не насиловать, а могут и не сдержать. Кто там разберет разбойничьи правила и кодекс чести, если таковой вообще есть? Но то, какой решительной стала Ровенна в один миг, заставило ее воздержаться от возражений. Ровенна словно бы знала, что делает. Или не знала, что чувствовала. Интуитивно.
– Эй, ты, а ну пошла…
И тут вспыхнул свет. Лиссарина зажмурилась от его жара. Это был не огонь, а настоящий солнечный свет, какой бывает в лучшие летние деньки, только многократно усиленный. Даже жар печи не сравнится с тем, что ощущала кожа девушки в тот момент. Волоски на теле встали дыбом, и даже через зажмуренные глаза она понимала, настолько ярко сияет тело Ровенны, и этому не было ни единого оправдания. Она просто лучилась светом, как солнце.
Разбойники закричали в агонии. Сначала Лиссарина не понимала, почему. Да, свет мог их ослепить ненадолго, но это не могло причинить им ту боль, которую она слышала в их голосе. Тогда что? Ответ пришел с запахом горящего мяса, почти как свинина на вертеле, только чуть слаще, с примесью пота и грязи немытого тела. От такого запаха завтрак зашевелился в ее желудке, норовя вырваться наружу, но усилием воли она сдержала позыв. Зажала нос рукой, не в силах этого больше выносить.
Она поняла, что все закончилось, когда Ровенна устало прислонилась к ней и начала медленно сползать на землю. Рин немедленно схватила ее под руки, чтобы она не ударилась: подруга была без сознания, жива и здорова, может только температура тела чуть-чуть теплее, чем обычно. А вот разбойникам повезло меньше: их тела валялись грудой друг на друге. От лиц не осталось ничего, кроме обожженных ошметков кожи. Если бы не раскаленная рукоятка кинжала, она была даже не поняла, кто из них бородач. Никто не шевелился. Только тот, что с дубинкой, тихо похрипывал. Должно быть, ему досталось меньше, потому что стоял чуть позади.
Лиссарина аккуратно усадила Ро на землю и, шатаясь, добрела до Люциена. Приложила два пальца к шее, чтобы проверить пульс: ее научила знахарка, когда однажды она нашла бездыханного пьяницу под забором Армаша. К ее облегчению, с ним все было хорошо: на виске запеклась кровь, но дышал он ровно, сердце билось. Он был жив. И ни капли не пострадал от странного свечения.
Еще раз оглядев Ровенну, Рин задумалась. Однажды старик-сказочник, странствующий по миру и рассказывающий захватывающие истории, поделился с ними тайной: оказывается, в мире есть люди, обладающие необычайной силой по сравнению с другими. Сила природы оказывает на них больше влияния, и из-за этой энергии рождается то, что в сказках называется магией. Но таких особенных людей, магусов, очень и очень мало, и все они трепетно охраняют свои секреты. Последними магусами, открыто заявляющими о себе, были Дейдариты, но, как известно, десять лет назад их династия прервалась. Могла ли Ровенна быть магусом, связана ли она с королевской семьей или это лишь обычные старческие сказки для детей? Но она видела то, что видела, и сожженные тела перед ней – не выдумка и не сказка. Неужели такое и правда возможно?
Люциен застонал, прервав ее размышления. Она тут же наклонилась к нему и помогла приподняться.
– Чем это так воняет? – тут же сморщил нос он. Слегка повернул голову и увидел трупы. – Фу, это еще что?
– Лулу! – прокричал Дэниар, бегущий к ним со всех ног со стороны площади. – Как хорошо, что я нашел вас. Лиссарина! Ровенна! Слава богам, с вами все в порядке. Я увидел яркий свет и решил проверить, что случилось.
Его тоже изрядно потрепало в толпе, но не так сильно, как Рин, Ро, или Лулу, у которого мир перед глазами слегка кружился. Он аккуратно положил голову на руку Лиссарины, устраиваясь поудобнее.
Одного взгляда на Дэниара Лиссарине хватило, чтобы почувствовать себя в безопасности. Он излучал чувство уверенности, как свеча излучает тепло, и Рин, наконец, поверила, что их бедам действительно может прийти конец.
– Лулу, твой отец вышел к людям и толкнул речь. Все, вроде как, угомонились и стали расходиться. Зачинщиков задержали. Я еле нашел вас, все бродил в толпе, но никого не увидел. А что это у вас здесь лежит? И что с леди Ровенной?
– Много вопросов. Как же много вопросов, Дэни. Лучше найти экипаж. – Люциен бросил короткий взгляд на лицо Рин, встретился с ее обеспокоенным взглядом и закрыл глаза. Воображение показало ему окровавленное лицо бородача с рубиновой рукояткой в глазу, и Лулу вдруг рассмеялся. От души, громко, едва ли не до слез.
«Еще один призрак в мою копилку» – подумал он перед тем, как потерять сознание.
***
Вся семья, в том числе Ровенна и Лиссарина, собралась в маленькой гостиной, предшествующей кабинету Эрцгерцога, где он обычно работал, если оставался дома. То есть два раза в год по особым праздникам. Герцогиня, заложив руки за спину, ходила из стороны в сторону, сутулая и обеспокоенная. Должно быть, от волнения забыла о необходимости следить за осанкой.
Люциен полусидел-полулежал на диване, закинув ноги на спинку и подложив подушку под голову, перевязанную на лбу бинтами. Цирен сидел рядом с ним и нервно сжимал и разжимал ладони, лежащие на коленках. Его глаза неотрывно следили за матерью. Должно быть боялся, что его будут отчитывать.
Ровенна с Лиссариной расположились на двух креслах, разделяемых журнальным столиком. На нем стояла ваза с благоухающими розами, которыми в другое время она бы восхитилась, но сейчас все, о чем Рин могла думать, это для чего их всех собрали и где Ромаэль и Фабирон. Она перебирала пальцами складки нового платья, в которое успела переодеться после экскурсии, и не могла унять дрожь в руках. Ровенна выглядела уставшей и измотанной, но, по крайней мере, ее ничего не волновало: сидела с совершенно бесстрастным лицом.
– Да где же они… – бормотала под нос Ваэри, измеряя шагами комнату. – Должны уже прийти…
Дверь кабинета распахнулась, и Фабирон Монтфрей в дорожном пальто решительно вышел вперед, прокладывая дорогу тростью. Ваэри ахнула от удивления и бросилась к мужу на шею, проверяя, жив ли он, здоров, а когда увидела за его спиной Ромаэля, тут же набросилась на него с объятиями. Она не плакала, нет, просто очень беспокоилась.
Все, кто был в гостиной, поднялись со своих мест, дабы поприветствовать главу семьи. Все, кроме Лулу, который, даже не удостоив отца взглядом, остался на месте. Фабирон, казалось, этого не заметил, и разрешил всем вернуться на свои места.
– Ваэри, ты тоже сядь и отпусти его уже наконец.
Герцогиня посмотрела на лицо сына еще раз и заняла свое место на маленьком диванчике рядом с мужем. Ромаэль сел на подлокотник кресла Ровенны – места для него не хватило. Один взгляд на Ромаэля заставил Лиссарину вспомнить об увиденном в парке, и сердце ее сжалось от неприязни к самой себе. Как будто она предавала подругу, храня этот секрет.
– Буду краток, – начал Фабирон, прислоняя трость к подлокотнику дивана. В комнату вошел дворецкий и принес господину бокал вина, словно получил невербальный приказ. – Случившееся сегодня выходит из ряда вон. Элитария занимается устранением проблемы, это обсуждать не будем. Я и на работе наслушался.
Он осушил стакан залпом и приказал повторить. Дворецкий с важным видом удалился.
– Я надеюсь, никто из вас не пострадал. Это так? – Он бросил быстрый взгляд на Люциена, но тот молчал. – Это так, Лулу?
– Мисс Эйнар поранила руку, – нехотя отозвался Люциен. – В остальном все в порядке.
Лиссарина несколько раз моргнула, пытаясь осознать сказанное. А бинты на его голове не считаются? Его же даже тошнило несколько раз, пока они ехали в карете. Ваэри пришлось незамедлительно вызвать доктора, который осмотрел его раны и прописал лекарства. Серьезные лекарства. Ее же царапине достались одна крошечная лента бинта и раствор, которым нужно было ее протереть. Все. Но раз он решил не упоминать о своих трудностях, то она уж тем более будет молчать.
– Что с вами произошло? – обратился Фабирон к Ровенне.
Но Люциен не дал ей вставить ни слова, тут же отчеканил беззаботным, совершенно бесцветным тоном:
– Случайно угодили в толкучку. Не ожидали этого. Сумели сбежать. На нас напали разбойники. Бродяги какие-то. Пришлось вспомнить старые приемчики, но особо стараться не потребовалось. Пришел Дэниар и всех перебил. Вызвали экипаж и добрались до дома целые и невредимые. Почти.
– Хорошо. Все-таки лорд Андролейн оказался хорошим выбором. Раз все закончилось благополучно и проблем нет, тогда сразу же перейдем к делу. – Фабирон хлопнул в ладоши, и Рин заметила, как Лулу сморщился от громкого звука. Должно быть, голова у него все-таки болела. – В целях безопасности ближайшую неделю до Пляски Теней вы проведете дома под присмотром герцогини и гвардейцев из моего личного отряда. Это не обсуждается. Возражения не принимаются. Я не могу позволить, чтобы члены моей семьи оказались под угрозой на улицах города, где все еще разгуливают недовольные.
– Но нам нужно посетить модистку, чтобы успеть приготовить костюмы на бал, – возразила Ваэри. – И еще заказать свадебное платье для Ровенны. Столько дел, мне просто необходимо выходить…
– Нет. Только в случае острой нужды. Если нужно, вызывай ее сюда. Плати любые деньги, мне все равно. Лишь бы никто и носа не высовывал из Рашбарда. Но если тебе все же потребуется выйти, я оставлю здесь своего лучшего гвардейца. В ближайшее время он мне не понадобится.
– Как? – воскликнула Ваэри, хмурясь. – Ты разве не останешься с нами?
– У меня нет времени, срочные дела, – Фабирон тяжело поднялся с дивана, устало вздохнул. Подоспел дворецкий со вторым бокалом. – Я поживу эту неделю в Алмазном дворце. Если нужно передать мне послание, ты знаешь, как это сделать, дорогая.
Он склонился к жене и коснулся губами щеки. Ваэри сжала и разжала кулаки. Она явно злилась, но с мужем спорить было бесполезно, особенно когда дело касалось его работы. Едва за ним закрылась дверь кабинета, она глубоко вдохнула, словно собираясь с мыслями, взяла за руку Цирена и повела его вон из комнаты. По расписанию они музицировали.
Ромаэль вышел вслед за матерью, даже не поинтересовавшись, хорошо ли Ро себя чувствует. Просто сослался на какие-то дела и ушел. В гостиной остались трое.
– Почему ты им не сказал, что произошло на самом деле? – спросила Ровенна, и Рин необычайно удивилась. С каких это пор они перешли на «ты»?
Люциен перевел на нее льдисто-голубые глаза. Посмотрел в упор и отвернулся.
– Потому что это наш секрет. Не вздумай никому проболтаться. Ты не знаешь, как это объяснить, а они знают, как это истолковать в свою пользу и использовать для своей выгоды.
– А ты знаешь, как это объяснить? – спросила Ро, опуская взгляд на свои руки. Она смотрела на них так, словно видела их впервые.
– Есть только одно разумное объяснение. – Лулу открыл глаза и посмотрел в потолок. – Ты магус. И у тебя проблемы.
Глава 9. Он был обречен
Заточение в Рашбарде не было таким уж ужасным, как поначалу подумала Лиссарина. С самого приезда у них осталось много незавершенных дел: Ровенна писала матери о последних событиях, составляла список гостей из Геттенберга, которых хотела бы пригласить на свою свадьбу, выбирала дорогие ткани, подходящие для свадебного платья – в общем, хлопотала вместе с герцогиней.
Лиссарине же было поручено важное задание: найти как можно больше информации о магусах в библиотеке Рашбарда. Эрцгерцог обожал книги и занимался коллекционированием, поэтому книжные полки от пола до потолка были забиты фолиантами, свитками, обычными книгами, рукописями известных писателей. Вся библиотека была разбита на тематические секции, а чтобы достать книгу с верхних полок, требовалась лестница, и Лиссарина испытывала невероятный восторг вперемешку с блаженством, находясь среди этого умиротворяющего великолепия. Даже запах здесь был особенный, манящий.
Три дождливых дня она провела в библиотеке, обложившись книгами. Ее никто не замечал, никому не было дела до того, чем она занимается. У Ваэри своих забот хватало, а Фабирон отсутствовал. Братьев Монфтреев она встречала только на завтраке, обеде и ужине, а потом они все расходились по своим делам. Лишь однажды Люциен заскочил в библиотеку, набрал стопку книг из секции «История литературы», но не заметил ее, стоящую под самым потолком на лестнице, и ушел.
Исследование вряд ли можно было назвать удачным. Она нашла лишь пару книг из секции «Разное», где малоизвестные авторы и сомнительные источники описывали такое явление как магус. Гораздо больше Лиссарине повезло с религиозными книгами, в которых теория возникновения мира объяснялась божественным вмешательством. Вот, что Лиссарина записала в своем дневнике о происхождении магусов:
«Наш мир был создан Родусом, богом жизни, который к тому же создал людей, вырастив их на Божественном древе. Их было четырнадцать, семь пар мужчин и женщин. Каждая пара – представители одной расы. Когда Родос научил их всему, что поможет жить в земном мире, он открыл врата Обители и выпустил своих детей на волю, поселив в разные уголки земного шара.
Все люди обладали долголетием. Жили больше трехсот лет, а затем, засыпая, возвращались в Обитель, где их духи продолжали жить во дворце Родуса. Их дети практически все были магусами, необычные способности которых помогали человечеству строить жилища и покорять силу природы. Все жили в гармонии, пока не явился брат-близнец Родуса, Морус.
Морус не умел создавать жизнь, а потому ему было очень завидно смотреть на то, как дети Родуса возносят своему создателю молитвы и благодарят за свою жизнь. И тогда он наслал на земной мир болезни, голод и смерть. Земной срок людей сократился в лучшем случае до ста лет, но мало кто доживал и до этого. Нарушенная гармония людей и природы породила новую силу – пороки, и чистый дух человека загрязнился ими. Теперь, умирая, только люди, боровшиеся и победившие пороки, попадали в Обитель. Остальные же оказывались за Чертой, пространством между двумя мирами, где существовали до тех пор, пока о них помнили на земле.
Магусы черпали силу из природы, но теперь в природе появилась новая сила, темная, и имя ей Смерть. Поэтому на свет явился новый вид магусов, которых прозвали «рожденными смертью». Сейчас их называют духовидцами, но в старину звали «дормурами». Дормуры не просто видели духов и разговаривали с ними, они могли черпать силу из душ, и, перемещаясь за Черту, поглощать самые слабые из них. Это делало их сильнее в земном мире, укрепляло тело и дух, а главное, защищало от сил магусов. Если особенно сильный дормур поглощал духа покойного магуса, то на земле практически не оставалось равных ему по силе, но такое случалось редко. Настолько редко, что в истории остался лишь один такой дормур – Арвион.
Неизвестно, какую силу приобрел он, поглотив дух магуса. Упоминается лишь, что Арвион хотел власти и покорения всего мира, считал, что Смерть – это сила высшая, а магусы, питающиеся от жизни, – существа низшие, и должны быть порабощены. Тогда развязалась война между магусами и дормурами, в которой проиграли обе стороны.
Столкновение двух сил привело к тому, что источники жизни и смерти истощились. Многие магусы и дормуры погибли, а те, кто остались, были так слабы, что не дотягивали до былого величия своих предков. Их сила передавалась из поколения в поколение, но количество стремительно сокращалось, пока не осталось лишь несколько десятков человек, в чьих жилах еще текла кровь первых магусов и дормуров.
Прошло несколько тысяч лет с Первой войны, и человечество превратилось в то, что мы наблюдаем сейчас. Магусы и дормуры практически исчезли с лица земли, а записей об их способностях не сохранилось. Новых магусов больше не рождалось, сила могла проявиться только в потомках. Последними магусами была королевская династия Дейдарит, но даже в их семье способности проявлялись не в каждом поколении и не в каждом потомке. Изначально их силой была аннигиляция, то есть превращение предметов в пыль, но во что выродилась их способность позже можно было узнать только из королевских записей, хранившихся в условиях строжайшей секретности и уничтоженных Дейдаритами во время Смуты десятилетней давности. Насколько известно истории, в последних трех поколениях магусов не было вовсе»
Лиссарина уставилась на мелко написанные буквы, покусывая кончик пера, и задумалась. Сначала она предполагала, что Ровенна могла оказаться далеким потомком Дейдаритов, но новые факты опровергли эту теорию. Если верить автору книги, то Дейдариты превращали предметы в пыль, а не лучились солнечным светом, как это сделала Ро. Значит ли это, что Ровенна может быть потомком каких-то других магусов? Вполне. Ее мать, Кассимина, никогда не говорила о своей семье, даже ни разу не упоминала девичью фамилию. Может ли быть так, что по материнской линии Ровенна унаследовала силы магуса? Хотя нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что сила могла прийти и со стороны отца. Если граф де Гердейс не упоминал о своих способностях, это не значит, что у него их не было. А сейчас спрашивать уже поздно – он три года как мертв. Зато можно допросить Кассимину, когда она вернется на свадьбу.
– Рин, ты здесь?
Лиссарина подпрыгнула от неожиданности, ударившись коленкой о столешницу. Быстро захлопнула дневник и спрятала его среди других книг, разбросанных на столе.
– Да, я здесь.
Ровенна пришла на голос. Одетая в дорожное платье темно-зеленого цвета, со шляпкой в руках.
– Куда это ты собралась? – спросила Лиссарина. – Нам же нельзя выходить из дворца.
Ровенна оперлась на краешек стола, надев шляпку на лысую голову мраморного философа древности, стоящую на постаменте рядом. Ее глаза улыбались.
– Оказывается, бабушка Ромаэля, леди Франда Монтфрей, еще жива. У нее болят ноги, она не покидает своего поместья, расположенного недалеко от Эденваля, поэтому не сможет быть на свадьбе. Но! Она ужасно хочет познакомиться со мной, и вчера вечером прислала приглашение на обед. Эрцгерцог, кажется, ужасно боится свою маму, потому что тут же примчался его посланец и передал разрешение на визит. Через десять минут выезжаем. Я, Ваэри и десяток гвардейцев, которые будут нас охранять.
Лиссарина прыснула со смеху, пытаясь представить грозную леди Франду, из-за которой даже у Эрцгерцога трясутся поджилки. Интересно, она тоже светловолосая или совсем не похожа на Фабирона и Люциена?
– Нашла что-нибудь? – Ровенна кивком указала на краешек дневника, высунувшийся из-под книги.
– Да, кое-что есть. Покажу, когда вернешься. Думаю, надо поговорить с графиней и спросить напрямую, есть ли в ее роду магусы. Вдруг эта сила опасна и тебе потребуется помощь?
– А если она не знает, что со мной? Вдруг она мне не поверит и отправит в дом для душевнобольных?
– Ровенна, дорогая, где ты? – послышался голос Ваэри. – Пора ехать!
– Потом поговорим, – Ровенна чмокнула Лиссарину в щеку, схватила шляпку и направилась к выходу. – Не скучай!
Раз уж сегодня она полностью предоставлена самой себе, то почему бы этим не воспользоваться? Лиссарина решила насладиться днем в полной мере. Благо, на улице было солнечно. Проливной дождь, наконец, закончился и уступил место сентябрьскому солнцу. Кое-где еще виднелись лужи, но в целом дорожки успели высохнуть, а в воздухе чувствовалась приятная свежесть. После того, как Лиссарина три дня дышала пылью библиотечного воздуха, выйти на улицу было настоящим удовольствием.
Забежав перед прогулкой в спальню, девушка переоделась в свою привычную одежду, которую часто надевала в Армаше, если оставалась одна. Полумужскую одежду, как называла ее Ро. Надела белую сорочку мужского покроя с широкими рукавами, наверх мягкий черный жилет, черные узкие брюки, заправленные в высокие сапоги. К этому костюму полагалась еще верхняя куртка с длинным шлейфом, придающим мужской одежде женственности и элегантности. Такие костюмы в Геттенберге часто использовали для конных прогулок дамы, если хотели ездить верхом по-мужски. Но Лиссарина использовала его для других целей. Она тренировалась в фехтовании.
Когда ей было около восьми лет, семья де Гердейс взяла ее из приюта и сделала своей воспитанницей. Графиня сказала, что хорошо знала ее родную мать, которая обучала графских детей музыке, поэтому не могла позволить бедному ребенку жить, как беспризорнику. У нее уже были свои дети, два одиннадцатилетних сына и Ровенна, почему бы не позаботиться еще об одном?
