Высокая прическа…
– Мама, ты с ума сошла! Я буду дылдой!
– А куда сажать диадему?
…добавила Крисси роста и стати. Она походила на юную императрицу Сисси из одноименного фильма в исполнении красавицы Роми Шнайдер. Мама разрешила Кристине накраситься, и теперь девушка выглядела не на восемнадцать, а на все двадцать пять. Ансамбль довершали длинные перчатки в тон и изящные сережки-капельки, подаренные Алане покойным мужем на их первую годовщину.
– Ты красавица, дорогая! Мы как раз опаздываем – обещаю, ты станешь гвоздем вечера!
Кристина еще раз придирчиво осмотрела себя в зеркало и, кивнув своему отражению, вышла в раскрытую матерью дверь.
Сассекс, поместье Солсберри, 2 ноября, 19:20
Боги, зачем? Зачем вы создали эти скучные вечера? И за что вы привели на них меня? О делах ни слова – приличия. «Отдыхаем». А если я отдыхаю за работой?! Работая, я отдыхаю! И кайфую! Люблю я свою работу! И больше, чем вас всех, вместе взятых!..
Мысли Питера прервал смех Дженни.
И еще эта… самопровозглашенная шотландская королева, Мария Стюарт местного разлива. Красное платье, красные туфли, красная помада… Может, она коммунистка? Вот если б она пила еще и красное вино – это было бы стильно – надо ей подсказать. Но нет, леди хлещет шотландский вискарь. И почти не пьянеет – в этом надо отдать ей должное. Но умело притворяется. Наговорит все, что думает, а потом: упс, была пьяна, я – не я, и фраза не моя…
Зачем она тебе? Тебе же даже спать с ней не особо хочется…
Ну не она, так другая, такая же. У этой хоть собачки нет и брата/отца/племянника-оболтуса, которого надо учить/лечить/содержать. Да и своя она здесь…
Мысли Питера прервал сопляк, опекавший вчера Кристину. Он бросился к двери, куда вошли две дамы. К Питеру приблизился Солсберри, с восторгом смотрящий вслед пацану.
– Эх, молодость! Когда-то и я так бегал.
– Это кто?
– Ты что же, Питер, не узнал его? Это Луи, внук мой, сын моей Мэгги. Вот, хочу с Кристиной, дочкой покойного Хьюберта, его свести: ей восемнадцать, ему девятнадцать – идеально!
Но Питер уже не слушал. Вернее, не слышал. Он смотрел туда, где Луи что-то говорил стройной девушке в зеленом платье с бриллиантовой диадемой в высокой прическе. Девушка мягко улыбалась. Боги, если бы не улыбка, он бы не сразу узнал ее.
Кристина. Как же ей идут… деньги. И это зеленое платье. Опять зеленое…
Только тогда оно было другого оттенка. Легкое, и рукава такие, как крылышки, или как там их женщины называют… Он заметил ее, когда она, держа босоножки в одной руке, балансируя, пыталась перейти речку, прыгая с камня на камень. Она была похожа на бабочку. Такая нежная, хрупкая. Он любовался ею, стоя в тени деревьев у оконечности леса, выходящего к пруду, когда она резко взмахнула руками, вскрикнула и полетела в воду. Он почему-то сразу понял, что «бабочка» не умеет плавать, и бросился к ней.
Босоножки она тогда потеряла, «крылышки» некрасиво опали, облепив ее мокрые плечи, но она была жива, и это было главное. Потом они сидели на берегу, и он согревал ее, растирая ей руки. Позже прибежала прислуга с пледами, и он настоял, чтобы ей тоже дали бренди. Он тогда задержался на два дня – придумал причину, – чтобы иметь возможность незаметно узнавать о ее состоянии. Потому что не мог. Не мог забыть то ощущение рук, тела, души… Боги! Да ощущение всего себя, когда она была в его руках!..
Педофил! Девочке четырнадцать! Совсем сдурел!
И он запретил себе думать о ней. Открыл дополнительный офис в Америке, и дела там пошли отлично. Тогда он сделал его головным и поселился за океаном – у него появилась уважительная причина не посещать все эти мероприятия – он мужчина, и он занят делом – в двадцать первом веке это понимали даже аристократы. Раз в год он появлялся в Британии, убеждался в том, что «все в силе», и улетал в Америку «подальше от греха» – от болезни под названием Кристина Линли.
Сассекс, поместье Солсберри, 2 ноября, 19:27
Кристина утвердительно кивнула Луи, поинтересовавшемуся, желает ли она сока. Она была рада, что он отошел – это давало ей время спокойно оглядеться и найти Питера.
Она увидела его, и улыбка сошла с ее лица: он разговаривал с женщиной в красном.
ЕЕ. Она привез ЕЕ – ДЖЕССИ.
КРАСИВУЮ.
ВЗРОСЛУЮ.
ВЫСОКУЮ.
С РОСКОШНОЙ ФИГУРОЙ.
С БОЛЬШИМИ СИСЬКАМИ!
СВОБОДНУЮ!
БОГАТУЮ!
МАТЬ ЕЕ, ДЖЕССИ МОНТГОМЕРИ!!!
И сейчас она светила этими своими… достоинствами, и вся комната смотрела на это декольте, потому что это было красиво! У Джесси была офигительно красивая грудь, и она это знала. Как и все присутствующие здесь мужчины и женщины. Даже слепые. Даже неживые, изображенные на картинах и в мраморе.
А она, Кристина, просто идиотка. Как она могла подумать, что он, имея в руках такую жар-птицу, посмотрит на воробушка, пусть даже и в одолженных бриллиантах?
Но плакать нельзя. Вот он – главный недостаток макияжа: потечет тушь, и дорожки будут видны на фоне пудры. Надо взять себя в руки и улыбаться. Через полчаса все сядут ужинать, и она, сославшись на головную боль, сможет сбежать в свою комнату. С ними за столом она не высидит.
Сассекс, поместье Солсберри, 2 ноября, 19:34
Луи наливал сок, когда к нему подошла красивая женщина лет сорока.
– Сынок, что ты делаешь?
– Наливаю Кристине сок. Тебе налить?
– Вот ты вроде не дурачок, но иногда…
Мэгги пожала плечами. Луи застыл.
– Что опять не так?
– Скажи мне, ты девственник? Или за девушками никогда не ухаживал?
– Мам, ты чего?
– Ты вчера целое представление устроил…
– За что вы с дедом меня потом чуть не убили.
– А теперь хвалим!
Луи непонимающе смотрел на мать.
– Ты заявил о своих намерениях, и она все правильно поняла. Посмотри, как сегодня вырядилась. Для тебя ведь! Так и ты не будь ослом! Какой сок?! Шампанского ей неси! А потом пригласи ее… пройтись… по дому. В укромное место ее утащи, поцелуй и так далее… Что? Что ты так на меня смотришь?
Луи удивленно рассмеялся:
– Я в шоке. Ты уверена в том, что говоришь? Я только за – сама понимаешь.
– Вот и сделай теперь так, чтобы и она была «за». За мУжем. То есть за тобой. И желательно поскорее.
Луи кивнул, отставил стакан с соком в сторону и потянулся за бокалами с шампанским.
– Мам, но ты помнишь…
– «Бентли» и двушка в Сити – обещаю.
Сассекс, поместье Солсберри, 2 ноября, 20:01
Ровно в 20:00 дворецкий пригласил всех в обеденную залу. Что-то слева цепануло взгляд Питера: повернув голову, он увидел, что Кристина что-то объясняет матери и старику Солсберри. Тот, в свою очередь, успокаивает Алану и о чем-то говорит стоящему тут же внуку, мальчишка кивает, и они с Кристиной уходят. Мысленно Питер уже садился за стол, когда понял, что ноги несут его в противоположную от залы сторону. Он шел по пустому коридору и прислушивался.
Куда они пошли? Пропустить ужин на загородном приеме – немыслимо. Значит, либо что-то очень важное, либо…
Он решил все выяснить. Он хотел это знать.
Он прошел первый коридор и перешел во второй, когда за одним из гобеленов услышал возню.
Мыши? Слуги? Или?..
Подойдя поближе, он разобрал тихие голоса:
– Не верю. Точно?
– Можешь не верить. Мне все равно.
– А ты убеди меня! Ну, давай же, Крис! Один поцелуй. Иначе я всем нашим растреплю, что в восемнадцать лет ты еще не целовалась. И потом это дело поправимое. Я тебя научу. Жизнь такая штука – не знаешь, что когда пригодится.
Сассекс, поместье Солсберри, 2 ноября, 20:11
Кристина не очень хорошо соображала: выпитые с горя два бокала шампанского притупили понимание реальности происходящего. А тут еще Луи решил ее поцеловать.
А она согласна! Да! Фигу ему, Питеру Девенпорту, а не первый поцелуй Кристины Линли! Пусть с Дженни целуется. Она, небось, отлично это делает. А Кристина и тут ей проигрывает.
Значит, будем целоваться! С Луи – так с Луи!
Но целоваться с Луи не хотелось. Хотелось в комнату, скинуть жмущие туфли и плакать. А Луи… Он так настойчив. И руки у него везде лезут… За гобеленами темно и душно, а он настроен целоваться, и надо что-то решать…
Внезапно гобелен отлетел в сторону, и Кристина увидела взирающего на них…
ПИТЕР?! Он-то здесь что делает?!
– И что здесь происходит?
Парочка в нише застыла. Первым отмер Луи.
– Кристина приболела…
– И ты ее лечишь.
Сарказм! Вечный друг Питера Девенпорта!
– Нет. Я провожаю ее в комнату.
– Вот как! В этот раз вас поселили за гобеленом?
Это уже ей.
Матерь Божья, помоги мне не начать истерически смеяться. Молчать. Надо просто молчать.
– Нет, сэр. Мы не селим гостей за гобеленами.
Молодец, Луи, держит оборону.
– Вы им их демонстрируете… с обратной стороны.
Питер смотрел только на Луи.
– Значит, так, молодой человек. Вы сейчас возвращаетесь в обеденную залу, и мы, так и быть, забываем об этом… инциденте. А леди до ее покоев провожу я.
«Леди»? «Покоев»? Три ха!
– Но, сэр…
