– А сколько тебе?
– Тринадцать.
– Правда? Я думала, больше, потому что ты выглядишь старше. Ну, мне тоже тринадцать…
– Здорово! А ты что любишь читать?
Лу неопределенно пожала плечами.
– Наверное, что-нибудь взрослое и серьезное, да? – Нами махнула рукой, приняв замешательство Лу за нежелание отвечать, обняла руками колени и задумчиво уставилась в потолок. – Пускай это смешно и глупо, я, наверное, до самой старости буду любить сказки. Мне нравятся волшебство и чудеса. А больше всего нравится, когда судьба посылает спасителя тем, кто нуждается в помощи. Хотя шани Суори постоянно твердит, что я дурочка и что в настоящем мире такого не бывает. Но ведь судьба послала тебе твоего хозяина. А сегодня она… послала мне тебя!
– На мой взгляд ты очень, очень преувеличиваешь. Никакая судьба никого никуда не посылает. Просто, раз уж случаются плохие совпадения, почему бы и хорошим не случаться?
– В общем, ты, как и шани Суори, тоже думаешь, что я дурочка, – поджала губы Нами.
– Брось. Ты просто мечтатель. Как и Хартис – он такой же, любит витать в облаках. Но это вовсе не делает его глупым, и тебя тоже. Если уж кто-то здесь и дурочка, так это я. Что, не веришь? Пусть я повидала за свою жизнь всякое, я ничего толком не знала об этом мире. А самое смешное, что я даже не представляла, как многого не знаю, пока Хартис не начал мне рассказывать. Ты спросила, что я люблю читать – так вот ответ: может, однажды что-то и полюблю, но пока я вообще читаю с трудом, потому что недавно научилась.
Похоже, для ее новой подруги книги и правда очень многое значили: на этой фразе Нами посмотрела на девчонку даже с большим сочувствием, чем когда та рассказывала про порку кнутом. Лу усмехнулась, снова перемещаясь к сундуку и принимаясь в нем рыться. А Нами тем временем задумалась, и вскоре глаза у нее засветились воодушевлением, и она робко предложила:
– Хочешь, я дам тебе одну из своих книг? У меня есть совсем детские, и их не трудно читать. Хотя, – тут же нахмурилась она, – они придутся тебе не по душе, если ты не любишь истории про волшебство…
– А хочешь стать свидетелем настоящего волшебства? – сказала Лу не очень разборчиво, потому что с головой погрузилась в сундук, и Нами переспросила:
– А?
– Я сама в чудеса не верю, но должна признаться – одно со мной однажды произошло. – Отфыркиваясь, Лу вылезла из сундука, ведь наконец нашла то, что искала – небольшую баночку с содержимым болотного цвета. – В тот день, про который я рассказывала – ну, когда Хартис меня купил – он намазал мои раны этой мазью. А наутро, когда я проснулась, от них и след простыл. Шрамы, конечно, остались, но сами раны зажили, а ведь у меня на спине живого места не было. Да, на мне и раньше все довольно быстро заживало, но чтобы так быстро… До сих пор не понимаю, что тогда произошло. Я иногда думаю, может, просто лежала в отключке много дней кряду… Ведь иначе, кроме как волшебством, это не объяснишь.
– Так значит, это… волшебная мазь!.. – Глаза у Нами загорелись, как у ребенка, который увидел фокусника на ярмарке. Лу хохотнула:
– Сейчас мы ее и проверим… на тебе!
Сложный, многосоставный травяной аромат вырвался на волю и поплыл по комнате, когда она открыла баночку и аккуратно зачерпнула пальцем немного зеленой субстанции.
– Готова? Будет жечься, – предупредила девчонка.
Она выбрала самый большой синяк на руке у Нами и нанесла на него мазь. Ожидание чуда, застывшее на лице девушки, тут же сменилось плаксивой гримасой. Она заерзала на месте, зайокала и начала что есть сил дуть на синяк, и было это до того комично, что Лу рассмеялась.
Вечером, проводив новую подругу до питомника и вернувшись домой, Лу села ужинать с Хартисом на тесной кухоньке и рассказала ему о стычке с детьми, а потом спросила:
– Ты когда-нибудь раньше видел людей, похожих на Нами?
Ее хозяин с загадочным видом почесал бороду. Потянулся за очередным, уже шестым по счету кусочком сахара, чтобы бросить в чай, но, поймав осуждающий взгляд девчонки, вздохнул и убрал руку.
– Не доводилось, лучик мой. Такие люди встречаются очень редко, – отозвался он. – Их называют альбиносами.
– Это болезнь?
– Кто-то считает, что болезнь, а кто-то – что особенность. Ей лучше избегать солнца, а в остальном она может жить обычной жизнью. В любом случае, я очень горжусь тем, что ты за нее вступилась и отнеслась к ней непредвзято, хотя ее внешность наверняка кажется тебе странной. Люди зачастую слишком суеверны, так что, как ни прискорбно признавать, нет ничего удивительного, что ее задирают. – Он глянул в чашку и туманно добавил: – А вот там, откуда я родом, альбиносы всегда были в почете…
Лу пристально взглянула на хозяина, который стал задумчивым и немного грустным. Хартис прежде никогда не упоминал о своем прошлом. Хотя местные шены принимали его за своего, имя выдавало в нем чужеземца, да и внешность тоже – кожа, хоть и темная, но другого оттенка, не такой широкий нос, не столь пухлые губы. Вообще, если у его лица и были круглые черты, то за этим стояла не врожденная особенность, как у коренных жителей, а пристрастие к сладостям, которыми его по-отечески щедро снабжал старик-торговец из соседнего магазина.
Поговаривали, что Хартис открыл свою лавку пару лет назад и обитал в ней один – до тех пор, пока в прошлом году не обзавелся рабыней-помощницей в лице Лу. Но что было до всего этого? Девчонка склонялась к тому, что он уроженец одного из других многочисленных городов юга. Судя по странной татуировке на руке, этим трем концентрическим треугольникам, он некогда принадлежал к некой опасной группировке. Лу давно заметила, что, несмотря на внешнюю расслабленность, внутри Хартис был словно туго натянутая струна: он никогда не ослаблял бдительность, и застать его врасплох было решительно невозможно. Должно быть, однажды он повздорил с подельниками и был вынужден скрываться, уехал в другой город, сбыл награбленное добро, купил лавку тканей, отпустил бороду и, возможно, даже поменял имя; но при этом опасался, что прошлое его настигнет, и поэтому всегда оставался начеку…
Да, именно так Лу это и представляла, а напрямую никогда не расспрашивала – внушала себе, что ей неинтересно, тогда как на самом деле попросту стеснялась. Она прекрасно понимала, что фривольность, с которой она позволяла себе общаться с хозяином, не распространяется на столь личные темы.
Но теперь, обрадовавшись полученной возможности, она набралась смелости и спросила:
– А откуда ты родом?
– Из другого места, – ответил хозяин, попытавшись принять свой обычный беззаботный вид, но улыбка у него вышла натянутой. Лу вопросительно выгнула бровь, поэтому он добавил: – Название тебе все равно ни о чем не скажет. Я как-нибудь поведаю об этом, лучик мой, но в другой раз.
После этого они пили чай в молчании, и очень скоро Хартис, сославшись на усталость, отменил их вечерний урок арифметики и ушел в свою комнату.
Той ночью Лу ворочалась в кровати и никак не могла заснуть, думая о том, что у каждого есть свои секреты. И прошлое, о котором не хочется вспоминать. Но оно все лезет и лезет наружу, как перезревшее тесто, и как бы ты ни старался забыть, все равно будешь помнить…
А самое обидное – есть то, что ты, напротив, так отчаянно желаешь вспомнить, но не можешь.
И помни, Антеора дочь, хранить мечты поклялись мы…
Лицо матери.
Мечты, о которых она пела.
Антеор.
3 Гадальные камни
Высокая женщина в длинном плаще появилась в конце улицы поздним вечером, и, хотя на город наползала тьма и уже сложно было различить лица редких прохожих, Лу узнала ее. Сердце екнуло. Девчонка сдвинула брови, принявшись усерднее орудовать метлой, гоняя пыль и сор на площадке перед лавкой.
Она уже видела эту женщину около недели назад. В тот день, примерно в то же время колокольчик над дверью звякнул, оповещая о новом посетителе. Лу, занимавшаяся на кухне стиркой, вытерла руки и пошла на звук. Ей показалось странным, что Хартис, который наводил порядок на прилавках, не запер двери, ведь обычно в это время они уже закрывались для покупателей. Остановившись возле прохода в торговый зал, Лу услышала незнакомый женский голос и голос хозяина. Они переговаривались о чем-то пару минут. Слишком тихо – слов было не разобрать. Потом Хартис крикнул:
– Лу!
Она вздрогнула. Выждала немного, прежде чем отодвинуть шторы с бусинами и войти. Поклонилась. Оба присутствующих уставились на нее – Хартис, как обычно, с улыбкой, женщина – пристально и холодно. Теперь Лу смогла разглядеть ее – коротко стриженые волосы, суровое лицо, широкие плечи, прямая спина. Молчание, повисшее в лавке, затянулось. Женщина стояла, скрестив руки на груди, и Лу было не по себе от ее взгляда, сурового, оценивающего. Девчонка лихорадочно перебирала в уме события недавних дней, пытаясь понять, где и в чем могла провиниться.
Наконец, женщина повернулась к ее хозяину и отрезала:
– Нет.
– Отчего же? – мягко поинтересовался Хартис.
– Она рабыня.
Лу начала догадываться, почему так оробела в ее присутствии. Судя по ее выправке, по манере говорить, сухо бросая фразы, она была стражницей.
– Ступай, – велел девчонке хозяин.
Лу вновь скрылась в проеме и сделала несколько шагов по коридору, но желание узнать, в чем дело, не позволило ей уйти просто так. Она замерла, прислушиваясь, но смогла разобрать только резкий голос женщины: «это недопустимо», «это преступление». Затем они заговорили тише, а спустя еще несколько минут колокольчик снова звякнул. Лу осторожно выглянула из-за шторы, чтобы убедиться, что женщина ушла. Хартис стоял к ней спиной – поправлял и раскладывал товар на столах, мурлыча под нос какую-то мелодию.
– Ты, наверное, хочешь узнать, кто это был? – спросил он, не оборачиваясь.
Лу прошла внутрь, оперлась на прилавок и поковыряла ногтем щербинки на деревянной столешнице, по которым отмерялись ткани.
– О да, мой господин, я нижайше прошу вас раскрыть мне эту тайну.
Хартис насмешливо дернул плечами, услышав ее притворно-учтивый тон, и сказал, подтверждая ее догадку:
– Эту женщину зовут шани Ниджат, и она двадцать лет служила в городской страже. Я убедил ее оказать мне услугу.
– Какую?
– Обучать тебя.
– Чему? – удивилась Лу.
Всему, чему нужно, Хартис до этого учил ее сам. Лу, пусть и отлынивала от занятий, как только могла, за два года все-таки овладела чтением, письмом и операциями над числами. С терпеливой помощью хозяина она понемногу училась разбираться в финансовых делах лавки. А чему вообще может научить ее отставная стражница – караулить у ворот и кормить собой мошкару? Лу очень смутно представляла, чем занимаются стражники после окончания службы. Кажется, им платят какое-то пособие, но, возможно, шани Ниджат сочла его недостаточным и решила найти подработку? Ходит по домам и дает уроки… Чего? Вышивания? Каллиграфии? Любое предположение Лу не вязалось с возмущенными словами, которые произнесла та женщина. «Это недопустимо. Это преступление».
– Скоро сама узнаешь, – расплывчато бросил хозяин, и Лу сразу поняла, что ответа от него не добьется. С тех пор она мучилась догадками, которые казались ей одна глупее другой, и очень жалела, что за всю неделю не нашлось времени наведаться в гости к подруге и поделиться случившимся. Нами была очень умна, она бы непременно додумалась, о чем идет речь.
Хотя теперь, кажется, все должно было выясниться само собой. Стук жестких набоек о мостовую нарастал, а затем резко стих. Женщина выжидающе остановилась в нескольких шагах от Лу, все так же скрестив руки на груди. Девчонка убрала метлу и учтиво поклонилась, поднялась по ступеням и распахнула перед ней дверь.
Хартис стоял у прилавка и чирикал в толстой потрепанной книге, лежавшей поверх рулонов тканей – вел учет сегодняшней торговли. Реагируя на звон входного колокольчика, он отложил перо и, расплывшись в улыбке, шагнул навстречу шани Ниджат. Они обменялись коротким рукопожатием.
– Рад, что вы не передумали.
– Это должно остаться в тайне, – с каменным выражением сказала женщина.
– Разумеется. Двор так зарос, что никто вас не увидит.
Бросив взгляд на девчонку, она коротко кивнула. Хартис взял свечу, отодвинул шторы с бусинами и жестом пригласил женщину внутрь. Она направилась за ним по коридору своей уверенной, по-солдатски крепкой походкой, а Лу, взволнованная, поплелась следом, и вскоре все трое очутились на заднем дворе. Небо было темным, с тонкими бороздами облаков, подсвеченными бледным диском луны, разгоряченный за день воздух постепенно остывал, звуки города стихали. Женщина прошлась по дворику, бегло осматриваясь, а Хартис тем временем зажег два уличных фонарика, которые висели под козырьком крылечка. Тусклый свет озарил небольшой участок вытоптанной травы, примыкающий к задней стене дома.
– Вам достаточно света? – спросил хозяин, обращаясь к стражнице. – Места? Вам что-то потребуется?
– Ничего, – ответила она.
– Что ж, тогда не стану мешать.
С этими словами Хартис развернулся и ушел, оставив озадаченную девчонку наедине с шани Ниджат. Какое-то время та снова оценивающе разглядывала Лу, а потом стянула с себя плащ и набросила на бортик крыльца.
– Ладно, девочка. Тебе ведь известно, для чего я здесь? – По ее замешательству шани поняла ответ и сообщила: – Твой хозяин посулил мне большие деньги, чтобы я учила тебя драться. Заруби на носу, что это дело идет вразрез с законом, следовательно, как я уже говорила, наши уроки должны храниться в строжайшей тайне.
Разминая шею, руки и плечи, она стала медленно описывать небольшой круг, в центре которого стояла девчонка, а та не спускала с нее недоверчивого, настороженного взгляда.
– Я привыкла выполнять свою работу на совесть, – сказала шани, – так что здесь, на занятиях, буду забывать, кто ты такая. На это время ты будешь просто ученицей, которой предстоит освоить навыки рукопашного боя. В твоих интересах слушать меня внимательно и делать все в точности так, как я говорю.
Она наконец остановилась прямо под горевшим у крыльца фонариком, что позволяло в полной мере оценить крепость и атлетичность ее фигуры, прежде скрытой плащом. Лу мысленно усмехнулась, вспоминая свои нелепые предположения о том, что эта женщина может быть учителем вышивания или каллиграфии.
– Давай для начала посмотрим, что ты можешь, – сказала шани Ниджат, с вызовом выставляя вперед подбородок. – Попробуй ударить.
Она хмыкнула, увидев выражение лица девчонки, которая опешила от такого требования. Лу не шелохнулась, поэтому шани выкинула руку вперед, поманила ее и повторила:
– Давай. Напади. Ударь меня.
Девчонка снова не сдвинулась с места, лишь испуганно мотнув головой, и тогда шани разозлилась:
– Не трать мое время, девочка! Делай, что тебе велено! Забудь, что ты белая, а я черная. Нападай! Попробуй ударить!
Сквозь нарастающую тревогу Лу преодолела разделявшие их три шага.
– Бей! – крикнула шани Ниджат.
Словно во сне девчонка несмело занесла кулак и выбросила его вперед, целясь женщине куда-то в край плеча. Удар получился вялым, его бы с легкостью избежал даже старик. Шани Ниджат увернулась с нескрываемым презрением на лице и отступила на два шага в сторону.
– И это все? Давай, еще раз!
Лу снова приблизилась, на этот раз немного уверенней, и попыталась нанести удар. Шани вновь увернулась без каких-либо усилий.
– Еще!
Так какое-то время они кружили по двору – шани Ниджат замирала на месте, и Лу приближалась, чтобы ударить, и в последний момент та отступала. С каждым разом девчонка атаковала смелее и быстрей, но женщина каждый раз оказывалась проворнее, и Лу так и не удалось ни разу до нее дотронуться. Наконец шани, видимо, сочла, что этих жалких потуг с нее довольно: в очередной раз вместо того, чтобы увернуться, она перехватила кулак Лу и крепко сжала, а потом заломила девчонке руку резким, болезненным движением и пнула ту под зад так, что она повалилась на траву.
– Плохо, очень плохо, – протянула шани, отряхивая ладони, словно они испачкались от прикосновения к столь непутевой ученице. – Наверное, из-за того, что ты рабыня, ты двигаешься ужасно зажато. Скованно. Деревянно. К тому же совершенно очевидно, что твоя физическая форма оставляет желать лучшего. Так не пойдет. Нет, не трудись подниматься, оставайся там, где ты есть. Думаю, мы как раз можем начать с чего-то несложного – скажем, с двадцати отжиманий…
Питомник шани Суори представлял собой величественный двухэтажный особняк, окруженный рощицей апельсиновых деревьев. Сейчас, в разгар дня в их ветвях вовсю порхали и щебетали птицы. Два фонтана в форме звезд, дно которых было устлано синим камнем, украшали пространство перед входом. У левого топтались охранники, черпая шлемами воду в надежде охладиться – узнав в посетительнице Лу, они не стали отрываться от своей ленивой беседы. У правого, перегнувшись через бортик, сидела девушка с длинной косой, ловя мелкие капли на ладонь. Лу поднялась по широким ступеням и стукнула дверным молотком. Почти сразу ей открыла девочка лет восьми, поздоровалась и впустила внутрь. И убежала прочь, шлепая босыми ногами по мраморной плитке. Лу услышала голоса слева от себя, миновала широкий холл и просторную гостиную и вышла на веранду.
Шани Суори, сухопарая дама почтенных лет, вальяжно полулежала в плетеном кресле, лениво обмахивая себя огромным веером из цветных перьев. Возле нее на столике стоял графин и несколько полупустых стаканов. С другой стороны стола корпела над книгой одна из ее воспитанниц, двое других сидели плечом к плечу на полу – младшая склонилась над незаконченной вышивкой, старшая давала ей советы.
– Давно тебя не было видно, – протянула дама, заметив появление гостьи. Голос у нее был низкий, с хрипотцой.
– Доброго дня, госпожа, – поклонилась Лу. Среди всех господ, с которыми ей приходилось иметь дело – а ведь она, торгуя тканями, повидала их немало – шани Суори вызывала у нее наибольшую симпатию. На первый взгляд, владелице «Синих звезд» были свойственны те же замашки, что и остальным аристократам, но при более пристальном внимании ее надменность казалась наигранной, словно в глубине души эта дама насмехалась над ролями, которые был вынужден играть каждый житель города, в том числе и она сама. – Прошу извинить за долгое отсутствие. Много дел в лавке.
Это была отговорка. В лавке дел особо не прибавилось, просто из-за тяжелых тренировок под неустанным контролем шани Ниджат Лу порой чувствовала себя настолько измотанной, что сил заехать в питомник у нее не оставалось. Однако она помнила, что должна держать свои уроки в секрете, и потому единственной, кто знал правду, была Нами. Лу доверяла ей, и к тому же не хотела, чтобы подруга обиделась, решив, что обделена вниманием без веской причины.
– Ты случайно не узнала, что я просила?
– Узнала, госпожа. Шен Хартис выказывает вам свое почтение и просит передать, что с великим удовольствием сделает скидку на кевранский шелк, но только если вы закажете не менее сорока отрезов.
– Сорок? Вот бородатый сумасброд! К чему мне столько? – всплеснула руками шани Суори. Поджала тонкие губы, интенсивнее замахала веером. – Ладно. Передай ему, я подумаю. И пусть оставит свое почтение при себе, с такими-то предложениями!
Лу с поклоном удалилась. Вернулась в холл, поднялась по полукруглой лестнице, прошла по устланному мягким ковром коридору до самой дальней двери, постучалась и услышала:
