– Посмейся напоследок, гадёныш, я посмеюсь последняя.
Устало поднявшись, Макар направился прямиком к Кире, желая поскорее закончить. Каждое движение доставляло ему боль, и, оказавшись перед высоко вылезшим из земли корнем, он долго примеривался, как преодолеть это препятствие. Наконец справившись с этим, он остановился, переводя дыхание. Серебряный нож, зажатый в кулаке, казался невероятно тяжёлым и оттягивал руку. В голове пульсировало: «Главное верить, что при помощи серебра я прикончу эту тварь». Кира, не отрывавшая от него взгляд, обеспокоенно засуетилась, отодвинувшись поближе к дереву. Преодолевая тошнотворную вонь, исходящую от неё, Макар схватил Киру за жидкие волосы и отвёл голову назад, обнажая тощую шею. Кира, заверещав, вцепилась своими когтями ему в руку, пытаясь безуспешно её скинуть. Не обращая на это внимания, Макар занёс руку для удара. Визг оборвался, вместо него посыпались слова:
– Стой, стой! Остановись!
Макару было очень трудно держать дрожащую руку с зажатым ножом. Выдохнув, он уже собрался опустить серебряное остриё на серую кожу шеи, когда Кира просипела:
– Я помогу тебе…
Договорить она не успела, нож упал вниз, и Макар поморщился от резанувшего уши визга. Отпустив волосы, Макар отступил на шаг назад. Кира растаявшим снеговиком осела в своих тряпках, голова, упав, замерла на впалой груди. Алая струйка ослепительно ярким, в царстве серого цвета, стежком легла на бесцветное рубище.
Покрутив окровавленный нож в руках, Макар сунул его за оторванную подкладку куртки и, взглянув на неподвижное тело, обронил:
– Чем ты можешь мне помочь?
Кира, застонав, прижала руки к кровоточащему горлу:
– Я умираю…
Макар досадливо поморщился:
– От этой царапины ты не сдохнешь и быстро восстановишься, когда я уйду и снова придёт Тьма. Так что говори что собиралась, и пусть это будет что-то стоящее, иначе во второй раз я не буду так осторожен.
Прерывисто дыша, Кира сказала:
– Я предлагаю тебе сделку. Убив меня, ты пройдёшь дальше и будешь вынужден продолжить игру… – Кира сплюнула, но вязкая слюна не пожелала оторваться от её губ и повисла на подбородке. Не отерев её, она продолжила: – Следующий перерождённый убьёт тебя, будь уверен. Посмотри на себя, ты же еле на ногах стоишь.
– Это всё я уже знаю. На минутку, ты же помнишь, как я ползал на карачках?
Чёрные губы расплылись в довольной улыбке, обнажив беззубые дёсны, по которым прошёлся сухой язык.
– Это одно из самых приятных воспоминаний.
Макар засунул руку за пазуху и без выражения проронил:
– Надеюсь, ты успела им насладиться.
Всю весёлость словно тряпкой стёрло со смятого лица. Отняв одну руку от порезанной шеи, она протянула её к нему в останавливающем жесте.
– Я знаю, ты упрям, но согласись, тебе осталось пройти ещё троих. Я допускаю, что ты сможешь одолеть следующего, но троих … И тогда всё закончится, ты отправишься туда, откуда тебя вырвал Игрок…
Макар отпустил рукоятку ножа и медленно вынул руку.
– Ты говоришь о мастере Клуте?
Кира, пожав плечами, сделала неопределённый жест ладонью.
– У него много имён… И да, он действительно мастер, мастер игры, которая у него всегда своя. Но это сейчас не важно. Короче, если ты отправляешься в ту щель между мирами (а ты обязательно отправишься чуть раньше или чуть позже), то, соответственно, твои близкие лишаются твоей защиты. Да и вообще, с тобой лично всё будет закончено. Хотя, с другой стороны, если тебе нравится созерцание, глупо отказываться от такой возможности.
Макар в задумчивости потёр подбородок. Ему не хотелось признаваться себе в этом, но в словах Киры было много разумного. Кроме одного.
– Что ты конкретно мне предлагаешь?
– Выход из игры. Возможность зализать раны и продолжить поиски.
Макар, прищурившись, внимательно посмотрел в глаза сидящей перед ним ведьмы. Но прочитать что-либо в этих двух углях застывшей злости не сумел.
– Карлик сказал, что у меня только два пути выхода из игры. Либо пройти до конца и найти ответы на все вопросы, либо, погибнув, отправиться обратно.
Кира, наклонившись вперёд, прошептала:
– А я и не говорю, что ты сам можешь выйти из игры. Это могу сделать я. Такого развития события Игрок не предположил. Я открою тебе проход в твой мир.
Макар, криво усмехнувшись, присел перед ней на корточки.
– А что мне толку от моего мира, как я буду жить там? Твоё предложение не принимается. У тебя всё?
Серебро блеснуло в его руке. Кира, зарычав, вжалась в своё тряпьё.
– Хорошо, я отправлю тебя в мир, где ты сможешь отыскать свою жену и ребёнка.
Макар не спешил убирать нож. Всё что, сказала эта ведьма, на поверку может оказаться пустой болтовнёй. Даже если она и вправду в состоянии вырвать его из игры, он не узнает всего, чего хотел. Хотя с другой стороны, если у него не получится… Но об этом он даже думать не хотел. В раздумье он набрал пыли в кулак и, подняв руку перед собой, немного разжал пальцы. Невесомые песчинки полоской прозрачной материи выскользнули из его ладони и, к изумлению Макара, застыли в воздухе клочком тумана. Он чётко видел каждую песчинку, застывшую в воздухе. Мрачно покосившись на Киру, он протянул руку и вынул несколько песчинок из общего облака, растёр их между пальцев. Кира, наблюдавшая за этим, закудахтала своим мерзким смехом:
– Время странно себя ведёт в разных местах… и закончиться оно у тебя может в любой момент.
Словно в подтверждение этих слов пыль исчезла – не осела на землю, не была унесена ветром, а просто исчезла. Это сподвигло Макара к принятию решения.
– Отлично, ты немедленно переправишь меня к Маше и Тане.
Кира затрясла головой в жесте отрицания.
– Это тебе не такси, умник, плюс-минус сто километров – превосходный результат, по времени только настоящее, то бишь куда попадёшь. Макар, предполагавший нечто подобное, сказал:
– Похоже, вариантов у меня нет…
Кира мелко закивала:
– Ну да, я тебе об этом говорю. Я же…
–…И что для этого надо? – Макар оборвал Киру, не желая затягивать беседу.
– Тебе – ничего.. – Кира, засуетившись, даже забыла о своей порезанной шее. Потирая ладони, она с кряхтением поднялась на ноги и подошла к дереву. – Я всё сделаю сама. Не переживай, всё будет в лучшем виде. Макар отошёл в сторону, продолжая внимательно наблюдать за ней, готовый в любой момент нанести смертельный удар. Прижавшись к стволу, Кира обхватила его сухими руками и ногами, словно любовника, и принялась что-то шептать. Очень скоро её шёпот перерос в рычание, а тело начало биться в припадочных корчах, при этом пальцы с кривыми обломанными ногтями глубоко впились в белесую плоть странного дерева. Макара, глядевшего на это действо, стало тошнить. Присев на одно колено, он сплюнул сделавшуюся вязкой слюну и, вытерев рот рукавом, с силой втянул в себя в воздух и выдохнул. Тряска, бившая тело Киры, лесным пожаром перекинулась на дерево. Поцеловав напоследок ствол, Кира насытившейся пиявкой отвалилась от него, осев меж корней. На месте поцелуя образовалось тёмное, похожее на плесень пятно. В несколько секунд оно разрослось, подобно мазуту на воде, пожирая поверхность дерева. В итоге образовалась рваная дыра с трепещущими краями, сочащимися белёсой жидкостью. Дерево, содрогнувшись последний раз, замерло.
– Проваливай.
Голос Киры был едва слышен. Макар, подойдя к дыре, больше похожей на рваную рану, с сомнением её осмотрел. Густая жидкость уже перестала выделяться и густела мутными наплывами, за которыми открывалась абсолютная Тьма, обдававшая холодом.
– Если ты хочешь уйти, то поторопись: рана скоро затянется и тебе придётся меня убить, потому что второй раз я проход не открою. Мне нужна моя Тьма, свет сжигает меня. Ну же!
Макар видел, как края бледной плоти дерева стремятся друг к другу, запечатывая проход. Всё внутри него кричало, что этому монстру доверять нельзя – это ловушка. Выбор был не богатый, и он, похоже, свой сделал. Терпя зловоние, он, подойдя к Кире, так и не пошевелившейся после открытия врат, взял её за шкирку и потащил с собой. Та сначала никак не отреагировала, но поняв, куда он её волочёт, завопила, как сотня привидений:
– Пусти меня, ублюдок! Нет! Что тебе от меня ещё надо! Пусти-и-и-и!
Макара шатало как пьяного, на слабость от полученных ран и смертельную усталость наложилась удушающая вонь, от которой у него на глаза наворачивались слёзы. К тому же ведьме страх придал новые силы, и та, вереща проклятия, расцарапала ему все руки. В какое-то мгновение она чуть было не вырвалась, и Макар ударил её по лицу. Кира перестала царапаться, но не прекратила вопить, чтобы он её отпустил.
– С чего ты так перепугалась, Кира? Ведь ты всё сделала как надо. Как тебе надо. Вот теперь ты сама и проверишь, всё ли там в порядке. Стоя спиной к чёрной дыре в дереве, он слышал и чувствовал, как она с жадностью засасывает в себя воздух.
– Мне нельзя, нельзя во врата. Пожалуйста…
Макар, не ожидавший услышать такое, остановился возле самого прохода и посмотрел на уродливое старушечье лицо, по которому текли слёзы, смыв из глаз пламя ненависти, оставив лишь страх и тоску. Кира глядела на него просящим взглядом, слёзы, сбегавшие из глаз, смешивались с кровью, измазавшей ей подбородок.
– Пожалуйста, Макар… – она впервые назвала его имя. – Я сказала правду, иди к своим жене с дочерью. Мне нельзя входить во врата, я не найду обратной дороги в своё тело. Посмотри на меня… а ведь я была красавицей, и я не старше тебя. Что ни говори, а это благодаря тебе я стала такой, но я тебя не виню. Ты был просто напуганный мальчишка.
Макар чувствовал, что он может сейчас узнать нечто важное. От предвкушения у него даже мурашки по спине пробежали. Кира робко дотронулась до его колена:
– Поверь, меня сделали такой. – Макар в замешательстве отпустил Киру. Шмыгнув носом, та, встав на колени, прикоснулась обеими руками к его стопам: – Спасибо.
Макар, откашлявшись, нахмурил брови.
– Я ещё ничего не…
Договорить он не успел. Кира, испуганно округлив рот буквой «о», указала пальцем за спину Макара, прохрипев:
– Врата!
Макар, обернувшись, увидел, что проход хотя и уменьшился, но оставался достаточно большим, чтобы он без проблем прошёл в него. Это и сделало его тело беспомощным помимо его воли. Костистые руки с неожиданной силой толкнули в грудь, и Макар спиной влетел в дверь между мирами, успев в последний момент зацепиться за края руками. По ту сторону ветер был гораздо сильнее, но даже сквозь него Макар услышал торжествующий хохот проклятой ведьмы. Его обдурили как младенца, сыграв на жалости… Макара переполнял гнев, в первую очередь на себя. Он же знал, что его ждёт ловушка. Он чувствовал, как под кожей ладоней толкаются тысячи муравьёв, жаля их. Это края прохода неумолимо сжимались, обжигая его своим соком. Прямо перед собой он видел умирающую от смеха Киру.
– О мой благородный рыцарь, вы так любезны, что решили сдохнуть вместо меня! В наше время это редкость – такая галантность.
Снова взрыв смеха… Она откровенно издевалась над ним и упивалась своей победой. Для безопасности она отползла на шаг, чтобы Макар не смог до неё дотянуться. Раскачиваясь взад и вперёд, она продолжала смеяться, периодически останавливаясь, чтобы перевести дух и вылить на Макара очередную порцию издёвок и оскорблений. Макар вздумал подтянуться и выбраться из ловушки, но Кира, тотчас прекратив хохотать, подняла с земли сучковатую палку и прокаркала охрипшим от смеха голосом:
– Попробуешь выбраться – я с удовольствием сломаю тебе пальцы, и ты всё равно полетишь. А можешь дождаться, когда створки врат сомкнутся и откусят тебе пальцы, мне даже больше так нравится, полюбуюсь на твои потуги. Что я тебе говорила, урод?! Я буду смеяться последней!
Макар не проронил ни слова, сказать ему было нечего. Кира, склонив голову на плечо и криво ухмыльнувшись, прошипела:
– Знаешь, мне кажется очень забавным то, что я тебя практически не обманула. Это действительно врата между мирами, и они приведут тебя в мир, где сейчас находятся твои жена и ребёнок. Только есть одна маленькая заминка. Вратам за проход требуется плата – жизнь. И, как ты понимаешь, это будет твоя жизнь. Так что прилетишь ты куда и хотел, но уже хладным трупом. Смирись, ты проиграл, или попробуй побороться. Я хочу посмотреть, сколько ты протянешь с изувеченными руками… – и она легонько ткнула Макара в палец. Этого хватило, чтобы тот понял, что если удар будет немного сильнее, он не удержится. Бросив палку, Кира захлопала в ладоши. Происходящее определённо доставляло ей огромное удовольствие. Разойдясь в своём веселье, она, подобрав полы своего одеяния, подбросила их вверх, изображая крылья: – Кар-р, кар-р, кар-р-р-р, я приветствую твою смерть! КАР-Р!!!
При очередном взмахе конец хламиды втянуло в дыру, где висел Макар, мазнув его по лицу. Не думая ни о чём, он ухватил её левой рукой и намотал на кулак. От рывка махавшая руками Кира растянулась на земле, разбив в кровь лицо. Оглушённая, она пару секунд была в замешательстве. Этого времени Макару хватило, чтобы подтянуть её к самому проходу, ставшему по размерам вполовину меньше от того, каким он был вначале. Придя в себя, Кира, зарычав и упёршись руками в ствол дерева, рванулась назад. Гнилая материя затрещала, но выдержала. Пользуясь тем, что его пальцам ничего не угрожало, Макар по грудь выбрался из закрывающегося прохода и схватил вопящую Киру за шею. Резко вскинув руки, Кира метила ногтями Макару в глаза, стараясь их выцарапать. Пытаясь уберечь глаза, Макар, не удержавшись, сорвался в затягивающую его бездну и повис на одной руке, но благодаря этому рывку он сумел втянуть сопротивлявшуюся Киру за собой. Отпустив её шею, Макар ухватился обеими руками за край прохода, сузившегося до такой степени, что в него с трудом прошла бы его голова. Кира с упорством кошки цеплялась за его пояс. Она уже не кричала, лишь натужно хрипела. Макар расслышал среди этого хрипа:
– Будь ты проклят, будь ты…
После этого Макару стало легче, его уже никто не тянул за пояс. Кира ушла в так полюбившуюся ей Тьму без единого вскрика. Макар, перед тем как его пальцы сорвались, успел подумать: «Я уже проклят». Ледяной ветер унёс его в холодную Тьму между мирами…
…Жар… Он буквально плавился в его волнах, его охватывало чёрным пламенем и всё тело сотрясалось в ознобе, от которого крошились зубы. Вокруг него рушились стены, горящий камень и дерево грозили погрести его под собой… Он парил над полем битвы, на котором погибали тысячи, сотни тысяч. Шла жатва… Кира, такая, какой она была в школе, стояла возле высоких деревянных дверей, выкрашенных в чёрный цвет, и протягивала ему ключ… Его старая квартира, он стоит на балконе и под ним явно не четыре этажа. Ветер рвёт его волосы и одежду, выбивает из глаз слезу… Или они текут не от ветра? Балкон больше, чем он помнил, и выложен в чёрную и белую клетку. Макар подходит к краю и видит, что их квартира единственная в доме, вокруг серая монолитная стена без окон и других балконов. Позади хлопает дверь, он оборачивается и видит Машу с Танюшкой на руках. Они улыбаются ему, проходят мимо, и Маша садится на перила. Макар хочет сказать, чтобы она не делала этого, ведь она может упасть. Но Маша, прочитав его мысли, прижимает палец к губам: «Не волнуйся, милый, мы не упадём, ты же можешь летать, и мы не упадём». С этими словами Маша и Таня помахали ему руками и Маша с дочкой сорвались вниз вперёд спиной. Макар с криком подлетает к перилам. Внизу величаво большими белыми птицами проплывают облака. Перила тают, и он с бешеной скоростью, от которой захватывает дух и всё сжимается внутри… Падает? Парит?
Провал в сознании, заполненный вязким туманом. Голоса, которые доходят до его слуха, преодолевая огромные расстояния, обессиленно заползают в его уши усталым шёпотом: «Он может пригодиться…» Тишина. «Он умирает…» «Выживет…» Шум водопада, прохлада омывает его тело. Тишина и пустота, сливаясь друг с другом, образуют темноту без видений…
…Слабость свинцом придавила его, чтобы пошевелить пальцем, нужно приложить титанические усилия. Сквозь закрытые веки он чувствовал ласковые солнечные лучи. Совсем как в детстве в воскресенье, когда по квартире разносился восхитительный запах жарящихся мамой блинов. И ты лежишь в своей уютной кровати уже проснувшийся, но не открываешь глаза, ловя моменты счастья. На какую-то секунду он подумал, что сейчас зайдёт мама и позовёт его есть блины. Скрипнула дверь, и он услышал осторожные шаги. Макар весь замер в предвкушении чуда, заранее зная, что чуда не будет. Ко лбу прислонилась прохладная ладонь, и неизвестный женский голос тихо произнёс:
– Смотри-ка, кажись, выкарабкался, горемыка.
Шаги удалились, скрипнула дверь и вновь наступила тишина. Полежав ещё немного, прислушиваясь к своему состоянию, Макар, к своему удовольствию чувствовал себя вполне сносно. Не считая сильной слабости и зверского голода. Полуоткрыв глаза, он оглядел комнату, в которой оказался. Небольшая, чисто прибранная. Высокое стрельчатое окно было забрано цветным витражом, изображавшим сцену, где двое святых с нимбами воздевали руки к льющемуся с небес сиянию. Свет, проникающий сквозь витраж, цветными пятнами ложился на противоположную стену и на серое шерстяное одеяло. Остальная обстановка состояла из узкой кровати, на которой он лежал, на противоположной стене – скромная полочка с несколькими книгами в тёмных переплётах. Стены из серого камня, пол и потолок радовали приятным для глаз тёмно-ореховым цветом, возле кровати стоял невысокий табурет. Поднявшись на локтях, он хотел было слезть с кровати, но голова так закружилась, что он вынужден был откинуться на подушку. Поглядев на подсвеченное солнцем окно, он гадал, куда его занесло на этот раз. Было очень похоже на Средневековье. Макар, уже закрыв глаза, подумал, что в детстве всегда хотел увидеть настоящего рыцаря, а лучше – стать им. Улыбка тронула его губы: «Глупые наивные мечты, а всё-таки было бы здорово…»
…Круговерть сна завертела его, вытащив из кровати и посадив на скачущего жеребца. Он был рыцарем в сверкающих доспехах и летел навстречу Чёрному дракону. Вот его красивое длинное копьё вонзилось в чешуйчатое брюхо и… Он пронёсся сквозь чудовище, как сквозь дым, оказавшись в кромешной темноте. Земля под ним оказалась болотом, которое в мгновение ока поглотило коня и неотвратимо затягивало его, заползая вонючей жижей в сочленения лат. Он хрипел, рвался… но трясина мёртвой хваткой держала его, проталкивая в своё ненасытное чрево. Грязь холодными слизняками пробралась к нему в смотровую щель шлема и прикоснулась к лицу…
…Вырвавшись со стоном из объятий трясины кошмара, он какое-то время непонимающе смотрел на горящую на подоконнике свечу. Судя по тишине и темноте, за окном стояла ночь. Рядом на табурете он увидел кувшин, накрытый ломтём хлеба с маслом. При виде еды желудок взревел голодным тигром. Непослушными пальцами он захватил угол одеяла и стянул его с себя. Не спуская глаз с приготовленного угощения, он, морщась от боли и натуги, перевернулся на бок. Переведя дыхание, Макар спустил ноги с кровати и ощупал босыми подошвами холодный пол. Долго собираясь с силами, он, стиснув зубы, перевернулся на живот и опустился на пол коленями. Он был абсолютно голый, не считая повязок – большой, закрывающей грудь, и множества маленьких. От холода по коже разбежались мурашки, но Макар не обратил на них никакого внимания – цель была близка. Протянув дрожащие руки к бутерброду, он подивился их слабости. Макар был очень осторожен, однако ломоть хлеба выпал из его пальцев и шмякнулся на пол маслом вниз. После этого он побоялся поднимать кувшин. Заглянув внутрь, Макар почувствовал запах молока. Ухватив кувшин за горлышко, он слегка наклонил его и прижался губами к глиняному краю. Вкус был восхитительным! Он не успокоился до тех пор, пока не опорожнил кувшин до дна. Закончив с молоком, Макар, опустившись на корточки, принялся за хлеб с маслом. Съев всё до последней крошки, он слизал масло с пола. Убедившись, что ничего не пропустил, Макар, облокотившись на кровать, встал на ноги. Голова кружилась, но благодаря съеденному пол не спешил меняться местами с потолком. Макар почувствовал себя почти хорошо, если бы не переполненный мочевой пузырь. Мочиться в угол комнаты или в окно он посчитал недопустимым. Накинув одеяло, Макар, опираясь рукой о стену, на дрожащих ногах добрался до низкой двери. Передохнув, он толкнул дверь и, нагнувшись, вышел из комнаты, оказавшись в тускло освещённом двумя масляными лампадами коридоре. Не зная куда идти, Макар наугад выбрал левую сторону. Пройдя второй светильник, он пожалел, что не взял свечу. Нашаривая руками путь, он уже подумывал вернуться, когда впереди послышались голоса и мелькнула полоска света. Он хотел было крикнуть, чтобы ему помогли, но голос оказался слабым и крик вышел не громче шёпота. Звук хлопнувшей двери отрезал от него голоса, и он снова оказался в тёмной тишине. Ноги немилосердно мёрзли, и от этого ещё больше захотелось в туалет. Понукаемый нуждой, Макар ускорил, насколько мог, шаг и почти сразу наткнулся на стену. Коридор делал поворот. Повернув голову направо, Макар заметил тонкий луч света, падающий на пол из-за неплотно прикрытой двери. Приблизившись к ней вплотную, Макар наклонился к щели, оправдывая себя тем, что ему следует знать, где он находится, и может быть, не мешает услышать то, что предпочтут от него скрыть. Держась за косяк, чтобы не упасть, он заглянул в оставленную щель, но увидел немного: фрагмент массивного стола, на котором стояли два простых, без всяческих украшений, кубков. Вне пределов видимости располагались, по меньшей мере, два человека, именно столько голосов Макар слышал. Разговор, видимо, начался не сейчас и близился к завершению. Голос, который Макар услышал первым, по его впечатлениям, принадлежал немолодому человеку, к тому же простуженному.
– …Мы не должны загонять людей в веру, как стадо в стойло.
Голос второго собеседника был более молодым и резким; чувствовалось, что говорящий непоколебимо уверен в своей правоте.
– Да они и есть стадо, отец Биль. Они – тёмное стадо, а мы пастыри, которые должны привести их к свету.
– Я вижу, многоуважаемый отец Маркат, что стадо гонят на бойню. Я слишком много видел и слышал в последнее время и не могу сказать, что мне всё по нраву.
– Вы не согласны с тем путём, который для нас проложил архипастырь? Мне кажется, я вас неверно понял, иначе ваши слова – ересь.
В комнате повисла тишина, напряжение которой, как от грозового облака, почувствовал Макар, согнувшийся у двери. Он понимал, что если его поймают, то последствия могут быть крайне неблагоприятными, но уйти уже не мог. Рядом с ним происходило нечто важное, а ему нужно собрать максимум информации об этом месте. Опустив немного одеяло, он встал на него онемевшими ногами, пожалев, что не додумался до этого раньше. Раздался кашель, и обладатель простуженного голоса проговорил:
– Мы идём по пути, указанному нам Богом, и каждый торит его сам и может совершать на нём ошибки.
– Вы хотите сказать, что архипастырь и весь святейший магистериум ошибаются? Тысячи братьев, беззаветно верных этому пути, неправы, а один настоятель далеко не самого большого прихода оказывается правым? – В голосе молодого не чувствовалось вражды, лишь лёгкое недоумение и самое искреннее огорчение. – Простите, отец Биль, даже если рассматривать вопрос со стороны простой логики…
– Я знаю одно! Сожжение Зелёного луга вместе с жителями не поддаётся никакой логике! А также десятка других деревень на границе в угоду охоте на ведьм. Люди боятся святого воинства и его командующего.
– Остановитесь! – На сей раз голос приобрёл стальные нотки. – Остановитесь, отец Биль! То, что вы говорите – ересь, и я списываю её на ваше утомление от трудов. Возможно, вам пришла пора уйти в отшельники, подавая пример святости.
– Возможно, нам всем следует сделать это. Но я там где есть. И пока я здесь, говорю вам со всей ответственностью – это место опасно! И отправлять детей в Звёздную рощу нельзя.
– Это святое место… – говоривший сделал ударение на этом, – и детям там ничего не угрожает, тем более что возглавлять поход будете вы. И, кстати, тот парень, которого вы подобрали на дороге, – Макар возле двери навострил уши, – тоже мог бы занять место в общем строю. Хотя он слегка не подходит по возрасту, но детей должно быть семьдесят семь, само провидение послало нам этого юношу.
– Парень слишком слаб, и своё мнение по поводу этого безумства я вам сказал.
– Ну что же, очень жаль, я должен буду сообщить магистру Илирио о вашем решении.
– Как вам будет угодно.
– Однако я хотел бы вас заверить, что моё личное отношение к вам осталось неизменным, и я надеюсь на скорейшее и благополучное разрешение всех наших споров. А в конце нашего разговора…
Раздался звук отодвигаемого стула и приближающиеся шаги. Макар отшатнулся от двери, понимая, что вот сейчас она откроется и его увидят, потому что сил добежать до поворота у него не осталось, а от долгого стояния в одной позе всё тело затекло, став ещё более непослушным. Ему совсем не улыбалось присоединяться к какому-то походу в какой-то там лес, пускай и Звёздный. Однако его опасения по поводу бегства по коридору оказались напрасными. Отец Маркат остановился рядом со столом, поставив на него небольшую бутылку тёмного стекла.
– Я знаю, отец Биль, что вы строго поститесь, но сегодня великий праздник покаяния и прощения. Я молю о прощении у вас, отче, и смиренно прошу пригубить по глотку этого святого вина, которое я привёз из столицы. В знак неделимости и крепости нашей матери-церкви.
В этот момент Маркат повернулся боком, и Макару, вновь прильнувшему к щели, было отлично видно, как тот разлил по кубкам тёмно-красную жидкость. Переполненный мочевой пузырь при звуках льющегося вина с новой силой напомнил о себе, и Макар уже хотел было плюнуть на всё и отправиться на поиски отхожего места, как в следующий миг он замер, приковав свой взгляд к кубкам. Отец Маркат на долю секунды задержал руку над одним, и из его перстня с неприметным тёмным камнем просыпалась струйка белого порошка. Всё произошло очень быстро, и если бы Макар не находился с нужной стороны, он нипочём бы не заметил случившегося. Вот Маркат взял в руки кубки и скрылся из глаз. У Макара не было сомнений, что вино с порошком предназначалось обладателю простуженного голоса – отцу Билю. И что-то подсказывало Макару, что вряд ли таким образом подсыпают порошок от простуды. Нужно что-то сделать, иначе отец Биль умрёт. Но ему-то какое дело, у него своих проблем полон рот! За дверью отец Биль, откашлявшись, просипел: «Бог прощал и я прощаю. Простите же и вы меня, брат мой Маркат, святая инквизиция всегда была оплотом, на который могла опереться матерь наша – церковь.
– Бог простит. Ваше вино, прошу.
– Благодарю.
