Лина Вольная "Хамелеон"

Окинув обнаженное её тело плотоядным взглядом, старик поманил девушку пальцем – Ну-ка, потри спинку!

Оцепенение прошло, страх притупился, осталась лишь надежда, и она утопила её в жаркой наигранной прелюдии разворачивающегося финала, пустив в ход всё своё умение.

Через сорок минут, перешагнув порог парилки, Иван Станиславович вытолкнул играючи проститутку в предбанник – Пошли уже, наигрались всласть!

Первое, что она увидела на диване, это была камера «Кэнон», и это было настоящее для Марии потрясение. Лицо её приобрело мгновенно пергаментный оттенок, губы затряслись. Она медленно повернулась к Ивану Станиславовичу. Старый прожжённый лис уловил мгновенную перемену в настроение партнёрши, его прищуренный хитрый взор метнулся на диван. Мария замерла, ровно каменное изваяние, Иваныч уверенно шагнул вперед.

– Дядь Вань? – Мария перекрыла ему дорогу – Я, мне пора, наверное, уже. Проводи меня!

Иван Станиславович твёрдо оттолкнул девушку в сторону – Ты думаешь я старый дурень? – голос его мгновенно приобрел жёсткие металлические нотки – Что, сунула уже нос туда?

– Я не понимаю, ты о чём? – голос Марии дрожал – Дядь Вань?

– Ты чего засуетилась, перепёлка, а? – зло, даже хищно, старик вцепился ей в руку – Чего трясёшься, словно перед плахой? Всё узрела, чего не надо?

Он сделал ещё шаг по направлению к дивану, брезгливо сбросив её влажную кисть руки.

– Господи?! – взмолилась безмолвно Мария – Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твоё, да придёт царствие твоё, помоги! – ещё шаг, и вот он, наклонился и взял камеру в руки, её губы беспрестанно повторяли – Помоги, Боже, спаси!

Старик повертел «Кэнон» в руках и нажал уверенно воспроизведение – пустой тёмный экран даже не дал ему пищи для размышлений, Иваныч резко повернулся к девушке и заорал – Дрянь, где?

Мария интуитивно шагнула назад, боязливо пятясь от разъярённого пенсионера. Она понимала, что сейчас для неё настанет не хэппи-энд, а суровое неизбежное наказание.

– Где флэшка, тварина, по-хорошему спрашиваю? – старик обезумело сделал выпад вперёд всем телом – Убью!

Она в ужасе закрыла глаза, а когда открыла их, то увидела Ивана Станиславовича на полу. Тело его было неестественно распростёрто, а правая ладонь сжимала место в области сердца. Мария просто стояла и смотрела на него, не в силах пошевелиться. Глаза старика безобразно округлились, губы посинели, нос заострился.

– Нитроглицерин, дура, быстрее! Там, наверху, в кармане брюк, неси сюда!

Даже сейчас, в таком беспомощном положении, на грани той самой опасной черты, между жизнью и смертью, он не просил, а приказывал. Девушку пробила дрожь, по коже пополз липкий мороз, но на не двинулась ни на йоту.

– Ну-у, чего пялишься на меня, а? – старик хрипел, но марку не терял – Думаешь сдохну, да? Хрен тебе!

Собрав все силы, Иван Станиславович попытался принять сидячее положение, но яркая всепоглощающая боль прорезала сердечную мышцу и словно откинула тело назад.

– Неси «колёса», идиотка! – успел при этом гаркнуть Иваныч, но Королёва упрямо мотнула головой – Нет!

Откуда в ней взялись силы и смелость ответить вот так, резко и отрицательно, она не знала, но зато знала точно одно – наверх, за таблетками, она не пойдёт.

И что это вдруг ему вспомнился соседский мальчик из деревни деда, Стёпа, кажется, или Вова? Когда им было лет по семь, по восемь, и он, старший заводила, лидер всей мальчишеской банды, Иваныч, учит его плавать, а точнее, заплыв на лодке к середине залива, запросто столкнув мальчика за борт. Шкет тонул, барахтался, тянул вот так же к нему свои ручонки, а он, Ванечка, отрицательно качал головой: – Нет!

И эта-то что склонилась над ним, а, красавица первая на деревне? Пелагея, которой восемнадцать было, а ему девятнадцать брякнуло. И как загнал он её в тёмные сени, и впивался отроческими ещё губами в её шею, рот, грудь, чувствуя, как твердеет и рвётся наружу член, а после, закладывающий уши крик боли и истерика, её истерика, и слёзы матери, через три дня после случившегося, над высоким холмиком свежевырытой земли на кладбище, её кладбище.

Старик хотел мотнуть головой, дабы прогнать навязчивое видение, но так и застыл со стеклянными, открытыми глазами, койи тронула уже своим дыханием мертвая туманная пелена.

Мария боялась сделать шаг, оцепенев, ужасаясь тому, что только что произошло на её глазах. Минуту, две, три, она, не отрываясь, смотрела в одну точку, на его растопыренные, белые пальцы правой руки, между которых зацепилась тонкая русая прядь волос, её волос. Когда он успел вырвать её локон, Мария не поняла. Не поняла или не почувствовала, неважно, но её волосы были в его руках, мертвых руках. Девушка неуверенно, едва держась на ногах, шагнула к старику и наклонилась. Её чуть не стошнило при виде его обнаженного скрюченного тела. Подавив в себе рефлекторный порыв, она подцепила русую влажную прядь, поднялась, и оглядываясь, побежала наверх за остальными вещами. Одевшись наспех, в долю секунды, она преодолела лестничный пролёт и ринулась к выходу.

– Нет, стоп, камера! – сглотнула тяжело Мария – Оставлять пустую камеру без флэш-карты глупо, этот мертв, но её найдет Альберт, и тогда…

Поборов чувство омерзения и страха, Мария вновь перешагнула порог предбанника. Пятясь, стараясь не смотреть на мёртвого старика, девушка дрожащими руками подняла «Кэнон» и, не оборачиваясь, вышла. Торопливо, короткими перебежками, Мария добралась до ворот. Пелена была повсюду, на небе брезжил ранний рассвет, в воздухе чувствовалась прозрачность и лёгкость. Идти по дороге она отказалась сразу, слишком опасно. Невольно, но девушка чувствовала себя преступницей – не оказать первую помощь умирающему, пусть и самому преступнику, это простить себе было трудно.

Свернув в проселок, Мария быстрым шагом, почти бегом, направилась в сторону МКАДа. Ветки и гравий шуршали под ногами, мохнатые лапы елей цеплялись за ветровку и ремень заплечного рюкзака, волосы беспорядочно разлетались по плечам и спине, но она шла. Утренняя прохлада забиралась за шиворот, щекотала шею и разгоряченное тело, мелкой вереницей мурашек прокрадываясь к локтям.

Его гримаса ярости стояла перед глазами, его мимика, последний жест возмущения и угрозы, его слова и подтверждение догадки. Боже, неужели Бог, сам Всевышний Господь, услышал её мольбу и крик о помощи? Ведь если бы не Он, то на месте Ивана Станиславовича оказалась бы она. Да, старик топтал бы её молодое тело и никакой пощады. От осознания этой реальности Марие стало ещё холоднее и она побежала прочь, прочь от этого проклятого ужасного места, где творилось такое, о чём даже представить страшно. Минуты, ничтожные минуты, сложенные из мучительных секунд, длились ужасно долго. Сколько времени бежала она, Мария не знала. Запыхавшись, решила присесть, покурить и более спокойно уже, взвешенно подумать.

Щёлкнула недешёвая зажигалка – его подарок, затлел кончик длинной «Вирджинии». Затягиваясь, смачно, густо, словно перед расстрелом, девушка чуть не обожгла себе пальцы.

– Тьфу ты?! – неужели в несколько затяжек она выкурила целую сигарету?

Нервы, нервы, ни к чёрту, расслабленные и болтающиеся, словно на шарнирах. Страх, так плотно прильнувший к ней, что липкие длани его чувствуются аж на нервно-пульсирующей сонной артерии, и, удавка, незримой рукой накинутая ей на шею. И кольцо её затягивается всё туже и туже. Что скажет она приемнику, душегубу, когда тот обнаружит, что старик мертв? Какую форму допроса он устроит ей? И что останется от неё, жертвы, после такого разговора?

Где-то неподалёку запел соловей… да, да, это именно его трель, печальная, грустная, но такая умиротворённая, расплылась в звенящей утренней тишине леса. Слёзы, бесценные горькие капли, покатились из глаз. Мария, сглотнув тяжёлый удушливый ком в горле, зло утёрла непрошенные струйки. Нет, раскисать нельзя! В её руках серьёзная улика против Альберта и всей его шайки. Нужно спрятать флэш-карту, а камеру уничтожить. И когда всё уляжется, успокоится, она предъявит компромат куда нужно…

Вытащив из рюкзака «Кэнон», беглянка вставила в паз флэшку и нажала воспроизведение, от самого начала и до конца.

– Бог мой?! – он не боялся даже показывать своё лицо – Всё, абсолютно всё снято вживую, так сказать, в прямом эфире – Он не боялся потому, что знал, всё останется инкогнито и никогда не всплывёт в общественность. Он знал, что останется безнаказанным, как всегда.

Яркие солнечные лучи скользнули меж крон деревьев и сосен, лизнули стволы и пушистый ковёр густой пожухлой прошлогодней травы, шишек и мха. Небо прояснилось, разогнав шапки белесо-серых густых облаков. Воздух стал чуть теплее и приветливее.

Мария последний раз всхлипнула и вытащила флэш-карту из камеры. Вытряхнув у ног на землю содержимое сумки, она тщательно искала глазами куда можно спрятать улику.

Две баночки детского пюре «Агуша» словно просились хозяйке в руки – просьба соседки купить её малышу грушевое нехитрое лакомство. Вывалив пюреобразную смесь на землю, Мария оглянулась – глупость, конечно, в густом прилеске искать воду?! Неподалёку заквакала лягушка, потом другая. Лес ожил – что это, вновь незримая помощь Господа или некое своеобразное стечение обстоятельств?

Мария, поддавшись звукам, сделала шаг, другой. Неподалёку, в нескольких метрах, взору открылось совсем маленькое, но самое настоящее лесное болотце, затянутое тиной и заваленное местами сухими сваленными ветками. Всполоснув драгоценную баночку, девушка насухо вытерла её и, завернув в бумажную салфетку, опустила туда бесценную находку.

Воровато оглянувшись, она быстро стала разрывать руками землю возле старой облезлой пихты. Отряхнув ладони, Мария отошла и взглянула на содеянное – результат вполне удовлетворил её, ибо узнать позже эту пихту она смогла бы из тысячи. Старое, испещрённое непогодой и годами дерево наполовину высохло и обломилось, раскроив ствол свой ровно надвое. Визуально оно напоминало большую, созданную природой рогатку, местами зелёную, а местами словно вымазанную ржавчиной.

Теперь пришел черёд камеры – достав её, Мария подошла к самой кромке зелёной вонючей воды и, размахнувшись, кинула «Кэнон» почти в середину болота. Камера плюхнулась в топь камнем, тёмно-зелёная мелкая ряска сомкнулась на ней навсегда. Здесь, в этой богом забытой поляне, никто, даже сам Альберт, не найдёт сьемку собственного варварства и беспредела, а черёд маленькой штучки с поистине вопиющим материалом рано или поздно настанет, и тогда…

Пройдя около километра лесом, Мария вышла на дорогу и пошла вдоль двухполосного шоссе, нисколько не заботясь о своём не вполне адекватном внешнем виде. Тормознувшая вскоре перед ней иномарка не удивила Марию. К вниманию с мужской стороны она давно привыкла – отличная стройная фигура, шикарные ножки и выразительные правильные черты лица делали своё дело. Мужики липли к ней, как пчёлы, пытаясь хоть урывкой, но спахнуть пыльцу с такого молодого и прекрасного цветка. На вопрос водителя: – Девушка, подвезти? – она без лишних комментариев села в салон и хлопнула дверью – Если до Ордынки, то да!

Автомобиль моментально сорвался с места, моргнув в никуда включенными «противотуманниками»…

– Хватит дрыхнуть, вставай! – Альберт брезгливо пнул лежащего на ковре Авеля – Уже семь, пора.

Таджик с трудом разлепил опухшие, налитые свинцом веки. Над ним возвышался именно тот, кого ненавидел он так с недавних горемычных пор. Попытавшись встать, Авель обнаружил, что нижние конечности его, обожжённые, вздувшиеся, просто-напросто отказывают ему, причиняя адскую неимоверную боль.

– Вставай, я не шучу! – Альберт демонстративно вынул из подмышечной кобуры ствол и проверил обойму – Каждый сам выбирает цену своей свободы, ты выбор сделал и цену определил, сделать ход конём у тебя не получится, верь мне!

Авель верил, с ужасом наблюдая за весьма изменчивой амплитудой колебаний настроения Нуриева.

Превозмогая мучения, молодой человек поднялся и отряхнулся – Я готов!

– Да ну? – усмехнулся подполковник – А ты думаешь нотариус не задаст мне наводящих вопросов, глядя на твою поганую внешность, а? – Авель молчал – Задаст или нет, тебя спрашиваю? – Альберт зло ухватил таджика за грудки, встряхнул и угрожающе дёрнул к себе.

– Что мне ещё сделать?

– Для начала помойся и побрейся, под моим чутким руководством, естественно, а потом смени одежду. Мы поедем в приличную нотариальную контору, а не на Чиркизон.

Миха проводил Авеля в ванную – вся процедура заняла минут сорок. Без пятнадцати восемь процессия двинулась в сторону Воробьевых гор.

Подъезжая, Альберт Айдарович отзвонился стряпчему – Это я, как дела?

– А как у тебя? – ушёл от ответа хитрый еврей – Сначала порадуй меня ты.

– Уже радую! – буркнул в трубку Нуриев – Мы едем к тебе, бумаги в порядке.

– Тачку тоже прихватил?

– А то, мои ребятки поставили её прямо перед входом – Сколько?

– Ну-у, дружище, такие вопросы по телефону не решаются! – господин Шульц намеренно растягивал каждое слово, каждую фразу – Я в конторе, жду! – коротко бросил он и отключился.

– Шельмец осторожный! – процедил сквозь зубы Нуриев – Страхуется.

Контора «Нотариат и Ко» встретила банду начищенными до блеска пластиковыми новёхонькими окнами, идентичной, в тон, дверью с витым чугунным крылечком и выполненной под старинку большой многообещающей вывеской. Парковка перед конторой была пуста, кроме, разве что, венчавшего первое почетное место, Рихманновского джипа «Land Rover».

– Ну-у?! – повернулся Нуриев к Нарретдину – Не выкинешь фортелей мне в момент подписания? – Авель отрицательно мотнул головой – Смотри, амиго, такого я не прощу!

В помещение нотариата вошли четверо – Имагин, ведя за локоть Авеля, который еле передвигал обожженные ноги, Миха и Альберт Айдарович.

Нуриев чуть задержался позади шедших впереди мужчин и окрикнул Миху – Задержись, а эти пусть подождут в холле! – Миха кивнул Имагину, оперативник понял с полуслова, Авель насторожился – Топай, чего уши греешь? – зло процедил в адрес Нарретдина Нуриев – Хуже, что могло произойти с тобой, уже не случится, не боись! – таджик отвернулся и присел на край кожаного дивана – Отойдём! – Альберт Айдарович отвёл Миху к вестибюлю, мужчины закурили – Ты остальных подключил? – Нуриев хищно прищурился и нетерпеливо цокнул языком.

– Да, опергруппа ждет твоего звонка, все на месте.

– Бумаги вчера все подписали?

– Обижаешь, начальник, всё в ажуре, особенно ордер.

– «Кофеек» у них?

– Да!

– Ну, с богом тогда. Сейчас оформляем дарственную, берёшь бабло и катишь куда надо, а там мы уж сами.

– Понял, пошли.

Мужчины поднялись в холл, Альберт небрежно кивнул Нарретдину – Бери документы и запомни, оформляешь дарственную от своего имени по доброй воле! – Авель невольно нахмурился, но промолчал – Ясно я выразился? – Альберт насмешливо ухмыльнулся, крутя на пальце брелок от «ауди».

– Не дурак, я всё сделаю и подпишу, спокойно, без излишних эксцессов.

Нуриев наигранно потрепал таджика за щеку – Умница, мальчик, сечёшь, что к чему.

– Был бы дурак, в МГУ-б не отучился! – Авель не хотел, и даже не держал в мыслях съязвить или нагрубить оборотню в погонах. Это случилось само по себе, не специально, просто вырвалось и всё, по наболевшему.

Нуриев вновь усмехнулся, но уже молча. Глядя на замученную жертву, он снисходительно простил ему эту невинную детскую шалость – грубость старшему. Его успокаивало одно – после сделки наркоделец сядет плотненько и надолго, а он, заместитель начальника отдела, получит повышение и соответствующие лавры награды.

– Живи пока! – безмолвно прошептали его губы – Час или два живи, а потом я тебя растопчу, или умри сам, в лучшем случае.

Неловкая минута молчания и обмена любезностями истекла.

Альберт кивнул в сторону двери с табличкой нотариус – Давай, не дурак, делай, и разбежимся по-быстрому, а то что-то фейс твой уже приелся мне.

Авель встал. Даже сейчас, бледный, с тёмными под глазами мешками, он выглядел на сто: кипельно-белая, отутюженная рубашечка, с двумя расстёгнутыми сверху пуговками, подчёркивала его красивый смуглый цвет кожи. Короткий, цвета маренго, стильный пиджак и прямые зауженные брюки лишь дополняли его и без того прекрасную спортивную фигуру. Небрежно разметавшаяся по лбу густая угольная чёлка, томные печальные глаза и улыбка.

Нуриев выматерился – Шайтан, твою мать! – и без стука открыл дубовую тяжелую дверь. Нарретдин и Миха последовали за ним.

Рихманн Семёнович Шульц сидел за старинным инкрустированным столом в высоком кресле. Рядом, на не менее претензиционном табуретике, восседал довольно таки плотный седовласый мужчина лет пятидесяти, не русский, скорее кавказской национальности, со всеми прилегающими золотыми атрибутами – перстак, величиной с добрую головку чеснока, цепь, весом не менее граммов двухсот, и браслете, скорее являвшим собой цельную золотую пластину, нежели изящное ювелирное украшение.

– Здрасьте! – поздоровался гость господина Шульца – Прахадыте, садытесь!

Нуриев толкнул Авеля на дежурный офисный стул, встав в аккурат позади него – Благодарствуем! – уголок его рта скривился в усмешке – Посидит у нас даритель, а мы так, пешком постоим! – Рихманн Семёнович укорительно взглянул в сторону Альберта, тот пожал невозмутимо плечами – Люблю, знаешь ли, ненормативную лексику, но отвлекаться не будем, приступим пожалуй.

– Я непротив, начнём! – нотариус вытащил из выдвижного ящика стола обьёмистый журнал.

У Нуриева зазвонил сотовый – Ч-чёрт, а?! – Альберт тихо выругался, но телефон вытащил.

Звонил Виталик, который вместе с группой других оперативников ждал в автомобиле за углом – Ну ты даёшь, Берт, вот уж не думал, что ты склерозом страдаешь, барсетка таджика у нас, как мог ты её забыть?

Все участники костюмированного фарса напряжённо наблюдали за Нуриевым, уделяя особое внимание мимике его лица, ловя слухом каждое его слово, каждый жест.

– Ч-чёрт, а? – повторился подполковник – И в самом деле, как быть?

– Вы на месте уже?

– Да, все в сборе.

– Выйди под предлогом срочного телефонного разговора, я подвезу барсетку тебе ко входу.

– Я понял, сейчас.

– Пардон, господа, я буквально на пару минут! – не отключаясь, Альберт шагнул к двери – Вы начинайте, начинайте, не стесняйтесь!

Грузин, сидящий рядом с Рихманном, засуетился – Что, праблема, да?

– Нет, нет, не извольте беспокоиться, это чисто по работе! – мило улыбнулся Нуриев и плотно прикрыл за собой дверь.

Миха незаметно ткнул Авеля в спину, Нарретдин обречённо раскрыл папку.

Альберт по молодецки преодолел расстояние до входа в нотариальную контору, сбежал нервно по лестницам и ринулся к кроссоверу, щёлкнув сигнализацией. Из-за угла появилась красная «лада калина». Благо утренняя улица была пустынна, представитель отечественного автопрома преодолел пятьсот метров за считанные секунды. Тормознув возле «ауди», водитель «лады» скинул Альберту кожанную дорогую барсетку и сорвался с места. Нуриев кинул недешёвую вещь на переднее сиденье своего джипа, усмехнулся, а после спокойно, поправив расстёгнутый пиджак, размеренно зашагал к дверям нотариата. Последние точки по задержанию злоумышленника были расставлены. Войдя без стука в кабинет Рихманна, Альберт Айдарович галантно извинился и присел рядом с седовласым.

Протянув ему ладонь, невозмутимо представился – Нуриев Альберт Айдарович, начальник охраны ООО «Кондр», любезно предоставляющий свои услуги господину Нарретдину Авелю Фаритдиновичу.

Вытащив из внутреннего кармана пиджака удостоверение, подполковник ткнул его грузину под нос. Клиент Шульца сощурился, и единственное, что успел слицезреть с красной корочки, так это весьма удачную цветную фотографию подполковника. Хлоп, словно по мановению волшебной палочки, удостоверение закрылось, не дав даже опомниться обескураженному покупателю.

Нерусский озабоченно почесал затылок, протянув в ответ мясистую, волосатую ладонь – Долквадзе, Федуил Дмитриевич, проста безнысмэн!

Альберт насмешливо одарил взглядом клиента, безмолвно отметив про себя, что бизнес у хачика может быть только один – торговля, и если не яблоками, то только героином, и взять на заметку предприимчивого горца нужно, ой, как нужно. Не сейчас, позже, но обязательно взять!