Я обязательно дождусь
Яна Мишка
Эту книгу я написала больше десяти лет назад. Она о первой любви. Только что села ее редактировать, чтобы выложить на сайт. И у меня рука не поднимается. Если я только начну ее править, то перекрою всю от начала до конца. Потому что это давно уже не я. Эта книга такая маленькая, такая ранимая, такая сентиментальная. А я – уже давно не она. Знаете, когда смотришь фильм ужасов, где герой хочет зайти в темный подвал, а ты изо всех сил с другой стороны экрана внутренним голосом кричишь ему: "Не делай этого! Только не это!" Вот и всю свою первую книгу я читаю с точно таким же настроением. И хотела бы ее отредактировать, причесать и пригладить, но в таком случае придется переписывать ее всю, потому что я выросла. И такую книгу, как моя первая, я больше написать не смогу. Она такая лохматая, но такая настоящая.Фотографию для обложки взяла из своего личного архива.
Яна Мишка
Я обязательно дождусь
Данная книга является художественным произведением.
Сюжет – выдумка автора, герои – вымышленные персонажи.
Любые совпадения случайны.
Глава 1
Я его любила. Как? Сказать сильно – это не сказать ничего. Это была огромнейшая всепоглощающая любовь. На весь мир. До небес. Если бы люди научились чувства трансформировать в энергию, этой любви хватило бы, чтобы осветить и обогреть весь город. Четыре года назад сладкий яд разлился по моим венам и с тех пор я пропала. Пропала для окружения, пропала для своей семьи, пропала для самой себя. Осталась только для него. Я его любила, как луна любит землю и как вселенная любит звезды. Я его любила, как дельфины любят воду и как свеча любят пламя. Я его любила, как Барби любит Кэна и как Джульетта любит Ромео. Как птицы любят небо. Как облака любят ветер. Как осень любит дождь. Слепой бездонной любовью. Мой фетиш, моя мания, моя болезнь. Он украл мою душу, он вцепился в мои мысли, он растекся по моему телу. Вот какое чувство это было. Слишком приторно, да? Да, явный перебор. Свечи, куклы. В общем я хотела сказать, что действительно его очень сильно любила. Я забросила свою собственную семью, хотя знала, что мама, самый мой по-настоящему родной человек, очень во мне нуждалась. Я появлялась у себя раз-два в неделю и чаще всего возвращалась обратно к нему еще до того, как вечером приходили мои домашние. Я очень скучала по моей семье, но стоило уйти от него к себе домой, пусть даже часа на два, как я дико, с грустью и тоской начинала скучать по нему. Разлука с ним для меня была невыносима, я это чувствовала физически.
Мой разум и мое тело принадлежали только ему. С семнадцати лет и по сегодняшний день. Он первый и единственный мужчина в моей жизни. Я вся была для него, каждой своей клеточкой. И он знал, что я полностью в его власти. Для меня его слово было законом. Конечно, иногда я капризничала, как, наверное, и все девушки. Требовала внимания к себе, просила, чтобы он поиграл со мной, а если не получала желаемого, устраивала скандалы, кричала, плакала, дралась, а он называл меня истеричкой. Но в серьезных ситуациях я поступала по его слову. И я боялась, действительно боялась сделать что-нибудь, что могло ему не понравиться, а если и совершала такой поступок, безумно жалела потом об этом, зачем же я тревожу его глупыми ничего не значащими мелочами.
Я была словно привязана. Невидимой, но такой прочной нитью меня постоянно притягивало к нему. Я дорожила каждым его взглядом. Каждым мигом, проведенным вместе с ним. Я жила им, я дышала им, я ощущала себя через него, всё, о чем я думала и мечтала, было связано с этим человеком. Я наслаждалась будничными рассветами, делая ему завтрак и мне очень нравилось наблюдать, как он ест приготовленную мной еду. А затем, когда он утром уходил, я тосковала и ждала. И снова становилась счастливой, встречая его в коридоре, когда он возвращался. Мне нравилось абсолютно всё делать вместе, даже не важно что это будет: смотреть мужские фильмы, баловаться, разговаривать ни о чем, сидеть рядом на неудобном стуле и следить за тем, как он играет в компьютерные игры или просто находиться в одной комнате и читать книжку или переписывать за него тетради с конспектами. Чтобы только он был рядом, чтобы в любую минуту поднять взгляд и увидеть его. Я полюбила всё то, чем был окружен он, его привычки стали и моими привычками. Мне хотелось быть для него идеальной. Девушкой, другом, партнером, собеседницей, любовницей, хозяйкой. Мне нравилось создавать для него уют в доме. Наш быт для меня был в радость. С ним я чувствовала себя маленькой девочкой. Стоять рядом, обнявшись, он такой высокий, а я миниатюрная, достаю ему только до плеч. Улыбалась, когда он приносил мне шоколадки и яблоки. Хохотала, когда он строил смешные рожицы. Хныкала, если ударялась о что-нибудь и жалобно пищала, когда он подбегал меня жалеть. Обижалась и отворачивалась, когда он был злой. Подходила и целовала в щеку, пока он был занят своими делами. Красила ногти, потом мчалась к нему и хвасталась, какая я теперь красивая, а он всегда брал мою ладошку в руки и рассматривал узоры. И мое самое любимое действие: встать на край кровати или дивана, чтобы быть одного роста с ним, притянуть его к себе, уткнуться носом в его щеку и обнимать за плечи. Когда я так делала, сразу становилось безумно весело и мы вдвоем смеялись, обнимались и целовались. С ним я чувствовала себя под защитой. Комфортно и уютно. Он будто спрятал меня в своей комнате от всего мира, укрыл от плохого и серого, я знала, с ним у меня всё будет хорошо.
Конечно, иногда мне хотелось другого общения и внимания: гулять с друзьями всю ночь до утра; ночевать друг у дружки по пять человек на кровати; танцевать до боли в ногах в ночных клубах. Но расставляя приоритеты, для меня всегда на первом месте был он.
Только вот жить другим человеком – это сложно… это слёзно… это обреченно. Ведь никто на самом деле не знает, что произойдет завтра, даже если сегодня он называет женой, рисует по воздуху очертания беременного живота и обещает любить до конца своих дней. Мы вдвоем верили, что именно так всё и будет, но вышло, увы, иначе. Я до такой степени была погружена в этого человека, что, боюсь, это и стало началом конца. Я растворялась в нашей любви без остатка, ничего не сохраняя для самой себя. И мне было достаточно того, что он просто меня любил. Целовал в макушку и обнимал ночью, пока мы спим. Я мечтала о том, чтобы и он стал так же привязан ко мне. Каждый день я спрашивала, любит ли он меня. Не потому, что не знала ответа, просто мне хотелось слышать эти три слова ежеминутно.
– Ты меня любишь?
– Ммм,.. – пауза – … надо подумать..
Игрушечный взгляд из-под прикрытых ресниц, надутые губки и опущенная голова, будто это обида.
– Да, я тебя люблю! – целует мой нос.
– Люблю! – целует мой лоб.
– Люблю! – зацеловывает меня всю и крепко обнимает.
– А как ты меня любишь, вот так? – отмеряя расстояние указательным и большим пальцем примерно в пять сантиметров.
– Неет.
– Вот так? – расстояние между двух ладоней сантиметров двадцать.
– Нееет.
– А как?
– Вот таааак, – очерчивая в воздухе полусферу, на сколько максимально позволял размах рук.
– Люблю тебя сильно-сильно, люблю тебя очень-очень, люблю тебя на всю вселенную!
Он любил, конечно, он тоже меня любил…..
Глава 2
А потом случился этот разговор. Ему нужно было выйти ненадолго по учебе. Он оделся, поцеловал меня, как всегда, и сказал, что вернется быстро. А я поднялась наверх в нашу комнату. Собирать свои вещи. Да, последнее время у нас чувствовалось напряжение в отношениях. На тот момент я думала так: он придет, и мы поговорим обо всем этом. Решим наши проблемы – это хорошо. Закончим разговор на не очень позитивной ноте – это тоже не плохо. Так было и раньше не раз, когда мы ссорились, я уходила. Пару дней проводила у подружки. Короткий негласный перерыв. В разлуке мы так сильно скучали друг по другу, а когда по истечению времени он приезжал за мной, мы мирились там же перед подъездом, обнимали друг друга крепко-крепко, говорили слова о том, как сильно любим. Я всю обратную дорогу смотрела на него, он улыбался и спрашивал:
– Что такое?
Я отвечала:
– Ты красивый. Скучала.
Приезжали домой, пили кофе, валялись на диване, смотрели кино и прижимались друг к дружке близко-близко.
«Так будет и в этот раз» – думала, нет, была уверена я. Но вышло совсем по-другому. Когда он вернулся, я стояла у окна с книжкой в руках, будто читаю. Так, для отвода глаз, на самом же деле я ни строчки не могла прочесть, в голове крутились, роились и бесились совсем другие мысли. Он зашел в комнату, я отложила книгу на подоконник и сказала:
– Нам нужно поговорить…
На удивление, но этот разговор протекал в спокойной обстановке. Обычно если мы ругались, то это проходило очень бурно, с пол-оборота, как вулкан. Я очень вспыльчивая, да и он, если его вывести из равновесия, не будет отставать. Летящие по комнате тетради и телефоны – это норма. Но не в этот раз. Не было ни криков, ни ругани и ни взаимных упреков. Мы не повышали друг на друга голос. Никаких «заткнись». Ни моих истерик. Я даже не плакала. Мы сели на диван и просто разговаривали. Я спрашивала, он объяснял, и наоборот. Вопрос. Ответ. Рассуждение. Молчание. Пара фраз. Я встала с дивана и спросила:
– Ты проводишь меня?
Он помог отнести вещи в машину и повез меня домой. Странно, но у меня совсем не было чувства, что мы расстаемся. Казалось, это снова всего на пару дней, после чего всё будет хорошо. Мы не сможем долго друг без друга, у нас любовь, мы так привыкли всегда быть рядом, двое суток – это максимум нашей разлуки. Он сам мне много раз говорил, что два-три дня и мы не выдержим, кто-нибудь из нас обязательно позвонит другому и не смотря ни на что мы всё равно будем вместе. А когда мы вышли из машины, он обнял меня с таким чувством, со всей нежностью; нет, это не могло быть расставанием, будь так, я бы рыдала и моим слезам не было бы конца. А я спокойно стояла рядом с ним, сердце не колотилось, в жар не бросало, живот не болел и ни единой слезинки. Объятия, поцелуй, «не грусти» ему из моих уст и я ушла домой, не оглядываясь.
Было приблизительно четыре часа вечера. Дома я что-то делала. Сейчас не помню что именно, действия на автомате. Нужно было занять себя чем-то физическим, чтобы не думать о нём, о нас, просто убить время. Потом вернулись мои домашние. Я конечно никому ничего не рассказала, а когда мама спросила ухожу ли я вечером, ответила да, как всегда. Мне меньше всего хотелось тогда разговаривать с кем-то и вообще видеть. Оделась, наврала, будто он меня уже встречает и ушла.
Я просто ходила. Одна. Без цели. Не зная куда. Без головы, только тело. Обрывки мыслей. Было спокойно. Пока идёшь – все нормально. Декабрь. Погода сухая, хорошая. Я в платье. Люблю дороги. Иной раз идешь по обочине, навстречу машины, а в голове фразы: «Все бы отдала за то, чтобы меня сейчас сбила машина… Чтобы больше никогда не думать… Чтобы больше никогда не чувствовать…» Стало совсем темно. Я наверно замерзла. Холода не ощущала, но когда я в таком состоянии, меня знобит. Было уже поздно. Мало людей на улице. Только не домой! Круглосуточное кафе. Сняла пиджак и села за столик у окна. Подошла девушка с меню, и я не глядя заказала кофе с молоком. Пока ждала, смотрела за стекло на проезжающих мимо машин. «А вдруг будет ехать он? Хоть бы поймать его образ на секундочку. Нет, мне не нужно сейчас его видеть, не нужно расстраивать себя», – отворачивала взгляд, но не могла сдержаться и снова и снова смотрела на улицу, ловила каждую машину и искала глазами его. Вернулась официантка с горячей кружкой и поставила рядом со мной.
И, как сейчас помню, как только что оттуда, нет, всё ещё там, закрываю глаза. Закрываю глаза, грею ледяные руки и слушаю песню…
…One-two-three…
…one-two-three…
…one-two-three…
…one-two-three…
Музыка. Словно стук о дерево. Звук качелей. Клавиши. Гитара. Бит. Мелодия, протяжная успокаивающая скрипка. Облокачиваюсь на спинку кресла, а по щекам потоки слёз. Вот они. Представив только на одно мгновенье, что я могу его потерять. Вот она. Боль. О том, что может так случиться, мы больше не вдвоем. Прогоняю эти мысли. «Нет – говорю себе – этого не будет. Он меня любит». И вместе со словами мысленно повторяю:
Нам этих слез не жаль…
ждет февраль…
И кто-то спросит ну как дела?
Нормально все, как правило…
И еще раз:
Нам этих слез не жаль…
ждет февраль…
И кто-то спросит ну как дела?
Нормально все.
Как правило…
Единственная в кафе, слушаю мелодию, а душа плачет. В закрытых глазах страх и за окном уже поздняя темная ночь. Одна и та же песня много раз подряд. Не думаю ни о чем. Стараюсь не думать. О нём. Только мысленно прогоняю раз за разом текст песни, слова, слова и слова. Час ночи. Два часа. Три часа. И снова звук качелей и скрипка. Мой кофе давно остыл. А на моем столике стоял стакан воды, я не заметила как его принесли. Снимаю туфли и с ногами забираюсь в кресло, как в детстве. Прохладный чистый глоток. Заплаканное лицо прячу в ладошки. Убаюкивающие качели и монотонный деревянный стук. Уснула.
Утро. Первое утро без него. Пять часов. Умылась в дамской комнате, вместо зубной щетки мятная жвачка. Расплатилась по счету, оделась и вышла. Темно, тихо и холодно. В такое время я еще ни разу не видела центр города. Легкий мороз рассыпал блестки по дороге. Машины не нарушали предрассветное затишье. И пусто. За время от кафе до остановки я не встретила ни одного прохожего. Одна только кошка, украдкой ступающая по пустой обочине. Провести в кафе всю ночь, чтобы потом в начале шестого утра ощутить себя частью этой маленькой вселенной, длиною в пятнадцать минут. Приехала домой очень рано. А на вопрос мамы, которая еще не ушла на работу, ответила, что ему нужно было уходить, поэтому я решила прийти домой. Все разошлись, и я осталась одна. «Нет, я не буду спать. Мне нельзя. Нельзя. Нельзя. Нельзя. Я не могу расклеиться. Я не могу лежать и плакать в подушку. Надо просто перетерпеть два дня. Вчера. Сегодня. А завтра… Он позвонит. Он скучает. Он сам мне говорил, что больше двух дней не выдержит. Мы снова помиримся. Завтра. А пока надо занять себя чем-нибудь. Чтобы не думать об этом и не ждать, Боже, как долго тянется этот день!» – задавала сама себе настрой. Отвлечься. С этих семи часов утра и до того, как все вернутся, шести часов вечера. Если хочешь справиться с ненужным потоком мыслей, следует загрузить себя работой. И за эти одиннадцать часов я вычистила весь дом. Комната за комнатой: спальни, кухня, зал, коридор, ванная. Чтобы ни одной свободной минуты. Пыль ото всюду, гора посуды, перемыла полы, выстирала одежду, пропылесосила ковры, натёрла всё до блеска. Наготовила еды домашним и накормила котов с собакой. Без перерыва на отдых. Без перерыва на размышления. Без перерыва на слезы. Вечером все мои вернулись. А я оделась и сказала, что уже ухожу. Снова наврала, будто он уже позвонил и ждет меня на улице. А сама вышла и набрала номер старшей сестры:
– Привет, можно я к тебе, с ночевой…
Она не станет ничего расспрашивать. И мне не нужно будет объяснять ей то, чего я сама не знаю. Пришла. Заплаканная. Сестра сказала, что уже набирает ванну. Это лучшее лекарство от душевной тоски. Это погружение в спокойствие. Я долго лежала в горячей воде. Ощущение умиротворения и забвения. Мягкий запах пены, пряная соль и шум перебегающей струи. Наконец тепло. Не от того, что тело было замерзшим, а от того, что внутри что-то растопилось и улеглось, хотя бы на эти два часа. Люблю воду. Прозрачная, свежая, светлая. Она смывает всю грязь, очищает от плохого и уносит весь сор с собой по течению. Шлифует раны, как волны точат камни до гладкости. Море, океан, водоемы, дождь, снег, лед, туман, роса. Моя стихия. Ванна правда помогла. Я не долго, но крепко спала в детской комнате, в кровати маленькой племянницы. Вторая ночь без него.
Утром по пути я отвела младшую в детский садик и снова дом. Мой, но теперь ставший каким-то чужим. За год совместной жизни с ним я так привыкла к его дому. К его кухне, где каждое утро делала ему любимые гренки с ветчиной и сыром; к его ванной, где мы вместе купались и брызгались пеной; к нашей комнате, где мы вдвоем проводили так много времени; к любимому окну, сквозь которое я часто рисовала в уме дорожку к моей родительской семье; к нашей просторной спальне с большой кроватью, где ели чуть подтаявшее мороженное, где я делала ему массаж, где лежали, укутанные одеялом и вместе болели простудой и где занимались любовью. Мой дом был там. С ним. Думала об этом, как о воспоминаниях. Как будто это все было, в прошедшем времени. И тут же прогоняла эти мысли: «Это не воспоминания, это моё настоящее, так было и так будет дальше. Через время, снова после негласного перерыва». Но от этих пусть даже не воспоминаний, а просто мыслей сердце щемило. Страх. Я боялась. Понимая, что с ним уйдет вся моя жизнь. Смыслом последних нескольких лет был он. И всё, что я делала, был тоже он. А теперь если не станет его, не станет и меня. Опять этот поток ненужных мыслей, самоанализ, раскопки сознательного и бессознательного и прочая головная боль. Бред. Это с ума сводит. Думать и думать о нём, о нас. Искать причины в себе. Выворачиваться наизнанку, чтобы всё понять. Это разрушает изнутри. Как же это невыносимо. Как будто в моем мозге злокачественная опухоль, которая отравляет все мои мысли. «Хватит думать об этом», – приказ своему внутреннему Я. «Будь что будет. Надоело! Хватит выть. Сопли, слюни.» – ненавидела себя. «Я какая-то отстойная. На кого я стала похожа?» – меня от самой себя тошнило. «Я ноль. Мне двадцать один год, а у меня нет ничего. Я никому не приношу хорошего. От меня никакой пользы. Я вредитель. Я ужасный человек. Вокруг меня бесплодная сухая пустыня. Всё, к чему я прикасаюсь, рассыпается прахом. Я живу чужой жизнью. Я пустая. Я никто. Со мной одни только проблемы. Кто меня будет любить, за что, если я такая плохая? Я недостойная. Чтобы получать хорошее, нужно сначала это отдать, а я не несу пользы. Что я за человек такой? Кто я? Зачем я вообще существую? Зачем я была рождена? Лучше бы вместо меня жила другая девочка. Это не моё место в жизни. У меня не выходит ничего, за что бы я ни бралась. Я здесь чужая. Я неправильная. Наверно я не должна была рождаться. Наверно произошла ошибка. Наверно я ошибка. Сейчас стою, разговариваю сама с собой. Я больна. У меня раздвоение личности. Я психичка. А лучше бы вместо того, чтобы вот так стоять и подводить черту всего своего существования, чем-то нужным занялась. Сегодня день рождения моего брата. У меня дел по горло. Нет времени искать смысл жизни. А я тут распустила сопли. Эгоистка. Хватит думать о себе».
Правда, хватит. И мучить себя тоже хватит. Надо еще торт испечь, а с такими мыслями он точно получится невкусным. И снова, как спасенье, на весь день я была погружена в приготовления ко дню рождения. В это время поймала себя на вопросе: когда я в последний раз ела? Со мной так происходит всегда в момент стресса. Еще за несколько дней до нашего с ним разговора у меня внутри поселилась дикая тревога. Я это так явно ощущала, но не могла понять, откуда эти чувства и что это вообще такое. Мы с ним ссорились, но это было как обычно, мелкие разногласия, о которых мы забывали спустя час. Но теперь это была именно крадущаяся и расползающаяся по телу тревога. Ощущение чего-то плохого в скором времени. Пугающее изнутри. Кошки во сне. Предчувствие слез. Объяснить же это и подтвердить фактами я никак не могла. Я не спала по ночам, вместе с ним мы ложились и затем часа по два-три я глаз не могла сомкнуть, раздумывая над тем, что со мной происходит. Приблизительно в тот момент я и перестала есть. Утром вместе с ним выпивала кофе с молоком, днем съедала яблоко и вечером, когда садился есть он, пила чай с лимоном и печенькой. Это была вся моя еда. А после разговора я совсем ничего не ела. Дома было некогда, всё без перерыва, чтобы не думать, не вспоминать, не рассуждать и не плакать, в кафе осталась чашка нетронутого кофе и у сестры стакан минеральной воды. Я понимала, что с моим весом в сорок девять килограмм мне нельзя не есть, но ничего не могла поделать. И я не ощущала голода. Единственным чувством, который пронизывал всё моё тело, был страх; страх, что я могу потерять того, которого люблю больше всего на свете.
К вечеру всё было готово и скоро должны были подойти гости. Я же не собиралась оставаться. Я бы этого не вынесла. Кто-нибудь бы обязательно спросил, а где же Алекс и как у нас с ним дела. И я бы сорвалась. Поэтому перед приходом гостей я быстро сходила в душ и оделась. Вот теперь мне нужно было всё рассказать маме и брату. Говорить об этом я не могла. У меня лились слезы даже если я прокручивала эти фразы в голове. Тогда я закрылась в комнате и всё написала на бумаге.
Макс, поздравляю тебя с Днем Рождения. Извини, но я не смогу остаться на праздник. Мне нужно побыть одной. Мы с ним поссорились. Два дня назад. Я не была у него ни вчера, ни позавчера. Сейчас мне тоже лучше куда-нибудь уйти. В кафе. Не могу здесь быть. Не могу видеть всех. Не могу разговаривать. Когда прочитаешь, отдай лист маме. А гостям скажите, что у меня дела. Еще раз поздравляю тебя с Днем Рождения. Всего тебе самого хорошего, счастья, удачи, здоровья. Я тебя очень люблю. И тебя, мамочка, я тоже очень сильно люблю. Не волнуйтесь.
Писала и рыдала. Вихрь мыслей в голове, ничего не вяжется, не знала что им сказать и как. Вместо «расстались», «поссорились». Ручкой с красными чернилами. Дрожащая ладонь, нечитабельный почерк. Весь текст в соленых каплях. Каждое слово – лезвием по сердцу. Наспех собрала все мысли, объяснила как могла. Вытерла мокрые следы с лица, позвала брата в комнату и отдала промокшую записку. Он увидел, что я заплаканная. Прочитал и сразу позвал маму. Мама вошла и тоже сразу увидела, что я плачу. Прочитала. Заволновалась. Спрашивала что, как и почему; одна, всю ночь, какое еще кафе. Отговаривали меня, просили остаться дома, очень переживали, видя, в каком я состоянии. А я на все их вопросы стояла, закрыв заплаканное лицо руками, и только мотала головой. Потом они меня обняли и сказали, что всё будет хорошо. Только попросили писать им сообщения, каждые два часа, что со мной всё в порядке. Я кивнула. Пора было уходить, еще пять минут и я рисковала столкнуться в дверях с пришедшими гостями. Пообещала, что буду писать и вернусь утром. Оделась и вышла.
Было морозно. Вместо «расстались», «поссорились». Нет, я не верила, что мы расстались. Мы слишком сильно любили друг друга, чтобы вот так всё оборвалось. Я эти бесконечно долгих два дня ждала, когда он позвонит. Верила, искренне надеялась. Должно быть он вспоминает обо мне, думает и скучает. И так же, как и я хочет вернуть всё назад, забыть этот разговор и снова любовь. Мне безумно захотелось его увидеть. Я наверно даже улыбалась. Стало приятно и спокойно. Я шла по тому маршруту, как идти от моего дома к нему. Это вышло само собой. И мне по-настоящему верилось, что сейчас он, как всегда, выйдет меня встречать, поцелует в холодные губы и мы вместе пойдем домой. Мне сумасшедше сильно хотелось так думать, вбить эти мысли себе в голову, чтобы они стали реальными. Подходила ближе и ближе. У дома горели фонари, значит его еще нет и он скоро приедет. Я остановилась. Стояла и разглядывала ворота, стены забора, гараж, темные окна. Будто не видела этого не два дня, а два года. Мысленно услышать его приближающиеся шаги во дворе, а потом мысленно увидеть, как опускается ручка ворот. И выходит он, улыбается и целует, только тоже мысленно. Я убеждала, твердила себе, что всё будет хорошо, а внутри опять растекался по венам страх. Как мороз сковал лужи, так и он студил мою кровь. Снова нарастающая дикая тревога. Руки похолодели. Озноб. Частая дрожь. Слышала, как колотилось мое собственное сердце. Сдавило виски. Перед глазами туман. Внутри что-то сжималось в маленький комочек. И будто слышала чей-то голос за спиной: «Ты от этого не умрешь. Ты справишься. Ты всё выдержишь. Ты должна пройти через это». Тело предупреждало меня, что нужно быть готовой ко всему. Нет, не ко всему. К плохому. Мозг говорил, что скорее всего это конец. Каждая клетка билась в истерике. «Нет, – кричала я беззвучно – не будет этого. Не будет. Он меня любит. Он сейчас приедет и всё у нас будет хорошо. Мы и раньше так ссорились, но потом обязательно мирились. И в этот раз. Он меня любит. Он обо мне думал, он скучал». А голос сзади вторил: «Ты должна быть сильной». И я снова молча кричала: «Нет! Всё у нас будет хорошо!» Странный диалог. Проезжающая мимо машина, и мой пульс учащался в тысячу раз. А к горлу подкатывал ком, если я видела фары, сворачивающие в мою сторону. Стояла и умоляла Бога, чтобы он вернул всё назад. Чтобы это всё оказалось страшным сном. Чтобы это прошло и больше не возвращалось к нам. Отдать всё что угодно взамен, только быть с ним рядом. В жизни ничего больше не надо. Отпустить все свои мечты ради исполнения одного единственного желания. На всю жизнь отказаться от мороженного и шоколада. Навсегда быть запертой в его комнате, не нужны ни друзья, ни вечеринки, ни клубы, не ходить никуда, только бы с ним рядом, по утрам делать ему завтрак, а по вечерам засыпать, обнявшись. Клялась, что буду хорошей девочкой. Что перестану доставать его по мелочам. Это стало мне уроком. Я уже сделала выводы. Если что-то было не так, я это исправлю, улучшу свой характер, подстроюсь под него. Буду всегда слушаться. Мне ничего не надо, только он рядом. «Пожалуйста, ты же всё можешь. Преврати это в сон. Сломай все часы на свете, убей время, верни нас на сорок восемь моментов назад. Я ничего больше у тебя не буду просить. Никогда. Только он. Я не смогу без него. Я умру», – умоляла я.
Злобная: «Кто ты такой вообще, чтобы решать за меня мою судьбу!? Кто дал тебе право отнимать у меня самое дорогое? Ты не посмеешь этого сделать! Я так сказала! Ты не можешь отнять у меня его. Это не справедливо сначала дарить любовь, а потом так предательски забирать обратно. Так не делается! Не отдам! Он мой! Слышишь меня, он мой, я люблю его и он меня любит. Ты не имеешь права распоряжаться нашими чувствами. Оставь нас в покоя! Отстань от нашей любви! Отвали! Ты понял, отвали от меня и от него! Я тебя ненавижу! Ненавижу!» – кричала я в небо.
Безнадежная: «Отними у меня всё, что угодно, только не трогай его. Забери мою жизнь. Пусть я проживу только до тридцати лет, а потом делай со мной всё, что захочешь. Только подари мне еще девять лет жизни с ним. Девять лет. Пять лет. Год. Один только год вместе с ним. Пусть скоро я умру, только не сейчас. Не убивай меня, не отнимай его. Я же не многого прошу. Ничего больше. Пожалуйста. Умоляю тебя. Не делай этого. Забирай все, дай только год. Всё, о чем я мечтала – меняю на него. Не кради у меня самое дорогое на свете. Не забирай его. Я умру без.. Прошу тебя, пожалуйста…» – шептала я, сидя на замерзшей земле. Вновь и вновь повторяя только одно: «Не забирай у меня его». Сколько я пробыла у дома, десять минут или два с половиной часа – какая разница.
И тут я увидела свет знакомых фар. Это точно был он. Издалека, но я не могла перепутать. Чем ближе он оказывался, тем сильнее меня бросало в жар. Подъехал к гаражу и остановился. Вышел из машины и подошел ближе ко мне. Интересно, о чём он подумал, когда меня увидел? Боже, он снова рядом, на расстоянии вытянутой руки. Это чувство ни с чем не сравнимо. Я была так рада. Хотелось подбежать и броситься ему на шею. Обнять крепко-крепко и больше не отпускать. Это как гора конфет для маленького ребенка, который два года не ел сладкого. Я улыбалась, почти смеялась от счастья. Он тоже улыбался. Но стояли мы молча. Я не знала что говорить. Когда он оказался рядом со мной, я вмиг забыла всё плохое, о чем думала две минуты назад. Вот он, смотрит и улыбается, значит всё хорошо. Но я все равно боялась сделать даже шаг. Шаг ближе и спугну, как стаю птиц.
Тогда сказала:
– Мне очень хочется подойти, но страшно.
Он подошел сам и обнял меня. Я бы простояла здесь перед его домом и всю ночь ради этого момента. Снова почувствовать себя в его руках. Снова уткнуться ему в грудь. Он такой высокий, а я такая маленькая, достаю ему только до плеч. Я мечтала об этом долгие два дня, которые мне показались двумя вечностями. И думалось, вот оно, моё счастье, наша любовь, всё у нас хорошо. Он снова меня обнимает.
Я спросила:
– Ты обо мне думал?
– Конечно, – ответил он.
«Конечно, он меня любит», – повторило моё сознание.
Было холодно. Мы сели в машину, недалеко отъехали и остановились. Поговорить во второй раз. О чем? Что именно говорили? Не знаю. Не помню. Не хочу вспоминать.
Нет, не будет у нас всё хорошо. И скоро я умру.
«Я всё ещё люблю тебя, но я хочу быть свободным».
Внутри всё оборвалось. И эхом в пустой груди сто тысяч раз «я всё ещё люблю тебя, но я хочу быть свободным». Тяжелая подача. Брошенные слова. Калечат под ребрами от стенки до стенки. И мёртвая тишина. Секунды растягиваются до часов.
– Пожалуйста, исполни мое последнее желание, – пошевелила я пересохшими губами.
Прощальная ночь вдвоем. Так лучше, так легче. Закрыть нежно и попытаться отпустить. Хотя бы попытаться. Он завёл машину и мы поехали. Такое двойное чувство, знакомое возвращение, тот самый путь, по которому мы всегда приезжали домой, он загоняет машину в гараж, а я стою рядом, мерзну и жду его; обыденно счастливо, как каждый день, как было всегда, но так недодумано грустно. Вот именно, не думать! Не нужно о грустном. Наслаждаться этим мгновением, ловить каждую секунду и бережливо отправлять в маленький сундучок под замок. Забыть завтра. Есть только сейчас. Он рядом. Он со мной. Жить эти минуты.
Сначала мы пошли на кухню, ели гранаты. Он чистил и отламывал мне кусочки. Сам забрызгался алым соком. Потом потушили свет и поднялись в нашу комнату. Нашу, до следующего утра, комнату. Я очень замёрзла и он дал мне свою тёплую шерстяную кофту. Люблю носить его одежду. Ощущение растворения друг в друге. Пока он заканчивал свои дела, я грелась рядом, закутанная в его свитер и одеяло. Выключил компьютер и мы легли. Разговаривали; так, просто, болтали, обо всём и ни о чём. На отстранённые темы. Снова прижаться к нему, обменяться теплом. Похожие чувства, как в наш первый раз, когда мы сделали друг друга взрослыми. Снял с меня одежду и мы спустились вниз в зеркальный коридор и занялись любовью. Крайние точки, которые не забудутся. И вот мы снова наверху, лежим в постели в нашей комнате. Нашей, до следующего утра, комнате. «Хоть бы эта ночь никогда не закончилась! Пусть она станет длиною в мою жизнь. Не хочу проснуться завтра. Навсегда остаться здесь. Душою каждый день ждать его прихода и встречать поцелуем ветра. Не хочу больше видеть рассвет. Потушить солнце. Пусть эта ночь продолжается до последнего удара моего сердца». Звёздное небо, в окно светила луна, отбрасывая тени в комнате и в этих сумерках были различимы черты его лица. Я смотрела на него, пытаясь запомнить каждый штрих, сфотографировать в уме: светлые слегка отрощенные волосы, мягкие губы, закрытые глаза с пышными ресницами, четко очерченные линии скул. Запечатлеть снимок на память, какой он в эту прощальную ночь. Провела ладонью по его щеке, по пряди волос. Легла на бок, облокотившись головой ему на плечо и гладила его тело, медленные текучие движенья, прочувствовать подушечками пальцев каждый его изгиб, дотронуться до каждой его клетки. Роняя хрупкие поцелуи на его шею. Он тоже не спал, лежал и обнимал меня. Прижимал близко к себе, так, как обычно, так, как всегда, так, как было раньше. Запомнить его таким, пока он всё ещё со мной. Впитать его запах, украсть его тепло, оставить на себе его след. Взять в эту ночь как можно больше, за все те годы, о которых я мечтала, наполнить сундук до верха, чтобы потом еле унести, но чтобы этой памяти о нём хватило на всю жизнь. «Только бы не проснуться завтра с рассветом». И тогда я понимала окончательно, ясно, осознанно, что с наступающим утром моей жизни придёт конец. Он уходит. Я его теряю. Потеряла. И больше ничего нельзя поделать. Наша история любви обрывается. Не склеить. Не починить. Не собрать заново. Ничего нельзя исправить. Я упустила самое дорогое в своей жизни. Весь мой смысл. Я отдала ему себя, а его с завтрашним утром не станет. Я потеряла себя. Конец. Лежала у него на груди и эти мысли текли из глаз. «Только бы больше не увидеть рассвет. Только бы остаться здесь навсегда»… Самая безысходная ночь в моей жизни…
Надеялась больше никогда не встретить утро. Но всё же это было утро. Утро, о котором я мечтала, чтобы оно никогда не наступило. Мы проснулись до звонка будильника. Не помню, всё как в тумане. Помню только, как уже сидели внизу на кухне. Я попросила, чтобы в этот раз он мне приготовил кофе. На самом деле ничего не хотелось, ни есть, ни пить. Просто, чтобы как раньше посидеть с ним, каждодневно счастливое утро и наше любимое кофе и печенье. Я вообще плохо помню то утро. Уже сидели в машине, он отвозит меня домой. Потом уже стояли возле меня. Объятия. На прощание. Щека к щеке, ладонь в ладони. Залитые слезами ресницы. Расставание. Мой дом. Сброшенная на пол одежда. Кровать. Закрытые глаза. Медленная смерть.
Сутки. Я лежала двадцать четыре часа. В постели весь день и всю ночь. Молчала. Мама и брат волновались, что-то спрашивали, но я не разговаривала. Вторые. Только сон. Спать. Не открывать больше глаза. Не зачем. Уснуть. Проснуться, но снова уснуть. Это спасенье. Спать до конца жизни. Скорее бы только она закончилась.
