Жаник будто сбежала со светского раута: в белой блузке и красной пышной юбке, еще и в туфлях на высоченном каблуке.
– Мы же долго ходить собираемся, осилишь? – Гульмира смотрела скептически.
– Да они удобные, – заверила Жаник.
И они побрели по первой же подвернувшейся аллее. Тем и хороши прогулки в парках – иди куда глаза глядят, дыши, думай. Везде хорошо.
Вокруг шелестел, вздыхал, отзывался птичьими перекликами Ботанический сад. Сразу становилось ясно – он умел лечить, восстанавливать силы, возвращать потерянный покой. Дубовая, липовая, сосновая аллеи. Троица шла бездумно, сворачивая по наитию. Все равно куда, главное, идти, и с каждым шагом наполняться незримым, но ощутимым счастьем, которое всегда дарит природа.
Они разговаривали о том о сем, читали на табличках названия кустов, присаживались на скамейках, рассматривали и даже щупали стволы деревьев: по дубу ползли вверх узловатые вены-борозды, лопнувшую кору тополя усыпали кругляши-конопушки, а у березы ствол мелко шелушился, приятно отзываясь на прикосновение ладоней.
Уже на выходе Жаник сообщила:
– Я все-таки натерла мозоли.
– Кто же в сад приходит на каблуках? – Анна всплеснула руками. – Погоди, сейчас пластырь найду.
– А знаете, вы похожи, – Жаник переводила взгляд с одной на другую. – Анна, я вас будто сто лет знаю.
– Это потому, что мы кармические сестры, ты не знала? Держи пластырь.
– Можно, я вас обниму?
Они обнялись втроем, постояли.
– Так, все, хватит сантиментов, – деятельная Гульмира через пару секунд уже высвободилась. – Вызываю такси, едем на игру. Еще, правда, два часа до начала, но все так и задумано, как раз успеем перекусить. Жаник, ты с нами?
– Поесть да, на игру не смогу остаться. Другие планы.
Анна оглянулась на Ботанический сад и мысленно поставила галочку – до поездки она говорила подруге, что хочет тут побывать. Правда, кое в чем не призналась. Когда шли по дубовой аллее, она тайком кинула в траву монетку. Вроде как в воду принято бросать, чтобы вернуться, но в пруд с лебедями совесть не позволила. И говорить об этом никому не стала, сочтут ведь за странность, что гостья деньги по Алматы разбрасывает. Не подозревают они, что для этого дела в отдельном кармашке сумки мелочь припасена еще с Каменск-Уральского.
В кафе спрятались от солнца под очередным навесом. Счастливые алматинцы! Погода дарила им возможность трапезничать на улице с ранней весны до глубокой осени.
Они заказали форель на гриле и продолжили начатую еще в парке беседу о житейских мелочах, проблемах и радостях. Словом, обо всем, что могут бесконечно обсуждать любые женщины в любом городе мира. За час до начала игры пришла Инжу?, тоже землячка, которая была старше Анны на пару лет.
– Я знаю твою старшую сестру, пару раз с ней встречались, – сказала она, усаживаясь за стол.
И снова потекли разговоры, теперь уже сдобренные воспоминаниями о родном Городке. Жаник не скучала, слушала с интересом. Так совпало, что сама она родилась и выросла в поселке по соседству с их Городком, поэтому тоже считалась землячкой. Такой огромный Казахстан, а копнешь – всё рядом и все земляки.
Анне начинало казаться, что всех, кто встретился ей за пару дней, она уже однажды видела. То ли это их удивительное умение мгновенно стирать границы, то ли свойство родной земли, где она родилась и оставила немного себя. И теперь часть Аниной сущности вплетена в квадраты полей, в белесые очертания гор и даже в крохотные трещинки на асфальте…
Со всего города начали подтягиваться деловитые, как муравьи, любители блеснуть интеллектом. На террасу никто не заглядывал, сразу ныряли в основное здание кафе.
– Мне кажется, я вам весь рейтинг порушу, – заныла Анна. – Вы-то постоянно играете, а я буду сидеть да молчать.
– Успокойся, мы идем получать удовольствие, а не выигрывать.
Они расцеловались и распрощались с Жанной и отправились скрипеть мозгами. Анна робеть перестала, с интересом осматривала заведение. Полутемное помещение, завешанное вперемешку ретро-портретами и футбольной атрибутикой с названиями клубов. От этого вида спорта Анна была далека, ей больше нравилось фигурное катание. Как ни странно, здесь они с Гульмирой не совпадали. Та терпеть не могла танцы на льду, считая их скучными, зато футбол смотрела с удовольствием.
На игру звали и Сережу Анатольевича, но он не успевал приехать из-за работы. Инжу привела двух своих подруг, так что женским коллективом бились над вопросами, из какой страны родом Пьер Нарцисс и в каком веке появились первые стиральные машины. Анна хоть и не надеялась принести пользу, но все-таки умудрилась разгадать анаграмму.
– Сама не поняла, как это произошло. Глянула на буквы, и слово сложилось, – объясняла она озарение, чрезвычайно довольная собой.
После игры Гульмира предложила пройтись до метро.
– Заодно увидишь цирк и театр имени Мухтара Ауэзова.
Сумерки уже укрыли Алматы, но жизнь не затихала. Долгожданная прохлада выманила на залитые огнями улицы еще больше народу. Машин тоже не убавилось, все спешили куда-то в поисках веселья, которое непременно должно случаться вот такими летними вечерами.
– У людей только жизнь начинается, а мы уже домой тащимся, как две клуши, – заметила Гульмира.
– День такой насыщенный, что я уже без ног. Сил осталось только сходить в душ, поговорить с Ленкой и упасть на императорскую кровать.
Местную сим-карту они так и не купили. Гульмира убедила, что это ни к чему.
– Если что-то срочное, Лена напишет или позвонит мне. Мы же с тобой всегда вместе, как шерочка с машерочкой. Сама с ней можешь общаться из дома через вайфай. Отдыхай, дорогая. Пусть тебя никто и ничто не тревожит.
И это было правильным решением. Ватсап, Телеграм, ВК, Одноклассники – вся эта братия безмолвствовала, потому что в телефоне отсутствовала сим-карта. Какая красота! Анна брала с собой бесполезный аппарат только ради фотографий.
Они вышли из метро, не доезжая одну остановку, чтобы пройтись по улице Панфилова и послушать музыкантов. Людской поток устремлялся в обе стороны – вверх и вниз. Это еще одна особенность Алматы, которая удивила по приезде. Если идти к горам, значит, вверх. Сейчас к дому следовало идти от гор, значит, вниз. Местные не задумывались над этим, орудовали направлениями привычно, а приезжих озадачивало, что у города есть верх и низ.
Тут и там голосили музыканты. Дядька с аккордеоном сочным басом исполнял песню Магомаева про море. Чуть дальше расположилась группа парней, как настоящие звезды, с барабанной установкой и микрофоном на стойке. Они пели что-то на английском. Рядом стайками околачивались девчонки и строили артистам глазки. Через квартал послышались звуки домбры, играл и пел задорную песню мальчишка лет пятнадцати. Вокруг него толпились люди и подпевали. Анна пожалела, что не знала слов. Как-то само собой она начала прихлопывать в такт музыки. Стоящая впереди пожилая казахская пара обернулась. Женщина кивнула ей как старой знакомой и тоже захлопала в унисон. Скоро все и пели, и хлопали. На протяжении всей этой шумной улицы гуляло многоголосье на разных языках, и никто ни на кого не косился. А Анна еще ехать сюда побаивалась, дурында…
Дома выпили по чашке травяного чая, тоже с Урала. Гульмира жаловалась на проблемы со сном, потому и прибыл к ней с любовью и заботой особый чай. Больше всех оценил напиток кот. Он пытался залезть на стол, только бы получить доступ к вожделенной кружке.
– Кот-наркоман – горе в семье, – сказала Гульмира.
– Там корень валерианы, вот его и плющит, – объяснила Анна. – А моему плевать, он так бурно не реагирует.
Как и полагается кармическим сестрам, у каждой дома жил котейка. Совпадать так совпадать – и в большом, и в малом.
– Так, что у нас завтра в планах… – Гульмира выдворила хвостатого из кухни и закрыла за ним дверь. – Поедем на Коктобе, но сначала баурсаки, ты же хотела.
Да, Анна мечтала о бешбармаке и баурсаках, потому в разговорах неоднократно их вспоминала. Столько лет прошло, а вкус до сих пор не забылся. Подруга, как мощный компьютер, хранила в голове всю информацию.
– Куда ты скажешь, туда и пойдем. Только давай насчет денег решим. Везде платим пополам.
– Да ладно тебе, у меня все под контролем! – отмахнулась Гульмира.
– Не ладно, так не пойдет. Я уеду, а ты зубы на полку положишь. Завтра обменяем рубли на тенге и закинем тебе на карту.
Гульмира зевнула.
– О, кажется, чай начинает действовать. Хорошо, я же знаю, ты не успокоишься. Обмен так обмен.
– Слышишь? – вдруг спросила Анна.
– Что?!
Гульмира застыла на полпути к новому зевку, прислушиваясь к звукам из недр квартиры. Кот, что ли, творит какую-то пакость…
– Не слышишь? – снова прозвучал вопрос.
– Да не слышу я ничего.
– Эх ты, а я слышу. Меня ласково зовет императорская кровать!
11 июля
Понятное дело, утром никакой йоги опять не случилось. Из ранее намеченных ритуалов соблюдался только кофе. Анна возилась с туркой, попутно выясняя у дочери, как у них с котом дела.
– Уничтожил очередное зарядное устройство, – сообщила она Гульмире, которая возникла на кухне, растрепанная, как домовенок Кузя.
– Вредитель. А ты знала, что кошка – единственное животное, которому разрешено входить в мечеть?
– Надо же. А собаки?
– Балда, я говорю, что единственное, а ты про собак спрашиваешь. Что у нас сегодня?
– «Баварский шоколад».
– Наливай!
Судя по погоде, день обещал быть жарким. Ну, а как иначе – середина июля. Потому опять запаслись бутылками с водой и направились в сторону парка 28-ми панфиловцев. По дороге Анна напомнила про обменник.
Перед поездкой она озвучила девиз отпуска: «Не усложняй!» То есть никаких сложностей ни себе, ни другим. Это касалось и материальной стороны. Поэтому успокоилась она только тогда, когда рубли превратились на тенге и перекочевали на карту Гульмиры.
В парке уже носились бегуны, все, как один, с особенным выражением лиц, сосредоточенные и одухотворенные. По дорожкам, никуда не торопясь, гуляли вездесущие голуби и бодрые старушки с палками для скандинавской ходьбы.
– Вот, смотри. А нас даже на йогу утреннюю не хватает, – попеняла Анна.
– У нас каждый день марш-бросок, так что мы побольше их оздоравливаемся, – парировала Гульмира.
Аллея вела их к собору, который возвышался в центре парка среди легкомысленно трепещущей зелени. Его купол просвечивал золотистыми всполохами между ветвей, но, когда подошли ближе, Анна ахнула при виде открывшейся красоты.
– Хочу зайти в храм, поставить свечки.
– Конечно, иди. Я подожду тебя в тени.
Косынка, припасенная в сумке на случай солнцепека, пригодилась покрыть голову. Она перекрестилась, вошла в собор и сразу сунулась к стоящей на входе женщине с вопросом, можно ли сделать видеосъемку. Та благосклонно позволила. Хотелось запечатлеть внутреннее убранство и показать потом родственникам на Урале. «Милостью Божьей оказалась я тут. Спасибо». Молиться Анна не умела, главным в общении с Богом считала искренность слов. Поставив свечи за здравие и за упокой, вышла на улицу. Гульмира топталась неподалеку, спрятавшись под деревом.
– Ты бывала внутри? Видела, какое там великолепие? – Анна говорила тихо, не хотела расплескать умиротворение.
– Да, видела. Между прочим, это одна из самых высоких деревянных церквей в мире, построена из тянь-шаньской голубой ели.
От храма аллея привела их к Вечному огню, у которого лежали три гвоздики. «Все верно, – подумалось Анне. – Для памяти не нужна строго отведенная дата».
Какое-то время они еще покружили по парку. Беспощадное июльское солнце все-таки вылавливало их на открытых участках и обрушивало на головы свой жар.
– Чудесное место, – сказала Анна. – Ты постоянно говоришь о ваших парках, хочется в каждом побывать.
– Куда успеем, туда обязательно сходим. Ой, смотри!
В паре метров от аллеи детвора тянула ладошки к дереву, по которому вниз головой, цепко хватаясь за кору, спускалась белка. Брала угощенье и устремлялась вверх, распушив хвост.
– У нас их много в парках, вольготно им тут, – сказала Гульмира. – Кстати, на работе одну мадам белка укусила.
Анна, которая в этот момент припала к бутылке с водой, поперхнулась от смеха.
– Почему ты решила, что это кстати? – спросила она, вытирая подбородок. – Такая идиллическая картинка, а ты вдруг вспоминаешь покусанную коллегу!
– Не знаю, – Гульмира пожала плечами. – Теперь, как вижу белку, всегда вспоминаю ту бедолагу. Тоже пошла покормить, сделать доброе дело, а та возьми да цапни ее за палец.
– Кошмар!
– По правде говоря, так себе тетка, так что белка это почувствовала. Но я сама после той истории побаиваюсь их. Мало ли, что у них там, в маленьких головушках.
Вверх по проспекту Достык, что означало «дружба», они потопали к кафе национальной кухни.
– Баурсаки там с пылу с жару, – объяснила Гульмира выбор места.
– Веди, моя звезда, я за тобой. Знаешь, что поняла? Показывать город должен тот, кто здесь живет. И, конечно, его любит.
– Истину глаголишь! Сейчас поедим и поднимемся на фуникулере на Коктобе.
При слове «фуникулер» Анна дрогнула, потому что боялась высоты. Что такое Коктобе, она не знала. Значит, скоро выяснит!
Кафе встречало атмосферой, сотканной из мотивов восточных сказок. Посреди зала журчал миниатюрный фонтан, на диванах раскинулись узорчатые подушки. Никаких унылых стен, все расписаны орнаментом. Негромкая протяжная музыка, казалось, струилась прямо из них. Ажурные светильники рассыпали блики на медной посуде. Резные арки вместо дверных проемов словно приглашали в султанский дворец. Над каждым столом висела люстра, сияя сотнями огоньков.
– Немедленно фотографироваться со всеми кувшинами, чайниками, коврами, – зашептала Анна Гульмире. Та призвала сначала определиться с едой. Юркая, как воробушек, официантка записала заказ: два плова, баурсаки, чай.
