– Так ты сама готовила?
– Конечно! Между прочим, владею рецептами всех уголков мира. Могу готовить блюда французские, польские, итальянские, японские, тайские…
– Стоп, стоп, стоп! А то у меня желудок закружится.
– Между прочим, идеальная жена. Вкусно готовлю, стираю, глажу, шью, штопаю, вышиваю и прочее, прочее, прочее.
– Ты и носки штопать умеешь?
– А как же! Лучше новеньких получаются.
– Знаешь, идея интересная. Вроде бы в Индии люди женились на богинях.
– Богиня?.. Меня никто еще так не называл.
– А твоих подруг?
– Ну… Всякое случалось.
– Сколько тебе лет?
– Разве такие вопросы прилично задавать женщинам?
– Кандидаткам в супруги – можно.
– Скажем так… В относительном смысле я моложе тебя.
– В относительном?..
– Прикинь, стара ли черепаха в сто лет и молода ли собака в четырнадцать?
– Ты что, у греческих философов училась?
– И у них тоже.
– Так тебе две тысячи лет???
– Ну… значительно меньше, – Аня даже смутилась.
– Разве вы не живете вечно?
– Все в мире имеет начало и конец.
– А Создатель?
– Давай оставим теологические споры на потом. А то мясо остынет.
Анюта была права. На женщине, которая умеет готовить такое мясо, надо срочно жениться. Пока не увели.
* * *
Ночью снился свист. Тихий, но настойчивый. Будто воздыхатель призывал возлюбленную появиться на балконе. Потом я проснулся.
Люблю просыпаться в деревне. Дом у тети хоть и древний, но основательно подправленный. Солнечные клетки рамы на печке и потолке, колышущаяся занавеска на окне, соловей, или щегол, или еще кто-то раз за разом повторяет слова своей песенки. Всегда хотел, но так и не научился различать голоса птиц. И воздух! Утренний деревенский воздух… И ощущение бесконечности, которое бывает в детстве. Бесконечности дня, лета, жизни…
Тут кто-то услужливый изнутри подсказал, что я вовсе не в тетиной деревне, а совсем в другом месте. Может быть, и деревня, но другая. А может быть, приснилось? Всё приснилось. И тот, что внутри, тоже? Должно было присниться, потому что такого не бывает. А если бывает, то все очень, очень плохо…
Я закинул голову и обозрел комнату. Точь-в-точь как во сне, то есть вчера. Быть может, я еще сплю?.. Вряд ли. До сих пор я запросто отличал сон от яви. Наверное, такой рационалистический строй сознания. Кто-то, возможно, заявит, что вся наша жизнь – сон. Но я на этом не зацикливаюсь, поскольку такая гипотеза неконструктивна.
Вчера я, наверное, был в шоке, потому и воспринимал всю эту галиматью как должное. Прозрачные девицы, параллельные миры. Такое хорошо в фантастическом романе, а реальность должна быть реалистична. Неплохо сказанул! С другой стороны, летающие тарелки, исчезающие люди… Вот и я, наверное, исчез. Или сошел с ума… Пусть лучше исчез. Хотя сумасшедшие по-своему счастливы – никто не может разрушить их мир. Если не вылечат, конечно. Однако и эта гипотеза неконструктивна, поскольку от больного ничего не зависит.
Значит, меня похитили. А чего здесь удивительного? Каждый год на Земле исчезает несколько десятков тысяч человек. Все идет к этому. Раз похитили, – значит, с какой-то целью. Проводить жестокие опыты? Возможно, но маловероятно. Зачем тогда так со мной нянчиться? Психологические эксперименты? Да ради бога! Будущая докторская диссертация: «Психологическая устойчивость типичного Гомо Сапиенса». А чем я не типичный? Типичный системный администратор. Не богатый, но и не бедный. Квартира есть. Машины нет – на фиг она мне! По центру на метро удобнее…
Снова свист. Тот, что мне снился. Значит, не снился. То ли доносится с улицы, то ли рождается у меня в голове. Второе предположение мне решительно не понравилось, потому решил проверить первое.
Тихонько приоткрыл дверь в гостиную, чтобы не потревожить Аню, но на диванчике ее не было. Не было Анюты и на кухне. Выйдя во двор, ощутил ту утреннюю свежесть, какой никогда не бывает в городе. В деревне, в лесу – да, на даче чуть-чуть, и никогда в городе.
Выдохнул с облегчением – звук был здесь. Доносился из-за живой стены, только непонятно откуда. То ли справа, то ли слева…
Присвистнул в ответ. Свистеть я не умею, но изобразить нечто в стиле соловья-недоучки могу. Зачем свистнул, – понятия не имею. Наверное, неизжитые жизнью хулиганские наклонности. Из-за кустов донеслось нечто удовлетворенное, и среди листьев появилась рука, которая поманила меня. Только кисть, висящая перед зеленой стеной. Жутковато выглядело…
Несколько секунд на размышление. По законам фантастического жанра сейчас должно произойти повторное похищение. Или нет? Играют, сволочи… Ладно, будь что будет!.. Коготок увяз – всей птичке пропасть.
Я подошел и сделал единственное, что пришло в голову, – пожал руку. А что сделали бы вы? Обращаться с приветствием к холеной, не знавшей грубого физического труда ладони было как-то противоестественно.
Вторая возникшая из кустов конечность ухватила меня за шиворот, и вместе они выдернули меня из поляны. Да так энергично, что я покатился по земле, больно ударившись плечом.
– Извините, я не навредил вам?
Надо мной склонилась странная фигура в шлепанцах, подшаркавших к моему носу, клетчатой шотландской юбке, игривом турецком пиджачке с бабочкой на голой шее и огромном черном английском цилиндре. Громко откашлявшись, будто перед микрофоном, фигура изрекла:
– Я решил принять наиболее официальный вид, чтобы подчеркнуть крайнюю серьезность предстоящей беседы.
Дипломат изысканно присел и протянул мне руку. Вероятно, прочитав в моем взгляде некоторое изумление, пояснил:
– Быть может, я не вполне точно выбрал костюм. Мне посоветовали… Извините, но я не специалист по вашему времени.
– Ваши советчики с разветвленным чувством юмора… – Я продолжал демонстративно изучать незнакомца. Пусть растеряется. Пусть оправдывается. Может, сболтнет что-нибудь.
– Э-э-э… Наша встреча чрезвычайно важна! Не знаю, насколько вы в курсе…
– В курсе чего? – Железный взгляд и металл в голосе. Недаром провел несколько лет в театральной студии.
– Не знаю, ввели ли вас в курс цели вашего пребывания… Э-э-э…
– Кто ввел? – Игра все больше увлекала меня.
– Э-э-э… Ваши… э-э-э… куратор…
– Вы имеете в виду Анну Иоанновну? – отчество я сам придумал для понта. Давно так не забавлялся.
– Иоанновну?… – на лице собеседника сложилось страдальческое выражение.
– Анну, – подчеркнул я.
По-видимому, разговор потек по неожиданному для визави руслу. Однако он сглотнул пару раз и улыбнулся:
– Значит, теперь мы представляемся Анной.
– Не мы. Она, – поправил я.
– Значит, на этот раз она, это Она.
Мяч явно перешел на половину противника. Надо менять тактику.
– Разве она не всегда Она?
Собеседник хитро прищурился:
– Молодой человек, не надо считать меня глупее, чем я есть на самом деле. Просто я немного не в курсе. Перестаньте ерничать, и мы скоренько найдем общий язык.
– Поскольку я тоже не вполне в курсе, давайте двигаться встречными курсами.
– Хочу сообщить вам, что приглашение вас в данное… м…м…м… место известной особой, хочу подчеркнуть – частное приглашение, – он ядовито улыбнулся, – имеет строго определенную цель.
– Возможно, – серьезно отпарировал я.
– Не «возможно», а железноточно. И эта цель может принести вам некоторые неудобства, точнее, большие страдания.
– Согласитесь, что между неудобствами и страданиями есть некоторая разница, – мне не слишком понравилась развернутая лжедипломатом перспектива.
– Эта разница зависит исключительно от вас. Прежде чем соглашаться на что-нибудь, обязательно хорошо обдумайте и взвесьте.
– О'Кэй! Если мне что-то предложат, обязательно хорошо обдумаю и взвешу.
– Вы опять ерничаете.
– Если бы вы сообщили мне хоть какую-то информацию…
– Наш принцип заключается в том, чтобы не сообщать никакой информации. Самое разумное, что вы можете сделать, – окончательно и бесповоротно потребовать своего полного возвращения!
Последняя фраза меня очень заинтересовала:
– А что, возвращение может быть «неполным»?
– Не цепляйтесь к словам. Я же сказал, что не являюсь специалистом по вашему времени.
Не затруднив себя прощанием, незнакомец повернулся и пошел по дорожке, кстати, не той, где мы были вчера с Аней. Эта была покрыта старым потрескавшимся асфальтом с пучками смелых цветов в трещинах. Удалялся, помахивая невесть откуда взявшейся тросточкой. Нелепый, похожий на Чарли Чаплина.
Вдруг обернулся:
– Кстати, когда-то вашу Анну Иоановну звали Клеопатрой.
Оп-па! Как жирная коровья лепешка, шмякнувшаяся об асфальт. И вправду, надо все хорошенько обдумать и взвесить, как говаривал известный персонаж.
Хотя более всего мне хотелось догнать негодяя, врезать ему по морде, а потом пытками вырвать из него несколько гран информации.
Кстати, а как мне попасть домой? Я прикрыл глаза, вслушался в неслышимые шорохи, шепоты и свисты, почувствовал… наверное… и направился туда, где дорожка кончалась. Не сбавляя шага, закрыл глаза, врезался в сплетение веток, готовый к тому, что сейчас издеру лицо длинными шипами, и без проблем оказался напротив дома.
«Все тщательно обдумать и взвесить…» – отбросил мешавшую мысль далеко-далеко и, повернувшись на левый бок, наверное, заснул…
* * *
– Сколько можно дрыхнуть! – Аня за ногу стянула меня с кровати.
– Боялся разбудить тебя.
– Я сплю крепко! Не захочу – даже щекоткой не поднимешь!
– А это мы проверим.
– Разбежался. Не заслужил еще проверять!
– Давно поднялась?
– Да нет. Только завтрак успела приготовить.
А вот и врете, уважаемая принцесса. Ровно в шесть в опочивальне вас не было. Зато завтрак плутовка приготовила отменный. Жареная картошка со свининой исчезала со сковородки стремительно.
– Жрать много вредно, – съязвила Анечка. – Не то пузо нагуляешь.
Насчет нагуливания пуза я мог бы ее, пожалуй, просветить, но решил не вредничать.
– Какие игры нам сегодня предстоят? – спросил, выпив кружку парного на вкус молока. – Корову сама доила?
– Корову?..
– Молоко дает корова. Для этого ее доят.
– Правда? – она вскинула свои шерстяные ресницы. – Я думала, его в магазине покупают.
– Ты правда дурочка или прикидываешься?
Аня расхохоталась.
Кто-то деликатно постучал в дверь, а потом весьма неделикатно распахнул ее. Явилось нечто кошмарное: лохматое, бородатое, в рваных наотмашь джинсах, черной майке с Чегеварой на груди (так и подписано было: «Чегевара»), ржавых цепях, будто пулеметные ленты пересекающих оную грудь, и в татуировке во все плечи: «С.С.» – на левой руке и «С.Р.» – на правой. Все это громоздкое сооружение венчал лиловый ирокез, непонятно как приляпанный на макушке. Вид гостя был столь несоответствующим, что я бы меньше удивился, если бы явился он на ядовито рычащем «Хаммере».
Не здороваясь, я заметил:
