– У нас СССР писали одним блоком, без точек.
– Да? – псих посмотрел на футболку, будто впервые увидел ее. – А мне стремается, так прикольнее, – и протянул волосатую руку, – Владик.
Не вставая, ответил рукопожатием:
– А-фи-но-ген!
– А-ФИ-НО-ГЕН! – загоготал Владик, – А-ФИ-НО-ГЕН! Укопал! Афиногенно! В натуре укопал! Афиноген Первый! Звучит!
– А что, – подала голос Аня, – такого еще не было. Нестандартно и весело.
– Не трогайте мое имя! – я решил стоять до последнего. Ни пяди врагу.
– Позже зачекиним, – миролюбиво заметил Владик.
– И не надоело вам комедию ломать? – я решил слегка перевести стрелки.
– Так веселее, – пожала плечами Аня. – Мы же просто шутим.
– А что, потом пошутить не получится?
– Потом может и не получиться…
– Жизнь, блин, – это банальная пьеса с известным концом, – изрек Владик (оказывается, он и на нормальном языке изъясняться может). – Зачем же делать из нее трагедию?..
– По-вашему, трагедий не бывает?
– Зачем же заранее мучиться?
– Хотите сказать, что все в жизни предопределено?
– Не все, но многое.
– Вам что-то надо от меня? Валяйте, рассказывайте.
Владик взял со стола вилку, размял ее как пластилин, вытянул в струну, свил из нее цветочек, повертел в пальцах, подбросил – и вилка со звоном и привычным видом упала на пол.
– Все очень серьезно, – улыбнулся он мне. Встал, взмахнул руками – и уши залепил тяжелый рок.
– Анька! Долго еще ждать?! Выпивон гони! И закусь! Травка есть? Оторвемся!
– Владик, угомонись! – вздохнула Аня.
Громила небрежно махнул рукой, и какофония заткнулась:
– Тоже жизнь! Это как – комедия или трагедия? А он прикидывается, что ничего не понимает.
– Он правда не понимает.
– Не понимает – потому что не думает. Спрашиваешь, зачем ты здесь? А мы-то откуда знаем. Ты подумай, да у себя спроси. А потом нам расскажешь.
Владик встал, опрокинул в глотку чашечку кофе, что твою стопку водки, крякнул и шумно вышел, так что аж горница затряслась. Не успели мы вздохнуть, как вновь раздвинул дверной проем плечами:
– Обрыдло все! Вот так обрыдло! – провел ладонью поперек горла и, наконец, исчез окончательно.
– Землетрясение, – констатировала Аня, глядя на качающийся абажур, – семь баллов… Шучу. Как всегда. Здесь все шутят. Иначе тошно становится.
– Почему тошно?
– А потому, что все, что ни делаешь, – псу под хвост.
– Не понимаю.
– Потом поймешь.
Подошла и прижалась щекой к моей груди. Странно. Вчера она казалась высокой – выше меня.
– Дура твоя Алла. От такого мужика уйти!
– Ты и про Аллу знаешь?
Аня не ответила.
– Ты знаешь про меня все?
– Нет, – она серьезно посмотрела снизу вверх. – Но сейчас, наверно, узнаю. Поцелуй меня…
Прежде чем мы окончательно лишились разума, мне удалось спросить:
– Ты же говорила, что не из тех, кто проводит с парнем первую же ночь…
– Так ведь сейчас уже утро, – беспечно прошептала она.
* * *
«Уже и не утро, – подумал я, обретя возможность связно мыслить. – Да и не день, пожалуй». – Часы показывали половину шестого.
Либо она и вправду не притворялась, либо я ничего не смыслю в женщинах. Почему-то это было важным. Должно ведь быть в их мире что-то настоящее. Иначе ничто не имеет смысла и жизнь – просто фарс. Черточка между двумя датами.
Я поднялся, открыл шкафчик, заглянул в печку, зажег керосинку – боже, какая древность, – постучал по стене…
– Здесь все настоящее, – оказывается, Аня внимательно наблюдала за мной.
– Не заметил, как ты проснулась.
– Я не спала.
– Притвора! – я обнял и поцеловал ее. – Что же ты делала?
– Думала.
– О чем?
– О нас.
– Что? Так серьезно?
– Серьезнее, чем ты думаешь.
– Ты меня любишь?
– Глупее вопроса не придумаешь.
– Любовь – это глупость?
– Спрашивать об этом – глупость.
– Понимаю. Соблазнение – необходимый этап на пути установления контакта.
– Дурак! Если бы я была обычной женщиной, то сразу бы ушла. Как Алла.
– Почему же не уходишь?
– Во-первых, я умнее, а во-вторых, у тебя действительно есть повод так думать…
– Ладно. Проехали. Что делать будем?
– Обедать. Я проголодалась.
– Ты уже и обед успела приготовить?
– Я успела о нем позаботиться.
Обед и вправду томился на столе. Вот этого она точно не успела бы сделать.
– У тебя есть служанка? Где ты ее прячешь?
– Тебе что, одной меня мало?
– Много. Кто все это устроил? – я обозрел рукой стол.
– Как-то само получилось, – Анюта прыснула со смеху.
– Ты чего смеешься?
– Так. Давно не общалась с людьми.
– Так ты не человек?
– Я – Аня. Этого тебе достаточно?
– Вполне. Главное – не трехглавый дракон.
– Хочешь, чтобы я стала драконом?
Я почувствовал, что мне надо аккуратнее подбирать слова.
– Мы ждем кого-нибудь к обеду?
– Почему ты так решил?
– Потому что ты не ешь.
– Я на тебя смотрю. Человек лучше всего проявляется в самых мелких мелочах.
– Ешь и смотри.
– Я не голодна.
– Только что ты другое говорила.
– Правда? Значит, я могу съесть слона, – и она наполнила тарелку до краев.
Судя по красно-белой супнице, сегодня у нас польская кухня.
Когда желудок не только наполнился, но и раздулся, будто аэростат, я откинулся на спинку стула.
– Уф-ф-ф! Теперь чем займемся? – и выразительно посмотрел на Анюту.
– Давай перерыв сделаем. Хотя бы часа на четыре. У меня чувство, будто меня пропустили через камнедробильную машину.
– Я не о том! Мыть посуду, стричь траву, рассматривать фотографии, читать семейные письма?..
– Думаешь, ты здесь, чтобы мыть посуду?
– Думаю, ты втюрилась в меня по уши и завлекла в этот омут, чтобы я больше никому не достался.
– Индюк самонадеянный! Сеть событий значительно сложнее. Вдруг тебе предписано исполнить миссию.
– Не говори страшных слов, тем более я не слишком-то верю в судьбу.
– Значит, чуть-чуть все-таки веришь! Задавай квестчены, вдруг ответ получишь.
– Дни идут – овощ зреет… Хотел бы посмотреть, как вы здесь живете.
– Каждый – как хочет.
– Это кукольный домик – предел твоих желаний?
