– Об этом забудь. Разве мало того, что тебе приходят хорошие деньги?
– Ну я же писатель, мне хочется видеть плоды своего труда.
– Альберт, не заморачивайся. Ты получаешь гонорар за свои книги, теперь ты кормилец. Понимаешь? Ты много не думай, просто пиши и отдавай рукописи мне. Теперь только от тебя зависит наше благосостояние.
– Ты моя прелесть, – восторженно простонал он. – Что бы я без тебя делал… Я пойду к себе, есть идеи… Буду писать.
– Иди, милый. Чем больше напишешь, тем больше получишь. Заживём. Я всегда верила в тебя. Одна просьба, не болтай языком, а то сядешь, как диссидент, а заодно сяду и я. Ты же этого не хочешь?
Альберт покачал головой, до конца не понимая смысла сказанного, поскольку его сознание было занято мыслями о собственной гениальности.
2
Грядка с зелёными помидорами казалась бесконечной, таким же тягучим было и время, и сколько бы Сашка не поглядывал на часы, скорость движения стрелок не увеличивалась. Всё в этой поездке в колхоз, расположенный на берегу Азовского моря, было хорошо, кроме восьмичасового рабского труда – абсолютно бессмысленного и никому не нужного. Кто купит эти недозревшие помидоры, сваленные в трухлявые ящики или порубленную комбайном картошку, что уж говорить о жухлой капусте и подгнившей кормовой свёкле. Но безропотные студенты каждую осень приезжали сюда, чтобы всё это собирать и даже выполнять нормы, борясь за переходящие знамёна победителей соцсоревнования. Почему же никто не возмущался и не протестовал? Да потому что после нескольких часов трудовой повинности наступало настоящее, никем неконтролируемое счастье.
Можно было бы, конечно, отдыхать после работы, читая книжки, играя в шахматы или смотреть телевизор в ленинской комнате, но в основном подрощенные мальчики и девочки предавались любовным утехам, вперемешку с употреблением дешёвого виноградного вина, купленного в посёлке у предприимчивых бабушек. Вино называлось "барбасянка", продавалось исключительно вёдрами и действовало весьма специфически, сохраняя почти нетронутым сознание и напрочь отключая функции, которые отвечали за гравитацию. После трёх стаканов в теле образовывалась некая лёгкость, движения становились непредсказуемыми и очень плавными, и парочки расползались по укромным местечкам, чтобы предаться юношескому блуду, который в отдельных случаях заканчивался любовью.
Сашка испытал на себе все прелести этой свободы, кроме одной – с блудом у него снова не заладилось, как и с любовью. Он постоянно приглядывался к Римме, даже начал привыкать, что ему становится приятно, когда та садится рядом или случайно дотрагивается до его плеча в автобусе, но никаких попыток перевести этот, едва уловимый флирт, на новый уровень, он не делал. Снова побеждал какой-то необъяснимый страх и непонимание, что делать дальше.
Рабочий день уже близился к завершению, ещё чуть-чуть, и раздаться сигнал колхозного автобуса, и нужно будет бросив всё, рвануть к нему, чтобы занять лучшее место, а не стоять всю дорогу в проходе, вцепившись в ржавый холодный поручень.
– Саша, помоги, пожалуйста, ящик перетащить, – услышал он у себя за спиной голос Риммы.
– Можно, – не глядя ей в глаза ответил он, и схватив ящик, потащил его к месту сбора, тем самым выиграв несколько секунд, чтобы осознать случившееся. Это намёк или она просто попросила помочь? Что делать – поставить ящик и уйти или остаться и продолжить разговор? А о чём говорить? Как себя вести? Что скажут остальные, если увидят их вместе? Саша панически перебирал варианты ответов, но ни на один не смог вразумительно ответить. Помощь пришла откуда он не ждал.
– Давай сегодня вечером погуляем, – неожиданно предложила Римма.
Сашка поставил ящик рядом с кучей таких же, и повернулся… А у неё красивые глаза, подумал он…, и волосы… Да и вся такая прикольная, похожа на строгую училку…
Она нравилась ему, но он до этого ничего не сделал, чтобы хотя бы начать общаться с этой девушкой, не говоря уж об отношениях. Смущало многое, но больше всего то, что она была явно из буржуйской семьи, и как бы ни прикидывалась своей, её всё равно выдавали импортные шмотки, необычный запах и манеры. Эти тоненькие пальцы, слегка вьющиеся длинные волосы, неторопливая походка, худоба и даже её речь – всё говорило об ином происхождении и воспитании. Куда ему – сыну шахтёра и поварихи из ресторана тягаться с такой, что доказывать ей и чем удивлять. И сейчас Сашка мог просто сказать "нет" и ничего бы не изменилось в его жизни, да и чаша внутренних весов клонилась именно в эту сторону, но совершенно неожиданно для себя он произнёс:
– Давай.
– Я буду в семь на лавочке возле виноградника, – как бы вскользь произнесла она, наклонившись к ящику, чтобы никто ничего не заподозрил.
В автобусе Саша хотел было занять место и для Риммы, но она бросила на него такой взгляд, что тот быстро убрал руку с сиденья, на которое тут же кто-то уселся, и автобус тронулся. В этих поездках особым шиком у девчонок считалось усесться на колени своего парня. Видимо близкий контакт, постоянная тряска и завистливые взоры тех, кому не повезло обзавестись парой, возбуждали даже больше, чем обычный секс. Саше тоже внезапно захотелось ощутить на себе этот контакт. Он поглядывал на Римму и мечтал, как будет держать её за талию, а она обнимать его за шею и щекотать волосами нос. Он представлял это, как наяву, но чем ближе был час икс, тем сильнее колотилось сердце, и не столько от волнения и страха, сколько от предвкушения возможных последствий, к которым он, как оказалось, ещё не был готов.
За полчаса до условленного времени Саша уже сидел на лавочке, увитой виноградом, опасаясь, что кто-нибудь займёт её раньше. Надо сказать, что это была вовсе не лавочка, а обычное бревно, лежащее под забором чьего-то дома, но это место считалось самым укромным и было за многие годы использования до блеска отполировано задницами влюблённых парочек.
Римма появилась неслышно, секунду в секунду, словно стояла за углом и всё это время смотрела на часы.
– Помоги мне сесть, – произнесла она, протянув руку.
Сашка вскочил, и крепко сжал её ладонь.
– Что ты вцепился, как дурак. Пальцы сломаешь.
Он ослабил хватку, но не отпустил. Несмотря на обидные слова и капризный тон, ему было приятно ощущать прохладу её гладкой кожи и вдыхать её аромат.
– О чём будем говорить? – спросила Римма.
– Не знаю, – ответил Саша после длинной паузы.
И он действительно не знал, о чём нужно говорить на первом свидании. Что такого произошло в его жизни, чтобы ей было интересно это услышать; что родители чуть не развелись, о том, как он бросил заниматься музыкой или о его прыжке с вышки, а может о девочке Лене, которую он любил в школе. Сомнительно…
– Сегодня красивая Луна, – выдавил из себя Сашка.
– Да… Люблю смотреть на Луну и звёзды.
– Я тоже, – промямлил он, и робко подвинулся чуть ближе.
И наступила глупая тишина. Они просто сидели рядом и молча смотрели на звёздное небо. Никаких попыток ни с его, ни с её стороны. Саша чувствовал себя полным идиотом, ему было одновременно и стыдно и страшно сделать первый шаг, а вдруг ей не понравится, а вдруг она обидится и уйдёт или захочет чего-то большего…
Когда молчать и думать чёрте о чём уже не было никаких сил, откуда-то сзади раздался детский крик:
– Да целуйтесь вы уже! Надоело ждать!
Саша и Римма испуганно вскочили. По ту сторону забора стояла загорелая девочка, жующая виноград.
– Лера! Ты где!? Домой быстро! Темно уже! – донеслось из глубины двора.
– Ба, иду! – крикнула она, сплюнула косточки, и презрительно взглянув на перепуганную парочку, тихо добавила. – Не интересно с вами, пойду я.
Римма первой пришла в себя и взяла Сашу под руку:
– Погуляем?
– Угу, – ответил тот.
И они до самого отбоя молча прохаживались по улицам спящего посёлка, пугая дворовых собак.
– А завтра погуляем? – спросил Саша, перед тем как войти в общежитие.
– Погуляем, – ответила Римма.
И он был счастлив, и не столько от её ответа – теперь можно было рвануть в туалет, не мог он при ней показать свою слабость, ему казалось стыдным сообщать девушке о том, что очень сильно хочется писать.
Утром Сашка, как всегда, одним из первых прорвался в автобус и наученный вчерашним опытом, не стал занимать место для Риммы, но чуть не потерял сознание, когда она, неожиданно для всех, уселась к нему на колени и обняла за шею. После этого он уже не имел права не полюбить её.
Вечером Сашка сидел на той же лавочке, но только пришёл ещё раньше, чтобы всё хорошенько обдумать и настроиться. И вот послышались шаги, но вместо Риммы на лавочку рядом с ним уселась девчонка, напугавшая их вчера.
– Хочешь виноград? – сказала она, протянув Саше гроздь Дамских пальчиков. – С этой стороны ваши уже всё ободрали, я во дворе сорвала. Последний. Правда вкусный?
Он раскусил несколько виноградин и кивнул.
– Ты не стесняйся, поцелуй её сегодня. Я не буду подглядывать. Меня, кстати, Лера зовут.
– Я знаю. Слушал как бабушка твоя вчера кричала. Строгая?
– Не.
– Уже сентябрь, почему не в школе?
– Я здесь живу. Но мама пообещала, что скоро заберёт нас к себе.
– А в каком ты классе?
– В пятом.
– Учиться нравится?
– Не.
– А почему подглядывала за нами?
– Я за всеми подглядываю. Вы тут не первые сидите. А что ещё делать? Чайку вылечила, креветок наелась, виноград собрала, вина с бабушкой нагнали. Пробовал наше вино?
– Пробовал.
– А вы правда архитекторы?
– Правда. Но пока только учимся в техникуме, – с чувством гордости ответил Саша.
– А то бабушка сказала, что вы хоть и архитекторы, а пьёте и буяните как колхозное мужичьё, чтоб держалась от вас подальше… А что нужно, чтобы выучится на архитектора?
– Для начала нужно научиться рисовать.
– А я умею, – похвасталась Лера, – недавно Аллу Пугачёву нарисовала акварельными красками. Меня бабушка научила, она у меня актриса, в кино снималась.
– А родители кто?
– Мама на самолётах летает. Она у нас стюардесса. А папа писатель. Я сейчас его книжку читаю.
Саша с изумлением смотрел на эту маленькую девчонку с копной выгоревших волос, и удивлялся тому, как устроен мир. Разве можно было подумать, что бабушка из этого двора, где они почти каждый день воровали виноград и покупали вино, актриса. И почему эти люди всегда находят себе соответствующую пару. Что может быть романтичней – писатель и стюардесса… У Сашки аж дыхание перехватило.
Кем же станет их дочь? Ну да, хочет выучится на архитектора, продолжить элитный ряд и выйти потом замуж, скажем, за звезду Большого театра или за космонавта. Она обречена на это. А как вырваться из жизненного круга, уготованного судьбой для его семьи? Железнодорожник, шахтёр, повар, домохозяйка… Получится ли у него с архитектурой? Кто знает.
А ещё он обратил внимание, что Лера фантастически красивая девочка, даже несмотря на её обгрызанные ноги, сбитые коленки и причёску, вернее на отсутствие таковой. Можно только представить, как хороши её родители, и это тоже было предметом зависти.
– А почему ты здесь? Почему живёшь с бабушкой, а не с родителями? – спросил Сашка, пытаясь хоть немного разобраться.
– Мама сказала, что так будет лучше. Она занята на работе, всё время летает, дома бывает редко. Папа не выходит из комнаты, пишет свои книги. А у бабушки хорошо. Я уже и плавать научилась, и вино делать. Не пропаду.
– А родители приезжают?
– Конечно. Мама мне журналы привозит. Мы тоже с бабушкой на новый год приезжаем к ним. Но я уже привыкла здесь. Там ни друзей, ни моря. Скучно.
Вдалеке залаяла собака. Девочка выглянула из-за веток.
– Идёт твоя. Пока. Обязательно поцелуй её, – шепнула она, отодвинула в сторону доску на заборе и скрылась в темноте двора.
Сашка не стал откладывать обещанное, и как только Римма оказалась рядом, обнял её и поцеловал в губы, а она изо всех сил впилась в него и долго не отпускала, пока во рту не почувствовался привкус крови. Всё, любовь обрела очертания, жаль было только одного – завтра заканчивалась трудовая повинность и они возвращались в город, где нужно было разобраться, как со всем этим жить дальше.
Утром автобус, набитый ещё не протрезвевшими после бурного прощания студентами, отъехал от общежития. Римма дремала на плече у Сашки, а он, уткнувшись лбом в стекло, смотрел куда-то вдаль, и вдруг, заметил сидящую на заборе девчонку, которая всматривалась в лица, скрывающиеся за грязными окнами. Лера тоже заметила его, улыбнулась, помахала рукой и что-то крикнула. Ничего не было слышно из-за шума в салоне, но он догадался по её губам: "До встречи". Саша помахал в ответ, и автобус, рванув с места, оставил позади себя кубы пыли, скрывшие очертания этого маленького одинокого существа…
– Ты же проводишь меня домой, – не столько спросила, сколько потребовала Римма, когда они въехали в город.
– Конечно, – ответил Саша, а мог ли он ответить что-то другое после случившегося вчера.
Зато он узнал, что такое окраина города с новостройками, грязью и строительным мусором. Среди всей этой ещё не сформировавшейся красоты стояло несколько типовых девятиэтажек, где и обитала его девушка. Они ещё минут сорок целовались, спрятавшись в темноте за бетонными плитами, а потом, когда Римма убежала, он дождался пока вспыхнет свет в её квартире на третьем этаже, после чего посмотрел на часы, была полночь. Сашка даже представить себе не мог, как он теперь будет добираться домой. К тому же сильно кружилась голова, хотелось есть и невыносимо болели яйца от непрекращающегося возбуждения. Он прошёл пешком почти десять километров, пока его не догнал дежурный ночной троллейбус.
Впереди были выходные, но что-то заставило его выползти из тёплой постели, и даже толком не позавтракав, убежать из дома, чтобы через час стоять у подъезда дома, за дверями которого вчера скрылась Римма. Сашка долго не решался войти; ходил кругами, сидел на бордюре, снова ходил и, наконец, решительно рванул ручку и вбежал на четвёртый этаж, где просидел на подоконнике ещё пару часов, не решаясь спуститься ниже и позвонить в квартиру номер 11. Но сделать это всё-таки пришлось, иначе он бы до конца жизни считал себя трусом и слюнтяем, неспособным на решительный шаг.
– Чем могу быть вам полезен? – спросил интеллигентного вида старичок, открывший дверь.
– А Римма дома? – с трудом выдавил из себя Саша, глядя в пол.
– С кем имею честь говорить?
– Саша… Мы учимся вместе…
– Римма! – крикнул старик, повернувшись назад, – к тебе пришёл Александр!
Через мгновение из-за его спины выглянула она, такая домашняя и от этого показавшаяся ещё более привлекательной.
– Ты знакома с этим молодым человеком?
– Да, – ответила Римма, загадочно улыбнувшись, – это мой друг.
– Друг и только?
– Посмотрим. Деда, что мы кричим на лестнице, – тот сделал шаг в сторону, и Саша вошёл в внутрь.
Убранство с первого взгляда напомнило квартиру его учительницы по музыке, даже пианино было старинное с канделябрами и повсюду книги…, книги…, книги… Возникшая в дверях кухни пожилая женщина, довершила сложившийся образ, поскольку была в точности похожа на актрису Ермолову с портрета знаменитого художника Серова. Позже Саша узнал, что дед Риммы – бывший профессор философии, бабушка – бывший концертмейстер филармонии, а родители – какие-то профсоюзные шишки, отправленные на стройку в братскую Анголу, эту квартиру получили за заслуги перед Родиной.
– Добрый день, молодой человек, – величественно произнесла дама, оценивающе осмотрев гостя с ног до головы. – Вы надолго к нам?
– Здрасьте.., – чуть слышно ответил Саша, и взглянул на Римму, не зная, что говорить дальше.
– Бабуля, не смущай гостя. Мы будем в моей комнате.
– Хорошо, милая. Молодой человек, а позвольте узнать, вы из какой семьи? Кто ваши родители?
– Папа шахтёр, а мама работает поваром в ресторане.
– Кухаркин сын, значит, – недовольно буркнула та, отвернувшись.
