– Не вздумай мне врать, Мари. Что он с тобой сделал? Ты не похожа на человека два года прохлаждавшегося на яхте, – мама, как обычно, видит меня насквозь.
– Ну, технически я действительно два года прохлаждалась на яхте, – говорю с усмешкой.
– Мари, – тянет укоризненно мама. – Что с тобой, детка? Ты такая подавленная. Тебя там не били? Унижали?
С мамой можно говорить открыто, я знаю, что могу рассказать ей всё-всё, и она будет на моей стороне. Но сейчас мне почему-то хочется, чтобы она была на стороне Кира. Иррационально. Я понимаю, что как мать, она тут же возненавидит его, стоит мне поведать обо всём. А я хочу, чтобы она поняла, за что я его люблю. Мы ложимся на кровать в обнимку, и я начинаю свой нелёгкий рассказ. Про то, как он соблазнял меня и как подделал статьи об Алексе, про то, что в начале наших отношений всё было хорошо, и про то, что он женился, про его жену и мою ревность, про их ребёнка. Умалчиваю только о том, как часто посещали меня в Палере мысли о самоубийстве. Это, пожалуй, единственное, чего ей знать не следует. Заканчиваю на недавней операции и выдыхаю, наконец. Мама нежно обнимает меня, целует в висок.
– Бедная моя девочка, – повернувшись к ней лицом, вижу, что она плачет. – Всё наладится, детка.
Нас не беспокоят, мне так хочется, как в детстве заснуть в маминых руках. Но она не даёт мне задремать:
– Есть вещь, которую ты обязана сделать прямо сейчас, Мари. Не имеешь права откладывать, – и я понимаю, о чём она.
Мама ненадолго выходит в гостиную, возвращается со своим телефоном и протягивает мне его.
– Я побуду с Колином. Позови, если буду нужна, – гладит меня по щеке и выходит из комнаты.
Я нахожу в списке маминых контактов Алекса. Сразу после того, как он сделал предложение, она переименовала его в «Будущий зять», под этим именем он и записан до сих пор. Выкинув из головы все сомнения, решительно нажимаю на кнопку вызова.
АЛЕКС
В телефоне пропущенный от Стива, я выключаю звук на время работы в студии. Но, когда я набрал его в обед, отец моей девочки был уже недоступен. Не нахожу себе места. Скорее всего, есть новая информация о Мари, но связаться с ним не получается весь вечер. Сейчас слишком поздно для звонков, буду пробовать снова завтра утром. Надо ложиться. Без маленьких белых таблеток уснуть не так-то просто. В последние два года вообще со сном как-то не складывается. Вариантов два: либо я засыпаю и вижу кошмары с Мари в главной роли, либо довожу себя до состояния, когда просто вырубаюсь и проваливаюсь в темноту. Второй вариант предпочтительнее. Организм настолько привык к этому издевательству, что отказывается уже отходить ко сну как положено. Я слоняюсь по квартире, не зная, чем себя занять. Ко всему прочему рано утром надо быть в студии, неплохо бы выспаться, но это что-то из области фантастики. Раздумываю, не пойти ли встретиться с парнями где-нибудь. Нет, из дома выходить лень. Наигрываю на синтезаторе новую мелодию, хочу улучшить её, как-то фальшиво звучит. Правда, ничего толкового не выходит. В это время раздаётся жужжание мобильника. Кто ещё там среди ночи? С удивлением вижу на экране имя Хелен, матери Мари. Обычно она мне звонит… никогда. Неужели нашли? Сердце сжимается в предчувствии. Хватаю трубку и говорю: «Добрый вечер». После секундной заминки в трубке раздаётся голос, который я мечтал услышать наяву целых два долбанных года.
– Привет, Алекс, – говорит моя малышка так буднично, словно мы расстались вчера. Дыхание перехватывает, и я не сразу могу ответить ей.
– Где ты? – единственное, что важно сейчас.
– В Аране, в «Плазе».
Она здесь, в городе. Так какого же чёрта она в гостинице, а не дома?
– Я буду через полчаса. Ты же не исчезнешь за это время? – спрашиваю с опаской.
– Нет. Я буду здесь, – говорит девушка моей мечты, и я готов лететь за ней на край света, не то, что в соседний квартал.
3
МАРИ
Сделав звонок, я снова начинаю нервничать. Знаю, что Алекс будет у меня с минуты на минуту. Я собираюсь с ним расстаться сейчас и при этом всё равно переживаю о том, как я выгляжу. Глупо. Предупреждаю батлера о незапланированном визите и бегу, чтобы принять быстрый душ. Неловко стучусь в спальню к маме с Колином, прошу у неё что-нибудь из одежды взамен несвежим спортивным штанам и футболке. Хорошо, что у нас с ней один размер. Мама выдаёт мне из своих запасов узкие бежевые брючки и длинную белую майку, благодарю её поцелуем и мчусь сушить волосы.
Алекс приезжает ещё до того, как я успеваю высушить свою шевелюру. Папа приводит его ко мне в спальню и деликатно удаляется. Мы стоим друг напротив друга в неловком молчании. Оно длится всего несколько секунд, а как будто целую вечность. Отмерев, он хватает меня в объятия, целует жадно. Боже, как же я отвыкла от его губ! Поцелуи Алекса совершенно не похожи на те, что дарил мне Кир. Они сводят с ума своей нежностью, губы его не так напористы в отличие от губ Кира. И это главная причина, по которой мы теперь не сможем быть вместе – я вечно буду сравнивать таких разных мужчин и никогда не смогу выбрать одного.
– Мари, малыш… – выдыхает Алекс, обхватив моё лицо ладонями. – Как же я скучал.
Мы стоим, обнявшись очень долго, не знаем, как начать этот диалог.
– Почему ты не приехала сразу домой? – начинает как всегда с главного Алекс. Я столько раз продумывала этот разговор, а сейчас не представляю, что сказать. Как не поверни, а всё будет звучать ужасно. – Как давно ты в Аране? – продолжает мой любимый и излишне умный мужчина.
– Неделю, – отвечаю честно. – Папе позвонила только сегодня.
Так и хочется разгладить складку на его лбу, вероятно, придумывает для меня оправдание. Но его нет. Набравшись смелости, выскальзываю из его рук. Отхожу на несколько шагов, в то время как хочется прижаться к его груди сильнее. Внутри что-то обрывается заранее, хотя слова ещё не произнесены. Ещё можно умолчать обо всём. Нельзя.
– Прости меня, Алекс, – говорю, глядя в пол, не в силах поднять глаза на него. – Мы не сможем быть вместе.
Я беру с комода кольцо, которое хранила всё это время, и протягиваю ему. Он не спешит забирать сверкающий бриллиант в изящной золотой оправе. Сложив руки на груди, хмурится, разглядывая меня.
– Почему? – спрашивает коротко. Я опускаю руку, крепко сжимая колечко в кулаке. Всхлипываю, прежде чем выдать заранее заготовленные слова.
– Я тебя не заслуживаю, – отворачиваюсь и отхожу к окну. Смотрю на ярко подсвеченную, уже украшенную к Рождеству улицу, и не вижу её. Глаза застилает пелена слёз.
Алекс подходит сзади, обнимает осторожно.
– Я не понимаю, – говорит он. – Что случилось, Мари? Ты… – он сглатывает прежде, чем закончить предложение. – Встретила кого-то другого? – заканчивает изменившимся, словно надтреснутым, голосом. – Ты больше не любишь меня?
Предательская влага всё-таки срывается с моих ресниц, капает на деревянный подоконник. Я так не хочу ранить его! Но и соврать не могу. На лжи будущего не построишь.
– Я изменяла тебе, Алекс. Меня никто ни к чему не принуждал, я это делала по собственному желанию. Прости.
Он выдыхает рвано.
– Ты хочешь, чтобы я ушёл? – спрашивает с болью в голосе. «Нет!» – кричу мысленно.
– Да, – отвечаю вслух.
Сжимает крепко, до боли, целует невесомо волосы. А затем отпускает мои плечи и медленно выходит из комнаты. Прости, мой мальчик. Так всем будет лучше.
АЛЕКС
Раздавленный её словами, выхожу из комнаты. В гостиной собралась вся семья Мари. Они смотрят на меня выжидающе. Молча прохожу мимо них на выход, не хватало только увидеть жалость в их глазах. Хелен срывается с места, хватает меня за руку и затаскивает в одну из спален.
– Алекс, – гладит меня по плечу мать девушки, которая меня не любит. – Мне надо с тобой поговорить.
Киваю, хотя едва ли толком понимаю, о чём она. Думаю о том, как же это больно, найти и тут же потерять её.
– Алекс, – продолжает меж тем Хелен. – Там не всё так просто. Она любит тебя.
Качаю отрицательно головой: она сама сказала, что нет.
– Выслушай, – настаивает эта хрупкая и напористая женщина. Мари во многом похожа на мать, я всегда это знал. – Давай присядем, – Хелен ведёт меня к креслам у окна, усаживает почти насильно.
– Я не знаю, что рассказала тебе Мари, но считаю, что ты имеешь право знать правду. После всего, что между вами было, – упрямо продолжает она. – По-хорошему она сама должна бы рассказать тебе. Но у неё шок, и она стыдится говорить с тобой об этом. Пока. А исправлять все свои недомолвки, боюсь, вы замучаетесь. Я расскажу тебе кратко, а ты уже сам решай, как быть дальше.
Я вовсе не уверен, что хочу услышать эту историю, но выбора она мне не оставляет. Её следующие слова бьют наотмашь.
– Мари похитили в пустыне. Отдали в наложницы молодому парнишке. Помнишь, мы говорили, про яхту сына Арафата? Ему, – вскидываюсь со злостью. Желание набить кому-то морду просто нестерпимое. Хелен, в надежде успокоить, кладёт ладонь на сжатый кулак. – Дослушай. Она смогла договориться с этим мальчиком, ты же знаешь Мари, она кого угодно уболтает. Он не трогал её. Сначала. Но постоянно пытался затащить в постель. Когда понял, что у него ничего не выходит, подсуетился с теми статьями, помнишь? – я киваю. Так вот откуда растут ноги у той заказухи. Представляю, что подумала Мари, когда увидела фотографии. Хелен же рассказывает дальше. – Не думай, что Мари сразу бросилась к нему из мести. Моя девочка не такая. Ему понадобился не один месяц, чтобы уломать её. Но в итоге он, к сожалению, добился своего, Алекс. Знаю, что тебе тяжело с этим смириться, тем не менее, прошу, подумай о том, что она была совсем одна, в плену. В стране, где женщина не имеет никаких прав. Её сломали морально. Я думаю, что слова Мари о любви к этому мальчику не что иное, как стокгольмский синдром. Мы сейчас заберём её в Кио, найдём хорошего психолога. А ты пока подумай, сможешь ли ты принять её после всего произошедшего. Она любит тебя, Алекс. Вырвалась оттуда только благодаря этой любви. Заметь, не осталась с ним, хотя могла бы.
Я сижу пришибленный её рассказом. Не знаю, что буду делать со всем навалившимся дерьмом теперь, но в одном уверен – я благодарен Хелен за этот разговор. Он даёт надежду.
Прощаюсь с ней тепло, спускаюсь в свою машину и долго сижу под окнами гостиницы, собирая в кучу разбегающиеся мысли. Стокгольмский синдром, я слышал о нём, но сейчас залезаю в сеть, чтобы узнать больше. Может ли это быть правдой? Ведь синдром выживания заложника, как его ещё называют, не ментальное расстройство, всего лишь механизм психологической защиты. Могла ли всегда такая уверенная в себе и склонная мыслить рационально Мари отреагировать на похищение подобным образом? Или она осознанно отдалась ему, желая таким образом выторговать свободу? Или, самый паршивый вариант, действительно влюбилась в этого ублюдка? Вопросов больше, чем ответов. И никто, кроме самой Мари, не знает правды. Появляется слабая надежда, что она просто стыдится сделанного, но всё так же любит меня. Ведь целовала сегодня совершенно искренне. Только это не отменяет сам факт измены. Голова вот-вот лопнет от переполняющих её противоречивых дум. Надо ехать домой. Спокойной ночи, принцесса.
4
МАРИ
Как только за Алексом закрывается дверь, в комнате становится нечем дышать. Почему правильный выбор всегда такой сложный? Забираюсь с ногами на окно, вглядываясь в снегопад, которым грезила в далёкой Палере. Где-то за этим снегопадом проклинает меня Кир. Туда, за снегопад, я собственноручно отправила Алекса. Неприятная штука жизнь. Неужели я когда-то считала иначе? Даже не верится. Проходит довольно много времени, прежде чем замечаю знакомый силуэт. Алекс выбегает из здания, садится в свой белый, тот же что и два года назад, порше, припаркованный на углу улицы. Он заводит двигатель, но не трогается с места. Снежинки танцуют в свете уличных фонарей и его фар. Время словно застывает.
Любуясь изящным кабриолетом, вспоминаю, как мы познакомились. Я уже оканчивала университет и, откровенно говоря, не планировала дальше оставаться в Аране. Писала дипломный проект, целыми днями зависая в библиотеке, и совершенно не собиралась в кого бы то ни было влюбляться. У меня был Нейт и планы на жизнь. А Алекс к тому времени был уже известным, его дебютный альбом в тот год попал во все мыслимые чарты и номинации. Мне, конечно, как и всем девчонкам нравилось несколько его песен, хотя фанаткой я бы себя не назвала. В тот вечер, когда мы познакомились, я хотела спокойно доделать теоретическую часть диплома, но на меня свалилась комета Джонсон. Он прилетел в Арану неожиданно, без предупреждения. Сказал, что я превращаюсь в нудную старушку и бескомпромиссно провозгласил, что явился меня спасти. План был прост – потанцевать в клубе, напиться и расслабиться. Собственно по плану всё и шло до определённого момента. Нейт, известный любитель красивых женских… глаз, скажем так. Он встретил в клубе очередную девушку мечты, которая по удивительному стечению обстоятельств оказалась танцовщицей гоу-гоу. И я категорически не хочу знать, где и чем он занимался с этой красоткой, но он очень просил не уезжать без него. Я потанцевала, подождала его в баре, снова потанцевала. А засранца всё ещё не было на горизонте. Видимо уж очень у той девушки красивые были… глаза. В конце концов, решила дожидаться его в випке, потому что спать уже хотелось больше, чем танцевать. Прилегла себе тихонечко на диванчик, свернулась калачиком, положила ладошку под щёку и совсем никого не трогала. Мой покой был бессовестно нарушен каких-то пятнадцать минут спустя. Незнакомый парень ввалился в комнату как к себе домой, как он потом клятвенно заверял, просто ошибся дверью. Но, осознав ошибку, вместо того, чтобы извиниться и уйти, сел передо мной на корточки, улыбнулся своей сногсшибательной улыбкой и сказал: «Привет, принцесса. Можно я буду твоим принцем?». Спать хотелось больше, чем принца. Алкоголь в крови, помноженный на усталость, смешал мои мысли и вместо того, чтобы членораздельно сказать, что я предпочитаю поспать в одиночестве, я выдала что-то вроде: «Я бы предпочла, чтобы ты был моим одеялком». За давностью событий вкупе с алкогольным опьянением ни один из нас не помнит точной формулировки, но своим Одеялком я называла потом Алекса частенько. А тогда, в випке, он рассмеялся и стал требовать у меня номер телефона. Не отставал, пока не получил желаемое. Вызнал, почему я здесь лежу в гордом одиночестве, и наотрез отказался уходить, дожидаясь со мной Нейта. Аргументировал это тем, что мало ли зайдёт кто-нибудь не такой благородный, как он, и воспользуется моим состоянием. Когда известный ценитель женской красоты, наконец, притащил свою тощую задницу, Алекс уже напевал мне какую-то колыбельную, а я лежала у него на руках. Но это версия Нейта, потому что я ничего такого не помню.
Как давно это было. В прошлой жизни. Потом уже были свидания и букеты, всё как положено, но знакомство вышло вот такое шальное. И я совсем не разглядела в тот вечер в нём звезду, парень и парень. Милый такой. Более того, не сопоставила его смазливую мордаху с плакатами, висящими по всему городу, ни на первом, ни на втором свиданиях. Похож мальчик на известного певца, ну, бывает. А на третьем он признался сам. Говорил, стало обидно, что я игнорирую его крутость и известность. Только это уже совсем другая история.
Алекс, в конечном счёте, уезжает, а я всё смотрю на снег. Сравниваю только что вспомненный вечер с тем, как познакомилась с Киром. Может дело в алкоголе и в молодости, может в том, в какой ситуации я оказалась на момент знакомства с Кирамом, но разница между этими двумя встречами колоссальная. Алексу я доверилась с первого взгляда, Кира с первого взгляда испугалась. Пора начинать забывать про него, про них обоих. Но сказать проще, чем сделать. Прости, папа, я обижаю себя сама…
АЛЕКС
Захожу в нашу с Мари квартиру в смешанных чувствах. Я рад, что она вернулась, но… В моих мечтах на этом моменте заканчивался кошмар и начиналось «жили долго и счастливо и умерли в один день». А выходит, что кошмар стал ещё кошмарнее. Что они сделали с моей малышкой? Почему она больше не хочет меня? Что ей пришлось пережить за эти два года? Сколько всего осталось за кадром, что не поведала мне Хелен, и чего не рассказала даже ей сама Мари? Всё это кружится в голове бесконечным хороводом, теперь уснуть невозможно, без вариантов. И я ненавижу неизвестного мне парня с такой силой, что будь он в зоне досягаемости, убил бы. Я встречал в жизни не очень приятных людей, но всегда оставлял за ними право вести себя так, как они считают нужным, просто ограничивал общение. Это чувство всепоглощающей ненависти впервые со мной. Как первая любовь наоборот. От мысли, что Мари спала с другим мужиком, меня выворачивает наизнанку.
Если бы я не отпустил её тогда, настоял на том, что это опасно! Сколько раз я повторял это за последние два года? Сотни тысяч. Но сейчас, эти слова обретают совершенно новый смысл.
Слова складываются сами собой, я слышу мелодию новой песни как наяву, и она не похожа на всё, что было раньше. Не романтика и лирика. Песня о первой ненависти. Злая, ритмичная, сомневаюсь, что Марк одобрит что-то подобное к выпуску. «Не твой формат», – скажет он. За работой над песней пролетает ночь, и я с удивлением смотрю на поздний декабрьский рассвет. Ещё раз прослушав минусовку, понимаю, почему она так не похожа на остальные – я изменился. Эта история изменила нас обоих, не только её.
Собираясь в студию, думаю о том, чем сейчас занимается Мари. Сидя за рулём, размышляю, скучает ли она по нему. А по мне? Уже в разгар рабочего процесса то и дело витаю в облаках, и ребята бухтят, что со мной сегодня невозможно работать. В конце концов, Марк вызверился на меня, что я окончательно тронулся кукухой:
– Что с тобой сегодня, Алекс, блин?! – разорался, как будто он моя истеричка-жена, а не просто менеджер. – У тебя совсем что ли крыша едет?
– Мари нашлась, – отвечаю настолько спокойно, насколько вообще это возможно в подобной ситуации.
– Тебе опять приснилось что ли? Соскучился по реабилитациям? – не унимается Марк.
– Ты слышал меня. Она жива. В Аране. Я говорил с ней сегодня ночью в «Плазе». И она бросила меня, Марк.
– Ты сейчас серьёзно?
– Серьёзней некуда, – отвечаю устало. Бессонная ночь даёт о себе знать.
– Я не знаю порадоваться за тебя или посочувствовать, – как-то потерянно заявляет мой менеджер и по совместительству лучший друг, падая на диван рядом со мной.
– Радоваться, конечно, – говорю с похоронным видом. Ведь несмотря ни на что, я рад, что она теперь в безопасности. Пусть не со мной
Не может быть, чтобы это был конец! Моя идеальная девочка, половинка моей души. Она не может просто так взять и отказаться от меня! И могу ли я отказаться от неё после всего?
5
МАРИ
Ночью вышло урвать всего пару часов сна. И снова кошмары. Нет сил встать с кровати и нет сил заснуть опять. Раньше Кир успокаивал меня, и в его руках засыпать по-новой было не страшно. Теперь мне придётся учиться справляться самой. Это пугает. И я привыкла за последние два года к ранним подъёмам, поэтому уже в шесть утра мне не сидится на месте. Мои все спят после вчерашнего длительного перелёта и насыщенной откровениями ночи. Поэтому одеваюсь и тихонько выхожу из номера, чтобы побродить по городу. Поздороваться с ним. Все надежды на спокойную прогулку тают, стоит мне только выйти в коридор. Похоже, я напугала родителей своим исчезновением гораздо сильнее, чем они хотят показать, потому что в коридоре меня ожидают сразу три охранника. На секунду прикрываю глаза, чтобы не сорваться на людей, которые просто выполняют свою работу, выдыхаю и упрямо отправляюсь на задуманный променад. Трое крепких мужчин следуют за мной по пятам, и это напрягает гораздо больше, чем возможное нападение. Лёгкие кроссовки не предназначены для таких сумасбродных идей, ноги быстро замерзают, но я продолжаю бродить по улочкам, занесённым снегом, кутаясь в пальто, наслаждаясь уже тем, что мне не надо закрывать своё лицо от окружающих. Тёмные и почти безлюдные улицы кажутся чужими, но такими манящими. В конце концов, посиневшие щиколотки заставляют меня вернуться в отель. В гостиной номера меня встречает Лиз, она единственная пока проснулась. Увидев мой шмыгающий нос, она ругает меня совсем как маленькую и отправляет в горячий душ. Когда выхожу снова, вся семья уже в сборе. Сегодня утром они опять то и дело обнимают меня, точно не могут поверить, что я здесь. После сумбурного завтрака, папа и Колин зовут меня в кабинет, плотно закрывают двери, смотрят внимательно, когда уточняют, готова ли я звонить Самиру. Что за глупый вопрос – конечно, нет. Но это просто надо сделать. Папа набирает номер и включает громкую связь, отец Кира берёт трубку уже после третьего гудка. Здоровается вежливо и интересуется, чем может помочь. Папа предлагает ему перейти на видеосвязь и, получив согласие, меняет режим и переводит звонок на плазму. Самир, судя по всему, находится у себя в кабинете. Я до поры до времени стою вне зоны охвата камеры, но когда выхожу из своего убежища, Арафат даже бровью не ведёт.
– Всё-таки сбежала… – говорит по-палерски. Колин смотрит на меня вопросительно, намекая, что хочет услышать перевод. «Потом», – качаю головой. Самир же переходит на аранский. – Надеюсь, этот маленький инцидент останется между нами? – спрашивает вкрадчиво.
– Я хочу быть уверенным, что мою дочь не будут преследовать, – папа отвлекает на себя внимание мужчины. – Думаю, никому из нас не нужен громкий скандал.
– Безусловно, – отвечает господин Арафат. – Как вы хотите преподнести чудесное спасение нашей милой Марии? Думаю, версия о том, что всё это время она прожила в отдалённой деревне, спасённая местными жителями, очень близка к истине.
Вижу, что папа уже на грани, и дёргаю его за рукав, обращая внимание на себя. «Не надо», – шепчу одними губами. Папа сговорчиво кивает и берёт себя в руки.
– Я согласна с вашей версией, господин Арафат. В Палере очень отзывчивые жители, – иду на сделку.
