– Конечно, – тянет Яков, не понимая, куда клонит Кай.
– Тогда подумай, каково ей будет в том ресторане, если съесть ничего нельзя, а ложиться спать надо уже в десять?
– Ты так рано ложишься, Лю? – удивляется Розенберг.
Я удивлена не меньше. Сейчас половина десятого и, если верить Каю, в это время я уже должна быть в пижаме и с почищенными зубами. Но Розенберг поразительно легко верит в эту ложь и говорит:
– И правда, нехорошо вышло. Прости, что не подумал, Лю.
Розенберг прощается и уходит, а после Кай говорит:
– Пошли, мы уже опаздываем. Через полчаса ты уже должна быть в кровати.
Он подталкивает меня к выходу, и мы остаемся одни.
– Что? Но я не собираюсь спать! Я не ложусь так рано!
– А кто говорил про сон? Когда не спишь, в кровати даже веселее.
Хорошо, что иду первой, и он не видит, как вспыхивают мои щеки. Прикладываю ледяные пальцы к пылающему лицу и понимаю, что почему-то не могу сдержать улыбки.
Я прощаюсь с вахтершей, и мы выходим на улицу. Дождь больше не льет как из ведра, но капли тумана висят в воздухе, пока мы идем к машине.
– Зачем ты вообще это придумал?
– А что, может, я чего-то не знаю, и вы с ним встречаетесь?
Кай распахивает передо мной пассажирскую дверь, и я вижу, что он ждет ответа.
Наверное, я могла бы соврать, чтобы еще позлить его, но почему-то не могу.
– Я ни с кем не встречаюсь и не планирую.
– Даже так?
– После окончания я хочу уехать в Европу. Зачем начинать то, что неминуемо закончится? А в отношения на расстоянии я не верю.
Он стоит близко, но в его свинцовых глазах невозможно прочесть ни единой эмоции. А потом Кай и вовсе отворачивается, набрасывая на голову капюшон от батника.
– А как же друзья? – сухо спрашивает он.
– Друзей у меня немного. Моя единственная лучшая подруга живет в Израиле, но дружба на расстоянии – это другое.
– Садись, а то намокнешь.
И когда я опускаюсь, он оглушительно хлопает дверцей. Папа был бы в ужасе, если бы услышал. Кай обходит машину и садится за руль.
– Папа знает, как ты водишь?
– Я отлично вожу, балеринка, не волнуйся.
– Перестань называть меня так. Это обидно.
– Как скажешь, сестренка.
Еще лучше.
– Послушай, Кай… Ты ведь прошел тогда отборочный, я слышала. А дальше что будет?
Вижу, как Кай стискивает руль, но при этом все его внимание сосредоточено на том, чтобы вырулить с парковочного места. Он молчит, и я продолжаю:
– Ты уже участвовал во втором туре?
– А зачем тебе знать правду? Чтобы отцу обо всем рассказать или к Морозову побежать?
– Я не собираюсь тебя сдавать! Разве ты этого еще не понял? – не хотела, но говорю с обидой.
– Понял. И спасибо тебе за это. Но объясни, зачем тебе знать правду?
– Просто… раз уж мы теперь родственники, я волнуюсь. А если я буду знать правду, смогу тебя прикрыть, например, если ты вдруг задержишься. А ты бы прикрыл меня, когда это понадобится.
– Прости, но вряд ли мне придется хоть раз врать Платону о том, где ты и чем занимаешься. У тебя есть какие-то противозаконные планы? Или что-нибудь разнузданное и запретное, о чем твоему отцу лучше не знать?
– Нет, – отвечаю слишком тихо. Щеки опять горят.
Кай бросает на меня мимолетный взгляд и снова переключается на дорогу.
– Ну да, откуда бы взяться таким планам? Ты же если не в театре, так на репетиции. Но твое хобби тоже может быть опасным: люди ломают ноги, рвут связки, но ты ведь продолжаешь танцевать. Так и я. Опасность меня не пугает.
– Балет не просто мое хобби! Это… смысл жизни. Это все, что у меня есть! А ты преступаешь закон ради чего? Адреналина? Скорости?
– А парни тебе какие нравятся?
– А как одно связано с другим? – теряюсь я.
– Ну как же. Раз балет так важен, может, тебе и нравятся только те, кто носят колготки и заправляют… кхм, свои причиндалы в ракушку перед выходом на сцену. И губы еще красят. Или я ошибаюсь, и твой Розенберг не выходит на сцену с подводкой?
Замираю на полувдохе, а сердце в груди делает па-де-де.
– Ты был на «Лебедином озере». Все-таки был!
Кай поджимает губы, явно ругая самого себя за болтливость. Я торжествую ровно до того момента, как до меня доходит, что дорога, по которой мы сейчас едем, ведет явно не к дому.
– Да ладно? Опять? Куда ты меня везешь, Кай?
Кай криво улыбается.
– Расслабься, сестренка. Похищать тебя не входит в мои планы. Кровать-то мне сегодня привезли, а вот матрас нет. Твой отец знает, что по дороге домой мы заедем в «Хофф».
Вдалеке и правда появляются яркие огни гипермаркета.
– Даже если мы его сейчас выберем, матрас тебе сегодня все равно не доставят.
– Ничего страшного. Гостей, которым обязательно нужен матрас, я сегодня не жду.
– Может, у тебя даже есть девушка, и ты даже ходишь на свидания, а я об этом ничего не знаю? – вырывается у меня раньше, чем я успеваю прикусить язык.
Кай заворачивает к парковке гипермаркета и занимает свободное место. Глушит мотор. С места никто из нас не сдвигается, и оба мы при этом смотрим только на яркие огни вывески через лобовое стекло, по которому с размеренным скрипом, как метроном, скользят дворники.
– Если у меня будет девушка, ты узнаешь о ней первая.
***
Пока мы плутаем по огромному мебельному гипермаркету, лавируем между диванами, обеденными столами в поисках отдела с кроватями, я очень радуюсь тому, что половина моего лица скрыта маской.
Не сдерживаясь, кусаю губы и почему-то только и думаю о том, какой она может быть, девушка Кая, и как это будет, когда он приведет ее домой знакомить с родителями.
Лучше бы это случилось, когда я буду уже в Европе, но почему тогда он сказал, что я узнаю об этом первая? Может, не расслышал моих планов?
Раньше выпускного класса я не задумывалась о своих отношениях с парнями. И только постоянные вопросы в электронных письмах от Леи, которые она отправляла мне из Израиля, натолкнули на мысль, что бесполезно заводить отношения сейчас, если я не сделала этого раньше. Сколько мы будем вместе? Полгода? Восемь месяцев? Да и где мне найти парня, если все мое время занято или тренировками, или театром, в этом Кай прав. А никто из балетных мне не приглянулся…
Мы с Леей часто обсуждали парней. Ей с ними тоже не везло. Хотя она была немногим старше меня, у нее уже было несколько неудачных романов, и на ее примере я только убеждалась, что спешить совершенно некуда. Уверения Розенберга, что он обязательно женится на мне, бесили до невозможности. Я знала Якова с детства, ведь он был младшим братом моей Леи, которая сейчас заканчивала службу в Израильской армии.
Но раз мне не везло с парнями, это не означало, что отношения с девушками будут точно так же складываться и у Кая. И времени свободного у него было больше, и уезжать он никуда не собирался.
– Так ты учишься на программиста?
– Да, а что?
– А девушки у вас в группе есть?
Кай косо глянул на меня поверх маски.
– Сводничеством занялась?
– Просто любопытно.
– У нас в группе есть девушки.
– А они тебе не нравятся?
– Нет, просто сама ведь говорила, что не веришь в отношения на расстоянии.
– В каком смысле?
– Ну я на лекциях обычно не появляюсь.
– Но твоя мама уверена, что ты…
– Я знаю. Теперь и ты знаешь, а моей маме об этом лучше не знать.
Я едва поспеваю за ним, хоть и иду быстрым шагом. Но он делает один шаг, пока я – три.
– Морозов ведь говорил, что деканат будет напрямую сообщать о твоих прогулах именно ему?
– Морозов, слава богу, не стоит у входа в универ с блокнотом в руках. А с деканатом всегда можно договориться.
– И ты не собираешься ходить в универ, Кай?
– Ты за мою учебу волнуешься или за одногруппниц, с которыми я обязательно должен завести отношения?
– За твою учебу, – твердо отвечаю.
– Не волнуйся, я разберусь. Как тебе этот?
Он указывает на один из двадцати других матрасов на выставочной кровати. Мы стоим посреди матрасного царства, озадаченные и сбитые с толку. Их тут очень много.
– Как их вообще выбирают? – хмурится Кай.
– Могу предложить считалочку.
– У меня есть идея получше. Ложись.
– ЧТО?
– Я слишком тяжелый и заметный, а ты легкая и тонкая, тебе слова кривого никто не скажет. Ложись. И скажи, как тебе?
– Не буду я ложиться. Это тебе на нем спать, а не мне!
– Ну раз не хочешь мне помогать… – Кай крутит головой и тычет в какой-то далекий серый матрас. – Тогда я беру тот, и дело с концом.
Выглядит тот матрас уже продавленным и неуютным. И сама себе не верю, но через три минуты я уже растягиваюсь на нем во весь рост. И говорю:
– Отвратительно. Он кривой, жесткий и пружины впиваются прямо в ребра!
Кай приспускает маску и улыбается.
– Десять вечера, а ты в кровати, как я и говорил. Строго по расписанию!
Лежа на спине, начинаю хохотать, а Кай протягивает руку и помогает встать.
– Давай следующий. Этот?
Сначала сажусь, и Кай говорит:
– Попрыгай.
– Зачем? Это не батут, ты на нем спать будешь!
