Пытаясь осмотреться, он вытянул шею из своего клетчатого кокона, и тут же над его головой раздалось:
– О, очнулся! Кракер, Малварь, пацан очнулся!
…Их было четверо – безымянных, нечипированных, несуществующих. Три парня и девушка.
Малварь[1], Кракер[2], Анрег[3] и – Гейт[4], душа их компании.
Каждому не больше двадцати пяти, и каждый – гений.
«Знаешь, кто мы такие, пацан? Мы пишем код. И тебя научим!»
«Добро пожаловать в семью, пацан!»
В начале нулевых стало модным ждать конца света. Его не предсказывал только ленивый, вариантов апокалипсиса развелось великое множество, как и его дат. Но победила комета. Она не врезалась в Землю, как предполагали пессимистично настроенные учёные, но прошла так близко к ней, что из-за гравитационного взаимодействия сместилась земная ось.
И началось: повышение уровня мирового океана, сдвиги тектонических плит, неурожаи, голод… Спустя десять лет Земля восстановила былую стабильность, но её внешний вид изменился до неузнаваемости. Теперь мировой океан омывал два материка (большой и поменьше) и несколько обособившихся архипелагов.
За тот период погибло огромное количество людей, сгинули города и целые страны, бесследно исчезли оказавшиеся на пострадавших территориях культурные и интеллектуальные ценности, которые человечество не успело спасти ил сохранить в цифровом формате.
Становилось всё меньше высококлассных специалистов, меньше университетов, ещё меньше – тех, кто мог в них преподавать. Высшее образование превращалось в миф, как и целиком ушедшая под воду Лига плюща. И тогда остро возник вопрос подготовки необходимых кадров в таких сложных условиях и в максимально сжатые сроки.
Разработки способов внедрения информации напрямую в мозг велись ещё до Конца света, но не особенно активно. В конце десятых годов постапокалипсиса это направление вышло на первый план, и правительство дало нейроучёным полную свободу, завершив все морально-этические споры. В разваливающемся на куски мире мораль и этика уступили место инстинкту выживания.
В итоге разработали методику, с помощью которой оцифрованный курс науки внедрялся в мозг будущему специалисту за пару недель, и это заменяло пять лет обучения.
По сути, нейроучёные изменяли людям память, искусственным образом создавая новые воспоминания.
Когда человек что-то запоминает, в мозге формируется последовательность активности нейронов. Когда же ему требуется что-то вспомнить, для успешного извлечения нужного воспоминания его мозг должен воспроизвести ранее созданную последовательность. Нейропрограммисты создавали воспоминания, формируя в мозге определённую последовательность активности нейронов, алгоритм которой прописывался в компьютерном коде. Все оцифрованные дисциплины перевели в такие коды, чтобы можно было «заложить» эти знания в мозг. И потом, с помощью направленного электромагнитного, ультразвукового, гамма- и ионизирующего излучения, по прописанному в компьютерном коде алгоритму, формировалась нужная последовательность активности нейронов и, соответственно, нужное воспоминание.
Процедура была длительной и небезопасной, её проводили, только погрузив человека в искусственную кому. Но она давала отличные результаты! «Осечки», безусловно, случались. Такой объём новой информации мог довести человека до психического расстройства, и искусственная кома вредила организму, поэтому претендентов отбирали тщательно и досконально их обследовали: мозг, психику и общее состояние здоровья.
Метод «допрошивки» мозга начал развиваться семимильными шагами; вскоре успешно прошли и опыты удаления воспоминаний – разрушения последовательности активности нейронов.
Уже в тридцатые годы с помощью метода допрошивки государство стало готовить необходимых в той или иной области профессионалов всего за пару недель. Мир на шаг отошёл от пропасти, в которую рисковал сорваться. В руках учёных оказались технологии, способные насильственно менять сознание.
Безусловно, их использование строго регламентировалось законом. Но не прошло и пяти лет, как методы утекли в руки нейрохакеров, пишущих код под конкретный частный запрос и допрошивающих всех желающих подпольно, только плати. Этим и занимались Малварь, Кракер, Анрег и Гейт. Они работали чисто и качественно, их идеально отлаженные коды не давали сбоев. Вот только «купленные» знания за свои не выдать, даже если возникнет острая в том необходимость – самое элементарное сканирование мозга определяло наличие «швов»: хоть от государственной допрошивки, хоть от хакерской. Эти «швы» считались неизбежной побочкой, которую никак не исправить. Но однажды на одном из клиентов Малваря их не нашли…
Малварь, сам того не подозревая, научился делать то, что все остальные считали невозможным. Он научился допрошивать «бесшовно».
В то время экспериментатор Кракер увлёкся новым веянием: темой сканирования личности и перевода её «в цифру». И они с Малварем решили отсканировать его личность, чтобы вычленить из неё его компьютерную гениальность и навык бесшовной допрошивки, а потом использовать этот код для создания универсального нейрохакера, чью работу невозможно отследить.
Написать код у них получилось. Допрошивку попробовали на Анреге, но не сработало. Его собственный уровень знаний и умений в этой области был очень высок, а принцип работы слишком отличался от «почерка» Малваря, и допрошивка стала конфликтовать с его знаниями. В таких конфликтах сила всегда на стороне воспоминаний, полученных естественным путём. Удалять собственные навыки Анрег категорически отказался, пришлось удалить допрошивку, так и не получив ожидаемого результата.
Но руки они не опустили. Просто им требовался кто-то не из их среды, «чистый лист». Кто-то, кого они могли бы допрошить даже тайно от него самого, спрятать допрошивку в его подсознание, а потом длительное время контролировать. Например, обучать его нейрохакерскому ремеслу, списывая эффект спрятанной допрошивки на высокие способности и интуитивное знание ученика. Им требовался кто-то типа… ребёнка!
И кто же знал, что через пару месяцев судьба подкинет им на заброшенной трассе умирающего нечипированного мальчишку, дав и ему, и им второй шанс…
Во второй жизни его называли Хидден[5]. Он жил ею больше двадцати лет. Закончилась она в тот момент, когда он узнал о своей бесшовной допрошивке, и понял: всё, что у него есть – ненастоящее. И сам он тоже ненастоящий.
С тех пор прошло пять лет – пора бы начать третью жизнь. Но он понятия не имел, с чего её начинать…
***
– Мы ещё увидимся? – сонно спросила Рита.
Она лежала на широкой кровати и, щурясь, смотрела на него против света. На фоне окна он виделся ей тёмной, по пояс голой фигурой – выражения лица не разобрать. Но она услышала улыбку в его голосе:
– Нет, детка.
Хидден застегнул джинсы, поднял с пола свою футболку.
– Почему? Я бы встретилась с тобой ещё разок! Или ещё не разок…
– Это уже отношения, – хмыкнул он.
– Да я и не против…
– Никаких отношений. В конце всё равно ждёт разочарование.
– Почему это?
– Потому что все люди лгут, детка! И они на самом деле совсем не такие, какими кажутся. Какими хотят казаться.
– И ты тоже?
– И я. – Он застегнул мотоботы, накинул куртку.
– Жаль, – вздохнула Рита. – Ты хорош!
– Знаю, – ухмыльнулся он. – Удачи тебе, детка! – и он вышел из номера.
[1] Малварь – общее название для всех видов кибер-угроз.
[2] Кракер – человек, взламывающий системы защит.
[3] Анрег – незарегистрированный пользователь.
[4] Гейт – устройство, которое соединяет разнородные компьютерные сети.
[5] Хидден – что-то существующее, но скрытое от взгляда, например элемент пользовательского интерфейса.
Глава 3
– Доброй вам ночи, доктор Сага! – с неизменным дружелюбием пробасил сквозь пышные седые усы грузный старик-охранник.
– Ага, – равнодушно бросила Сага, не оборачиваясь.
Она толкнула тяжёлую дверь лабораторного корпуса и вышла в неоновую синь уличных фонарей. Когда хоть ночи в Творецке были добрыми? Сага поёжилась, поднимая воротник короткой кожанки, надетой прямо поверх белой спортивной майки. Сунула руки в карманы в поисках сигарет и зажигалки, которых там, конечно же, не оказалось: курить она бросила давно, ещё задолго до того, как их с мужем забрал Город. Их с мужем…
– Вот чёрт!
Желание затянуться скрежетало в горле сильнее, чем в первые недели завязки. Сага отошла от двери, прислонилась спиной к каменной стене за границей голубого фонарного света, запрокинула голову, закрыла глаза, несколько раз глубоко вдохнула.
– Как же я ненавижу тебя, гадючья Плесень! – прошептала она, сжав в карманах кулаки.
Впереди, у поворота в переулок, загорелся фонарь. Сага открыла глаза. Фонарь ей приветливо мигнул.
– Всё-то ты знаешь, тварь!
Она отлепилась от стены и пошла в сторону переулка, который – она знала это – Творецк отрастил специально для неё. Как и находящийся там спортзал с разномастными боксёрскими грушами – стоило ей только пожелать. Вот и опровергай теорию Профессора о том, что Город заботится о тех, кого забирает!
– Ну да, ну да. Я тоже заботилась о своих лабораторных мышах – они приносили пользу.
Ещё пару лет назад она – нейробиолог, занимающийся вопросами сканирования личности и знакомый с нюансами существования разума вне тела – никогда бы не поверила, что город – с виду обычный, с невысокими, немного неказистыми домами и мощёнными булыжником улицами может оказаться живым и разумным. Что улицы и дома он отращивает сам, сам генерирует свет уличных фонарей, тянущихся прямо из земли, и ламп, прорастающих из потолков квартир. Гонит воду по артериям водопроводной системы. И дышит паром, вырывающимся из люков и высоких труб, похожих на заводские. Этот пар плотной пеленой закрывает небо, и в Творецке всегда сумрачно и влажно. И тепло. Творецк любит, когда влажно, темно и тепло.
Сегодня на улице зябко. Видимо, Город направляет свою энергию на что-то большое и важное. Например, отращивает новый дом. А это может означать лишь одно: он подыскал себе нового жителя, почуял его достаточно близко и теперь подманивает, словно гигантская венерина мухоловка, морочит ему голову, заставляя переступить границу, которую можно пересечь лишь в одном направлении…
Сага подошла к приземистому зданию спортзала, и внутри зажёгся тусклый жёлтый свет. Его оказалось достаточно, чтобы из клубящегося пара на противоположной стороне улицы выступили нечёткие очертания растущих из земли стен. А вот и новый дом! Творецк действительно кого-то ждал.
Сейчас будущее здание больше походило на разрушенную заброшку, чем на «недостройку»: неровные кромки, пустые провалы окон – мутными стёклами они затянутся позже, когда стены достигнут нужной высоты, а брешь между их верхними краями зарубцуется крышей. Под землёй что-то глухо заворочалось: город протягивал к новому жилищу коммуникации.
«Заботится, гадина!» – подумала Сага и вошла в спортзал.
Глава 4
– Ещё раз повторяю – и это последний раз – сейчас вы принимаете наше предложение, всё нам рассказываете, и в тюрьме у вас будут лучшие условия из возможных.
Следователь со вздохом потёр переносицу. Он не спал вторые сутки, голова разламывалась от боли, а лампочка на потолке допросной светила раздражающе резко.
Напротив него, с вызывающим видом, закинув щиколотку одной ноги на колено другой, сидела подтянутая смуглая женщина. Ей было хорошо за сорок, и её асимметричная фиолетовая стрижка, и агрессивный тёмный макияж выглядели данью уважения молодёжной моде двадцатилетней давности (следователь помнил ту моду, двадцать лет назад он сам был «молодёжь»). Тяжёлые ботинки с цветными шнурками, штаны в обтяжку, косуха. На запястьях – штук сто разномастных кожаных браслетов, в брови и в носу – пирсинг. На удивление, во всём этом нелепом, не подходящем её возрасту прикиде, она смотрелась вполне органично и даже опасно, словно ядовитая бабочка.
Её толком не оформили после задержания – сразу приволокли в допросную. Оформление будет зависеть от того, пойдёт она на сделку или нет.
– Ни черта я вам не скажу.
Она выгнула широкую, тоже фиолетовую, бровь. Она держалась слишком уверенно и дерзко для человека, которому светит до двадцати пяти лет строгого режима за незаконные допрошивки.
– Вы понимаете… – начал следователь, но осёкся: её настоящего имени выяснить так и не удалось, а погоняло он опять забыл.
– Гейт, – подсказала она.
– Вы понимаете, Гейт, что другого шанса не будет? Вы взяты с поличным, не чипированы… Если хотите остаток жизни сортиры в женской тюрьме драить – я сейчас же провожу вас на оформление и сам заполню все бумаги. Буковка к буковке. Ничего не упущу. Глядишь, и на тридцатник потянет. – Он посмотрел на Гейт уставшими, в сетке красных сосудиков, глазами. – Но я же знаю, код пишете не вы. Если сдадите тех, кто это делает, пойдёте только за соучастие и незаконную деятельность с искусственной комой. Учитывая, что ваши пациенты подписывали согласие, отделаетесь сроком до пяти лет. Не сдадите – все перепрошивки повесим на вас, отдуваться придётся одной. А нейрохакеров ваших рано или поздно всё равно поймаем.
Гейт задумалась. Поболтала ногой, тяжело вздохнула.
– Помните, тринадцать лет назад похитили некоего губернатора? – спросила она. – За него ещё выкуп требовали. А когда заплатили, и губернатор вернулся к работе, его политика в корне переменилась. Помните все эти законы о защите стариков? Тех бесполезных стариков, которых до этого тот же губер предлагал вывозить из городов, едва ли не выкидывать в помойные ямы, чтобы не расходовать на них ценные ресурсы?
– Помню, – следователь насторожился. – Но тогда его вдоль и поперёк просканировали, и факт допрошивок не подтвердился.
– Ах, то есть это он сам вдруг опомнился? Просветление в плену словил и начал грешки свои искупать? – Гейт саркастически хмыкнула. – Вы серьёзно в это верите?
– У нас нет никаких доказательств, чтобы думать иначе.
– А если я вам их предоставлю? Если скажу, что знаю человека, способного на бесшовную допрошивку? И это не свист! Потому что я сама погружала того губернатора в кому, чтобы некий маленький гений вправил ему мозги. Если помогу поймать его? Хотя он, как колобок, не раз уходил и от дедки, и от бабки, и от ваших вислоухих фараонов. Дам вам чёткую наводку, составлю фоторобот, и останется лишь подвазелинить кому надо и ждать, когда они сообщат, что колобок прикатился на пенёк? Тогда проведёте меня только за соучастие?
Со следователя слетел весь сон. Черты его лица заострились, мышцы напряглись, как у пса, почуявшего след.
– Ему кто-то заказал эту допрошивку? – спросил он.
– Нет.
– Но зачем нейрохакеру законы о защите стариков?
– Личные причины, – хмыкнула Гейт. – Считайте это запоздалой местью. Этот ваш губер ведь почти всё своё состояние на стариковскую программу бахнул. Приюты-обеды, все дела…
Следователь немного помолчал, повертел в заусенчатых пальцах шариковую ручку.
